О ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫХ ЧАСТНОПРАВОВЫХ ОТНОШЕНИЯХ 2 страница

Четкая квалификация норм частноправового характера особенно важна, поскольку наблюдается тенденция подводить многие публично-правовые отношения, регулируемые публично-правовыми нормами (в указанном выше их значении), под покров МЧП, трактуя тем самым такого рода отношения как бы в качестве частноправовых. Поводом для этого служит, по-видимому, то, что в соответствующих публичных по сути отношениях задействованы частные (физические и юридические) лица. Таким образом, грань между частным и публичным правом неоправданно размывается. Примером могут служить многообразные отношения в области иностранного инвестирования или международной защиты интеллектуальной собственности. Национальный режим, предоставляемый иностранным инвесторам или авторам художественных произведений, или правило конвенционного приоритета, которым пользуются изобретатели при регистрации патентов, или сроки пользования авторскими правами по наследству и т.п. - все это публично-правовые нормы (в том числе и международно-унифицированные), хотя и предназначаемые для применения к частным лицам, дестинаторам.

Но очевидно, что если при определении частноправовых отношений подводить под них любые отношения, в которых задействованы частные лица, от национального публичного права вообще может мало что остаться... Это, однако, неоправданно ни системно, ни методологически, ни по сущности самих правовых отношений.

Национальные гражданско-процессуальные нормы по своему характеру публично-правовые. Однако это выглядит иначе, когда дело касается процессуальных правил процедуры (регламентов) арбитражных, третейских судов. Эти правила могут представлять собой составной элемент арбитражной оговорки и являют собой в любом случае добровольное частноправовое соглашение тяжущихся сторон. Но нельзя упускать при этом из виду, что соответствующее согласование сторонами арбитражных правил процедуры, во-первых, юридически допустимо только в силу соответствующего национального закона (публично-правового акта) <1> и, во-вторых, должно соответствовать публично-правовым параметрам данного закона. Иначе говоря, и в данном случае частноправовые отношения исходно зиждятся на публичном праве. Это относится и к международным с факультативной силой арбитражным регламентам, например к Арбитражному регламенту ЮНСИТРАЛ 1976 г.

--------------------------------

<1> См., например: п. 1 ст. 19 Закона о международном коммерческом арбитраже.

Особая область - коллизионные нормы, включаемые в гражданское и иное законодательство. По сути и по характеру регулируемых отношений и они выполняют процессуальные функции <1>, в частности юрисдикционные (т.е. публично-правовые), не говоря о массе иных публично-правовых норм, содержащихся в гражданском законодательстве, в том числе и в разд. VI "Международное частное право" ГК РФ. Во всех соответствующих случаях частное лицо выступает отнюдь не как независимый (образно говоря, "суверенный") субъект права, но подчиняется твердо установленным правилам, т.е. публично-правовым нормам, а не частноправовым.

--------------------------------

<1> То, что ныне обычно понимается в мире как международное частное право, русский дореволюционный ученый Т.М. Яблочков прямо и, на наш взгляд, теоретически резонно трактовал как право процессуальное. См.: Яблочков Т.М. Курс международного гражданского процессуального права. Ярославль, 1909.

Частноправовым отношениям в принципе свойственно такое положение, когда субъекты того или иного национального частного права (это могут быть и публично-правовые учреждения, в том числе так называемое торгующее государство) не только свободно, по своей воле вступают в правовые отношения, но и свободно в рамках своей правоспособности согласовывают условия, объем своих субъективных прав и обязанностей. В реальности, однако, имеют место правоотношения, которые хотя и возникают в результате свободного волеизъявления сторон, но при этом условия правоотношений, объем прав и обязанностей предопределяются либо волей одной из сторон сделки, либо прямо публично-правовыми нормами (например, в наследственном праве).

Особое место занимают широко используемые монополистами сделки, совершаемые на основе так называемых типовых проформ контрактов, формуляров (договоры присоединения), фактически исключающих возможность внесения в них изменений присоединяющимися лицами. По сути, при этом имеет место посягательство на основной частноправовой принцип свободы воли сторон посредством псевдовластного (псевдопубличного) диктата, "права силы". И все же формально отношения - именно ввиду отсутствия применения подлинно властной воли, понуждающей присоединение к договору, - сохраняют, хотя и ущербный, характер частноправовых.

Фактически, но не юридически сходное явление представляет собой действительно властное, публично-правовое вторжение в частные правоотношения, например путем государственного нормирования цен (тарифы на электроэнергию, водоснабжение и т.п.). Доведенное до логической завершенности такое вторжение может заменять традиционные частноправовые отношения публично-правовыми. Торговля подменяется практически властным регулированием, распределением, особо наглядно - посредством карточной системы. В реальной жизни, таким образом, грани между частным и публичным правом могут становиться довольно зыбкими и размытыми.

* * *

Во всяком случае, достаточно надежным представляется постулат: частное право регулирует в принципе свободные отношения между "частными лицами", индивидами, в качестве которых могут выступать и публично-правовые учреждения. При этом частное право всегда национальное, ибо правовой статус и правоспособность субъектов частного права в силу государственного суверенитета предопределяются единоличной властной государственной волей. При этом публичное право может быть как национальным, так и международным, поскольку властная правообразующая согласованная воля государств действует не только на внутринациональном, но и на международном уровне.

Международное публичное право и его соотношение

с национальными правопорядками

Под МПП (в объективном смысле) традиционно понимается совокупность правовых принципов и норм, определяющих взаимные права и обязанности государств (а также отдельных правосубъектных межправительственных организаций) в их общении.

Исходя из "волевого" доктринального подхода к пониманию сущности МПП, развитого Г.И. Тункиным <1>, право это в концептуальном смысле определим как систему правовых принципов и норм, регулирующих международные публичные отношения и базирующихся на согласовании государственных воль либо посредством эксплицитного выражения этих воль прежде всего в международных договорах (опосредованно - в актах межгосударственных организаций), либо в имплицитном их выражении в укоренившемся обычае <2>.

--------------------------------

<1> См.: Тункин Г.И. Теория международного права. М., 1970. С. 239 - 243.

<2> См., например: Оппенгейм Л. Международное право. М., 1948. Т. I. Пт. 1. С. 26 - 64; Броунли Я. Международное право. М., 1977. Кн. 1. С. 65 - 72; Курс международного права. М., 1989. Т. 1. С. 17 - 29; Лукашук И.И. Международное право: Общая часть. М., 1996; Международное право / Отв. ред. Ю.М. Колосов, В.И. Кузнецов. 2-е изд. М., 1998. С. 10 - 14; Черниченко С.В. Теория международного права. С. 245 и след.; Международное публичное право / Под ред. К.А. Бекяшева. М., 1998. С. 5 - 11; Международное право / Отв. ред. В.И. Кузнецов. М., 2001. С. 26 - 35; Международное право / Отв. ред. Г.В. Игнатенко, О.И. Тиунов. 3-е изд. М., 2003. С. 6 - 25; Международное право / Отв. ред. Е.Т. Усенко, Г.Г. Шинкарецкая. М., 2003. С. 13 - 17, 25 - 30; McDougal M. International Law. Power and Policy // Rec. Cours. 1953. Vol. 88. P. 144 - 153, 169, 180 - 183, 190; Schachter O. International Law in Theory and Practice // Rec. Cours. 1985. Vol. 178.

Национальные правопорядки и международное право не разделены и не могут быть разделены непроницаемой стеной, напротив, они имманентно взаимосвязаны. Если национальный правопорядок, как доказывает исторический опыт, вполне может быть самодостаточным, международное право немыслимо вне связей с национальным правом государств - субъектов и творцов международного права.

Генеральный метод (можно даже сказать - предмет) регулирования международного договорного публичного права - это в реальности либо определенные изменения, либо сохранение неизменности действующего внутреннего правопорядка договаривающихся (согласовывающих свои воли) государств. Согласовываемые изменения могут относиться к самым разнообразным сферам внутринационального правового регулирования.

К примеру, международный мирный договор, в том числе включающий территориальные изменения, требует трансформации во внутринациональные правопорядки соответствующих государств в отношении, в частности, изменения пределов территориальной компетенции государств и т.д. Международные конвенционные запреты на смертную казнь; многообразные разрабатываемые в рамках МОТ единые правила и условия охраны труда; договоренности об условиях либерализации взаимной торговли или такие международные конвенционные нормы, которые запрещают производство боевых отравляющих газов, - во всех такого рода и во множестве других случаев соответствующие международные соглашения требуют от стран-участниц формально-юридически прежде всего именно изменения (дополнения, исправления и т.п.) или, наоборот, закрепления неизменности соответствующего внутринационального правового порядка договаривающихся государств. В известном смысле международные договоры по предмету их регулирования можно определить как соглашения об изменениях или о стабилизации национального правопорядка договаривающихся государств.

Но конвенционные нормы международного права (в том числе нормы, возникающие из решений отдельных межправительственных организаций) не действуют в государствах ex proprio vigore (своей собственной силой), но должны быть трансформированы (реципированы) в национальном праве (Г. Трипель) <1>. Это может быть генеральная рецепция или специальная. Генеральная (конституционная) рецепция, применяемая в России, отнюдь не действует универсально и повсеместно. Есть страны, в которых приоритетен не международный договор (как в России), но внутренний закон (например, в США).

--------------------------------

<1> См.: Triepel H. und Landesrecht. Leipzig, 1899; Усенко Е.Г. Формы регулирования социалистического международного разделения труда. М., 1965. С. 162 - 163; Левин Д.Б. Актуальные проблемы теории международного права. М., 1974. С. 217 - 218; Черниченко С.В. Теория международного права. С. 329 - 358.

В России согласно ч. 4 ст. 15 Конституции РФ "общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора". Этим отчетливо определяется, что международный договор Российской Федерации - часть правовой системы (правопорядка) России, а не просто "контракт" с другими субъектами международного права. При этом ст. 14 и п. "а" ч. 1 ст. 15 Федерального закона от 15 июля 1995 г. N 101-ФЗ "О международных договорах Российской Федерации" <1> предусматривают, что договоры, требующие изменения действующих или издания новых законов, а также устанавливающие иные правила, чем предусмотренные законом, подлежат обязательной ратификации в форме закона. Таким образом, если международный договор Российской Федерации не требует изменения действующих или издания новых законов, ратификация не требуется, а действие договорных условий может, очевидно, осуществляться внутри страны при необходимости посредством подзаконных актов.

--------------------------------

<1> СЗ РФ. 1995. N 29. Ст. 2757.

Существенно, что, если ясно установлен приоритет правил международного договора России перед правилами российского закона, это не относится к общепризнанным принципам и нормам международного права, которые, являясь (как и международные договоры) составной частью правовой системы России согласно ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, не пользуются, однако, в отличие от договоров приоритетом по отношению к другим частям этой системы.

Соответственно, общие принципы и нормы международного права и международные договоры России с любым другим государством с очевидностью презюмируются как составная часть правовой системы и этого другого государства. Таким образом, правовые системы отдельных государств в определенной части (во всяком случае, общепризнанные принципы и нормы международного права) презюмированно идентичны. Особенность этих идентичных частей в том, что они автономны в национальных правовых системах: они не могут изменяться индивидуальной государственной волей, но изменяются, что касается общих принципов и норм, коллективной волей всего международного сообщества государств. А нормы международных договоров возникают, изменяются и прекращают свое действие по воле отдельных государств - участников этих договоров. По большому счету многие международные договоры оказывают в той или иной мере если не унификационный, то гармонизационный эффект. Сказанное логично применимо как к международным нормам публичного характера, в том числе в экономической сфере, так и к международным нормам частноправового значения.

В доктрине выделяются международно-правовые нормы так называемого прямого действия. Но это отнюдь не нормы, которые якобы могут действовать в пределах национальной юрисдикции того или иного государства как бы без какой-либо рецепции (трансформации). К примеру, имеют прямое действие административно-процессуальные нормы или нормы так называемого права персонала межгосударственных организаций. Прямое действие таких норм возможно только потому, что действие это предполагается на юридически экстерриториальном, вненациональном юрисдикционном пространстве межгосударственной организации и в отношении лиц в той степени, в какой они не подпадают под юрисдикцию тех или иных государств (например, трудовые, административные отношения в рамках международной организации). А само такое прямое действие изначально ("генетически") зиждется на коллективно согласованной воле государств - учредителей организации.

Прямое действие применительно к государствам имеют как будто бы многие виды правовых актов, принимаемых органами Евросоюза. Но и в этом случае юридически имеет место генеральная рецепция соответствующих правовых актов и содержащихся в них норм, предусматриваемая учредительными актами Евросоюза, в которых государства-члены договорились о делегировании органам Евросоюза своих строго определенных властных функций и правомочий.

Что касается основополагающего для правовой системы ВТО и для регулирования всей мировой торговли так называемого Марракешского пакета 1994 г., состоящего из более 50 соглашений, то во избежание дальнейших кривотолков Европейский союз и США в процессе их принятия ясно заявили, что эти соглашения не будут иметь прямого действия. Такое заявление само по себе - наглядное свидетельство зависимости прямого действия от воли государств, участвующих в договоре.

Особое место занимают многосторонние договоры, конвенции и иные акты, прямо посвященные международно-правовому обеспечению трансграничных правовых отношений как в сфере торгового оборота, так и в части защиты имущественных прав. К первой группе таких договоров в сфере торгового оборота (это в принципе в основном частноправовые отношения) прежде всего относятся так называемые конвенции МЧП (точнее, конвенции о частном праве), которые обычно имеют целью унификацию для государств-участников их национального частноправового регулирования. Здесь могут быть упомянуты Венская конвенция 1980 г., Оттавские конвенции 1988 г., Гамбургская конвенция 1978 г.

Ко второй группе в сфере защиты прав собственности (это во многом публично-правовые отношения) могут быть отнесены: Парижская конвенция 1883 г.; Бернская конвенция 1886 г.; Всемирная конвенция об авторском праве от 6 сентября 1952 г.; Мадридская конвенция об охране товарных знаков 1891 г.; Вашингтонский договор о патентной кооперации 1970 г.; Женевская конвенция об охране интересов производителей фонограмм от незаконного производства фонограмм 1971 г.; Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности 1994 г. (ТРИПС) в рамках ВТО и др. На региональном уровне был введен единый Евразийский патент в ряде стран СНГ (1993 г.) и создается единый патент в Евросоюзе (в развитие Конвенции 1975 г.). В области защиты интересов иностранных инвесторов можно отметить, в частности, Вашингтонскую конвенцию 1965 г., Сеульскую конвенцию об учреждении Многостороннего агентства по гарантиям инвестиций 1985 г., многостороннее Соглашение стран СНГ о сотрудничестве в области инвестиционной деятельности от 24 декабря 1993 г., Соглашение по торговым аспектам иностранных инвестиций (ТРИМС) в рамках ВТО.

Специальную категорию представляют собой многосторонние договоры и конвенции международного процессуального (публичного) права, направленные на обеспечение урегулирования арбитражным или иным путем международных частноправовых споров. Особое значение здесь имеет Нью-Йоркская конвенция ООН 1958 г. Такое же значение для судебных решений имеют, в частности, условия многосторонних соглашений о правовой помощи.

Правовое значение унификационных договоров формально-теоретически и по самой сути ничем не отличается от других международных договоров, кроме особого предмета регулирования, а именно прямой унификации (или гармонизации) частноправовых или публично-правовых отношений.

Неправильным было бы отнесение к сфере частного права любых международных отношений только на том основании, что отношения эти международные и в них могут участвовать частные лица, поскольку многие такие отношения могут быть и публично-правовыми (например, уплата иностранных налогов, таможенных пошлин, получение въездных виз и т.п.) и регулируются они обычно национальными нормами.

Заметим, что, хотя материально-правовые нормы унификационных конвенций (по частному праву), реципированные в качестве норм внутреннего права, как правило, диспозитивны для применения дестинаторами конвенций - контрагентами соответствующих частноправовых сделок <1>, сами же эти конвенции безусловно императивны для государств-участников, которые обязаны инкорпорировать эти конвенции в свой внутренний правопорядок и поддерживать в нем унифицированные нормы, не изменяя их в одностороннем порядке.

--------------------------------

КонсультантПлюс: примечание.

Монография Н.Г. Вилковой "Договорное право в международном обороте" включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2004.

<1> См.: Вилкова Н.Г. Договорное право в международном обороте. С. 171.

Неверно рассматривать нормы унификационных конвенций и в качестве так называемых норм прямого действия, аргументируя это тем, что частные, физические и юридические лица могут прямо ссылаться на нормы конвенций при рассмотрении, к примеру, споров в суде или арбитраже <1>. Такая ссылка в практически-процессуальном смысле действительно выглядит как прямая ссылка непосредственно на норму конвенции. Строго юридически, однако, такого рода конвенционные нормы, хотя и остаются "автономными" и "генетически" международно-правовыми, действуют в национальном правопорядке в качестве норм национальных, не "прямо" конвенционных, но опосредованных, ставших национальными для каждой из стран - участниц конвенции, причем, что характерно, иногда с оговорками, что прямо свидетельствует о рецепционном характере норм.

--------------------------------

<1> См.: Карро Д., Жюйар П. Указ. соч. С. 51.

То, что материально-правовой нормативный состав, к примеру, Венской конвенции 1980 г., регулирующей в каждой стране-участнице частноправовые отношения по международным сделкам купли-продажи, представляет собой часть национального (торгового) права каждой страны-участницы, хорошо иллюстрирует ситуация, когда одна из сторон (а возможно, и обе стороны) сделки международной купли-продажи товара не является (не являются) субъектом (субъектами) права страны - участницы Конвенции, но в силу национальных коллизионных норм (международного частного права) применимым к сделке правом оказывается право страны - участницы Конвенции, - задействованными оказываются нормы этой Конвенции. Однако не как таковой, но в качестве составной части применимого национального права (sic!) соответствующей страны.

Гипотетическим, но вполне реальным примером может служить ситуация по сделке между двумя сторонами, одна из которых, скажем, из Великобритании, другая - из Казахстана (оба государства на 2003 г. не участвовали в Венской конвенции 1980 г.). Применимым правом в силу соответствующих использованных судом или арбитражем коллизионных норм может быть признано национальное право, скажем, России (страны - участницы Венской конвенции 1980 г.) <1>. Она (Конвенция) и должна быть фактически использована, ибо национальное право России для такого рода правоотношений - это Венская конвенция 1980 г. Совершенно очевидно, что при этом Конвенция используется не как таковая, с прямым действием, но опосредованно как часть национального права России.

--------------------------------

<1> См.: Венская конвенция о договорах купли-продажи товаров: комментарий. М., 1994. С. 9 - 11 (ст. 1.1b).

Принципиально важно различать унификацию национальных материально-правовых норм частного права, а тем более публичного права, и унификацию национальных норм международного частного (коллизионного) права. Строго юридически конвенциями МЧП следует считать только конвенции о разнообразных ситуациях определения применимого права. Четыре такого рода конвенции заключены были в рамках Гаагской конференции по МЧП. Из них вступили в силу (на время написания данной работы) лишь две конвенции с числом участников восемь и четыре государства, есть также и соответствующая межамериканская конвенция с двумя странами-участницами. Больше повезло Римской конвенции 1980 г., действующей для стран Евросоюза <1>.

--------------------------------

КонсультантПлюс: примечание.

Монография Н.Г. Вилковой "Договорное право в международном обороте" включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2004.

<1> См.: Вилкова Н.Г. Договорное право в международном обороте. С. 424 - 474.

Международное частное право, его нормативный состав

Как уже отмечено выше, понятие МЧП неоднозначно. Наибольшие расхождения в этом понятии наблюдаются именно в российской науке. Целесообразно их и рассматривать: это в основном взгляды представителей условно называемых цивилистической школы, школы международников и теории полисистемного понимания МЧП.

Отечественная цивилистическая школа

Она исходит из того, что МЧП включает в себя следующие компоненты.

1. Коллизионные нормы <1> в широком их понимании. Эта составляющая МЧП наиболее общепризнаваема. Но нормы эти, разумеется, не международные по происхождению, а национальные, включая и реципированные по своей природе нормы немногих упомянутых унификационных конвенций о применимом праве.

--------------------------------

<1> Как остроумно заметил английский ученый М. Вольф, по сути нормы эти не "коллизионные", а на самом деле "антиколлизионные", т.е. направлены на избежание коллизий. Он же отмечает неудачность употребления самого термина "международное частное право", используемого, как он пишет, лишь поскольку "никто не нашел лучшего названия" (Вольф М. Международное частное право / Пер. с англ. С.М. Рапопорт; под ред. и с предисл. Л.А. Лунца. М., 1948. С. 25).

ГК РФ (разд. VI) в российское МЧП кроме общих положений (гл. 66) включает нормы права, подлежащего применению при определении правового положения лиц (гл. 67), а также нормы права, подлежащие применению к имущественным и личным неимущественным отношениям (гл. 68). В разд. VI ГК РФ по сути концептуально доминируют коллизионные нормы (иначе - нормы, определяющие применимое право) <1>. При этом п. 1 ст. 1186 ГК РФ предусматривает возможность использовать в качестве правового инструментария для определения права, применимого к гражданско-правовым отношениям, кроме самого ГК РФ: международные договоры Российской Федерации, другие законы (предусмотренные п. 2 ст. 3 ГК РФ), а также обычаи, признаваемые в Российской Федерации. В смысле п. 1 ст. 1186, таким образом, международные договоры в параметрах МЧП Российской Федерации трактуются лишь в качестве коллизионного средства. Разумеется, при этом нормы международных договоров, на наш взгляд, как в принципе и любые международные нормы, не имеют прямого действия (см. выше), но применяются в качестве реципированных норм, составляющих часть правовой системы РФ (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ), часть, хотя и имеющую приоритетную силу, но концептуально не отличающуюся от других частей этой системы.

--------------------------------

<1> См., например: Комментарий к части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации / Под ред. А.Л. Маковского, Е.А. Суханова. М., 2002. С. 307.

2. Многие правоведы цивилистической школы считают, что в МЧП входят и внутренние материального характера нормы, которые непосредственно регулируют отношения с так называемым иностранным элементом, в том числе гражданско-правовые отношения во внешней торговле, в первую очередь экспортно-импортную куплю-продажу, вопросы денежных обязательств, связанные с изменениями покупательной способности денег во внешней торговле, и т.п. <1>.

--------------------------------

<1> См., в частности: Перетерский И.С., Крылов С.Б. Международное частное право. М., 1940. С. 7 - 8; Перетерский И.С. Система международного частного права // СГП. 1946. N 8 - 9. С. 17 - 30; Богуславский М.М. Международное частное право. 5-е изд. М., 2005. С. 26.

Все это, по существу, фрагментарно, эпизодически используемые нормы и институты разных отраслей национального законодательства. Но корректно ли считать системно некую норму одновременно и нормой, к примеру, российского гражданского обязательственного права, а в конкретной ситуации и нормой российского МЧП? К тому же обычно, когда решается вопрос о том или ином применимом к спору национальном материальном праве, речь никогда не идет о российском (или ином) МЧП, но о российском (или ином) праве как таковом.

Что касается самого термина "иностранный элемент", то он, хотя и прочно укоренился в российской правовой науке и даже употреблен в законодательстве (ст. 1186 ГК РФ), не представляется вполне точным; так, в частности, те или иные транснациональные отношения, prima facie трактуемые как содержащие "иностранный элемент", в результате примененного коллизионного метода могут оказаться целиком подпадающими под иностранную юрисдикцию, т.е. становятся формально-юридически вполне иностранными, а не лишь содержащими "иностранный элемент".

Составной частью МЧП многие видные адепты отечественной цивилистической школы считают, таким образом, те или иные нормативные фрагменты национального законодательства, которые при рассмотрении споров с так называемым иностранным элементом бывают иногда задействованы в качестве применимого права и которые на этом основании втягиваются как бы в некую аморфную составляющую национального МЧП. Логичнее было бы, на наш взгляд, рассматривать такие нормы в качестве того, чем они формально и реально являются, - нормами различных соответствующих отраслей национального права, и не более того.

Представляется в этом отношении правильной точка зрения Л.А. Лунца, который полагает, что включение отдельных общих норм национального гражданского права, применимых к отношениям с так называемым иностранным элементом, в состав МЧП необоснованно; встав на такой путь, "мы пришли бы к тому, что граница между международным частным правом и гражданским правом была бы вовсе стерта" <1>. На наш взгляд, вообще термин "иностранный элемент", употребленный и в ст. 1186 ГК РФ, очевидно, не адекватен определению того или иного правоотношения как международного <2>. Думается, точнее было бы говорить о "транснациональных" ("трансъюрисдикционных") отношениях.

--------------------------------

<1> Лунц Л.А. Курс международного частного права. Т. 1. С. 29 - 30.

<2> См.: Комментарий к части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации / Под ред. А.Л. Маковского, Е.А. Суханова. С. 308. См. также: Постатейный комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, частям первой, второй, третьей. М., 2005 (ст. 1186).