Типология межличностного взаимодействия Бейлса

Наряду с выделением двух полярностей в межличностном взаимодействии в соци­альной психологии существуют поиски и иного рода - выделения более частных, элемен­тарных типов взаимодействия, которые могли бы быть использованы в эмпирическом ис­следовании в качестве единицы наблюдения. Одна из наиболее известных попыток такого рода принадлежит Р. Бейлсу, который разработал схему, позволяющую по единому плану регистрировать различные виды взаимодействия в группе. Бейлс фиксировал при помощи метода наблюдения те реальные проявления взаимодействий, которые можно было уви­деть в группе детей, выполняющих некоторую совместную деятельность. Первоначальный список таких видов взаимодействий оказался весьма обширным (насчитывал около 82 на­именований) и потому был непригоден для построения эксперимента. Бейлс свел наблю-

Типология межличностного взаимодействия Бейлса 531

даемые образцы взаимодействии в категории, предположив, что в принципе каждая груп­повая деятельность может быть описана при помощи четырех категорий, в которых зафик­сированы ее проявления: область позитивных эмоций, область негативных эмоций, об­ласть решения проблем и область постановки этих проблем. Тогда все зафиксированные виды взаимодействий были разнесены по четырем рубрикам:

Получившиеся 12 видов взаимодействия были оставлены Бейлсом, с одной сторо­ны, как тот минимум, который необходим для учета всех возможных видов взаимодей­ствия; с другой стороны, как тот максимум, который допустим в эксперименте.

Схема Бейлса получила довольно широкое распространение, несмотря на ряд существенных критических замечаний, высказанных в ее адрес. Самое элементарное воз­ражение состоит в том, что никакого логического обоснования существования именно двенадцати возможных видов не приводится, равным образом как и определения именно четырех (а не трех, пяти и т.д.) категорий. Возникает естественный вопрос: по­чему именно этими двенадцатью характеристиками исчерпываются все возможные виды интеракций? Второе возражение касается того, что в предложенном перечне взаимодей­ствий нет единого основания, по которому они были бы выделены: в списке присутству­ют вперемешку как чисто коммуникативные проявления индивидов (например, выска­зывание мнения), так и непосредственные проявления их в «действиях» (например, от­талкивание другого при выполнении какого-то действия и т.д.). Главный аргумент, не позволяющий придавать этой схеме слишком большого значения, состоит в том, что в ней полностью опущена характеристика содержания общей групповой деятельности, т.е. схвачены лишь формальные моменты взаимодействия.

Здесь мы вновь сталкиваемся с острым методологическим вопросом о том, может ли в принципе методика социально-психологического исследования фиксировать содер­жательную сторону деятельности?

В традиционных подходах подразумевается отрицательный ответ. Более того, в из­вестном смысле эта неспособность рассматривается как отличительная особенность со­циальной психологии, т.е. включается в определение предмета этой дисциплины, которая, согласно такой точке зрения, и должна исследовать лишь формы взаимодействий, отве­чать на вопрос «Как?», но не на вопрос «Что?» делается совместно. Отрыв от содержания деятельности получает здесь свою легализацию. Все методики, построенные на основе таких исходных позиций, неизбежно будут апеллировать лишь к формальному аспекту взаимодействий. При отсутствии других методик в определенных границах они могут,

Межличностное взаимодействие 532

естественно, использоваться, но надо помнить, что все они поставляют данные лишь относительно одного компонента взаимодействия — его формы.

Трудность фиксации в эксперименте содержательной стороны взаимодействия породила в истории социальной психологии тенденцию упростить ситуацию анализа и обратиться преимущественно к исследованию взаимодействия в диаде, т.е. к взаимодей­ствию лишь двух людей. Такого рода исследования, проводимые в рамках теории «диади-ческого взаимодействия», являют собой еще один пример того, насколько даже самое тщательное изучение формы процесса мало дает для понимания его сущности.

При изу­чении «диадического взаимодействия», а наиболее подробно оно исследовано американ­скими социальными психологами Дж. Тибо и Г. Келли, используется предложенная на основе математической теории игр «дилемма узника» (Андреева, Богомолова, Петровская, 1978). В эксперименте задается некоторая диада: два узника, находящиеся в заточении и лишенные возможности общаться. Строится матрица, в которой фиксируются возможные стратегии их взаимодействия на допросе, когда каждый будет отвечать, не зная точно, как ведет себя другой. Если принять две крайние возможности их поведения: «сознать­ся» и «не сознаться», то, в принципе, каждый имеет именно эту альтернативу. Однако результат будет различен в зависимости от того, какой из вариантов ответа изберет ка­ждый. Могут сложиться четыре ситуации из комбинаций различных стратегий «узни­ков»: оба сознаются; первый сознается, второй не сознается; второй сознается, а пер­вый — нет; оба не сознаются. Матрица фиксирует эти четыре возможные комбинации. При этом рассчитывается выигрыш, который получится при различных комбинациях этих стратегий для каждого «игрока». Этот выигрыш и является «исходом» в каждой мо­дели игровой ситуации. Применение в этом случае некоторых положений теории игр создает заманчивую перспективу не только описания, но и прогноза поведения каждо­го участника взаимодействия.

Однако сейчас же возникают многочисленные ограничения, которые влечет за собой применение этой методики к анализу реальных ситуаций человеческого взаимодей­ствия. Прежде всего, как известно, в теории игр рассматриваются игры двух типов: с ну­левой суммой и с ненулевой суммой. Первый случай предполагает, что в такой игре вы­игрыш одного точно равен проигрышу другого, т.е. ситуацию, крайне редко встречаю­щуюся в реальном взаимодействии даже двух участников.

Что же касается игр с ненулевой суммой, аналогов которых можно найти зна­чительно больше в реальных проявлениях человеческого взаимодействия, то аппарат их значительно сложнее и степень формализации значительно меньше. Не случайно, что их использование в социально-психологических работах встречается довольно редко. При­меняемый же аппарат игр с нулевой суммой приводит к крайнему обеднению специфики социально-психологического взаимодействия людей. В многочисленных ситуациях взаимо­действия при разработке стратегий своего поведения люди чрезвычайно редко уподобляют­ся узникам из дилеммы. Конечно, нельзя отказать этой методике в том, что в плане фор­мального анализа стратегий взаимодействия она дает определенный материал, во всяком случае позволяет констатировать различные способы построения таких страте­гий. Этим и объясняется возможность применения методики в некоторых специальных исследованиях.

Янчук В.А.

Подход к межличностному взаимодействию в символическом интеракцио-низме.

Значимость интерактивной стороны общения обусловила тот факт, что в истории социальной психологии сложилось целое направление, рассматривающее в качестве взаи­модействие исходного пункта всякого социально-психологического анализа. Это направле­ние связано с именем Джорджа Герберта Мида, который дал направлению и имя — «символический интеракционизм». Выясняя социальную природу человеческого «Я», Мид вслед за В. Джемсом пришел к выводу, что в становлении этого «Я» ре­шающую роль играет взаимодействие. Мид использовал также идею Ч. Кули о так назы­ваемом «зеркальном Я», где личность понимается как сумма психических реакций человека на мнения окружающих. Однако у Мида вопрос решается значительно слож­нее. Становление «Я» происходит действительно в ситуациях взаимодействия, но не потому, что люди есть простые реакции на мнения других, а потому, что в этих ситуациях формируется личность, в них она осознает себя, не просто смотрясь в других, но действуя совместно с ними. Моделью таких ситуаций является игра, которая у Мида выступает в двух формах: play и game. В игре человек выбирает для себя так называемого значимого другого и ориентируется на то, как он воспринимается этим «значимым другим». В соответствии с этим у человека формируется и представление о себе самом, о своем «Я». Вслед за В. Джемсом Мид разделяет это «Я» на два начала (здесь за неимением аде­кватных русских терминов мы сохраняем их английское наименование), «I» и «Me». «I» — это импульсивная творческая сторона «Я», непосредственный ответ на требование ситуации; «Me» - это рефлексия «I», своего рода норма, контролирующая действия «I» от имени других, это усвоение личностью отношений, которые складываются в ситуации взаимодействия и которые требуют сообразовываться с ними. Постоянная рефлексия «I» при помощи «те» необходима для зрелой личности, ибо именно она способствует адекватному восприятию личностью себя самой и своих собственных действий.

Таким образом, центральная мысль интеракционистской концепции состоит в том, что личность формируется во взаимодействии с другими личностями, и механиз­мом этого процесса является установление контроля действий личности теми представ­лениями о ней, которые складываются у окружающих. Несмотря на важность постановки такой проблемы, в теории Мида содержатся существенные просчеты. Главными из них являются два Во-первых, непропорционально большое значение уделяется в этой концепции роли символов. Вся обрисованная выше канва взаимодействия детермини­руется системой символов, т.е. поведение человека в ситуациях взаимодействия в конеч­ном счете обусловлено символической интерпретацией этих ситуаций. Человек предста­ет как существо, обитающее в мире символов, включенное в знаковые ситуации. И хотя в известной степени с этим утверждением можно согласиться, поскольку в определенной мере общество действительно регулирует действия личностей при помощи символов, излишняя категоричность Мида приводит к тому, что вся совокупность социальных отношений, культуры все сводится только к символам. Отсюда вытекает и второй важ­ный просчет концепции символического интеракционизма интерактивный аспект обще­ния здесь вновь отрывается от содержания деятельности, вследствие чего все богатство

Межличностное взаимодействие 534

макросоциальных отношений личности по существу игнорируется. Единственным «представителем» социальных отношений остаются лишь отношения непосредствен­ного взаимодействия. Поскольку символ остается «последней» социальной детерминан-той взаимодействия, для анализа оказывается достаточным лишь описание данного поля взаимодействий без привлечения широких социальных связей, в рамках которых данный акт взаимодействия имеет место. Происходит известное «замыкание» взаимодействия на заданную группу. Конечно, и такой аспект анализа возможен — и для социальной пси­хологии даже заманчив, но он явно недостаточен.

Тем не менее, символический интеракционизм острее многих других теоретиче­ских ориентации социальной психологии поставил вопрос о социальных детерминан­тах взаимодействия, о его роли для формирования личности. Слабость концепции в том, что она по существу не различает в общении двух таких сторон, как обмен ин­формацией и организация совместной деятельности. Не случайно многие приверженцы этой школы употребляют понятие «коммуникация» и «интеракция» как синонимы (См., Шибутани, 1961). Кроме того, концепция Мида вновь останавливается перед тем фак­том, что любые формы, стороны, функции общения могут быть поняты лишь в контек­сте той реальной деятельности, в ходе которой они возникают. Если эта связь общения (или любой его стороны) с деятельностью разрывается, следствием является не­медленный отрыв рассмотрения всех этих процессов от широкого социального фона, на котором они происходят, т.е. отказ от содержательной стороны общения.