Часовому запрещается покидать пост до тех пор, пока он не будет сменён или застрелен

Как излишнее служебное рвение, так и стремление сделать гадость подчиненному до добра не доводит. Грамотный солдат может сам сделать гадость своему излишне ретивому командиру.

В одной из крымских воинских частей служил солдатик из дальних северных краев. Нормальный паренек, только когда надо мог прикинуться натуральным чуркой типа: «моя твоя не понимай». К слову сказать, солдатики вышеуказанной части все очень злы были на начальника строевой части полка капитана Мухрякова. О нем они говорили так: «такое говно, что рядом срать не сядешь». Столь нелестную характеристику капитан заработал, например за то, что днем подкидывал на посты окурки и посылал туда начальника караула, а потом требовал наказать стоявшего в это время на посту часового. Особенно любил он ловить спящих часовых, для чего выходил на проверки тайком, то есть без начальника караула.

На этот раз он ночью подобрался к складу, где стоял в карауле тот самый солдатик.

Шел нудный осенний дождь. Порывистый ветер бросал в лицо холодные капли и раскачивал единственный на угольном складе фонарь. Сполохи его света метались по лужам густой жирной грязи, перемешанной с многолетней угольной пылью и за истекший день тщательно взболтанной колесами грузовиков.

Часовой давно заметил нарушителя. Хитро улыбнувшись, солдат притаился за угольной кучей и ждал, когда «любимый» начальник строевой части зайдет на самую средину самой глубокой лужи, обойти которую просто невозможно.

Капитан, несмотря на собачью погоду, был в восторге: наконец-то он подловит на горячем «слишком умного чукчу» и сейчас поведет раззяву-часового к начальнику караула, а потом сдаст голубчика прямо на гауптвахту, чтобы другим неповадно было спать на посту. Однако в лужу лезть он не жаждал, и поэтому, подойдя к краю, негромко позвал:

- Часово-ой!

Часовой, само собой, не откликнулся.

- Крепко спит, зараза, - злорадно прошипел капитан Мухряков.

Но форсировать лужу его все равно не тянуло - не охота потом отмывать сапоги от этой жирной жижи.

- Надо бы вытащить часового сюда, а уж тут-то я его, голубчика…

Обычно капитан это делал так:

- А дай-ка глянуть, есть ли в магазине патрон, - ехидничал капитан.

После чего карабин брался «на руку» и следовала команда часовому:

- Руки вверх! Кругом! На гауптвахту, шагом марш!

Именно этот сценарий и хотел воплотить в жизнь капитан нынешней ночью.

- Часовой, ко мне! Часовой, твою мать!

А в ответ - тишина.

- Черт бы побрал этого часового, придется лезть в грязь, - просипел капитан и осторожно пошел через необъятную лужу жирной жижи, по-женски подобрав полы шинели.

И вот, когда проверяющий был уже посреди лужи, со стороны склада раздалось грозное:

- Ситой, хито идет?

Капитан от неожиданности чертыхнулся. А в ответ:

- Ситой, стирилять буду!

- С ума спятил, по своим стрелять?! Я капитан Мухряков, начальник строевой!

- Ложись! Стирилять буду! – незамедлительно последовал ответ.

- Да ты что, куда ложись? В лужу?! Свой я! Сдурел что ли?

- Моя твоя не знай! Стирилять буду! Ложись! Стириляю!

Волею-неволею пришлось проверяющему, проклиная тот миг, когда он надумал пойти без начальника караула, а заодно и дурацкую погоду, грязюку и этого дурака часового, ни черта не понимающего по-русски, брякнуться в жирную, обжигающую холодом жижу.

Зловонная жижа мгновенно промочила галифе и потихоньку начала проникать сквозь шинель все ближе и ближе к телу.

Надо было что-то делать. Долго в этой грязюке не протянуть.

- Часовой, а ну позвони начальнику караула, вызови его на пост!

- Моя не понимай! Стирилять буду!

- Вот же чурка! Да позвони же, ишак северный, в караулку! Телефон! Телефон! Чурбан сраный!

- Телефон ёк! Стирилять буду!

- Вот блин, угораздило напороться на идиота!!! А до смены еще почти целый час! Замерзну тут, подохну в этой луже! Вот же понабирали защитничков, мать их! Это же надо так влипнуть! Подохну, как пить дать - подохну!

Мысли горе-инспектора отчаянно метались, но ничего путного в голову не приходило. Отчаявшись, капитан попытался встать. Клацнул затвор и раздался оглушительный выстрел. Капитан в ужасе с головой нырнул в черную вязкую жижу: этот не промахнется, и враз пристрелит, они ведь там охотники - белку в глаз бьют, дьяволы узкоглазые. Дальнейшие переговоры были бесполезны, и капитан Мухряков смирился с судьбой - покорно замерзал в густой холодной жиже…

Через десять минут на звук выстрела, скользя по грязи и чертыхаясь на чем свет стоит, прибежал начальник караула с бодрствующей сменой: караул был поднят в ружье. Дежурный уже доложил о нападении на пост начальнику гарнизона, начальник штаба уже несся на «газике» сквозь промозглую ночь в штаб полка...

Злосчастный проверяльщик общими усилиями был вызволен из лужи и доставлен на негнущихся ногах в штаб полка, где для сугрева получил разнос «с занесением» за вопиющее нарушение «Устава гарнизонной и караульной службы», так как начальник штаба, поднятый среди ночи, просто жаждал «отблагодарить» кого-нибудь за это неземное счастье.

Потом был громкий приказ по части, и каждый в нем получил свое. Часовой, кстати, за хорошую службу получил отпуск на десять суток «с выездом на Родину» и долгое время ходил в героях. Ну а излишне ретивого начальника строевой части перевели куда-то от штаба подальше. Ибо, если человек даже по армейским меркам дурак, то он, как правило, вовсе неизлечим...