Ю.С. Степанов. Слово Из статьи для Словаря концептов («Концептуария») русской культуры

<... >

3. Эволюция концепта ‘Слово’ была теснейшим образом связана со становлением цикла наук о слове (конечно, называть их «науками» можно лишь с большой долей условности). Поскольку слова- логосы бывают не только истинными, но и ложными, постольку ощутима потребность в науке об истинном рассуждении, проникающем сквозь оболочку слов, — такой наукой стала логика. В соответствии с тем, что слова служат не одному познанию, но также выражению индивидуальных и групповых эмоций, желаний, устремлений и т. п., возникли две науки о рассуждении, не получившие общего названия, — диалектика и риторика. Риторика первоначально мыслилась как искусство ораторской речи, диалектика — как искусство установления истины через обнаружение противоречий в высказываниях оппонентов, т.е. как искусство беседы, ведущей к правильному познанию. Аристотель, универсальный гений, создал «параллельные» труды в каждой из этих сфер: логике были посвящены «Категории», «Об истолковании» и «Аналитики»; наукам о речи — диалектике и риторике — трактаты «О софистических опровержениях» и «Риторика».

Одновременно с этим создавалась третья наука, филология — о «чистом» слове, о слове как таковом. Уже около IV в. до н.э. в греческом языке появился глагол ‘любить науки, стремиться к учению’ и соответствующие ему имена: существительное ‘любовь к научному рассуждению, к научному спору, к ученой беседе’ (ср. выше деление на логику и диалектику) и прилагательное ‘любящий научное рассуждение, научный спор’. Сначала эти слова выступали как антонимы к ‘не любить наук и научных споров’: «<...> мое от-ношение к рассуждениям, — говорит лахет у Платона, — <... > двузначно: ведь я могу одновременно показаться и любителем слов и их ненавистником» («Лахет», 188 с.; перевод С. Я. Шейнман- топштейн). Позднее, у Плотина, Порфирия (III в.), Прокла (V в.), понятие «филолог» приобрело значение ‘внимательный к словам, изучающий слова’. Сдвиг ударения подчеркивал отличие от ранее утвердившегося слова, которое означало образованного человека вообще. В свою очередь, оба слова противопоставлялись слову ‘любящий знание, мудрость, софию’ (тем самым попутно знание отвлекалось от слов и представало как самостоятельная сущность).

Еще в эпоху эллинизма (III-I вв. до н.э.), до разделения двух значений слова, т.е. до появления особой дисциплины, ученые уже занимались филологией, не отличая ее, правда, от грамматики, и назывались ‘грамматики, грамматисты’. В Александрии было основано святилище муз, государственное учреждение, находившееся под особым попечением царя, и знаменитая библиотека, для которой приобретались рукописи во всех концах греческого мира. Для издания произведений греческой классики, и прежде всего Гомера, александрийские ученые-грамматисты (а по существу — филологи) развернули огромную работу: разбирали и отбирали рукописи, сличали варианты текста, отделяли подлинное от приписываемого, устанавливали наиболее авторитетный текст, акцентуировали его, комментировали неясные места, устаревшие и непонятные слова и т.д. Знаменитый филолог-грамматист Аристофан Александрийский (257—1А0 гг. до н.э.) может считаться основателем научной лексикографии.

В эпоху христианства главным объектом внимания любителей слова, филологов, становится слово божественное: литургическое, молитвенное и т.д. Постепенно толкования Св. Писания («слово о слове») становятся очень тонкими, филологически и богословски изощренными, и наряду со словом филолог (в его новом, филологическом значении) появляется еще один термин — ‘ученый комментатор, схолиаст’ [впервые этот термин зафиксирован у Оригена (около 185— 253 или 254)]. таким образом была заложена одна из основных дисциплин в изучении слова — критика библейского текста, которая в XIX в. переросла в герменевтику и сомкнулась с философией.

<... >

Современное состояние концепта ‘Слово’ связано, в первую очередь, с филологией как особой отраслью человеческого знания. В отечественной филологии есть два вершинных ее определения: одно принадлежит Ф.Ф. Зелинскому, другое — Г.О. Винокуру. Определение Зелинского гласит: историко-филологическая наука — это «наука, имеющая своим содержанием изучение творения человеческого духа в их последовательности, т. е. в их развитии» (1902, 811). Это требует непростого разграничения «сфер влияния» двух ее областей — филологии и истории. Поскольку «материальное разграничение обеих областей невозможно» (1902, 811—812), Зелинский пытается провести между ними границы, опираясь на идеи германского науковедения конца прошлого века: по словам самого автора, его статья «является <...> первой попыткой построить систему Филологии (точнее — историко-филологической науки) на заимствованной у Вундта основной мысли», согласно которой «Филология» — это обращенная к памятникам, история — обращенная к общим законам развития сторона историко-филологической науки; история и Филология — не две различных науки, а два различных аспекта одной и той же области знания» (1902, 816, 812).

Горячо поддержав это утверждение Зелинского, Г.О. Винокур категорически заявил: «Со всей решительностью нужно установить прежде всего то положение, что филология не есть наука, точнее — что нет такой науки, которую, в отличие от других, можно было бы обозначить словом «филология». <... > Эмпирическое содержание всего того, с чем имеет дело филология, без остатка покрывается предметом соответствующих специальных наук, исследующих отдельные стороны исторической действительности» (1981, 36). Этот тезис нуждается в чисто терминологическом уточнении, связанном с науковедческими попытками дифференциации объекта науки и ее предмета. В отличие от объекта предмет исследования определяется избранным методом, и потому у филологического исследования есть свой собственный предмет. Его, между прочим, называет и сам Винокур: это сообщение, понятое в предельно широком смысле (1981, 36—37). «Сообщение — это не только слово, документ, но также и различного рода вещи», если только мы не ограничиваемся их практическим применением. Такова, например, мебель, помещаемая в музей. Мы, разумеется, и ее «можем взять в руки», но в руках у нас в этом случае будет «находиться только кусок дерева, а не самый стиль его обработки и не его художественно-исторический смысл. Последний нельзя «взять в руки», его можно только понять» (1981, 37). точка зрения Винокура удивительно современна: для «филологической семиотики» наших дней и ряды слов, и ряды вещей есть равно носители информации. но универсальным (инвариантным, архетипическим) аккумулятором смысла является именно слово, и в первую очередь слово письменное: как справедливо замечает Винокур, «письменный текст представляет собой идеальное сообщение» (1981, 37—38).

Итак, филология есть область гуманитарного знания, непосредственным предметом изучения которой служит главное воплощение человеческого слова и духа — сообщение, и наиболее совершенный вид его — словесный письменный текст. При этом филология имеет дело исключительно с текстами, обращенными к читателю, хотя бы и неопределенному. текст, в принципе лишенный адреса, никакого отношения к филологии не имеет — понять его невозможно.

примечания

название будущей книги — «Константы: Словарь русской культуры». Разумеется, «константность» концептов не означает их неизменности, а лишь их постоянное присутствие в культурном сознании.

<...>

библиография

<...>

Винокур, Г.О.: 1981, ‘Введение в изучение филологических наук: (Выпуск первый. Задачи филологии)’ [1944—1946], Проблемы структурной лингвистики 1978, Москва 1981, 3—58.

Зелинский, Ф.: 1902, ‘Филология’, Энциклопедический Словарь, С.- Петербург, — Финляндия, 811—816.

<... >

Цит. по: Philologica. 1994. M, 1. № 1 / 2. P. 11—31.

[Электронный ресурс]. URL: http: / / www.rvb.ru / philologica /

/ 01stepanov.htm

Не есть ли филология нечто большее, чем «дисциплина», — символ современного состояния человека? Или, еще точнее, — символ того, что такое «быть человеком»?

Ю.С. Степанов

Глава 2. ИСТОРИЯ ФИЛОЛОГИИ: