КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Возникновение капитализма и новое понимание справедливостиОчень часто капитализм трактуется как рыночная экономика плюс частная собственность (что напоминает ленинский лозунг 1920-х годов «Коммунизм равняется советская власть плюс электрификация», на что Троцкий замечал: «Не электрификация, а электрофикция!»). Вот, например, одно такое определение: «Два ключевых института определяют капитализм: частная собственность и рыночный обмен» [18]. В средневековых городах царила рыночная экономика (у них просто не было другой), там вполне прижилась частная собственность (другой собственности — общинной или феодальной — тоже не было, правда, была еще муниципальная), но они были совсем далеки от капитализма. Для капитализма мало будет только частной собственности и рыночного обмена — в социологическом смысле частная собственность должна стать продолжением частного интереса, который может совпадать или не совпадать с общественным, для чего необходимо признание обществом возможности такого отличного от общего индивидуального интереса и признание прав индивида быть другим. Для этого и вся система права должна стать реститутивной в противовес репрессивной (по выражению Дюркгейма). А рынок тогда все еще был публичным, а не частным институтом, и «многообразный средневековый коллективизм» все еще не отпускал индивида «на свободу». Да и частная собственность должна была дождаться коммодификации труда — для капитализма необходимо не только наличие капитала как средств производства, но и свободной (в смысле не прикрепленной ни к чему — ни к земле, ни к общине, ни к патриархальной семье) наемной рабочей силы. Для этого надо было как-то «расчленить» крестьянское общество, ведь процент городского населения был ничтожно мал. В Англии, например, этому способствовал процесс «огораживания», когда, по злому и ироничному выражению Маркса, «овцы съели людей», только так и появился английский наемный рабочий. Кроме того, в игру капитализма должна была включиться еще одна социальная фигура — капиталист, или сначала посредник {middleman), т.е. самый простой предприниматель, который первоначально избавлял крестьянина от присутствия на рынке, он просто выкупал (часто вперед, на свой риск) урожай и продавал его торговцам на городском рынке. Это посредничество в почти чистом денежном виде (без примесей всякого материального) приносило денежную прибыль. Но, конечно, этим первым предпринимателям было далеко до особой «денежной касты» — менял, сидевших на скамейках (banco) и конвертирующих многообразные по виду и весу средневековые валюты (кстати, «долларом» Средневековья был безант — византийский золотой солид). При определенных условиях предпринимательская или банковская прибыль могла превратиться в капитал: деньги нельзя было тратить — это понятно, но вот что еще важно — их не должны были и отнять. Процесс накопления (в поколениях семей деньги должны были оставаться) мог начаться благодаря двум условиям: во-первых, надо было победить непоколебимую убежденность средневековых людей перед смертью все богатство передавать церкви (в надежде на ее посредничество между ними и высшими силами); во-вторых, должны сложиться такие общественные институты, которые противодействовали бы реквизиции или экспроприации собственности (т.е. институт частной собственности должен еще предполагать передачу по наследству этой собственности, а для этого она должна считаться справедливым приобретением — и не только гражданами, но и государственной властью). И наконец, для возникновения и закрепления капитализма должно было появиться государство в лице политической и административной власти, которое будет создавать, продвигать и защищать капитализм. Капитализм, по моему глубокому убеждению, не заканчивается
ГЛАВА 2. СПРАВЕДЛИВОСТЬ ОБЩЕСТВА 2,4. Возникновение капитализма и новое понимание справедливости
государственно-монополистическим капитализмом, а начинается тог да, когда государство устанавливает монополии и само становится самым крупным капиталистом. Так и происходило не просто в средневековых городах, а именно в городах-государствах. Венеции, Генуе и Флоренции. «Потребовалось, чтобы Венеция выковала свои институты — фискальные, финансовые, денежные, административные, политические — и чтобы ее богатые люди ("капиталисты", по мнению Дж. Гракко) завладели властью сразу же после правления последнего самодержавного дожа Витале Ми-кьеля (1172 г.). Только тогда выявились очертания венецианского величия, ...в Венеции установилась система, которая с первых же своих шагов поставила все проблемы отношений между Капиталом, Трудом и Государством, отношений, которые слово "капитализм" будет заключать в себе все больше и больше в ходе своей длительной последующей эволюции», — пишет Фернан Бродель [19]. Вот только один пример капиталистической деятельности самой Светлейшей республики — ежегодно государство сдавало в наем свои корабли, и таким образом частные лица использовали для получения прибыли орудия, созданные государственным сектором. Да и сами корабли выступали изначально как «капиталистические предприятия» — корабль делился на 24 карата, каждый предприниматель имел некоторое число этих акций, таким способом распределялись риски: если корабль погибал от бури или попадал к пиратам, то предприниматель терял только свою долю в предприятии, а прибыль от других вложений перекрывала убытки. Так появляется акционерное предприятие — капитал теперь представляет собой особые деньги, это деньги предприятия, не относящиеся к частному доходу (на который содержали дом, семью и хозяйство). Так экономическая система начинает дифференцироваться — домашнее хозяйство отделяется от бизнеса (что было вряд ли возможно в цеховом ремесленном предприятии, где производство, дом и лавка — все было в одном). Венецианские цехи (Arti) в отличие от традиционных цехов в средневековом городе к управлению государством доступа не имели. Очень скоро государство в Венеции, организованное по капиталистическому принципу, приобрело денежную силу, сопоставимую с силой громадных по территории европейских государств (Франции, Англии, Испании), — бюджет Венеции в начале XV в. занимал первое место среди бюджетов Европы, при том что ее население было, как минимум, в 10 раз меньше населения европейских государств. Поэтому и заработки в Венеции были велики, даже «мелкоте доставались кро- хи от капиталистической добычи» [20]. Тем не менее капитализм с самого начла основывался на эксплуатации бедных богатыми — в Венеции это был «морской пролетариат» (матросы, грузчики, перевозчики и т.д.). Богатые в Венеции были богаче, чем в других странах, а бедные — как везде (еще в большей степени разница между богатыми и бедными проявится в следующей капиталистической столице — Амстердаме: русские моряки в начале XVIII столетия, очарованные этим богатством, бежали на голландские корабли в надежде подзаработать, но вскоре возвращались обратно, не выдержав условий жизни, — питание было одноразовым и очень скудным). Эти города-государства, особенно Венеция и Генуя, тотчас создают небольшие, скромные по размеру, но все же империи, организованные по принципу «tradingposts Empire» — цепи торговых пунктов, образующих «длинную капиталистическую антенну» (по выражению Бро-деля). В этом плане Бродель выступает против ленинской идеи «империализма как высшей стадии капитализма», наоборот, доказывает он, капитализм как раз начинается с империализма. Особенно преуспела Генуя — именно ей принадлежит первенство открытия плавания через Гибралтар (от знаменитого мавра Гибр-ал-Тарика) во Фландрию, до сих пор стоит в Стамбуле Генуэзская башня, символизирующая могущество Генуи в Константинополе Палеологов (генуэзский район даже жил по своим законам, не подчиняясь императору). Вот генуэзские колонии в Северном Причерноморье — сначала Кафа (современная Феодосия, ставшая позже центром колоний), в 1357 г. генуэзцы захватили Чембало (Балаклаву), в 1365 г. — Солдайю (Судак). Затем возникли новые колонии генуэзцев: Боспоро (на месте современной Керчи), Тана (в устье Дона). Генуэзцы поддерживали отношения с татарскими ханами, которые формально являлись верховными владетелями территорий колоний, но предоставляли им полное самоуправление, сохраняя власть лишь над подданными ханов. Интересно влияние генуэзской империи на Россию — в 1380 г. генуэзская пехота участвовала на стороне Мамая в Куликовской битве, а вот «наше все» — водка, оказывается, изначально называлась «генуэзской водкой», а генуэзские «империалисты» заимствовали технологию перегонки еще раньше у арабов Сицилии и Кордобы. Все эти экономические новшества в итальянских городах-государствах безусловно приводили к изменению общественного сознания: в качестве примера Бродель приводит знаменитую торжественную речь дожа Мочениго, произнесенную в 1423 г. Перед смертью старый дож предпринял отчаянное усилие, чтобы преградить путь сто- ГЛАВА 2. СПРАВЕДЛИВОСТЬ ОБЩЕСТВА 2.4. Возникновение капитализма и новое понимание справедливости
роннику военных решений Франческо Фоскари, он объяснял тем, кто его слушал, преимущества мира перед войной ради сохранения богатства государства и частных лиц. «Если вы изберете Фоскари, — говорил он, — вы вскоре окажетесь в состоянии войны. Тот, у кого будет 10 тыс. дукатов, окажется всего с одной тысячей; тот, у кого будет десять домов, останется лишь с одним; имеющий десять одежд останется всего с одной; имеющий десять юбок или штанов и рубашек с трудом сохранит одну, и таким же образом будет со всем прочим...». Напротив, если сохранится мир, «ежели последуете вы моему совету, то увидите, что будете господами золота христиан». И все же это язык, вызывающий удивление. Он предполагает, что люди того времени в Венеции могли понять, что сберечь свои дукаты, свои дома и свои штаны — это путь к истинному могуществу; что торговым оборотом, а не оружием, можно сделаться «господами золота христиан», или, что то же самое, «всей европейской экономики» [21]. Вот действительное моральное новшество — капитализм выступает против войны! Господство, оказывается, можно приобрести экономически — мирным путем, это новость, не доступная для понимания в средневековом мире рыцарей и баронов. Терпимость — также новая черта морального сознания справедливости (мультикультурализма) того времени: на площади Сан-Марко в Венеции можно было спокойно встретить людей в турецких тюрбанах или арабской одежде, и ни у кого их облик не вызывал раздражения. Еще большей терпимостью отличался центр мира XVII-XVIII столетий Амстердам: терпимость заключалась в том, чтобы принимать людей такими, какие они есть, — это были многочисленные беженцы, спасающиеся от европейских религиозных войн, сефарды (евреи, изгнанные из Португалии и Испании) и другие политические иммигранты. В Амстердаме утвердилась, сделалась правилом «свобода совести», т.е. свобода веры. В путеводителе по Амстердаму за 1701 г. говорится: «Все народы мира могут там служить Богу по велению сердца и сообразно своей совести, и хоть господствующая религия — реформаторская, каждый волен жить в той вере, которую исповедует...» [22]. Вот взгляды голландского философа Бенедикта (Баруха) Спинозы, происходившего из семьи португальских сефардов, на справедливость как свободу и терпимость, выраженные в предисловии к его «Богословско-политическому трактату» (1670): «.. .так как склад ума у людей весьма разнообразен и один лучше успокаивается на одних, другой — на других мнениях и что одного побуждает к благоговению, то в другом вызывает смех, то из этого... я заключаю, что каждому должна быть предоставлена свобода его суждения и власть (potestas) толковать основы веры по своему разумению и что только по делам должно судить о вере каждого, благочестива она или нечестива. В этом случае, следовательно, все будут в состоянии повиноваться Богу свободно и от всей души, и будут цениться у всех только справедливость и любовь. Указав этим на свободу, которую божественный закон откровения предоставляет каждому, я ... показываю, что эта самая свобода, не нарушающая спокойствия в государстве и права верховной власти, может и даже должна быть допущена и что она не может быть отнята без большой опасности для мира и без большого вреда для всего государства». И еще из его «Этики» (1677): «Ненависть никогда не может быть хороша». Примерно так же высказывался немного позднее и Джон Локк I! «Letterfor Toleration» (1686): «Терпимость по отношению к тем, кто в религиозных вопросах придерживается других взглядов, настолько согласуется с Евангелием и разумом, что слепота людей, не видящих при столь ясном свете, представляется чем-то чудовищным». И вот уж совсем немыслимое в Средние века утверждение: «...церковь есть свободное сообщество людей, добровольно объединяющихся, чтобы сообща почитать бога так, как это, по их убеждению, будет ему угодно и принесет им спасение души» [23]. Но мы не будем идеализировать ранний капитализм и его справедливость как свободу: там, где можно, морская торговля шла рука об руку с пиратством (любой торговый корабль имел пушки на борту и должен был сам себя защищать), мирные торговые отношения, если было надо и выгодно, заканчивались военным походом; свобода одних приводила к заново изобретенному рабству других. Зарождавшийся капитализм требовал свободных рабочих рук, но откуда их взять? Тогда в дело пошли «несвободные»: особенно преуспели в капиталистической работорговле португальцы, которые по соглашению с испанцами 1479 г. получили монополию на торговлю в Экваториальной (тропической, как тогда говорили) Африке. После открытия и завоевания Америки очень скоро выяснилось, что американские индейцы совсем не приспособлены для работы на испанских и португальских сахарных и табачных плантациях в Las Americas (они убегали, или болели, или умирали, или предпочитали самоубийство, но толку для предприятия от них не было), а вот черные невольники вполне соответствовали требованиям зарождающегося капитализма. Тогда португальцы и организовали торговлю «по-капиталистически»: в Африку везли европейские товары; в обмен загружался «человеческий товар», часть погибала при пересечении Атлантики, но, как говорится, пусть выживут сильнейшие; обратно в Лиссабон транспортировались табак, сахар, какао и ' 119 ГЛАВА 2. СПРАВЕДЛИВОСТЬ ОБЩЕСТВА 2.4. Возникновение капитализма и новое понимание справедливости
другие колониальные товары. Еще в 1444 г. португалец Диниш Диас достиг Дакара, откуда доставил в Лиссабон первую партию рабов, а к середине XVI в. каждый десятый житель Лиссабона уже имел африканское происхождение, по некоторым данным, португальцы вывезли из Африки в XVII в. 600 тыс. рабов, в XVIII в. — 2 млн, в XIX в.— 1,2 млн, но старались также англичане (всего ими вывезено 2 млн рабов), испанцы — 1,5 млн, французы — 1,6 млн, голландцы — 1 млн [24]. Надо отдать должное португальцам, они начали работорговлю, они же первыми ее и запретили: 12 февраля 1761 г. по инициативе знаменитого португальского реформатора маркиза де Помбала (центральный район города назван его именем) было принято решение об отмене рабовладения в метрополии и ее индийских колониях (с отменой рабства в своих африканских и американских владениях решили не спешить). 25 марта 1807 г. британский парламент принял «Акт о запрете работорговли» {Abolition of the Slave Trade Act). Капитанов судов, транспортировавших «черный товар», англичане стали штрафовать на огромные суммы, поэтому при малейшем подозрении на контроль «черный товар» теперь просто сбрасывали за борт. Само по себе рабство не было изобретено ни португальцами, ни англичанами, до них потрудились на ниве африканской работорговли арабы, но у них рабовладение не привело к капитализму. Рабство было эффективным и удобным экономическим институтом уже сформировавшегося в Европе капитализма, но каким же неудобным оно оказалось в моральном смысле! То и дело католическая церковь если не требовала освобождать рабов, то взывала к совести христиан (однако все время колебалась, требуя выяснить, был раб, выставленный на продажу, лишен свободы справедливо или несправедливо, не будет ли сделка угрожать жизни, добродетели или католической вере раба), еще хуже с протестантами — уже Бенджамин Франклин называл рабство «надругательством над человеческой природой», а Томас Джефферсон включил пункт об отмене рабства в «Декларацию о независимости Соединенных Штатов». Дальше — больше: аболиционисты вообще довели в США вопрос о рабстве до гражданской войны (в которой погибли за 4 года 680 тыс. человек — больше, чем погибло американцев во Вторую мировую войну). Историк Даглас Норт подчеркивал, что рабство и в XIX в. оставалось весьма эффективным экономическим институтом, но было отменено из-за моральных требований, значит, понятие равенства (справедливости как равенства) теперь расширилось и до представителей другой расы. Капитализм требовал нового общественного сознания и морального понимания справедливости, и протестантизм был тем ответом (как считал Вернер Зомбарт), которого так ждал зародившийся в городском пространстве капитализм. Кальвин был одним из тех, кто доказывал, что мирская жизнь так же важна, как и духовная, — в мирской жизни человек выполняет свой долг перед Богом, поэтому в моральном плане мирская жизнь была приравнена к духовной. Кальвина упрекали, критикуя его догмат предопределения, что если Бог заранее всех разделил на избранных к спасению и избранных к смерти, то он несправедлив. На что Кальвин отвечал, что Бог и есть справедливость, а если нам это деление кажется несправедливым, то надо пересмотреть свое представление о справедливости. Бог абсолютно справедлив, но воля его непостижима для нас. Вот так протестантизм отвел справедливости Бога место в трансцендентном мире, а в человеческом мире действуют моральный закон и человеческая справедливость. Результатом стало то, что о божественной справедливости вскоре предпочтут вообще не говорить. Таким образом, в протестантизме все более разделяется божественная и человеческая справедливость. Результат человеческого труда (если получен честно) — это и есть справедливое вознаграждение, ведь Бог вознаграждает не только после смерти, но и при жизни. Как следствие у протестантов изменяется отношение к достатку, деньгам, богатству — они оправданны, если получены справедливо. В протестантских обществах начинает цениться «self-made man» — человек, всего добившийся сам, своим трудом. Это уже новый критерий справедливого неравенства — труд, а не происхождение или знатность, является источником богатства; если человек добивается богатства своим трудом (а не просто является богатым наследником), то это справедливый результат, если же у бездельника ничего нет, то он сам и виноват в этом. Отсюда знаменитое требование справедливости капиталистического общества: равенство шансов и неравенство результатов. В итоге протестантизм привел, как указывал Вебер, совсем к иному по сравнению с тем, чего добивался: выдвигая требование морального очищения христианской религии, приравнивая материальное (мирское) и духовное, протестантизм способствовал тому, что именно мирское стало неким панцирем, через который ничто духовное уже не могло пробиться в душу людей. (Ницше, критически относившийся к немецкому протестантизму, точно подметил: «...Сколько пива в протестантском христианстве!») Так, требуя усовершенствования религии, протестантизм способствовал снижению в XX в. роли религии в общественной жизни. Религиозные моральные ценности стали казаться далекими от реальной жизни, а справедливость утратила всякий божественный характер. ГЛАВА 2. СПРАВЕДЛИВОСТЬ ОБЩЕСТВА 2.5, Век Просвещения: рационализация справедливости
Города-государства с их рано сформировавшимся капитализмом и рыночной экономикой повлияли на изменение общественного сознания и способствовали модернизации представлений о справедливости. Но города-государства не стали моделью капиталистических государств. Капитализм проявил себя в больших национальных государствах, и их предшественниками были государства абсолютных или конституционных монархий.
|