Ислам в условиях модернизации и исламский фундаментализм как ее продукт.

В рамках исламского общества внутренних мотивов к социальной модернизации и переходу к Модерну мы не встречаем ни на одном историческом этапе. Любые тенденции, напоминающие Модерн, приходили в исламский мир с Запада – как правило, через колонизацию территорий с преобладающим исламским населением, а позднее через инерционное развитие постколониальных режимов, продолжающих находится в тесном контакте с западными обществами.

Собственно модернизм в исламе означает просто отход от ислама как такового, предполагающего совершенно однозначную социально-религиозную и политико-экономическую модель, жестко противоречащую западноевропейским буржуазно-демократическим стандартам. Попытки сочетать ислам и Модерн дает общества гибридного типа (археомодерн или псевдоморфоз), основанные на затушевывание и эвфемизации острых противоречий.

Вместе с тем, в самой исламской религии заложены некоторые элементы, которые так или иначе резонируют с парадигмой Модерна. Так вполне модернистской является идея равенства всех верующих перед Богом, отсутствие клира, идея индивидуального отношения к вере. В традиционном исламе эти тенденции в значительной степени стерты под влиянием этнических и иных социокультурных влияний. Но в современном исламском фундаментализме, обращающемся – как и европейский протестантизм – к корням и истокам религии, как это ни парадоксально, можно различить некоторые тенденции, созвучные Модерну. Здесь прослеживается прямая параллель с функцией протестантизма в самой Западной Европе. Там Реформация создавала предпосылки для перехода к парадигме Модерна. И в современном исламском фундаментализме – по той же логике – содержатся некоторые элементы, которые отчасти способствуют модернизации традиционного ислама. Но вместе с тем, здесь есть и такие элементы, которые не имеют с Модерном ничего общего. Поэтому исламский фундаментализм является сложным социологическим явлением, требующим внимательного и детального исследования. И совсем неверным является расхожее представление о нем, как о крайнем выражении архаики. Традиционный ислам и суфизм намного более архаичны, нежели ваххабитские теории.

В целом же между исламским социальным нормативом и секулярными формами общества Модерна существует жесткое противоречие, которое может решаться в формате либо/либо. Либо ислам настаивает на своей социальной матрице, тогда это означает отказ от Модерна. Либо мусульмане понимают секулярные, демократические и либеральные схемы, но при этом отказываются от части своей религиозной идентичности.

Что касается Постмодерна, то он абсолютно чужд исламскому обществу, так как относится к историческому опыту совершенно иных обществ.

Спорный термин, широко распространенный в США и Британии для обозначения всякого движения в поддержку строгого следования учению Корана и законам шариата (исламского права). На европейском континенте многие исследователи ислама и Ближнего Востока для обозначения нынешней тенденции политической активизации ислама предпочтение отдают таким понятиям, как "исламизм", "исламисты". В частности, можно говорить о нежелании увязывать выступление за реформу ислама в XIX в., продолжающиеся и в наши дни, с религиозным (христианским) фундаментализмом, свойственным США. По существу, под этим понятием в исламском мире понимается увеличивающееся число группировок, ассоциаций либо движений, критически настроенных в отношении бывших (начиная с XIX в.) и существующих исламских реформистских движений. Считается, что они приспособились к образу жизни и менталитету Запада. Эти группировки критикуют также светских лидеров и правительства мусульманских стран за неспособность защитить благосостояние Уммы (сообщества правоверных), за невыполнение религиозных обязательств перед исламским сообществом или за продажность и порочность. Это направление исламского реформирования создано в XIX в. Джемалем ад-Дином аль-Афгани (1837–97) и Мухаммедом Абдо (1849–1905). С тех пор защита и возрождение ислама и исламского общества стали определяющими задачами движения, поскольку судьба исламского мира все больше и больше представлялась отданной на откуп европейцам. Реакция на то, что воспринималось как европейская, а позже западная угроза, была двойственной: одни были готовы реформировать ислам, включив в него многие черты западного рационализма (rationalism), в то время как другие стремились обратиться к корням ислама во имя его очищения, избавления от всего наносного и обновления путем возврата к принципам первых мусульман. Последнее направление привело к распространению нового типа добровольных филантропических ассоциаций, число которых (только зарегистрированных!) в одном Египте в начале 1990-х гг. превышало 12 800, и все они связаны с оказанием общественных услуг. С помощью таких средств и в различной степени укреплялся и утверждался исламизм в противовес европеизму. Дальнейшее нарастание исламской деятельности, будь то в среде традиционалистов, религиозных ученых (улемов) или светских сторонников решительных мер, можно проследить с конца арабо-израильской войны 1967 г., в которой арабские войска потерпели сокрушительное и унизительное поражение, которое ослабило веру в арабский национализм как жизнеспособную стратегию и идеологию. Это усугубилось успешной иранской революцией 1970-х гг., противоречивыми последствиями длительной ирако-иранской войны (1980–88), а также войной в Персидском заливе (1990–91), которая привела к тому, что западные войска были приглашены в Саудовскую Аравию и провозглашены защитниками священных городов Мекки и Медины. Обстоятельства, накапливавшиеся исподволь, определили союз почти всех арабских правительств с Западом, некоторые даже послали войска, которым предстояло вместе с солдатами Запада напасть на арабское государство. Это показывает ту ценность, какую имеют в настоящее время идеи арабского национализма. Ислам заполнил зияющую пустоту и, сосредоточившись на вопросах внутренней политики, продолжает поиск все новых отличительных особенностей национального самоопределения и порой получает поддержку на государственном уровне. Например, президент Египта Анвар Садат, придя в 1970 г. к власти, предложил высланным исламским активистам вернуться, чтобы противостоять организованным левым, а также вновь ввел в судебную систему элементы шариатского права. Тем самым во многих арабских и мусульманских неарабских странах появились исламские проповедники (и духовные, и светские), имеющие политические программы прихода к власти.

31. Религиозный фактор в международных отношениях (на примере работы М. Олбрайт «Религия и мировая политика»)

М. Олбрайт призывает своих читателей «собрать все силы, чтобы лучше понять наш сегодняшний мир, в котором преданность религии может играть как позитивную роль, так и выступать в качестве разрушительной силы». Феномен возрастания роли религии в современной мировой политики автор рассматривает с трех основных позиций:

· религия и мораль,

· религия и демократия,

· религия и международные отношения.

Свои взгляды по вопросам морали М. Олбрайт формулирует следующим образом: «Для меня степень моральности или аморальности предпринимаемых действий измеряется прежде всего тем, как они влияют на жизнь людей». Очевидно, что автор книги стоит на позициях гуманистической морали. Мораль верующего человека подчинена другому принципу – воле Господа Бога. Для М. Олбрайт, как и для многих других гуманистов, соотносящих себя с той или иной конфессией и полагающих одним из важнейших источников своих убеждений религиозные ценности, последние в действительности являются производными гуманистических идеалов. Бог М. Олбрайт – это скорее Бог философов и ученых, чем Бог Авраама, Исаака и Иакова. Не случайно она посвящает свою книгу «религиям, которые защищают свободу, укрепляют мир, борются с нищетой и невежеством и выступают за справедливость», тогда как религиозно мотивированный экстремизм, по ее мнению, порождают «искаженные представления о наших обязанностях перед Господом». Такой подход к пониманию конфликтов, возникающих на религиозной почве, уже давно получил широкое распространение в мировых научных и политических кругах. На этом основании в современной России, например, проводится политика противопоставления традиционного и нетрадиционного ислама. Однако ни в сфере международной, ни в сфере внутренней политики этот подход себя не оправдал. Напротив, втягивание

светского государства – будь то Россия на Кавказе или США в Ираке – в богословские по сути своей споры, поддержка им определенных конфессий приводят к росту протестных, в том числе и экстремистских, движений на религиозном поле. Обращаясь к вопросу о положении религиозных институтов в условиях демократии, одним из основополагающих принципов последней госпожа Олбрайт называет разделение церкви и государства. При этом подчеркивается, что цель такого разделения – не ограничить деятельность конфессий, но «защитить религию от тяжелой руки политиков». В духе либеральной традиции М. Олбрайт четко разделяет понятия «свобода», которая есть «дар Божий человеку», и «демократия», которая есть «творение человека, создавшего ее для того, чтобы направить свободу в русло уважения всех прав граждан». Наиболее полное воплощение либеральных свобод достигнуто, по мнению автора, в США. «Тем, кто утверждает, будто Америка – такая же страна, как все остальные, я скажу: «Чушь это!», – заявляет М. Олбрайт. Высказывая глубокую убежденность в призвании США играть роль мирового лидера, она в тоже время не разделяет точку зрения, согласно которой миссия США состоит в том, чтобы утвердить демократию во всем мире. Бывший госсекретарь решительно отвергает миссионизм как политический курс: «США должны помогать тем народам, которые желают развивать демократию. Но продвижение демократии – это политика, а не миссия... Мы можем только просить Бога благословить США, но мы не можем быть уверены, что такое благословение нам уже дано». Возрастание роли религии в современном мире для М. Олбрайт неоспоримый факт. Поэтому для того, чтобы успешно играть роль мирового лидера, американским политикам необходимо не только знать как можно больше о религии, но и учитывать религиозный фактор при формировании внешнеполитической стратегии. «Сейчас, когда в мире все больше разгораются религиозные страсти, невозможно правильно построить переговоры, не принимая во внимание религиозные доктрины и определяемую ими мотивацию поведения», – замечает госпожа Олбрайт. Начиная с XIX в. в американском обществе росло убеждение в том, что Господь Бог внимательно следит за всем происходящим в Америке, направляя развитие страны в определенное русло и определяя ее судьбу. На рубеже XIX–ХХ вв. идея богоизбранности американского народа проявилась в целом ряде внешнеполитических доктрин (например, «доктрина предопределения») и проектов (самый известный из них – проект Лиги наций, в котором его создатель, Вудро Вильсон, видел Священный союз народов – новый Ковенант4). Не следует забывать и о том, что тогда же именно в США группа протестантских пасторов сформулировала концепцию религиозного фундаментализма. В последней четверти ХХ–начале ХХI вв. М. Олбрайт отмечает рост влияния правых христианских организаций во внутренней и внешней политике США. Как и в других странах, американские фундаменталисты и ура – патриоты зачастую выступают единым фронтом. «Их представители характеризуются крайне узким кругозором и смотрят на мир сквозь призму американизма, – она пишет в этой связи. – И те и другие хотели бы получить четкие и вразумительные ответы на все волнующие их вопросы, чтобы иметь совершенно ясную и полностью понятную картину мира». Наиболее простое объяснение дают различные конспирологические и апокалипсические теории, руководствуясь которыми представители американских фундаменталистско–патриотических кругов добиваются выхода США из ООН и упразднения самой организации (заговорщического всемирного правительства), срыва ближневосточного мирного процесса как противоречащего божественному замыслу относительно Израиля и объявления крестового похода против всех врагов Америки. Хотя М. Олбрайт и не считает президента Джорджа Буша-мл. выразителем подобных взглядов, она указывает на несомненную духовную близость нынешнего хозяина Белого дома и деятелей правого христианского блока. Давно замечено, что выступления Дж. Буша - мл. звучат как миссионерские проповеди, пропитанные религиозным благочестием. Однако суть проблемы, по мнению Мадлен Олбрайт, заключается не в том, что администрация Буша старается обосновать свое право на лидерство моральными критериями. Фактически это делали все президенты. Беда в том, что используемая при этом риторика слишком уж смахивает на попытку оправдать политику США с помощью исключительно религиозной терминологии. М. Олбрайт обращает внимание на то, что это очень напоминает тактику Аль-Каиды, которая тоже предпочитает вести идейное противоборство в форме защиты моральных ценностей. «США способны сплотить мир и поднять его на борьбу против убийства невинных людей, – делает вывод автор. – Но мы никогда не сможем никого объединить, утверждая, что любое несогласие с президентом США означает выступление против воли Божьей». Мессианская риторика и необоснованные международным правом и принципами справедливой войны действия США в Ираке привели, по мнению М. Олбрайт, к углублению противоречий между США и исламским миром, дали новый дополнительный шанс Аль-Каиде и сделали более трудной борьбу с международным терроризмом. Вопросам развития исламского мира и международным отношениям на Ближнем Востоке автор уделяет особое внимание. По свидетельству самой М. Олбрайт, укрепление связей Вашингтона с исламским миром она, будучи госсекретарем, считала важнейшей задачей внешней политики США. Проблемы исламского мира – прежде всего это не завершившаяся, а в целом ряде случаев и не начавшаяся модернизация – не имеют легкого решения, но в условиях глобализации Запад не может позволить себе не заниматься ими. Задача реформирования арабского мира признана в качестве первоочередной практически всеми его лидерами. Анализируя развернувшиеся в этой связи в арабских странах дискуссии, автор приходит к заключению, что по сути своей они представляют «столкновение двух глубочайших представлений о мире. Согласно одному из них, единственным источником силы и могущества является Бог, согласно второму – только народ вправе предоставить кому-либо властные полномочия». Выбор того или иного пути развития арабского мира, как представляется М. Олбрайт, в значительной степени зависит от того, какие тенденции – консервативные или реформаторские – превозобладают на родине ислама – в Саудовской Аравии. Здесь – в духовном и экономическом центре исламского мира – противостояние охранителей и сторонников модернизации достигло наивысшего накала. Хотя сближение позиций США и арабского мира и представляется М. Олбрайт предрешенным – «в конечном счете США не в состоянии победить терроризм без помощи арабов, точно так же как арабские страны не смогут обеспечить экономическое развитие без западных инвестиций», стороны сталкиваются на этом пути с серьезными препятствиями. К таковым автор относит палестино –израильский конфликт, оккупацию Ирака и неясность намерений США в отношении мусульманского мира. Бывший госсекретарь убеждена в том, что «ни у Израиля, ни у Палестины нет ни малейших шансов надеяться на более выгодное соглашение, чем то, которое они могли бы заключить на основе предложений Клинтона». Однако эта возможность была упущена из"за упрямства Арафата, который «предпочел сорвать аплодисменты своих сторонников, прославлявших его за отказ уступить хотя бы кусочек арабских земель и нежелание признать суверенитет Израиля над Стеной Плача». В то же время М. Олбрайт не снимает ответственность за срыв мирного процесса с Израиля и США, которые после прихода к власти в Палестинской Национальной Администрации Махмуда Аббаса «не поняли, что в их же интересах было срочно прийти к нему на помощь». В итоге победа ХАМАС отбросила мирный процесс на Ближнем Востоке к точке, с которой он начался примерно 15 лет назад. Пока, заключает она, ясно только одно: возросшее влияние ХАМАС отложило на неопределенный срок признание Израилем независимого палестинского государства, а следовательно, в ближайшей перспективе палестинская проблема будет оставаться камнем преткновения в отношениях между Западом и Востоком. Войну в Ираке, точнее, совокупность ее непредвиденных последствий, М. Олбрайт называет историческим сдвигом в масштабах всего ближневосточного региона. Действительно, впервые в истории в одной из крупнейших арабских стран к власти пришло правительство мусульман"шиитов. В столицах главных суннитских государств – Саудовской Аравии, Иордании и Египта – высказываются опасения в связи с появлением шиитского полумесяца, влияние которого распространилось сначала на Бахрейн, а потом и на другие страны – Иран, Ирак, Сирию и Ливан. В этой связи Мадлен Олбрайт приводит высказывание короля Иордании Абдуллы II, заметившего, что столкновение интересов суннитов и шиитов может оказаться настолько острым, что затмит собой арабо-израильский конфликт. «В течение тысячелетий сунниты играли ведущую роль в исламе, – сказал король Абдулла. – Теперь баланс сил несколько уравнялся, и никто не возьмется предсказать, чем все это закончится». Разделяя озабоченность правителя Иордании, М. Олбрайт обращает внимание и на возможность гонки между суннитами и шиитами за обладание ядерным оружием. До 11 сентября 2001 г. ближневосточная политика США опиралась на прочные отношения с умеренными арабскими правительствами, выражавшими готовность поддержать мирный процесс. Вашингтон предпринимал необходимые меры, чтобы сдерживать режим Саддама Хусейна и в то же время не позволить Ирану реализовать его региональные амбиции. «Мы надеялись, – пишет М. Олбрайт, – что в конечном счете прагматизм возьмет верх». Вторжение в Ирак привело к распаду традиционных механизмов поддержания региональной стабильности, ситуация на Ближнем Востоке кардинально изменилась: «Президент уничтожил пусть ненадежную, но все"таки как"то действовавшую структуру безопасности, не создав взамен ничего другого».

Таким образом, попытка администрации Дж. Буша-мл. ускорить модернизацию арабских стран посредством использования военной силы, – первоначально речь шла о том, что освобожденный Ирак станет моделью арабской демократии – мягко говоря, не принесла желаемого результата. Более того, прежние достижения американской дипломатии на этом направлении были дискредитированы. В условиях американского военного присутствия в Ираке все действия США, направленные на то, чтобы убедить арабские элиты в дружественном расположении к ним Вашингтона, будут обречены на провал. Несомненный выигрыш от этого получает главный противник США – Аль-Каида. При том что военные средства, несомненно, должны сыграть важную роль в победе над терроризмом, решающим фактором на поле боя будут идеи, а не оружие. Самым сильным аргументом Аль-Каиды автор считает утверждение ее лидеров о том, что верующих мусульман повсюду преследуют и что каждый правоверный должен дать отпор врагам ислама. Действительно, не только одни экстремисты верят в то, что Запад развернул настоящее наступление на ислам. Аль-Каида рекрутирует своих сторонников под лозунгом защиты ислама от новых крестоносцев. Насколько этот лозунг соответствует действительности? Для того чтобы ответить на этот вопрос, М. Олбрайт предлагает взглянуть на современный мир глазами самих мусульман. Хотя «постоянные жалобы мусульман на преследования их веры кажутся многим жителям западных стран какой-то паранойей, – пишет она, – приходится признать, что за последние столетия территория мусульманского мира значительно сократилась. […] В процессе колонизации арабских стран западные державы сознательно культивировали создание светских элит, которые впоследствии и захватили всю власть, раннее принадлежавшую религиозным лидерам». В годы холодной войны Советский Союз оказывал поддержку таким борцам с религией, как Гамаль Абдель Насер, Соединенные Штаты в то же время способствовали укреплению Израиля. «В наши дни бен Ладен паразитирует на накопившейся ненависти, культивируя старые и разжигая новые обиды [...] Бен Ладен и те, кто мыслит, как этот фанатик, зациклились на несправедливостях, совершенных в прошлом, и не хотят думать о будущем [...] Они не могут предложить ничего такого, что могло бы улучшить жизнь людей сегодня и здесь на нашей земле. Их волнует только то, что их ждет в потустороннем мире, и они уверены, что там их ожидает слава. Они ни на минуту не сомневаются в своей высокой и безупречной нравственности, полагая, что сам Господь Бог выдал им мандат на убийство людей». Что можно противопоставить этой уверенности? Как «достучаться до людских сердец, чтобы разрушить базовые устои врага»? Прежде всего М. Олбрайт призывает сбалансировать американскую внешнюю политику. Как справедливо замечает автор, «Аль-Каиду многие ценят не за то, что она собой представляет, а за то, против кого и против чего она борется». В подтверждение данного тезиса она приводит выводы комиссии экспертов Министерства обороны США 2004 г.: «Мусульмане ненавидят не нашу свободу, а нашу политику». Одерживая победы на поле боя, Вашингтон терпит поражение в сфере идеологического противостояния, что, с одной стороны, позволяет Аль-Каиде восполнять свои потери, а с другой – вносит разлад в ряды союзников США. «Администрация [Дж. Буша"мл. – М.А.], хотя и ненамеренно, переключила внимание мировой общественности с вопроса о том, что сделали и еще сделают террористы, к вопросу о том, что могут сделать США». Причина такой непредсказуемости американской внешней политики кроется, по мнению М. Олбрайт, в том, что «мы сами так и не разобрались, с кем же, в конце концов, ведем борьбу». В самом деле, борьба со злом в несовершенном мире очень быстро превращается в борьбу если не со всем миром, то по крайней мере с большей его частью. М. Олбрайт призывает отказаться от широких терминов, обозначающих врагов США, таких как приверженцы политического ислама, исламофашисты и прочей сомнительной экзотики, например, исламоленинизма, поскольку «чем более широкое мы дадим толкование того, кого считаем своим противником, тем больше наживем себе врагов». Думается, что к этому совету – всегда четко и однозначно определять своего врага – стоит прислушаться не только американскому руководству. «Наш противник – не ислам и не те мусульмане, которые не согласны с нашей политикой на Ближнем Востоке». Этот тезис М. Олбрайт последовательно разворачивает на протяжении всей книги. «Наш враг – это те, кто хотят нас уничтожить, – пишет она, – Аль-Каида и ее союзники». Ислам вместе с двумя другими аврамистическими религиями – иудаизмом и христианством – образует культурный фундамент современного мира. Конфликт между исламскими и иудео-христианскими ценностями, провоцируемый исламскими, равно как и иудейскими и христианскими экстремистами, способен ввергнуть наш мир в хаос. «В последние годы напряженность в отношениях между различными религиями возросла, и это порождает ощущение того, что события выходят из"под контроля», – замечает М. Олбрайт. Каким образом разрешится эта напряженность зависит, по ее мнению, во многом от того, смогут ли деятели различных религий отказаться от глубоко укоренившихся предрассудков друг о друге, смогут ли «христиане, мусульмане и евреи... наконец осознать, как много у них общего». М. Олбрайт призывает вести постоянные дискуссии с участием представителей всех аврамистических религий. Автор прекрасно понимает ограниченность этого метода – «вряд ли мы сможем посредством дискуссий повлиять на мировоззрение экстремистов», и все же она уверена, что диалог лучше, чем нынешний статус-кво, при котором его участники заняты лишь одним – сохранением слепой приверженности давно уже устаревшим догмам и преследованием тех, кто предлагает отказаться от вековых предрассудков. Особое внимание в этой связи уделяется исламу. М. Олбрайт формулирует задачу модернизации ислама – его осовременивание, придание ему умеренности, раскрытие исламского вероучения с точки зрения общечеловеческих ценностей и толерантности. «Победить терроризм, – пишет она, – можно только в том случае, если истинные мусульмане объединятся, чтобы защитить ислам от убийц, пытающихся монополизировать веру в Аллаха». Задача Вашингтона, таким образом, заключается в том, чтобы «активизировать, сплотить и придать уверенность тем [мусульманам. – М.А.], кто придерживается умеренных взглядов». Самое главное сегодня, по мнению М. Олбрайт, завоевать сердце и душу каждого мусульманина, и сделать это необходимо на всех уровнях, включая семью, местную общину, диаспору и нацию в целом. «Подлинная победа над терроризмом будет одержана не тогда, когда мы заставим замолчать каждого несогласного с нами, а тогда, когда получат самое широкое распространение умеренные и разумные взгляды». По сути дела, речь идет о консолидации умеренных исламских деятелей и привлечении их Западом на свою сторону, а в более широкой перспективе – об интеграции в единую систему иудейско-христианско-мусульманских ценностей и традиций. Важно отметить в этой связи, что М. Олбрайт не является сторонником планов построения универсальной религии: «Я вовсе не призываю к созданию духовного плавильного котла, в котором идеи различных религий превращались бы в сентиментальный вздор», – обозначает она свою позицию. Главная задача сегодня, уверена М. Олбрайт, состоит в том, чтобы избежать возможного столкновения цивилизаций. Но как разрешить религиозные конфликты, как развернуть религии к тесному сотрудничеству друг с другом? Прежде всего, М. Олбрайт призывает использовать потенциал самих религий. Однако предлагаемые ею методы увещевания участников конфликта – обращение к их чувству ответственности по отношению к ближнему – и ведения переговоров с учетом религиозного фактора (в этом случае автор предлагает использовать такие инструменты, как молитва, пост, всепрощение, покаяние и обращение к священным писаниям) мало оправдывают себя на практике. Так, обращения папы Иоанна Павла II, александрийского патриарха Петра VII и других религиозных деятелей к набожному Дж. Бушу"мл. не помешали последнему начать военные действия против Ирака; призывы мусульманских духовных лидеров не остановили суннитских и шиитских радикалов; наконец, сама М. Олбрайт, опираясь на свой опыт ближневосточного урегулирования, совершенно справедливо утверждает, что если защитники мира могут легко отыскать в Коране или в Библии заповеди, призывающие к человеколюбию, то сторонники жесткой линии столь же легко могут найти там же оправдания насилия и жестокости. В определенном смысле, опровергая собственные теоретические построения, М. Олбрайт пишет: «Любые переговоры немедленно заходят в тупик, как только стороны начинают доказывать правоту своих позиций не на ос" нове человеческих законов и прецедентов, а ссылаясь на обещания, которые дал им сам Господь Бог». Со свойственной ей эмоциональностью и прямотой М. Олбрайт вспоминает о своем участии в палестино-израильских переговорах: «Много раз мне хотелось схватить палестинского и израильского участников переговоров за уши и столкнуть лбами, чтобы пробудить в них хоть каплю здравого смысла». Призыв к здравому смыслу содержится в приводимом М. Олбрайт высказывании ее бывшего патрона Билла Клинтона о проблеме взаимопонимания верующими разных конфессий и сторонниками сугубо светского пути развития друг друга: «Все зависит от того, готовы ли мы признать, что никто из нас не обладает истиной в последней инстанции. Вот и все. В этом все и дело. Вы, конечно, вправе считать, что истинна только ваша религия, и даже то, что она более истинна, чем другие вероисповедания. Но вы не можете быть уверены в том, что в этой жизни кто-нибудь способен полностью познать всю истину мира». М. Олбрайт поддерживает этот принцип. Действительно, если у Бога есть план, он будет выполнен – но это небесная сфера полномочий, а не земная. «Нельзя оправдать внешнюю политику, которая готовит почву для Армагеддона», – пишет М. Олбрайт. Проблема, однако, заключается в том, что постмодернистский по своей подход Клинтона–Олбрайт совершенно неприемлем для истинно верующих. Не может верующий человек признать, что он не сопричастен истине в последней инстанции. Если для целого ряда светских философов и религиозных интеллектуалов модернистского толка такой подход вполне допустим, то для адептов он тождественен вероотступничеству. В идеале выходом из состояния религиозной войны могло бы стать четкое разделение религии и политики. Именно таким путем, проигнорировав осуждения папы Иннокентия X, и пошли участники Вестфальского конгресса в 1648 г. Сегодня отделить религию от политики становится все труднее. В этой ситуации ответственные за американскую внешнюю политику деятели стремятся, по свидетельству М. Олбрайт, к такой интерпретации религиозных доктрин, которая свела бы к минимуму опасность возникновения международных конфликтов. Однако их старания, как замечает сам автор, «скорее всего... напрасны». Два обстоятельства, с точки зрения М. Олбрайт, вызывают особую тревогу: во"первых, религиозные экстремисты разных вероисповеданий действуют заодно (например, протестантские фундаменталисты, поддерживая радикальных религиозных сионистов, утверждают, что Бог разрешил последним игнорировать права палестинцев); и, во"вторых, история знает не слишком много примеров смягчения религиозных конфликтов. И все же М. Олбрайт глубоко убеждена, что межрелигиозные противоречия могут быть преодолены. Альтернативой столкновению цивилизаций должна стать консолидация мирового гражданского общества на основе таких общечеловеческих ценностей, как «права человека и забота о благополучии каждого индивида». При этом речь не идет о противопоставлении светского и религиозного мировоззрений, напротив, защита свобод и прав человека есть, по мнению М. Олбрайт, именно та сфера, в которой «легче всего сочетать религиозные верования с приверженностью к политической свободе». Но можно ли всерьез надеяться, что мир удастся объединить на основе такого типично западного принципа, как уважение прав личности? «Ответ очень прост, – заявляет М. Олбрайт. – Он, этот принцип, хорошо известен и уважаем не только в культуре западных стран». В подтверждение данного тезиса автор приводит целый ряд соответствующих цитат из священных, философских и законодательных текстов разных времен и народов. Так, например, М. Олбрайт ссылается на юридический кодекс, провозглашающий гарантии справедливости для каждого и запрет сильному угнетать слабого. «Вы, наверное, подумали, что это цитата из свода законов, которые мировое сообщество должно подарить народу Ирака. Вовсе нет. Это судебник царя Хаммурапи – жившего в XVIII в. до н.э. правителя древнего Вавилона». Итак, если религию невозможно отделить от политики, то необходимо приложить все силы для того, чтобы, используя гуманистический потенциал основных мировых религий, переформатировать их на основе общечеловеческих ценностей и превратить из источника враждебности в источник терпимости и взаимопонимания.