Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Епитимья в ванной





Однажды утром я была доставлена для епитимьи к длинному металлическому корыту, служившему монахиням в качестве ванной. Мне было приказано содрать одежду, надеть ночную рубашку из марлевки и войти в ванну с водой. Игуменья схватила меня за голову и опустила мое лицо в грязную воду, затем вверх, а затем обратно в воду. Я едва могла перевести дыхание и задыхалась, когда она продолжала это непрерывно. Я настолько истощилась, что рухнула в ванну, будучи настолько слабой, что я уже не могла сопротивляться и даже бороться, несмотря на страх удушения и утопления. Психические и физические нагрузки такого наказания трудно описать.


Две маленьких монахини вытащили меня из резервуара, вялую и в полубессознательном состоянии, задыхавшуюся, с рвотным и удушающим кашлем. Они крепко держали меня, в то время как две другие начали бить меня со всей силой жесткими, режущими, бичующими кнутами; цепи и острые металлические зубья злобно вонзались и кромсали сквозь тонкую мокрую ночную рубашку из марлевки. Вскоре я была пропитана собственной кровью, все мое тело было разодрано.

 

Гноящийся палец


В монастыре жалобы и ропот строго запрещены и навлекали быстрые и суровые наказания. Поэтому вы учитесь выносить все, без надежды на какую-либо помощь. На моем пальце развилась гнойная инфекция, и с каждым днем становилось все хуже. Ужасно опухший и болезненный, он пульсировал так, чтобы я больше не могла этого игнорировать. Его нужно было вскрыть, чтобы снизить давление. В тот день я была назначена исполнять обязанности на кухне, и я знала, что мне в течение всего дня предстоит держать руки в горячей мыльной воде во время мытья и уборки.


Когда я попросила у игуменьи разрешения поговорить с ней, она посмотрела на меня, но дала согласие. Положив свой палец на рабочий стол кухни, чтобы она увидела, я объяснила, как ужасно болезненно это было, и попросила, если можно, передать обязанности другой монахине, чтобы держать его вне воды, пока не станет лучше. Она взглянула на него и быстро, как вспышка, выхватила топорик для мяса, и, прежде чем я поняла, что происходит, жестоко рубанула палец со стороны инфекции.


Хотя, к счастью, я упала в обморок, они быстро привели меня в чувство. Игуменья сердито огрызнулась на меня и сказала: «Теперь перестань дурачиться, придумывая оправдания, и займись мытьем». У меня не было выбора, кроме как подчиниться, и я работала, как раб, в горячей, мыльной воде целый день, несколько раз падая в обморок от бесконечной боли.

 

Побег


Таким образом, жизнь продолжалась, один тоскливый день за другим, с ужасными и мучительными епитимьями, навязываемыми одна за другой, ограниченными только демоническими фантазиями и устройствами бессердечной и беспощадной игуменьи. Эти ужасные женщины должны быть полностью одержимыми, чтобы делать то, что они делают.


Однажды меня снова привели в котельную, где находится угольная горелка. Она также использовалась в качестве камеры пыток и, как обычно, мне сказали раздеться до пояса. Меня принудили обхватить руками большую трубу с горячей водой и крепко привязали к ней мои руки и ноги. Затем игуменья засунула в горячие угли в печи кочергу, чтобы нагреть ее докрасна.


Сделав это, она медленно и кропотливо выжгла на моей спине три креста, вновь и вновь нагревая кочергу на углях, когда та охлаждалась. Из моего горла вырывались ужасные крики и жалкие, скулящие мольбы о милосердии, на которых, конечно, не было ответа. Мои ноздри ощущали тошнотворный едкий запах моей собственной горящей плоти. Ужасные конвульсии гнева и полной ненависти к моим мучителям бурлили во мне.


После более чем двадцати восьми отчаянных, несчастных месяцев плена, этим злым людям едва не удалось уничтожить меня во второй раз. Полную безнадежность, которую я испытывала, очень трудно описать словами для тех, кто никогда не проходил через это.


В другой день игуменья вызвала восемнадцать из нас следовать за ней. Как обычно, мы боялись, потому что никогда не знали, что ожидает нас, когда мы были вызваны. Мы молча плелись за ней. Она привела нас на кухню на первом этаже. Вручив нам семь мешков бобов, она отперла дверь, ведущую во внешний двор, который расположен за высокими стенами. Фактически, нам позволили период отдыха!


Мы едва могли сдержать нашу радость и удивление, когда вышли на свежий воздух и солнечный свет, в первый раз. Для тех, кто никогда не был лишен таких обычных вещей, это может показаться странным, но мы прошли всего несколько шагов по дворику и нетерпеливо упали в сочную зеленую траву, жадно вдыхая ее аромат и хватаясь за нее.


Лежать там — было подобно небесам, невероятно прекрасное и насыщающее наши обделенные чувства, которые так долго были заключены в тюрьму в стерильных стенах монастыря и в пещерах. Мы лежали рядом, наслаждаясь воздухом, травой и солнечным светом, и, должно быть, представляли собой странное зрелище. Мы были буквально опьянены всем этим.


Когда мы лежали там, снаружи к тяжелым железным воротам, громыхая, подъехал грузовик с углем. Мужчина взял из грузовика тачку и начал ее грузить. Отперев ворота, он открыл их, чтобы подвезти уголь к подвальному скату за углом здания. Мы все еще тихо лежали после того, как украдкой поспешно посмотрели, что происходит. Мы быстро отвернули наши головы, ибо это было наказуемым грехом смотреть на любого мужчину, кроме священника или епископа.


В моей голове пронеслась дикая мысль. Если бы я послушалась этой мысли, то смогла бы убежать из открытых ворот, когда он медленно совершал свои повторные поездки к скату. Однако нерешительность парализовала меня, впрочем, я и не могла двигаться, потому что до такой степени я была натренирована страхом повиноваться правилам. Он совершил несколько ходок и, наконец, погрузил тачку на грузовик и закрыл внешние ворота. Мое сердце упало, когда я услышала звук закрывающихся ворот, но потом забилось вновь. После монастырской тишины мой слух был настолько чувствительным, что мне показалось, что звук закрывшихся ворот звучал по-другому. Может быть, в замке произошел сбой, и он не закрылся? Это было невозможно, но если бы это было правдой?


Из этих мыслей мое сердце, казалось, стучало так громко, что я осторожно поглядела на других монахинь, чтобы убедиться, не услышали ли они его. Но они все еще нежились в свежей зеленой траве, наслаждаясь солнцем и свежим воздухом и ничего не замечали. Очень осторожно я встала на ноги, двигаясь тихо, чтобы не мешать им, и скользнула к воротам.


Украдкой, я оглянулась на монастырь, чтобы увидеть, не наблюдают ли за мной. Приблизившись к воротам, я запаниковала и побежала. Когда я толкнула большие ворота, они легко распахнулись. Я потеряла равновесие и упала головой на угольную тропинку, ободрав лицо, руки и колени. Я быстро вскочила и затворила за собой ворота, и защелкнув пружинный затвор, надежно заперла их. Я не хотела привлечь внимание бегом, но мои ноги сами бежали по тротуару.

 

Это было невероятно! Я снова была свободна! Наконец, я была вне тюремных стен монастыря. Это был прекрасный день, но очень ветреный, в результате чего моя одежда и покрывало били меня по всему лицу. Я едва могла видеть, куда иду. Вдруг я наткнулась на мужчину, и в отчаянии я схватила его за руку и, задыхаясь, испуганным голосом произнесла: «Пожалуйста, помогите мне! Спрячьте меня быстрее. Я только что сбежала из монастыря».


Это испугало его, и он выглядел потрясенным, но он сказал: «Пойдемте со мной, и я помещу вас в своем сарае». Он только что выгрузил в здании свежее сено, и я начала подниматься вверх по лестнице, чтобы скрыться на чердаке. Он остановил меня, сказав, что он думал о лучшем месте для меня, где я могла бы остаться. Я последовала за ним в его дом, где он быстро объяснил жене, что происходит. Они открыли дверцу в углу потолка кухни и подняли меня на чердак.


Эта драгоценная пара, в их тридцать лет, была очень добра ко мне. Они подняли на чердак подушки, одеяла, пищу и воду. Я пряталась там всю ночь и в течение следующего дня. При наступлении сумерек я сказала им, что должна отправиться в путь, чтобы идти в темноте. От них, в первый раз, я узнала, где именно я была заключена в тюрьму в течение двух лет. Они снабдили меня картой, и, когда мы смотрели по ней, обнаружили, что я была похищена на расстоянии в 1000 километров. Карты пометили так, чтобы я могла найти дорогу обратно в дом дяди Джона.


Дама упаковала коробки с едой, дала мне семьдесят пять центов, настояла, чтобы я взяла несколько вещей из ее гардероба для поездки, и проводила меня. Я все еще была лысой, поэтому она дала мне шерстяную шапочку. Я должна была идти босиком, так как у меня не было обуви и носков, и у моих друзей не было ничего, что подошло бы мне. Несомненно, я выглядела специфично, одетая в одежду на три размера больше моего, когда я начала свой поход, для безопасности пытаясь путешествовать автостопом по пересеченной местности.


Я шла и шла, пока мои ноги не отяжелели, и я очень устала и почувствовала, что не могу идти дальше. Когда я остановилась у дома, чтобы попросить разрешения поспать на веранде или в гараже, леди взглянула на меня и захлопнула дверь перед моим носом. Я устало побрела обратно к дороге, удрученная, напуганная и полностью обескураженная. Только мысль об ужасах позади удержала меня от того, чтобы полностью сдаться.


Эти благоустроенные люди, в безопасности в своих теплых домах, в удобных кроватях с полными желудками не могли представить в своих самых смелых фантазиях, что происходит так близко от них. Правда была слишком страшной, чтобы поверить, поэтому хорошие люди просто отрицают это. Обессиленная, я споткнулась и наполовину упала в канаву, пока свет в доме не погас. Затем я выползла, проскользнула к дому и легла рядом, погрузившись в прерывистый сон. Я была рада, что взяла с собой свое тяжелое, святое одеяние, потому что я завернулась в него, чтобы ночью не пропустить кусающий холод.


Когда рассвело, я нервно очнулась и снова продолжила идти. Я была переполнена страхом, потому что не знала, что могут сделать мне люди. После того, как я съела все, что привезла с собой, я останавливалась и по пути просила еды. Некоторые из них были добрыми и давали мне хорошую еду, другие резко отказывались и захлопывали дверь перед моим носом.
Прошли дни и недели, как я мучительно шла по сельской местности. Никто не предложил мне обувь, и мои ноги стали настолько плохими, что я плакала и молилась, чтобы умереть. Четырнадцать недель я передвигалась пешком и автостопом, выпрашивая пищу и место, чтобы лечь и поспать. Наконец, я была в сорока или в пятидесяти километрах от дяди Джона, согласно моим картам.


На вокзале я спросила, есть ли поезд в город дяди Джона и обнаружили, что есть один поезд, который придет в пять часов. Из скудного запаса монет, которые были даны мне, я отсчитала нужную сумму, купила билет и легла на станционной скамье, чтобы поспать. Хотя я была очень голодна, никто не предлагал мне еду.

 


Поделиться:

Дата добавления: 2015-04-16; просмотров: 73; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.007 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты