Ситуативно-личностное общение, характерное для младенчества 17 страница

В старости ухудшение может иметь мес­то в любом виде памяти. Информация мо­жет быть пропущена в сенсорном регистре, может оказаться непереработанной в рабо­чей памяти, может не достичь хранилища, может разложиться в хранилище или могут возникнуть проблемы с извлечением следов информации.

Дефицитарность в системе сенсорного запечатления (сенсорного следа) немного увеличивается с возрастом (142), однако функциональная значимость этого измене­ния минимальна. Сенсорное запечатление следует отличать от сенсорного функцио­нирования (ощущения и восприятия), ухуд­шение которого вносит существенный вклад в перестройку когнитивных функций в ста­рости. В частности, дефицитарность в об­ласти ощущений затрудняет обучение и за­поминание, поскольку информация не вос­принимается или неточно воспринимается на входе (149).

Что же касается кратковременной памя­ти, то возрастные изменения ее объема не были выявлены. Однако в случаях нормаль-

ного старения была обнаружена дефици­тарность в области оперативной (рабочей) памяти; эта дефицитарность коснулась про­блемы переработки информации (127). При этом при выполнении простого задания, которое требует минимального изменения материала (например, запоминание цифр), возрастных ухудшений не обнаружили. Ис­следования оперативной памяти рядом ав­торов (127,128) позволили сделать вывод о том, что серьезные возрастные изменения проявляют себя тогда, когда требуется зна­чительная переработка информации на вхо­де, когда пожилому человеку одномоментно предъявляется большой объем информа­ции, когда материал сложен и им необходи­мо манипулировать.

Самые существенные возрастные изме­нения были обнаружены в долговременной памяти. В классическом исследовании (135) сравнивались результаты тестирования ста­рых и молодых людей в задании запомина­ния серии слов в условиях: 1) воспроизве­дения; 2) узнавания (узнавание — как вы­бор правильного слова среди альтернатив). Результаты обнаружили возрастные разли­чия в воспроизведении, но не в узнавании. Авторы предположили, что старые люди имеют ухудшение не в утилизации новой информации, но в извлечении следов из долговременной памяти. Эти и последую­щие исследования (111) подтвердили тот факт, что у стариков остаются более сохран­ными процессы узнавания по сравнению с процессами воспроизведения. Полученные данные могут быть использованы при раз-

работке методов коррекции легких наруше­ний памяти у пожилых людей.

Различия в узнавании и воспроизведе­нии у старых людей являются важным сви­детельством того, что когнитивные ресурсы, необходимые для переработки информа­ции, снижаются с возрастом. Были получе­ны данные, согласно которым возрастные различия оказываются более выраженными при выполнении заданий, которые предпо­лагают меньше подсказок, намеков и дру­гой помощи извне (так называемой «под­держки среды») в процессе заучивания и извлечения следов из долговременной па­мяти. Задания на узнавание предполагают большие возможности внешней помощи, и старые люди выполняют их лучше (84). По­зитивное влияние внешней помощи обна­руживается и при заучивании серии слов и проявляется при этом в облегчении группи­ровки слов в категории. Вероятно, старые люди испытывают затруднения в использо­вании мнемотехники, группировки, орга­низации и осмыслении материала для пос­ледующего его запоминания, и им требова­лась для этого внешняя помощь. В то же время они лучше справляются с ситуация­ми, включающими автоматические процес­сы. Любое увеличение сложности запоми­наемого материала в первую очередь за­трудняет процессы долговременной памяти у стариков. Эти данные позволили исследо­вателям сделать вывод о том, что произ­вольное запоминание затруднительнее для стариков, чем непроизвольное (95).

Скорость переработки информации является другим важным источником возраст­ных различий. Старые люди справляются с заданием намного хуже, когда информация предъявляется быстрее или когда интервал времени, данный для воспроизведения, ко­роче (127). Если контролировать скорость предъявления материала или ослабить вре­менные лимиты для воспроизведения, воз­растные изменения в области памяти можно значительно нивелировать. Отвлечение вни­мания, волнение в процессе выполнения задания в большей мере оказывают влияние на стариков, чем на молодых.

Существует относительно мало исследо­ваний воспоминаний у старых людей, вос­произведения событий далекого прошлого. Старые люди воспроизводят исторические события так же хорошо или лучше, чем мо­лодые люди (81), возможно, потому, что в прошлом у них было больше времени для ознакомления с информацией. Исследова­тели изучали ответы на вопросы об извест­ных политиках и артистах. Старым и моло­дым людям задавали вопросы, касающиеся идентификации информации об этих зна­менитых людях. Если испытуемый не мог назвать имя, его спрашивали: «Может быть, ответ «крутится у вас на языке» (то есть, может быть, вы знаете ответ, но не можете его сейчас припомнить)?» Когда испытуе­мому казалось, что он знает ответ, испытуе­мый (старый или молодой) мог выбрать правильное имя из большого списка имен. Старые люди в большей степени, чем моло­дые, имели такие ответы (которые «крутят­ся на языке»), но они также имели больший

объем знаний, чем молодые. Авторы на ос­нове этих исследований (104) выдвинули предположение о том, что эффективность воспроизведения старой информации у по­жилых людей так же высока, как у моло­дых, принимая во внимание тот факт, что они дольше хранили эту информацию в па­мяти, а следовательно, имели больше вре­мени для ее сортировки.

Очень интересны данные о том, как ста­рые люди сами оценивают свои способности. Этот аспект памяти назван «метапамять» и включает в себя знания и оценку людьми памяти. Старые люди отмечают многие про­блемы, связанные с памятью (86). Но то, что люди говорят о своей памяти, может не быть надежным индикатором дефицитар-ности. У здоровых пожилых людей связь субъективной оценки памяти и реальной деятельности крайне незначительна. Но это было получено методом поперечных срезов, то есть старые люди, оценивавшие свою па­мять, делали сравнения с тем, какой она была в прошлом, а исследователь оценивал их ответы по тестам, проводимым в настоя­щее время.

Депрессии существенно влияют на то, как люди оценивают свою память. Депрес­сии обуславливают негативные оценки себя и своих способностей. Среди стариков и да­же молодых жалобы на снижение памяти обычно коррелировали с депрессией, а не с актуальной дефицитарностью в области па­мяти (86,149).

Вопрос о характере и величине возраст­ных изменений памяти может быть прояс-

нен при исследовании влияния тренировки на процессы памяти. Сам факт улучшения выполнения в результате тренировки по­зволяет предположить, что по крайней мере часть дефицитарности, наблюдаемой в ста­рости, обусловлена обратимыми фактора­ми. Были использованы и оценены разные стратегии тренировки памяти (например, разбивка списков слов на категории, стра­тегия использования зрительных ассоциа­ций — таких, как их подчеркивание или со­единение). Они дали очень хорошие резуль­таты (149). Сочетание обучения релаксации с обучением мнемотехнике является самой лучшей стратегией улучшения памяти по­жилых (149).

Наиболее интересные исследования по тренировке памяти были проведены Балте-сом с сотрудниками (70, 74, 139). Эти ис­следования использовали подход «testing the limits», который дает возможность ис­следовать величину пластичности или по­тенциала для улучшения памяти пожилых людей, а также лимиты, налагаемые про­цессом старения. Молодые и старые люди обучались использовать классическую мне­мотехнику, согласно которой новый мате­риал ассоциировался со знакомым местом или категорией. Затем их просили исполь­зовать мнемотехнику для запоминания спис­ка цифр или слов. Все (старые и молодые) испытуемые были способны выучить очень длинные списки слов. Если же условия за­поминания значительно затруднялись (на­пример, возрастала скорость предъявления новых единиц для запоминания), молодые

люди оказывались в значимом преимущест­ве по сравнению со стариками. Эти данные позволяют сделать следующие выводы: 1) спо­собность к запоминанию относительно плас­тична у стариков; 2) старость накладывает некоторые ограничения на выполнение за­дания в стрессовых условиях или в услови­ях помех.

В целом возрастные изменения памяти в старости естественны. И здоровые старые люди должны ожидать, что они могут не вспомнить слово или имя и что им потребу­ется больше времени на заучивание новой информации. Но старые люди могут успеш­но использовать целый набор практических способов улучшения памяти (например, ор­ганизацию заучиваемой информации, ис­пользование мнемотехник, профилактику отвлечения или стрессов при заучивании нового материала и отведение большего времени для заучивания или воспроизведе­ния материала) (149).

Наиболее полный и системный анализ исследований памяти пожилых людей был проведен Г. Крайг (29). Им мы закончим раздел о памяти.

Сенсорное хранилище

Сенсорное хранилище — это очень крат­ковременная зрительная или слуховая па­мять, удерживающая поступающую на вход сенсорную информацию в течение несколь­ких секунд до начала ее обработки. По-ви­димому, пожилые люди способны прини-

мать и удерживать все же чуть меньше ин­формации, чем молодые. В среднем их объем восприятия несколько меньше, особенно когда два события происходят одновремен­но. Причины этого еще не вполне ясны. Возможно, у пожилых людей хуже работают зрительная и слуховая системы. Может быть, у них снижается избирательность внимания или способность к распознаванию паттер­нов. А может быть, у них просто ниже мо­тивация, необходимая для успешного вы­полнения задач, требующих повышенной точности. В любом случае незначительная утрата сенсорной памяти, наблюдаемая в старости, вряд ли будет очень заметна в по­вседневной жизни. В жизни большинство предметов и явлений можно рассматривать дольше, чем в лабораторных эксперимен­тах, где на это отводятся доли секунды. Ис­ключение составляют дорожные знаки, рас­познавание которых может вызвать некото­рые сложности у пожилых водителей (29).

Первичная память (кратковременная память). Первичная память — хранилище с ограниченным объемом. В ней находится только то, что у человека в настоящий мо­мент «в мыслях». Большинство исследова­ний не обнаружило существенных различий между первичной памятью молодых и по­жилых людей (29).

Вторичная память (долговременная па­мять). По сравнению с сенсорной и первич­ной памятью, во вторичной памяти, как показывают исследования, наблюдаются оче­видные возрастные различия. Согласно работам, посвященным изучению процессов заучивания и воспроизведения, пожилые люди часто запоминают меньше слов из спис­ка и меньше деталей рисунка. Но что явля­ется причиной этих различий: уменьшение объемов памяти или изменение процессов запоминания и припоминания? В некото­рых исследованиях памяти указывается, что у пожилых людей, по-видимому, ниже эф­фективность организации, повторения и ко­дирования запоминаемого материала. Од­нако после тщательного инструктирования и небольшой практики они справляются с этими операциями существенно лучше. Да­же самые старые (те, кому около восьмиде­сяти) выигрывают от такой тренировки. Эффективность обучения, однако, не без­гранична. Даже после тренировки людям за семьдесят не всегда удается достичь уровня молодых взрослых. Согласно некоторым исследованиям, в которых сравнивалась па­мять старых и молодых людей, обучение на самом деле только увеличивает разрыв в ре­зультатах, потому что молодым обучение дает больше, чем старикам. Это позволяет заключить, что резервные возможности раз­вития у пожилых людей меньше, чем у мо­лодых взрослых, по крайней мере в том, что касается определенных навыков. Коро­че говоря, старые люди имеют меньше воз­можностей для совершенствования, или, по-другому, обладают меньшей пластич­ностью (29).

Третичная память. Третичная память, или память на отдельные события, по всей

видимости, сохраняется у пожилых людей практически полностью. В самом деле, со­гласно некоторым исследованиям, пожи­лые люди лучше припоминают подробнос­ти исторических событий, чем люди более молодые. Это особенно касается историчес­ких событий, в которых старики непосред­ственно участвовали, а молодые взрослые узнали о них только из вторых рук. Следует также отметить, что пожилые люди, как и все остальные, различаются по уровню мнемических способностей. Более образованные люди обычно лучше выполняют тесты па­мяти. А люди, активно занимающиеся ин­теллектуальным трудом, выполняют эти тес­ты лучше тех, кто им не занимается.

В общем, в таких видах памяти, как сен­сорная, первичная (кратковременная) и тре­тичная (на отдаленные события), сколько-нибудь существенных возрастных различий у взрослых людей не обнаружено. Такие различия обнаружены во вторичной (дол­говременной) памяти, но и они зависят от ряда факторов, не связанных с возрастом. Пожилые люди действительно могут пока­зать плохие результаты в тестах памяти, если для выполнения заданий требуется приме­нение непривычных приемов организации повторения запоминаемого материала. Боль­шинство из них, однако, улучшит свои ре­зультаты после обучения этим приемам. Кроме того, память пожилых людей изби­рательна: более интересный и значимый материал они запоминают легче (29).

Исследования изменений в поздней старости (70—90 лет) по типам памяти обнару­жили следующие закономерности: особен­но страдает механическое запечатление; луч­ше всего сохраняется логическая память; образная память ослабевает больше, чем смысловая, но при этом запоминание со­храняется лучше, чем при механическом запечатлении; основой прочности памяти в старческом возрасте являются внутренние смысловые связи; ведущим видом памяти становится логическая память (17).

5.3.4. Мудрость

Это загадочное качество является, пожа­луй, единственным неоспоримым преиму­ществом старости перед другими возраста­ми. Единства взглядов на этот феномен нет, однако наибольшим авторитетом в области исследования мудрости пользуется школа Пола Балтеса. Согласно определению, вы­двинутому этой школой, мудрость — это экспертная система знаний (то есть полу­ченная опытным путем), ориентированная на практическую сторону жизни и позво­ляющая выносить взвешенное суждение и давать полезные советы по жизненно важ­ным вопросам. Экспертные знания, кото­рые ассоциируются с мудростью, разделя­ются на пять категорий: фактуальные знания (позволяющие дать примеры возможных ситуаций, варианты выбора); процедурные знания (определяющие стратегии сбора ин­формации, принятия решений, анализ целей и средств); контекстуальные знания (знания возрастного, культурного и индивиду­ального контекстов для разных периодов и различных сфер жизни); знания, учитываю­щие относительность ценностей (различий личных и сторонних ценностей, культурно-исторический релятивизм, возрастную ди­намику ценностей); знания, учитывающие неопределенность (отсутствие идеального решения, оптимизации соотношения «при­обретения — потери» и т.п.) (29, 71).

Категории мудрости, выделенные П.Бал-тесом и его сотрудниками, достаточно аб­страктны и обобщенны. Их трудно понять, и, вероятно, требуется удачная метафора, которая хотя бы частично помогла за этими схематичными понятиями усмотреть фено­менологический смысл мудрости. В качест­ве такой метафоры уместно вспомнить при­тчу о завещании царя Давида, в котором дано описание мудрости как единства спра­ведливости, разумности, доброты, душев­ного покоя и бесстрашия. По завещанию царя Давида, справедлив тот человек, кото­рый свободен от власти чувств и поступает всегда так, как будто мир существует неза­висимо от него («Мир существует, а Я не существую»); разумен тот человек, который понимает относительность своих знаний о мире и ищет истины не в мире, а в самом себе («Существую Я, а мир не существует»); добр тот человек, который не стремится к господству, а действует сообразно порядку, существующему в мире («Мир существует, и Я существую, Я растворяюсь в мире»); счастлив тот, кто знает, что желания человеческие ненасыщаемы, кто понимает, что содержит весь мир внутри себя — ему не может чего-либо не хватать («Мир сущест­вует, и Я существую, весь мир растворен во мне»); бесстрашен тот, кто познал цену и радости, и печали и не боится ни смерти, ни бессмертия.

Пол Балтес и его коллеги много лет по­святили изучению такого сложного предме­та, как мудрость, чтобы построить модель ее развития и определить ее характеристи­ки. Согласно Балтесу, можно выделить пять основных свойств мудрости. Во-первых, мудрость связана главным образом с реше­нием важных и сложных вопросов. Часто эти вопросы касаются смысла жизни. Во-вторых, уровень знаний, суждений и сове­тов, отражаемый в мудрости, исключитель­но высок. В-третьих, знания, связанные с мудростью, необычайно широки, глубоки и сбалансированны и могут применяться в осо­бых ситуациях. В-четвертых, мудрость со­четает в себе ум и добродетель (характер) и используется как ради личного благополучия, так и для пользы человечества. В-пятых, хотя достичь мудрости нелегко, большинст­во людей распознает ее без труда (29).

В более поздних публикациях П. Балтес (139) указал, что только 5 % пожилых лю­дей были оценены им и его сотрудниками как мудрые, причем эти 5 % были равно­мерно распределены между различными пе­риодами поздней зрелости и старости.

Другими исследователями (82) был от­мечен еще один аспект мудрости — большая гибкость в трансформации и аккомода­ции жизненных целей к новым условиям и обстоятельствам. Пожилые люди легче сми­ряются с неизбежным и более, чем в моло­дости, предпочитают удовлетворительную жизнь иллюзорному счастью.

В отечественной литературе исследова­ния мудрости носят описательный харак­тер. Отмечают, что мудрость предполагает осмысление и принятие прожитой жизни, принятие старости как важного этапа жиз­ненного цикла. Отмечают, что мудрость предполагает не только сохранный интел­лект, но и твердый характер: мудрый ста­рец, давая совет по жизненно важным во­просам, способен взять на себя ответствен­ность за этот поступок. Это, вероятно, возможно за счет того, что в некоторых слу­чаях в старости возникает способность к обобщению чрезвычайно многостороннего, широко развертывающегося и все нараста­ющего опыта. Осмысленный, хорошо чле­ненный опыт укрепляет способность к сис­темному мышлению, к более всестороннему охвату сложных явлений и может вознести человека на такую высоту духа и такую вы­сокую точку обзора, где все обыденные про­блемы не достигают и слабого приближе­ния к дальним горизонтам жизни.

>ГЛАВА> 6

>Наиболее> >характерные

>психические> >состояния

>в> >старости

В этой главе будет дана характеристика состояний, типичных в основном для ста­рости. Они не являются реакцией на кон­кретные неблагоприятные внешние факторы, которые накапливаются в процессе старе­ния. Эти психические состояния отражают глубокий уровень личностного реагирова­ния на само старение, на неуклонно разви­вающиеся изменения собственного Я. Это результат неприятия собственного старе­ния, несогласия со всем тем нежелатель­ным, что привносит старость в физический, психический и социальный статус человека (63). В связи с этим можно утверждать, что описанные ниже психические состояния ха­рактерны не для всех стариков, а лишь для тех, адаптация которых по возрастному фак­тору протекает по типу «замкнутого контура». Обзор литературы и наблюдения показыва­ют, что творческая, продуктивная старость не связана с каким-либо качественным из­менением характера и уровня психического реагирования. Иная картина психической жизни складывается при альтернативной стратегии адаптации. Эмоциональные пере-

живания в симптомокомплексе состояний, являясь важным компонентом общего адап­тационного синдрома, отражают личност-но-смысловой вектор поведения, направ­ленный в данной стратегии адаптации на защиту от действительности, на продление индивидуальной жизни путем купирования интенсивности жизненных проявлений и подавления активности личности. В связи с этим, по мнению ряда авторов, первым ха­рактерным психическим состоянием пожи­лых людей (характерным для стратегии адап­тации по типу «замкнутого контура») явля­ется выраженная озабоченность — не вполне осознанное, крайне генерализованное со­стояние (63). Она включает озабоченность собственным здоровьем, политическим и экономическим положением в стране (по отношению к перспективам собственной жизни), будущим детей и внуков — в целом всем понемногу. К. Рощак, как уже отмеча­лось, прямо указывает на адаптивный ха­рактер старческой озабоченности: по его мнению, потребность в беспокойстве и оза­боченности является своеобразным меха­низмом непомерно возросшей в старости потребности в избежании страдания (49).

Состояние озабоченности закономерно и обусловлено самой сущностью старения, которое сопровождается снижением психи­ческой силы, сужением объема психической жизни, экономным использованием психи­ческих ресурсов. Эти особенности старения делают пожилого человека не защищенным перед любыми неожиданными воздейст-

виями, возрастное нарушение внимания к окружающей обстановке снижает контроль за последовательностью раздражителей, ос­лабляет бдительность. Как указывалось выше, пожилые люди не способны перерабатывать информацию, поступающую по нескольким каналам, они могут быть поглощены только одним образцом. В том случае если этот единственный объект внимания в сознании пожилого человека аффективно окрашен, то возможно возникновение состояния сверх­озабоченности по этому поводу. Состояние сверхозабоченности может проявиться у че­ловека в любом возрасте, однако возраст­ное изменение функции внимания обуслав­ливает его частое и сильное проявление в старости (52). Примером озабоченности яв­ляется неодолимая привязанность стариков к мелочам. Если старческая озабоченность повторяется, что часто случается при вол­нующих пожилого человека обстоятельствах, она может стать хронической и возникать без видимых причин. Такая озабоченность принимает порой циклический характер, и человек вновь и вновь переживает свои страхи, воображаемый ущерб, разочарова­ние — что угодно.

Преувеличенное внимание к некоторым вещам собственного обихода — определен­ный раз и навсегда стул, место перед теле­визором, возможность вздремнуть в извест­ное время — может принять мягкую форму хронической озабоченности. И когда стари­ки лишаются этого, они становятся беспо­койными и ни о чем другом больше не мо-

гут думать. Их суженное мышление истол­ковывает это как ущемление их прав, и они обижаются (52).

Анализ озабоченности (беспокойства) по­жилых людей позволяет найти в этом состо­янии много общего с тревогой малой степе­ни. Существует мнение, что тревога обу­словлена угрозой актуализации социальной потребности (в то время как страх — биоло­гической) (109). Тревога основана на оцен­ке предвосхищаемой и неопределенной уг­розы (105, ПО). В.И. Медведев (36) отмеча­ет, что тревога возникает в тех случаях, когда ситуация оценивается как непредска­зуемая; при этом состояние тревоги на­правлено на поиск новой формы ответа, адекватной особенностям сложившейся си­туации. Таким образом, состояние тревоги активизирует адаптивную функцию, функ­цию приспособления к особенностям усло­вий жизни и деятельности. Разумеется, под хронической озабоченностью стариков мы понимаем лишь тревогу малой степени, адап­тивный смысл которой заключается в по­вышении бдительности старого человека по отношению к не совсем понятным, насто­раживающим факторам внешнего мира и ухудшению внутреннего состояния. По мне­нию 3. Фрейда, антиципация опасности, ха­рактеризующая тревогу, предупреждает страх. 3. Фрейд считал, что если сигнал не отне­сен к угрожающим, то человек не готов к активному ответу на него. При этом отсут­ствие тревоги может явиться причиной последующего непоправимого нарушения дея­тельности (ПО).

Хроническая озабоченность помогает старым людям выработать специфическую тактику сбережения усилий, способность за­ранее предвидеть и избежать возмущающе­го воздействия (или несколько деформиро­вать его, изменив к нему отношение) и тем самым избежать фрустрации с сопровожда­ющим ее сильным всплеском эмоциональ­ного возбуждения, которое является опас­ным для душевного покоя стариков и, как следствие, для их хрупкого внутреннего ба­ланса.

В западной литературе старческую озабо­ченность часто ассоциируют с тревожнос­тью. Отмечаю, что в случае ее обострения у старого человека возникают фобии, ощу­щение безнадежности (149). Тревожность в два раза чаще проявляется у пожилых жен­щин, чем у пожилых мужчин. В старости интенсивно нарастают соматические про­явления тревожности, такие, как учащение сердечного ритма, укорочение дыхательных фаз, головные боли, боли в груди, повыше­ние утомляемости. Крайние формы тревож­ности в старости включают страх смерти и умирания, страх мучений, связанных с бо­лезнями (149).

Однако при нормальном старении тре­вожность средней и крайней степени встре­чается значительно реже, чем «стертая» фор­ма тревожности — тревожность малой степе­ни, проявляющаяся в виде озабоченности и обеспокоенности. Обычно последняя сопряжена с фактом зависимости стариков ввиду выхода на пенсию, ограничения жиз­недеятельности, частичной утраты способ­ности к самообеспечению и самоопределе­нию. Отчасти озабоченность пожилых вы­звана увеличением потребности в заботе со стороны окружающих, но в то же время проявлением потребности в независимости, сопротивлением опеке. На фоне характерной для старости сенсорной депривации озабо­ченность пожилых обеспечивает им не только повышение бдительности по отно­шению к неожиданным факторам, но и не­которую аффективную живость (насколько этот термин вообще применим к пожилым). Можно отметить и еще один характерный факт в пользу адаптивной ценности стар­ческой озабоченности: мотивационная обу­словленность состояния тревоги сообщает эмоциональным переживаниям в структуре этого состояния яркую пристрастность (105, ПО). Эмоциональные переживания тревоги (в целом характеризуемые как неприятные) несовместимы с переживанием скуки и при­дают остроту субъективной картине окру­жающей действительности. Озабоченность по поводу своего здоровья часто проявляет­ся у стариков в форме ипохондрической фиксации (3, 39, 63). Так, в центре внимания, лишенном сдерживающего влияния его пе­риферии, может оказаться симптом какой-нибудь болезни, что приводит к чрезмерной мнительности, у человека возникают лож­ные, а в некоторых случаях и действитель­ные признаки недуга, наблюдаются психосоматические нарушения — мигрени, голо­вокружения, хроническое расстройство пи­щеварения (52). Ипохондрическая фиксация направлена как на переживание недомога­ния (утомляемости, слабости, неопределен­ных болей в разных частях тела), так и на внешние признаки позднего возраста (мор­щины, облысение, сутулость). Представле­ние о естественном и закономерном харак­тере этих недугов в старости уступает место убежденности в болезненной природе этих явлений. При этом надежды, связанные с установлением причин возникновения тя­гостных проявлений старения, возлагаются на медицину. Здесь своеобразной формой защиты является возникающее сверхценное отношение к отдельным медицинским пре­паратам и методам лечения (67).

Укрепляющаяся ипохондрическая фик­сация, сверхценные образования (в плане «идей защиты» от старения) отражают типич­ную в старости тенденцию к застреванию и малой подвижности нервных процессов (63). Однако довольно часто ипохондричес­кая фиксация побуждает развитие новых интересов и потребностей в обогащении ме­дицинскими занятиями в области лучших способов лечения и других форм борьбы со старческими недугами. Старики получают большое удовольствие от рассказов о своих болезнях, и при этом их не смущает, что ок­ружающими воспринимаются эти рассказы как навязчивые, — пожилые люди искрен­не не замечают этого, поскольку жизнь вне общества способствует снижению у них поведенческого контроля. Но разговоры о бо­лезнях, бесконечное лечение и самолече­ние — это процесс, это путь, а не конец пути. Интересно, что в рамках этой страте­гии адаптации озабоченность здоровьем близких распространяется в основном на самый ближайший круг родственников, от которых непосредственно зависит жизнь и благополучие самих старых людей.

Другим характерным эмоциональным состоянием пожилых людей в соответствии с данной стратегией адаптации является возрастно-ситуативная депрессия при отсутст­вии жалоб на это состояние. В целом стар­ческая депрессия проявляется в ослаблении аффективного тонуса, замедлении аффек­тивной живости, отставленности аффектив­ных реакций; при этом лицо старого чело­века ограничено в возможности передать ду­шевные эмоциональные движения (63, 129). Анализ этого состояния показывает, что ха­рактеризующие его эмоциональные пере­живания отражают смысл жизнедеятельнос­ти в условиях данного типа адаптации — уход от активного участия в жизни общест­ва, переосмысление его значения для себя, отказ от ценностей социального мира. По­жилые люди сообщают о чувстве пустоты окружающей жизни, ее суетности и ненуж­ности. Все происходящее перед их глазами кажется им малозначащим и неинтересным; интересной, полной смысла представляется лишь жизнь в прошлом, и она никогда не вернется. Но эти переживания воспринима­ются пожилыми людьми как обычные и не носят болезненного характера. Они являют­ся результатом переосмысления жизни, но­сителями новых смыслов и имеют адапта­ционную ценность, поскольку предохраня­ют человека от стремлений, борьбы и от сопряженного с ними волнения, которое край­не опасно для стариков. Существует немало исследований, доказывающих, что сильное волнение вызывает ослабление способности самоконтроля у старых людей и, как следст­вие, грубые конфабуляции, а также усили­вает страх, неуверенность в себе, чувство неполноценности и отчаяния (52). Сниже­ние аффективной живости, отражающее ра­зочарованность стариков в жизни, некото­рое обесценивание ее — это способ относи­тельно долговечного, спокойного и тихого существования, поскольку сильное волне­ние (даже радостное), прибавляя «жизни» к годам, сокращает эти годы. В геронтопсихологической литературе известна точка зрения, согласно которой безразличие ста­риков трактуется как способ защиты от чувств, вынуждающих затрачивать допол­нительные усилия и нарушающих привы­чный ход переживаний (53). Адаптацион­ная природа старческой депрессии в дан­ной стратегии старения сопряжена с тем, что, не видя в будущем ничего хорошего, пожилые люди перестают связывать с ним свои планы и тем самым страхуют себя от возможных разочарований. Исследования американских психологов показали, что тен­денция к необоснованному, не подкреплен­ному серьезными интересами и основания-