Смелость – начало дела, а случай – хозяин конца

Теплый весенний день. Приморский бриз гонит белые барашки волн, крымское солнышко нежно греет и вдруг в Офицерской раздался резкий звонок телефона. Капитан Приходько поднял трубку, и потому как он судорожно сжал её, мичманы поняли - что-то случилось.

Ответив дрожащими губами: «Есть, так точно», капитан аккуратно положил трубку на аппарат. Почесав себя по темени, капитан повернулся и посмотрел на затихших мичманов. Снова почесал темя, и сипло сказал:

- К нам едет комиссия, и мы десять дней без выезда готовим подразделение к их встрече. Проверять будут все. Срок подготовки начинается завтра, но уже сегодня никто домой не едет. Через десять дней к нам приезжает начальник штаба базы, заместитель командира базы по материально-техническому обеспечению и наш командир части. Они будут проверять, как мы приготовили подразделение к проверке комиссии.

И началась подготовка к проверке. Первое, за что взялись, вырубка травы под лопату. Кто служил, тот знает, что это такое. А для тех, кто не служил, поясняю - это полоса чистой земли без единой травинки шириной пять метров по всему периметру территории подразделения. На это очень важное мероприятие как раз и ушло бы десять дней. Но по настоянию мичмана Ильченко эту полосу облили дизтопливом и подожгли, а через полтора часа разгребли граблями и тем самым сэкономили много времени. После этого начали красить все. Подразделение стало преображаться, превращаться в оазис возле водоемов с привозной водой. Десять дней без выезда домой (по военно-морской терминологии – оргпериод) пошли на пользу, доказывая, что объявлявшие его командиры частей были очень умные: десять дней – и все блестит, сверкает свежей краской.

На девятый день произошло чрезвычайное происшествие: в умывальнике из бака потекла вода. Не из кранов, как ей положено течь, а из прогнившей дыры в углу основания бака. А завтра должен приехать командир части – человек пунктуальный, тем более проверка перед проверкой запланирована заранее.

Леонид Григорьевич сел на корточки и ничего не выражающим голосом сказал:

- Делайте, что хотите, но сделайте.

После этого он впал в прострацию. Не трудно догадаться, что его ожидало завтра.

Мичман Ильченко думал. Думал о том, что в степи, на берегу Черного моря, он сварку не найдет, и поговорка о том, что надо прыгать, а не думать, в этом случае не подходила. Поэтому он думал. Думающий мичман – это почти такая же редкость, как и Спиноза или Ломоносов. А вода в это время, тихо журча, вытекала из бака.

Мичман сунул палец под струю и задумчиво смотрел на то, как вода обтекает его.

- Мать твою, зараза! – и палец мичмана воткнулся в дыру из которой вода тут же перестала течь.

- Эврика! – в не себя заорал мичман, и открыл все краны бака умывальника.

Сосуд быстро опустел. Мичман еще раз внимательно посмотрел на дыру и побежал на склад за ацетоном. Протерев принесенным ацетоном дыру, он сбегал в Офицерскую за пластилином. Ощущая себя великим Архимедом в военной форме, мичман замазал дыру пластилином. Вспомнив жизнеописание Сальвадора Дали (этот мичман еще и книги читал!), обмакнул малярную кисть в серебрин, которым был покрашен бак, и с воодушевлением художника смачно два раза мазнул по пластилину - и бак стал как новый, без дыры!

Капитан Приходько, сидевший до этого отрешенным от всего мира как настоящий дзен–буддист, встрепенулся, и ревом наполнилось здание:

- Воду, воду суки в бак не заливать! - Слово «сука» у него было самое страшное ругательство.

Великий и уникальный выход из безвыходного положения за ужином был отпразднован. Каждому мичману было налито по пятьдесят граммов чистого спирта, выдаваемого на протирку аппаратуры и оптики. Леонид Григорьевич «зеленый змей» не употреблял ни в каких его производных, и казенный спирт хранил, как Кощей свое яйцо. Но сегодня - великое событие, можно и «урезать мухе крылья». Что в переводе с капитанского языка означает выпить 50 грамм.

Наступил завтрашний день. Сразу после завтрака капитан Приходько построил личный состав подразделения, дал команду разойтись по вверенным объектам и начал обход этих объектов с мичманами. Капитан проверял то, что сегодня после обеда проверит начальник штаба базы, заместитель командира базы по материально-техническому обеспечению и командир части, а завтра проверит проверяющий из Штаба флота.

- Надо осмотреть подразделение до приезда командования, и убедиться еще раз, что оргпериод прошел не зря, - сказал капитан мичманам перед обходом.

Обойдя всё подразделение, Леонид Григорьевич с мичманами сделали вывод: всё в норме, всё в порядке.

- Но это наша точка зрения, - заявил капитан. - А какой вывод сделает командование? Оно ведь гораздо опытнее и мудрее нас. Оно знает и видит больше, и мыслят проверяющие по-другому, ведь они стоят гораздо выше на служебной лестнице и задачи у них другие поставлены – не сделать, а найти то, что не сделано. Чем выше воинский начальник, тем меньше он делает сам, а больше ищет, что не сделали другие. Указывает на недостатки, ставит сроки их устранения, опять проверяет. Почти как геолог, то есть всю жизнь что-то ищет, но геолог не всегда находит то, что ищет, а проверяющий находит всегда.

Личный состав подразделения остался на своих заведованиях. Капитан и два его подчиненных мичмана, зашли в Офицерскую ждать звонка.

- В вашу сторону выехали, - предупредила знакомая телефонистка из штаба.

Время тянулось медленно, как сырая резина. Нет ничего хуже чем ждать, а ждать начальство еще хуже, чем просто чего-то ждать. Дверь Офицерской открылась без стука, появилось перепуганное лицо дневального.

- Со стороны гарнизона «УАЗик» пылит, - громким шепотом выдохнул матрос.

В то время представителей командования базы и командиров частей боялись даже матросы срочной службы. Чем реже видят командира, тем сильней его боятся. Ходят слухи, что в воинском уставе какой-то страны было сказано: «Командир роты обязан: находиться с личным составом роты не более пятнадцати минут в сутки». Очень умные чиновники составили тот устав, если это действительно правда. Представляете, что должно произойти, если мышке двадцать пять лет подряд каждый день показывать кошку, а потом прекратить показ? Да мышка от счастья и радости умрет от разрыва сердца!

Два мичмана во главе с капитаном выскочили из Офицерской и бегом к главному подъезду, поправляя на ходу выданную государством военную форму. Многие говорили про выдаваемую форму: «Народ дал, пусть народ и смеется», и носили то, что было на складах, не подгоняя под себя. Но сейчас сюда ехал не народ, а выходцы из народа – старшие воинские начальники.

«УАЗик» остановился, двери машины открылись, командование вышло, капитан Приходько дал команду «смирно», и отрапортовал, что за их отсутствие в подразделении происшествий не произошло и что он капитан Приходько.

Последовала команда «вольно».

Капитан ее продублировал, и проверка перед проверкой началась. Обошли, осмотрели, облазили везде, где можно. Вроде бы хорошо, вроде бы и понравилось то, что сделали за десять дней оргпериода, а может и то, что офицер и два мичмана десять дней не были дома. Не суть что, главное что понравилось. Об этом капитан и мичманы судили потому, что приехавшее большое начальство на «вы» не разговаривает: «Всех вас выблядков высушить, всех вас выгнать в течение двадцати четырех часов к бениной маме». Таких слов не было, значит, понравилось, но осталось проверить спальное помещение личного состава и баталерку. Его осматривал заместитель командира базы по материально-техническому обеспечению, взяв с собой мичмана Ильченко - командующего подушками, матрасами, одеялами, простынями и всем, что было одето на моряках. В случае если матрос срочной службы что-то терял, то высчитывали за утерянное со старшины подразделения. Часто случалось так: старшина требовательный, и заставляет матросов честно выполнять воинскую присягу перед Родиной, а матрос, в ответ на это, выкинет половину формы, выданной ему по вещевому аттестату, и у старшины из денежного содержания семьи вычитывают недостачу. Потому что все, что на моряке надето, на старшине подразделения числится.

Спальное помещение личного состава подразделения радовало глаз: чисто, окрашено, одеяла натянуты без единой морщинки, койки стоят ровными рядами, как войска на параде. Стоит, любуется заместитель командира базы. Представляет себя на мавзолее Владимира Ильича, а на Красной площади - ровными рядами войска. Но вдруг пропал Мавзолей, пропала Красная площадь, и начал заместитель командира базы, держась за кровать, потихоньку опускаться на колени. Опустившись, засунул голову под матросскую кровать.

Мичман Ильченко тут же угодливо спросил:

- Вы, что-то уронили? Сказали бы, я моложе, залез бы.

Хотел обидеться представитель командования базы на угодливого старшину, так как не уронил он ничего, а полез посмотреть - не висят ли веревочки, которыми натягивают и привязывают подматрасники к сетке кроватей. Но не обиделся, так как не висело ни одной веревочки под кроватями. Не могут волочиться шнурки от ботинок по брусчатке на параде перед Мавзолеем. Пронесло грозу над мичманом. Но тучи сгущались над подразделением. Баталерка личного состава находилась рядом с умывальником. И начальник штаба базы остался в умывальнике. Пока капитан Приходько показывал командиру части аккуратно уложенные матросские майки, трусы и кальсоны, начальник штаба, имевший очень большой опыт по закрытию и замазыванию разных дырок и отверстий, нашел-таки залепивший дыру в баке закрашенный серебрином пластилин. Выцарапал пластилин, и стоял, думал, как на этом построить итог проверки перед проверкой. Пока думал, заместитель командира базы, закончил осмотр подкроватного пространства. Командир части осмотрел аккуратно уложенное нижнее белье и все гуськом - впереди начальник штаба базы без белого коня, зато с пластилином в руке, двинулись в курилку, на воздух весеннего дня. Замыкал шествие больших и малых звезд на погонах, старшина подразделения мичман Ильченко, самый не звездоносный. Большое начальство расселось в курилке, а капитан и два его мичмана остались стоять - не гоже им сидеть при таком присутствии.

Заместитель командира базы по материально-техническому обеспечению попросил у начальника штаба базы, как у главного проверяющего лица, разрешения начать подведение итогов проверки подразделения. Тот разрешил, оставив пластилин на закуску. Главный в базе по распределению материально-технического имущества по частям сказал, что он доволен работой, проведенной личным составом подразделения в подготовке встречи комиссии Штаба флота.

- Даже веревочки от подматрасников не болтаются, - подытожил он свое выступление.

А вот и закуска. Начальник штаба базы сделал рукой, держащей кусок злосчастного пластилина, жест древнеримского гладиатора на арене Колизея, и с интонацией Нерона спросил:

- Что это такое? Я вас спрашиваю, мичмана во главе с капитаном, это что такое?

Вопрос прозвучал как выстрел корабельного орудия. От капитана и мичманов запахло гарью сгоревшего пороха. И гнетущая тишина. Мичман Ильченко быстро сообразил, что если он вознес себя, земляного червя, в Архимеды и Дали, поставил себя наравне с великими, то негоже прятаться за маленькие звездочки капитана.

Его ответ можно сравнить с залпом главного калибра линкора:

- Это, таким как вы глаза замазывать! Нет у нас сварки, нет у нас нового бака, и случилось это вчера!

И тишина! Да еще какая тишина - было слышно, как капитан Приходько выделял «пороховые» газы.

Начальник штаба задумчиво смотрел на капитана и мичмана, и перед его мысленным взором быстро промелькнула вся его служба.

- Любой большой воинский начальник со временем забывает, что когда-то был молодым лейтенантом, а кое-кто и молодым мичманом, - подумал он, снял фуражку, носовым платком промокнул лысину. - А мичман прав, - поставил начштаба себя на его место.

Такое редко случается среди командования столь высокого ранга, но бывает. Может быть, один раз в пятьдесят лет на каждом флоте Военно-морских сил СССР.

Вслух он медленно произнес:

- Товарищ мичман, возьмите пластилин, и сделайте то, что сделали вчера. Товарищ капитан, не надо готовить поцелуй для моего солитера, облобызайте лучше солитера этого мичмана.

Высокие персоны поднялись, вышли из курилки и даже пожали на прощание руки не ожидавшим такой чести капитану и двум его мичманам, сели в «УАЗик» и уехали.

После отъезда старших воинских начальников у капитана Приходько, тоже мысленно промелькнула вся его служба, и он не вспомнил ни одной проверки за двадцать три года службы закончившейся таким образом.