Тактика допроса в бесконфликтной ситуации 1 страница

Бесконфликтная ситуация допроса характеризуется тем, что интересы взаимодействующих сторон — следователя (по установлению истины) и допрашиваемого — объективно не противоречат друг другу: допрашиваемый обладает искомой следователем информацией,

адекватно ее воспринял, желает и может без искажений передать ее следователю; у последнего нет оснований сомневаться в таком намерении допрашиваемого.

В связи с объективным характером этой ситуации тактическая задача следователя при допросе может быть сведена к одному, но весьма существенному положению: не сделать ситуацию допроса конфликтной, не спровоцировать своими действиями, поведением конфликт с допрашиваемым. Дело в том, что успех допроса, как и любого иного вида человеческого общения, зависит не только от объективных, но и от субъективных факторов.

Допрашиваемый должен видеть и чувствовать внимание следователя, его искреннюю заинтересованность не только в показаниях, но и в нем самом, чувствовать уважение следователя к человеческому достоинству допрашиваемого безотносительно к тому, является ли он свидетелем, потерпевшим, подозреваемым или обвиняемым.

Необдуманная форма вызова лица на допрос, оказавшаяся неприятной или нежелательной для допрашиваемого, длительное ожидание «под дверями» начала допроса, торопливость самого допроса, переговоры следователя с коллегами или по телефону в ходе допроса на темы, явно не относящиеся к служебным делам, даже внешний вид следователя — все может нарушить бесконфликтный характер допроса, привести к изменению психологического настроя допрашиваемого на дачу полных и объективных объяснений. Следователь (вновь повторим это аксиоматичное, но далеко не всегда соблюдаемое положение) должен отчетливо представлять себе, что если для него допрос — это обычная, каждодневная работа, то для допрашиваемого вызов к следователю — не только нечастое, но, может быть, экстраординарное, исключительное событие, первое и единственное в жизни.

Особенно нетерпимыми и, как следствие, влекущими обострение ситуации допроса являются грубость и фамильярность следователя по отношению к допрашиваемому, его нечуткость, невнимание к человеческой судьбе и достоинству допрашиваемого, нескрываемое неумение и нежелание понять его.

Ускова явилась в дежурную часть РОВД и заявила, что несколько минут назад она убила своего сожителя В. Проверкой ее сообщения было установлено, что В. действительно убит в доме Усковой ударом ножа в область сердца.

Следователь К. после осмотра места происшествия допрос доставленной к нему в кабинет Усковой начал со слов: «Ну-ка, расскажи, как ты его замочила?» В ответ Ускова выругалась нецензурными словами и категорически отказалась давать какие-либо показания.

К чести К. — это был молодой следователь — он тут же осознал ошибочность своего поведения, сообщил о случившемся прокурору и попросил передать дело другому следователю. Последнему потребовалось затратить длительное время для установления с Усковой контакта (а точнее, для его возобновления, прерванного грубостью и нечуткостью К.), после чего подозреваемая подробно рассказала о мотивах и обстоятельствах совершенного ею убийства.

§ 4. Тактика допроса в конфликтной ситуации «без строгого соперничества»

Конфликтная ситуация допроса без строгого соперничества складывается тогда, когда между интересами следователя по получению искомой им информации и интересами допрашиваемого по ее передаче следователю нет принципиальных противоречий. Лицо обладает информацией и желает ее передать, однако могло воспринять ее с непреднамеренными искажениями и (или), также добросовестно заблуждаясь, искажает ее, передавая следователю. Причины этого могут быть различны: от условий наблюдения им события, его роли и места нахождения в момент события, о котором он дает показания, до субъективных психофизиологических особенностей и возможностей этого лица по восприятию, сохранению в памяти и адекватной передаче информации, воображения и т. д. Приведем полуанекдотичный, но, к сожалению, «имевший место» пример из следственной практики.

Н. ехал в трамвае, сидел и слегка подремывал. И вдруг заметит стоящий впереди с авоськой мужчина лезет в карман к соседу. Сонливость с Н. как ветром сдуло. Вцепился изо всех сил в мужчину с авоськой и закричал: «Держи вора!». У ног человека с авоськой нашли бумажник — потерпевший сразу признал его своим.. Так оно и оказалось. а- человек с авоськой — отрицал свою вину как на следствии, так и в суде.

Показания Н. в суде звучали следующим образом: «Еду я, значит, домой. Слегка задремал. Вдруг вилсу: стоит впеереди этот гражданин (жест в сторону подсудимого). В одной руке у него авоська, другой держится за поручень, а свободной рукой лезет в чужой карман.

Суду пришлось скрупулезно выяснять у свидетеля, категорически настаивавшего на своих показаниях, сколько же рук бывает у человека, и какой по счету рукой Б. залез в карман к потерпевшему, пока Н. не воскликнул радостно: «Ну конечно! Я все понял. В карман-то залез совсем другой человек» (Пуронен В. Свидетель обвинения // Милиция. Сентябрь. 1992. С. 39-40).

Когда следователь приходит к выводу, что имеющиеся или возможные ошибки в показаниях допрашиваемого не предопределяются умыслом на искажение искомой им информации, перед ним возникают две тактические задачи: определить возможные причины искажения; оказать помощь допрашиваемому в адекватном воспроизведении им имеющейся у него информации либо в установлении фактов и обстоятельств, достоверно объясняющих, почему допрашиваемый дает не соответствующие действительности, объективно ложные показания.

Для решения первой задачи следователь должен как минимум выяснить у допрашиваемого (и соответственно отразить в протоколе допроса): а) условия наблюдения им обстоятельств, о которых он дает показания: метеоусловия, время события, освещенность места события, расстояние, с которого он его наблюдал, и т. п.; б) роль допрашиваемого в событии, о котором он дает показания: был ли он очевидцем — посторонним наблюдателем, потерпевшим от посягательства, либо лицом, причастным к совершению события, а также его субъективное мнение о том, верно ли он в этой связи воспринял обстоятельства, о которых дает показания; в) его состояние в момент этого события, в частности, не был ли он в это время под воздействием алкоголя, наркотиков или других веществ; как, по его мнению, сказалось или могло сказаться такое состояние на адекватности восприятия им обстоятельств, составляющих предмет допроса; г) не страдает ли он какими-то болезнями и не имеет ли субъективных особенностей, которые могли сказаться на точности и объективности восприятия им обстоятельств, о которых даются показания (как в негативном, так и в позитивном плане), в том числе, не объясняются ли они профессиональными качествами и навыками допрашиваемого

(например, повышенное «чувство» времени, скорости и расстояния у : '• летчиков, шоферов и других профессиональных работников транс-1 порта, зрительная память у художников, повышенная слуховая восприимчивость у музыкантов и т. д.); д) не влияет ли время, прошедшее с момента события, о котором допрашиваемый дает показания, на точность передаваемой им информации.

Выяснив названные и другие диктуемые конкретными обстоятельствами расследуемого дела особенности субъективного восприятия, сохранения и передачи допрашиваемым информации, следователь должен перейти к решению второй тактической задачи допроса в рассматриваемой ситуации. И здесь можно предложить следующие рекомендации.

Если речь идет о возможных ошибках в показаниях, касающихся установления пространственных факторов (скажем, расположения машин, участвовавших в дорожно-транспортном происшествии, расположения на месте происшествия и относительно потерпевшего или друг друга участников группового преступления и т. п.), весьма целесообразным является проведение допроса на месте происшествия. Это приведет к «оживлению» ассоциаций допрашиваемого, к более точному, чем в кабинете, воспроизведению им обстоятельств, составляющих предмет допроса.

Следует тут же заметить, что в целом метод выявления ассоциаций, реализуемый не только названным образом, но и (чаще всего) постановкой допрашиваемому уточняющих вопросов типа: «а почему?», «а что было дальше?» и т. п., в данной ситуации допроса весьма эффективен. Он не только приводит к даче допрашиваемым более точных и полных показаний, но и зачастую объясняет психологическую динамику развития события, его причины, мотивы и поводы.

Показания Жукова о совершенном убийстве в стадии свободного рассказа звучали следующим образом: «Я шел к Никанорову, по пути увидел пьяного, спящего на лавочке. Придя к Никанорову, я ему рассказал об этом пьяном и предложил его ограбить. Никаноров согласился. Мы пошли и стачи обыскивать пьяного. В этот момент он проснулся, стал сопротивляться, и мы его убили» (далее Жуков рассказал об обстоятельствах убийства и сокрытия трупа).

Когда же Жукову был поставлен ряд уточняющих вопросов, направленных на выявление ассоциаций, его показания в ранее приведен-

ной части приобрели следующий вид: «Когда я шел к Никанорову, то увидел по пути спящего на лавочке пьяного. Ничего плохого в отношении него я и не подумал и даже как-то не обратил на него особого внимания. Когда я пришел к Никанорову, мы стали с ним обсуждать, чем бы заняться. Ничего интересного в голову не приходило, да и денег не было ни у меня, ни у Никанорова. Мы стали вспоминать, что вообще делали раньше. Вспомнили в том числе, что как-то обобрали одного пьяного, лежавшего на улице, и взяли у него часы и деньги, около тридцати рублей. И тут я по ассоциации (слова Жукова. — О. Б.) вспомнил о пьяном, которого я видел, идя к Никанорову. Я ему об этом рассказал и предложил повторить наш тот подвиг. Ннканоров согласился. ..»

Как видим, такая тактика допроса не только прояснила психологическую сторону возникновения и развития преступного умысла, но и позволила выявить ранее совершенное Жуковым и Никаноровым преступление.

Если непреднамеренные искажения в показаниях можно объяснить физическим или (и) психическим состоянием допрашиваемого, связанным с его ролью в преступном событии (это в основном касается потерпевшего, но в ряде случаев и лица, совершившего посягательство), то для их устранения, как показывает практика, эффективен повторный допрос. «Придя в себя» спустя некоторое время после происшествия, потерпевший (подозреваемый) может более объективно воспроизвести и оценить событие преступления и его отдельные обстоятельства, уточнить приметы преступника, использованного при нападении оружия, действия каждого нападающего при посягательстве.

Потерпевший Чуркин в своих показаниях тут же после происшествия утверждал, что хорошо рассмотрел в руках напавшего на него грабителя большой блестящий ноле с обоюдоострым лезвием. Так как посягательство было совершено ночью в неосвещенном месте, показания потерпевшего в приведенной части вызывали сомнения.

Будучи в этой связи повторно допрошенным спустя неделю после происшествия, Чуркин действительно уточнил свои показания и объяснил дословно следующее: «В руке у нападающего что-то блеснуло, я «с испугу» решил, что это большой нож. Мне всегда почему-то представлялось, что большие ножи, которые используют грабители, всегда обоюдоострые, и потому в своих первоначальных показаниях я и

сказал, что это был обоюдоострый ноле. Сейчас, успокоившись и все вспомнив, утверждать категорически этого не могу. Что-то блестящее и большое в руке нападающего было, но был ли это нож и какой, я точно сказать не могу».

Когда преступник был установлен, оказачось, что при нападении на Чуркина он держал в руке большой блестящий ключ от гаражного заика.

Эффективным приемом допроса в рассматриваемой ситуации является постановка допрашиваемому так называемых контрольных вопросов, направленных на выяснение фактов, обстоятельств, отдельных их деталей, которые могут подтвердить или опровергнуть объективность показаний по самому существу предмета допроса. Так, достаточно распространена ситуация, когда свидетели добросовестно заблуждаются относительно времени (даты, часа) сообщаемых ими событий, особенно когда допрашиваются спустя длительное время после них. И здесь задача следователя — «привязать» контрольными вопросами сообщаемое время к какому-либо событию, дата и время которого либо точно известны либо, могут быть кем-то или чем-то объективно подтверждены.

Алиби Новых опровергалось показаниями свидетеля Целкова, заявившего, что он видел подозреваемого недалеко от места происшествия в день совершения преступления. На вопрос следователя, почему он запомнил этот день, Целков пояснил, что накануне он снял со сберкнижки большую сумму денег на приобретение мебели, нес их с собой и, увидев Новых, решил к нему не подходить, боясь прогулять с ним деньги, а потому сделал вид, что не заметил его, пошел в магазин и купил мебель.

Осмотром представленных Целковым по требованию следователя сберегательной книжки и товарного чека на мебель было установлено, что эти события — получение денег в сберкассе и приобретение мебели — происходили за неделю до дня совершения преступления.

Старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР В. Париц, вспоминая расследование печально известного «витебского дела», пишет о допущенных ранее по нему недостатках: «Психология свидетелей не учитывалась, их важнейшие показания никак, далее в ходе допроса, контрольными вопросами не проверялись. Например, свидетель называет дату и время встречи с об-

виняемым, совпадающие с предполагаемым временем убийства. И на этих показаниях строится обвинение. Начинаешь повторно допрашивать, расширяешь круг вопросов, выясняешь обстоятельства встречи и выходит ошибка на целую неделю! Человек сам все вспомнит, поставь только нужные вопросы и не клони его к «выгодной» версии. Вспоминаю допрос одной женщины, убежденной, что видела потерпевшую именно в называемый ею день. Попросил ее припомнить весь тот день с утра. Она рассказывает, рассказывает и наконец говорит, что очень тогда спешила. Почему, спрашиваю, спешила? Корову не могла долго подоить свою, потому что дождь шел. Стоп! Проверяю, был ли в тот день дождь. Оказалось, не было!»

Если допрашиваемый затрудняется в описании каких-либо предметов или внешности лица, о которых он дает показания (такие ситуации достаточно широко распространены в связи с определенными психологическими особенностями), то целесообразно оказать ему в этом помощь путем ознакомления допрашиваемого с пособиями и альбомами, где запечатлены аналогичные объекты (холодное и огнестрельное оружие, фотоальбомы и т. п.).

В таких случаях, на наш взгляд, соответствующая часть показаний допрашиваемого может приобрести примерно такой вид: «Описать нож, которым мне угрожал преступник, я затрудняюсь. Однако, осмотрев сейчас по вашему предложению книгу (Тихонов Е. Н. Криминалистическая экспертиза холодного оружия. Барнаул, 1987), в которой изображены различные образцы холодного оружия, думаю, что этот нож был по конфигурации очень похож на нож, изображенный на с. 196 (рис. 62, № 2), где он именуется «сувенирный нож, по конструкции близкий к охотничьим», только значительно больших размеров».

Весьма важным является выяснение того, что допрашиваемый имеет в виду под тем или иным употребляемым им словом, термином, понятием. К слову сказать, в Уставе уголовного судопроизводства России содержались такие, имеющие отношение к сформулированной рекомендации положения: «Показания обвиняемого записываются в первом лице, собственными его словами, без всяких изменений, пропусков и прибавлений. Слова и выражения простонародные, местные и не совсем понятные объясняются в скобках» (ст. 409).

Особое значение выполнение этой рекомендации приобретает при допросе малолетних потерпевших и свидетелей, которые зачастую

вкладывают в отдельные слова и понятия совершенно иной смысл, чем обычно им придается.

В одной из работ по тактике допроса приводится следующий пример. Малолетняя потерпевшая рассказала, что у лица, совершившего на нее посягательство, на руке был «нарисован» (вытатуирован. — О. Б.) тигр. На руке Н., изобличенного позднее в совершении этого преступления, была татуировка... танка. Для выяснения возникшего в этой связи противоречия при повторном допросе следователь показал девочке фотографию татуировки с руки Н. и попросил сказать, что изображено на снимке. Девочка ответила, что это «тигр» — так ей объяснил отец. Отец девочки подтвердил на допросе, что когда он водил дочь на площадь, где была выставлена трофейная военная техника, он показал ей на танк и объяснил, что этот танк — «тигр».

И наконец, если есть основания полагать, что непреднамеренные искажения допрашиваемым искомой следователем информации обусловлены некими аномалиями свойств восприятия, имеющимися у этого лица, то их наличие следует сначала выявить в ходе допроса, а иногда и других специально на то направленных действий (если имеющаяся аномалия не осознается или почему-то скрывается допрашиваемым), а затем обосновать объективными, чаще всего медицинскими исследованиями.

Свидетель не отрицал, что находился рядом с убийцей, и тем не менее утверждал, что не видел, как и чем преступник нанес удар потерпевшему. Следователь предположил, что допрашиваемый что-то скрывает, решил прекратить допрос и перенести его на другое время (иными словами, счел, что ситуация допроса приобрела остроконфликтный характер и потому требует других тактических средств). Однако, когда допрашиваемый читал протокол допроса, следователь обратил внимание на то, что держит он его очень близко к глазам. Он поинтересовался, как у свидетеля со зрением; тот рассказал, что он сильно близорук, но очки носить стесняется. Наличие близорукости свидетеля затем было подтверждено медицинским освидетельствованием, что и разъяснило объективно причину данных им показаний.

Свидетель показал, что автомашина, скрывшаяся с места происшествия, была желтого цвета. Эти показания противоречили результатам осмотра места происшествия, при котором на одежде потерпевшего были обнаружены частицы краски красного цвета. Пред-

положив, что свидетель не имеет умысла на искажение информации и описание цвета машины ошибочно в связи с возможно имеющимся у допрашиваемого дальтонизмом, следователь предложил свидетелю назвать цвета различных предметов, находящихся на его столе (среди них имелся телефон красного цвета). Указав на телефон, свидетель заявил, что цвет его — желтый. Факт наличия у допрашиваемого дальтонизма был затем подтвержден и заключением окулиста.

§ 5. Тактика допроса в конфликтной ситуации «со строгим соперничеством»

Тактика допроса в конфликтной ситуации «со строгим соперничеством» наиболее сложна. Здесь интересы взаимодействующих лиц строго противоположны: допрашиваемый, как это вытекает из материалов дела, либо с той или иной достаточно высокой степенью вероятности, предполагается следователем в результате проведенной диагностики его информационного состояния, умышленно скрывает или искажает имеющуюся у него искомую, необходимую для полноты и объективности расследования информацию.

В этой ситуации следователю требуется приложить все свои умения, использовать разнообразные допустимые средства (приемы, их комбинации) своего тактического арсенала для достижения основной тактической цели допроса — воздействия на допрашиваемого для получения в результате этого полных и объективных показаний об известных ему, но умышленно скрываемых или искажаемых обстоятельствах расследуемого преступления.

Вопрос о формах и методах воздействия на личность в условиях уголовного судопроизводства и о допустимости в целом такого воздействия весьма сложен и остродискуссионен (диаметрально противоположные позиции по этому вопросу занимают, с одной стороны, Р. С. Белкин, И. Е. Быховский, А. Р. Ратинов, автор настоящей работы и другие криминалисты, с другой — М. С. Строгович, И. Ф. Пантелеев, С. Г. Любичев и др.).

В первую очередь эта проблема касается именно тактики допроса в строго конфликтной ситуации. И в этой связи нам представляется необходимым рассмотрению конкретных приемов воздействия на доп-

рашиваемого в рассматриваемой ситуации предпослать несколько слов о сущности, целях и формах воздействия на личность.

В процессе многовековой социальной практики выкристаллизовались два основных метода воздействия на личность — убеждение и принуждение. Эти же методы воздействия — убеждение, как первостепенный и основной, и принуждение, как подчиненный и факультативный, — лежат в основе всех тактических и процессуальных средств при расследовании преступлений (наиболее характерно их сочетание проявляется, в частности, при производстве такого следственного действия, как обыск). Сразу отметим, что цель любого воздействия, как убеждения, так и принуждения, применительно к тактике следственных действий едина: изменение допрашиваемым, подвергающимся воздействию,.своего поведения и (или) отношения к имеющейся у него искомой следователем информации — от ее сокрытия или искажения к -объективной и полной передаче.

Убеждение как метод воздействия на личность состоит в передаче нравственных, интеллектуальных, эмоциональных и других представлений от одного лица к другому с целью изменения мотивов, которыми лицо, подвергающееся воздействию, руководствуется в своей деятельности. Убеждение имеет весьма сложную структуру; выступая как метод внешнего воздействия на поведение лица через его внутренние побуждения, оно создает мотивы свободного и осознанного определения человеком характера своих поступков и поведения в целом.

Убеждение допрашиваемого в необходимости изменения им избранной линии поведения относительно искомой информации может осуществляться в различных формах и различными приемами (и их комбинациями), отдельные из которых мы рассмотрим чуть ниже. Однако все они направлены не только на то, чтобы допрашиваемый дал правдивые показания, но — и это главное! — на то, чтобы их дача под воздействием убеждения осознанно представлялась допрашиваемому в сложившейся ситуации общения единственно верной, отвечающей его интересам линией поведения. Иными словами, допрашиваемый, изменяя свое поведение под воздействием убеждения, сознает и отчетливо представляет себе, что в создавшейся ситуации передача им следователю искомой информации, в бессмысленности или несостоятельности сокрытия или искажения которой он убедился, необходима в его интересах или, как минимум, желательна по определенным рациональным

217 •

или эмоциональным мотивам (а чаще всего — по совокупности этих мотивов).

Сущность метода принуждения противоположна убеждению. Она состоит в том, что стоящая перед воздействием цель (единая, как сказано, и для убеждения, и для принуждения) достигается (или делается попытка ее достижения) помимо свободного и осознанного желания допрашиваемого лица. Думается, именно этот признак является наиболее существенным, отличающим принуждение от убеждения при допросе в конфликтной ситуации. Естественно, что здесь мы имеем в виду не физическое, однозначно и категорически запрещенное принуждение, а принуждение моральное и психическое. Под моральным принуждением мы понимаем создание таких условий, когда в связи с занимаемой допрашиваемым позицией в допросе — сокрытием искомой следователем информации — может последовать нежелательное для него изменение мнения о нем со стороны отдельных лиц, групп, общественного мнения в целом. Под психическим принуждением при допросе, также, на наш взгляд, допустимым, мы понимаем средства (главным образом вербальные) воздействия на лицо, в результате применения которых искомая следователем информация выдается допрашиваемым без свободного и осознанного желания или без осознания ее значимости для своих интересов, которые в этой ситуации и состоят в ее сокрытии от следователя (или умышленном ее искажении).

Выбор следователем видов и форм воздействия и конкретных приемов его осуществления при допросе зависит от многих факторов. В число их входят: степень адекватности осознания следственной ситуации; количество и качество имеющейся в распоряжении следователя информации относительно предмета допроса, личности допрашиваемого, конфликтующего со следователем; сфера психики допрашиваемого, рациональная или эмоциональная, на которую рассчитано воздействие (иными словами, является ли оно логическим или эмоциональным). Говоря о последнем факторе, следует отметить, что строгое выделение той или иной сферы психики допрашиваемого, на которую предполагается воздействовать средствами и приемами убеждения, невозможно, ибо по своей структуре убеждение всегда имеет две стороны: интеллектуальную и эмоциональную, и существует только при их неразрывном единстве. И тем не менее, одни приемы убеждения в

основе своей «апеллируют» к логике допрашиваемого, к его рассудку, другие — к его эмоциям.

Понимая невозможность рассмотрения даже большинства реализуемых на практике средств и приемов убеждения при допросе (и уж ни в коем случае не претендуя на освещение всех известных нам из этого арсенала), остановимся лишь на отдельных из них, которые представляются нам либо наиболее значимыми для многих типовых ситуаций при конфликтном взаимодействии при допросе, либо дискуссионными и неоднозначно оцениваемыми в криминалистической литературе.

Основным принципом применения средств убеждения для предупреждения и разрешения конфликтных ситуаций при допросе является неукоснительное выполнение следователем требований, изложенных в ст. 6, 7, 9-11 УПК и др. Именно полнота, всесторонность и объективность выяснения всех обстоятельств, составляющих предмет допроса, соблюдения при этом всех прав и законных интересов допрашиваемых во многих случаях предупреждает саму возможность возникновения конфликтов, а также служит удовлетворительным и достаточным средством разрешения возникшей конфликтной ситуации допроса. В тактическом отношении важно не только то, чтобы допрос велся объективно, чтобы в ходе его выявлялись как уличающие, так и оправдывающие, как отягчающие, так и смягчающие вину обвиняемого обстоятельства, но и то, чтобы характер допроса (предельная объективность) был нагляден и именно так осознавался допрашиваемым.

Во многом из этих положений вытекает один из наиболее распространенных приемов убеждения допрашиваемого. Мы имеем в виду убеждение конфликтующего со следователем допрашиваемого путем разъяснения ему обстоятельств, которые согласно уголовному законодательству признаются в качестве смягчающих ответственность (ст. 61 УК). Как верно рекомендуется в литературе, используя этот прием убеждения, недостаточно просто сослаться на норму УК, а надо предоставить допрашиваемому возможность самому ознакомиться с соответствующей статьей и разъяснить содержание каждого ее пункта, иллюстрируя это известными следователю примерами того, как отдельные из указанных в статье обстоятельств учитывались судом при назначении наказания.

На практике реализация этого приема убеждения обычно состоит в тщательном разборе следователем каждого из обстоятельств, перечис-

ленных в ст. 61 УК, и «примеривании» его к данному допрашиваемому. При этом последнему разъясняется, какие из них и при каких условиях могут быть к нему применены, а также то, что признание таких обстоятельств в качестве смягчающих для суда обязательно. Рациональным является и ознакомление допрашиваемого с копиями приговоров, в которых суд при назначении осужденному достаточно мягкого наказания, ссылался именно на наличие определенных смягчающих обстоятельств.

В этих же целях, с учетом конкретной ситуации и данных о личности допрашиваемого рациональным является разъяснение ему возможности смягчения наказания не только в порядке ст. 62, но и ст. 64 и 65 УК, освобождения от уголовной ответственности в соответствии со ст. 15—11 УК, а также сущность уголовно-процессуальной новеллы, сформулированной в ст. 314, 316 УПК.

Как видим, этот прием из арсенала убеждения рассчитан на изменение мотивов поведения допрашиваемого в конфликтной ситуации в основном по рациональным побуждениям, в надежде на смягчение ответственности за совершенное преступление.

Широко используемым в криминалистической практике приемом убеждения, также рассчитанным на воздействие на интеллектуальную сферу психики допрашиваемого, является обращение к имеющимся доказательствам и установленным обстоятельствам совершения преступления. Проблемы использования доказательств для убеждения допрашиваемого в рациональности и необходимости для него изменения своего поведения и отношения к искомой следователем информации в конфликте при расследовании различных видов и категорий преступлений и тактика предъявления доказательств при допросе достаточно полно, обстоятельно и в различных аспектах исследованы в процессуальной и криминалистической литературе последних лет (см., напр.: Соловьев А. Б. Использование доказательств при допросе на предварительном следствии. М., 2001). Это позволяет нам ограничиться изложением лишь двух, имеющих, на наш взгляд, принципиальный характер рекомендаций по использованию доказательств под углом рассматриваемой темы.

1. Предъявлять доказательство следует после того, как лицо допрошено по всем обстоятельствам, связанным с этим доказательством. При этом допрос по названным обстоятельствам должен производиться

I

так, чтобы допрашиваемый в дальнейшем при предъявлении известного следователю факта не мог опорочить его доказательственную силу.

2. Предъявлять доказательства в зависимости от следственной ситуации и личности допрашиваемого: либо в их совокупности с нарастающим итогом — от «меньшего» доказательства к «большему», либо предъявлять отдельные доказательства с постепенным введением новых при последующих допросах.