Наркотизм как пространственное информационно-культурное явление

Ученые, уделившие внимание наркотизму пишут о существование некоей субкультуре наркогенного свойства - автономной культурной подсистемы, отрицающей базовые ценности общества [45, 68, 100, 105, 120, 173, 184, др.]. Мы полагаем, что для обозначения псевдокультурных и социальных проявлений наркотизма следует использовать термин «квазикультура», обозначая им идеологические и поведенческие особенности потребителей ПАВ, обнаруживаемые в социокультурном пространстве. Вероятно, в рамки понимания квазикультуры наркотизма входят суждения кандидата исторических наук В.М. Ловчева, давшего описание пронаркотического культурного поля. Под ним ученый понимает эмоциональное состояние личности, связанное с логической абстракцией, составляющей пронаркотическую смысловую нагрузку, как шедевров, так и произведений массовой культуры. Предполагается, что пронаркотическое культурное поле не чисто логическая конструкция или выдумка, оно реально существует и имеет тенденцию к расширению, воспроизведению, распространению и долгожительству. Исследователь считает, что для противостояния влиянию пронаркотического культурного поля человеку надо: изживать в себе пронаркотические ценности и связанные с ними эмоции; отказаться от проявляющих эти ценности пронаркотических афоризмов и прибауток; выстраивать собственную жизнь без наркогенных ритуалов; обозначать собственное место в этом мире гуманными, а не пронаркотическими символами. При этом, для более эффективного противостояния наркотизму человек должен опираться на друзей и единомышленников, став транслятором безнаркотических символов, создавая иные социально-ценные ритуалы, тем самым, ускоряя процесс демонтажа пронаркотических ценностей [122].

Традиционно под информационным полем понимается совокупность информации определенного содержания, сосредоточенная в данном объеме и осуществляющая движение между коммуникатором (источником) и реципиентом (потребителем). Политолог И.И. Шабалина считает, что, как система, информационное поле содержит в себе многообразие информационных потоков и процессов и является базовой структурой информационного пространства - многоуровневой системы взаимосопряженных информационных полей во всей совокупности информационных отношений, определенным образом воздействующих на индивида. В диссертационном исследовании, ученый под информационным пространством показал сложную, многоуровневую систему, включающую в себя множество взаимосопряженных информационных полей, всю совокупность информационных отношений, которая состоит из совокупности функционирующих субъектов информационного пространства, взаимодействие которых позволяет определенным образом воздействовать на массовое сознание. Изучив информационное пространство Российской Федерации, исследователь приходит к выводу, что в стране происходит экспансия массовой культуры, а очаги экономики западного образца, находящиеся под контролем западных банков или совместных предприятий, внешние атрибуты демократии (например, «свобода слова») используются как средства манипуляции сознанием россиян [260].

Трудно не согласиться с И.И. Шабалиной, указывающей, что только создание единого информационного пространства может быть реальным условием гармонизации российского общества. Однако обратим внимание, что единое информационное пространство предполагает эмоционально-волевое стремление масс к общей цели («рефлекс цели» - И.П. Павлов). При этом ориентиры движения могут быть как мифическими, иллюзорными (строительство коммунизма), так и реально достижимыми (стройки ХХ в. – ГЭС, АЭС, БАМ). В первом случае недосягаемость цели ведет к разочарованию, а вслед за этим и к снижению сплоченности масс и общественной дисгармонии, во втором - реальное достижение промежуточных целей, приближение к цели генеральной сплачивают ряды, заряжают массы новой созидательной энергией. Единое информационное пространство может быть сформировано как на негативных, так и позитивных эмоциях. Попытка создать единое информационное пространство, базируемое на страхе (борьба со СПИДом, терроризмом, наркотиками и прочее), не является конструктивной. Однако для управления массами такой путь приемлем и, несмотря на весь свой аморализм, эффективен. Более прогрессивным выглядит построение единого информационного пространства с учетом традиционных ценностей народа, развития его ценностных эмоций [61, 74, др.]. В условиях российской ментальности и современной действительности целесообразно было бы предложить россиянам идею возрождения державной мощи России: поднятие сельского хозяйства, восстановление разрушенного народного хозяйства, повышения уровня рождаемости, искоренение пьянства, пр.

Разработчики концепции «Информационная безопасность России» под руководством академиков Международной академии информатизации: доктора юридических наук Ю.С. Уфимцева и доктора информациологических наук А.Е. Ерофеева, предлагают под единым информационным пространством страны понимать совокупность информационных ресурсов и информационной инфраструктуры. Это позволяет на основе единых принципов и по общим правилам обеспечивать безопасное информационное взаимодействие государства, организаций и граждан при их равной доступности к открытым информационным ресурсам, удовлетворять максимально полно информационный интерес потребителей на всей территории государства при сохранении баланса заинтересованности вхождения в мировое информационное пространство и обеспечение информационного суверенитета. На взгляд авторов, основу единого информационного пространства России составляет единое информационное пространство органов государственной власти, которое базируется на информационно-телекоммуникационных системах, способных обеспечить информационную поддержку принятия решений как в сфере управления экономикой, так и в области безопасности личности, общества, государства [95, c.143-146].

Безусловно, технической стороной информационного пространства является его материальная и номенклатурная части, без которых невозможна организация самого информационного пространства как семиосоциопсихологического [76] пространства смысловой информации, где, с одной стороны, знаки, с другой - реципиент, способный структурировать знаковый материал в смысловой текст. Одновременно с этим, материальная часть без номенклатурного сопровождения, так же как и номенклатура без общего смыслового понимания цели и задач, не могут создавать единого информационного пространства, призванного гармонизировать общественное сознание такой огромной по географическому расположению и разнородной по национальным и традиционным признакам страны, как Россия. В то же время, неприятие общей цели номенклатурой сопровождения информации, заведомое искажение смысла информации, могут не только дезинтегрировать объединяющие процессы, но и вызвать конфликты, как на информационном, так и на бытовом уровнях. Именно на этих принципах рассогласования построена стратегия информационных и психологических войн [99, 114, 119, 182, др.].

Основу информационного пространства государства составляет единое информационное пространство органов государственной власти. Оно базируется на информационно-телекоммуникационных системах, способных обеспечить информационную поддержку принятия решений как в сфере управления экономикой, так и в области безопасности личности, нации, общества, государства, в том числе от информационной квазикультурной политики, которую проводят идеологи наркотизма. В первую очередь речь идет о российской алкоголефильной идеологии, исповедующей «культуру» умеренного употребления спиртного, где пиво и другие слабоалкогольные изделия де-юре перестают считаться алкогольными изделиями и отпускаются лицам до 21 года. Однако, как отражают в своих исследовательских работах ученые, именно в этот период даже одноразовая алкогольная проба чревата дальнейшей задержкой психического развития [79, 118, 121, 191, 261, др.].

Кандидат юридических наук Ф.Н. Петрова отметила, что главным средством алкоголизации россиян является формирование алкоголефильного информационного состояния общества в составе калейдоскопического мировоззренческого стандарта. Это осуществляется через науку, систему образования, воспитания, обучения и развития людей, духовный и хозяйственный уклад, семейно-бытовые отношения, СМИ и через другие приёмы и способы информационного воздействия [175]. По нашему мнению, фундаментальным подспорьем этому служит законодательная база государства, задающая правовые, соответственно, экономические и моральные рамки. Со временем правовая база модифицируется, подвергаются изменениям и взгляды общественности, отдельного индивида на некогда незыблемое явление, происходит пересмотр жизненных принципов, ценностных ориентиров. Убедительное подтверждение этому нижеследующий пример.

Согласно ГОСТу 18300-72 (1972 г.), п/п 5.1, этиловый спирт - это легко воспламеняющаяся бесцветная жидкость с характерным запахом, относится к сильнодействующим наркотикам, вызывающим сначала возбуждение, а затем паралич нервной системы. Однако в ГОСТе 5964-82 (1982 г.), п/п 4.1, характеристика этилового спирта несколько изменена, в частности из определения исчезли слова «вызывающим сначала возбуждение, а затем паралич нервной системы». В ГОСТе 5964 – 93 (1993 г.), п/п 7.1, определение значительно секвестрировали: «Этиловый спирт - легковоспламеняющаяся бесцветная жидкость с характерным запахом». Точка!

Чем объяснить такую метаморфозу? Неужели за 20 лет изменились свойства этилового спирта? Нет. Биологические параметры человеческого организма тоже не претерпели изменений. Но в структурах управления государства сменялась правящая элита, а вместе с ней правовое и политическое мышление, что и нашло свое отражение в государственных стандартах, законодательных актах, либеральном отношении правящих слоев к алкогольной политике. В результате преобразований спиртосодержащие изделия, типа пива, в массовом порядке стали употреблять подростки и молодежь, а в 1999-2000 гг. соответствующими законодательными актами этиловый спирт официально был отнесен к пищевым продуктам.

Таким образом, наркогенная идеология способна не только склонять к употреблению ПАВ и оправданию аддиктивного поведения, но и стать государственной политикой, направленной на получение прибыли от оглупления собственных граждан, убеждая тех начать «культурно» употреблять ПАВ. Именно против такой политики государства выступали депутаты первых Государственных Дум в России начала ХХ в.: А.А. Корнилов, И.Т. Евсеев, П.М. Макогон и др., утверждая, что «борьба с пьянством и алкоголизмом – это, прежде всего, борьба с политикой получать прибыль за счет спаивания народа» [23, 191, 281, др.].

Постперестроечный период новейшей российской истории показал, что данный тезис ещё более актуален. В наши дни, когда СМИ, власть и алкогольный бизнес зачастую находятся под влиянием одних и тех же группировок, спаивания народа ради получения прибыли возрастает многократно. Главным образом это осуществляется за счет информационного влияния на массы через СМИ, в чьи задачи входит поддержание рейтинга алкогольного образа жизни.