С МЕЖДУНАРОДНЫМ ГРАЖДАНСКО-ПРОЦЕССУАЛЬНЫМ ПРАВОМ РОССИИ 4 страница

--------------------------------

<1> Еврокомиссия работает в настоящее время над Белой книгой о правовом регулировании МЧП в области брачных дел (ein einen Rechtsakt zum Internationalen Privatrecht in Ehesachen); об этом см.: Wagner R. // NJW. 2004. S. 1835, 1836; см. об этом же проект доклада Комитета Европейского парламента по гражданским свободам, вопросам юстиции и внутренних дел от 9 января 2008 г. о дополнении Регламента "Брюссель IIa" коллизионными нормами в отношении брачных дел (ein Berichtsentwurf des Ausschusses Freiheiten, Justiz und Inneres des Parlaments v. 09.01.2008 eine der IIa - Verordnung um Kollisionsnormen in Ehesachen).

<2> См. также: Kohler Ch. // FamRZ. 2002. S. 709 ff.

<3> По фамилии бельгийского юриста профессора Matthias Edward Storme. - Прим. пер.

<4> См.: Storme M. Rapprochement du Droit Judiciaire de l'Union . Dordrecht, 1994.

2. Международное гражданско-процессуальное право

ЕС и России в сравнении

Сравнение международного гражданского процессуального права ЕС с международным гражданским процессуальным правом России должно учитывать, что ЕС со своими правилами преследует частично другие цели, чем Россия: нормы ЕС о международном гражданском процессе создавались, во всяком случае по состоянию на сегодняшний день, по сути как "право для внутренних отношений", т.е. в качестве правового регулирования трансграничных процессуально-правовых отношений в пределах ЕС. Речь идет о сотрудничестве между судебными системами государств, которые уже сегодня обнаруживают похожие относящиеся к правовому государству стандарты и, кроме того, являются участниками все возрастающего процесса сближения их правовых систем. Положения международного гражданско-процессуального права ЕС выполняют в связи с этим как раз функцию ускорителя дальнейшего сближения правового регулирования также в области внутреннего (не международного) процессуального права. Перед российским же международным гражданско-процессуальным правом, напротив, стоит, так же как и перед автономным международным гражданским процессуальным правом государств - членов ЕС, задача регулирования процессуально-правовых отношений с любыми иностранными государствами <1>. Автономное международное гражданско-процессуальное право будет в определенной мере "осторожнее", менее стремящимся к сотрудничеству, чем комплекс правовых норм, регулирующих отношения между государствами, которые тесно взаимодействуют также и в других сферах. В этом смысле международное гражданско-процессуальное право ЕС является для России только в том отношении образцом для сравнения, если Россия могла бы взять отсюда импульсы для своей международно-правовой договорной практики с другими государствами (договоры о правовой помощи). Еще больше гражданское процессуальное право ЕС будет представлять интерес для России тогда, когда однажды между Россией и Союзом должны будут начаться переговоры о заключении двустороннего договора о правовой помощи <2>.

--------------------------------

<1> Обзор международного гражданского процессуального права на немецком языке см.: Trunk A., Jarkov V. Russland // , Geimer R., Internationaler Rechtsverkehr in Zivil- und Handelssachen. 2004.

<2> См. об этом соответствующее заявление в п. 3.3 разд. III "Юстиция" Дорожной карты от 10 мая 2005 г. на сайте представительства Европейской комиссии в России: URL: http://www.delrus.cec.eu.int/en/index.htm.

Тем не менее международное гражданско-процессуальное право ЕС нельзя объяснять только стремлением развивать "направленное внутрь" сотрудничество. Скорее, право ЕС во многом является выражением современных тенденций развития международного гражданско-процессуального права, которые могут использоваться и на уровне автономного международного гражданско-процессуального права (государств - членов ЕС или других государств). Это проявляется, например, в том, что международное гражданско-процессуальное право ЕС явно оказывает влияние на автономное право государств ЕС, в то время как судебная практика Суда ЕС касательно отдельных правил подсудности Брюссельской конвенции 1968 г. (и, следовательно, теперь Регламента "Брюссель I") переносится на соответствующие правила подсудности международного гражданско-процессуального права отдельных государств <1>. В этом смысле международное гражданско-процессуальное право ЕС является для России, пожалуй, подходящей моделью, будь то дальнейшее развитие российского права de lege ferenda или его толкование de lege lata.

--------------------------------

<1> См., например: ведущаяся в Германии дискуссия по вопросу о том, должна ли быть перенесена практика Суда ЕС о международной подсудности по правонарушениям в области средств массовой информации (решение от 7 марта 1995 г. по делу Shevill and Others v. Presse Alliance SA см. на сайте Суда ЕС (URL: http://curia.europa.eu)) на немецкое автономное право (§ 32 ZPO): Linke H. Internationales Zivilprozessrecht. 4. Aufl. 2006. S. 68.

Основные методические вопросы

Особенностью действующего российского права, которой нет в праве ЕС, является сосуществование различных в деталях норм международного гражданско-процессуального права для судов общей юрисдикции и отдельно для арбитражных судов <1>. Могут иметься основания для иного правового регулирования международного гражданского процесса в гражданском процессе по сравнению с арбитражным. Однако разделение международного гражданско-процессуального права на две части в зависимости от подведомственности дела может привести к противоречиям. Методическая особенность права ЕС, которая характерна и для международного гражданско-процессуального права, - различение директив и регламентов. В то время как регламенты ЕС по своей структуре соответствуют законам (непосредственное действие в государствах-членах, п. 2 ст. 249 Договора о ЕС), директивы ЕС (обязательная сила как цель, вариационные возможности при необходимой имплементации в государствах-членах, п. 3 ст. 249 Договора о ЕС) в российском праве ни с чем сравнить нельзя. Но так как в сфере международного гражданско-процессуального права Сообщество считает правовое единообразие первоочередным и регулирует международное гражданско-процессуальное право, как правило, с помощью регламентов (действие которых в плане унификации сильнее, чем у директив), законодательно-методические различия между правом ЕС и российским правом здесь незначительнее, чем в сфере материального права, которое регулируется преимущественно директивами. Что касается содержания, то заметно, что ЕС в последнее время стремится выбраться далеко за рамки традиционного предмета регулирования международного гражданско-процессуального права - международной подсудности, признания и принудительного исполнения иностранных судебных решений, правовой помощи в узком смысле. Множество специальных регламентов и директив ЕС относительно отдельных элементов гражданского процесса при наличии связи с ЕС - Европейский исполнительный документ, Европейское приказное производство, Европейская помощь по оплате судебных расходов и др. - не имеют в российском праве до сих пор аналога. Кроме того, бросается в глаза различие между российским международным гражданско-процессуальным правом и правом ЕС, касающееся роли международных договоров. При регулировании отношений между своими членами ЕС отказалось от традиционного подхода, связанного с заключением международных договоров (Брюссельская конвенция 1968 г.), но, пожалуй, прежде всего потому, что международные договоры требуют ратификации всеми участниками соответствующего договора и поэтому менее легко изменяемы, чем директивы и регламенты. Следующая типичная проблема международных договоров - обычно неоднородное толкование положения договора - в государствах-участниках была решена в случае с Брюссельской конвенцией 1968 г. специальным наделением Суда ЕС компетенцией по толкованию Конвенции <2>. Россия же заключила с множеством государств договоры о правовой помощи, унифицирующие, в частности, также международное гражданско-процессуальное право <3>. Преимущество такого подхода состоит в обеспечении правовой уверенности и взаимности в отношениях с соответствующими государствами-партнерами. Однако этому преимуществу противостоит возможность расхождений между заключенными договорами и сравнительно большая инертность однажды подписанных договорных положений, для которых к тому же, как это обычно бывает в праве международных договоров, отсутствует единая инстанция по толкованию. К этому добавляется то, что в отношении между Россией и Сообществом в целом, так же как и в отношении между Россией и многими отдельными государствами - членами ЕС (Германия, Франция, Великобритания и др.) отсутствуют соответствующие международные договоры <4>. Такое состояние не согласуется в долгосрочной перспективе с целью тесного партнерства между ЕС и Россией <5>.

--------------------------------

<1> Интересным для сравнения является в этом отношении украинское право, которое в новом Законе о МЧП от 23 июня 2005 г. регулирует международную подсудность единообразно для судов общей юрисдикции и хозяйственных судов.

<2> См.: Протокол от 3 июня 1972 г. о толковании Конвенции Судом ЕС // ABl. EG. 1975. L 204. S. 28 ff.

<3> См., например: Богуславский М.М. Международное частное право. 5-е изд. М., 2005. С. 488 и след.

<4> Известное исключение представляет собой Гаагская конвенция о правовой помощи, чье применение на практике сталкивается с препятствиями. См., например: Utkina I. Current Problems of Judicial Assistance in the Field of Judicial Service Abroad and Evidence: The Russian Perspective // Rechts- und Amtshilfe im Ostseeraum / A. Trunk, A.-M. Nuutila, (Hrsg.). Berlin, 2005. S. 29 ff. Договор между ЕС и Россией о правовой помощи мог бы устранить эти недостатки.

<5> В рамках Берлинского всемирного конгресса восточноевропейских исследований (ICCEES), проходившего в 2005 г., рабочая группа "Сотрудничество в сфере юстиции" приняла воззвание к ЕС о заключении Договора о правовой помощи с Россией и с Украиной. Текст воззвания см.: URL: http://www.uni-kiel.de/eastlaw/ICCEES_Resolution_2005.html.

Международная подсудность (компетенция)

Как в праве ЕС, так и в российском праве, даже если терминология в законах, договорах и юридической литературе и варьируется, "международная подсудность" (международная компетенция) признается специальной категорией подсудности.

Как европейское, так и российское международное гражданское процессуальное право основывается при определении международной подсудности на принципе actor sequitur forum rei, т.е. общей подсудности по месту жительства (нахождения) ответчика (см., с одной стороны, п. 1 ст. 2 в сочетании со ст. ст. 59, 60 Регламента "Брюссель I", с другой стороны, ч. 2 ст. 402 ГПК РФ, первая альтернатива п. 1 ч. 1 ст. 247 АПК РФ). Однако само понятие места жительства (нахождения) трактуется очень по-разному в европейском и в российском праве (ср., с одной стороны, ст. 60 Регламента "Брюссель I", с другой стороны, п. 2 ст. 54 ГК РФ), так что одно и то же правило actor sequitur forum rei может приводить к разным результатам. Следствием этого в российско-европейских отношениях могут быть отрицательные или положительные конфликты подсудности.

Кроме того, общим для европейских и российских правил международной подсудности является различение особенной и исключительной подсудности. Сам же перечень вопросов особенной и исключительной подсудности определяется в праве ЕС и в российском праве тем не менее в деталях по-разному. Хотя как праву ЕС, так и российскому праву известна исключительная подсудность споров относительно недвижимого имущества (forum rei sitae). Однако соответствующее европейское положение ограничивается в этом отношении спорами о вещных правах и аренде земельных участков (п. 1 ст. 22 Регламента "Брюссель I"), в то время как соответствующее положение АПК РФ включает, пожалуй, все споры с недвижимостью, например также иски о взыскании цены по договору продажи земельного участка (см. п. 2 ч. 1 ст. 248 АПК РФ; более ограничительно, напротив п. 1 ч. 1 ст. 403 ГПК РФ). Похожие различия в деталях можно обнаружить и в регулировании других вопросов исключительной подсудности, например при регулировании подсудности корпоративных споров (п. 2 ст. 22 Регламента "Брюссель I", п. 5 ч. 1 ст. 248 АПК РФ), споров о внесении записей в государственные реестры и споров о правах на результаты интеллектуальной деятельности (п. п. 3 и 4 ст. 22 Регламента "Брюссель I", п. п. 3 и 4 ч. 1 ст. 248 АПК РФ). Похожая картина складывается в отношении специальной (неисключительной) подсудности. Хотя как российское право, так и право ЕС знает подсудность по месту исполнения (п. 1 ст. 5 Регламента "Брюссель I", п. 3 ч. 1 ст. 247 АПК РФ), по месту причинения вреда (п. 3 ст. 5 Регламента "Брюссель I", п. 4 ч. 1 ст. 247 АПК РФ <1>) и по месту нахождения филиала или представительства (п. 5 ст. 5 Регламента "Брюссель I", п. 2 ч. 1 ст. 247 АПК РФ). Однако конкретное оформление этих видов подсудности в европейском и российском праве значительно расходится. К этому еще добавляется ряд исключительных и специальных видов компетенции судов по российскому праву, которые неизвестны праву ЕС, например исключительная подсудность споров в отношении международного имущества, приватизации и национализации имущества согласно п. 1 ч. 1 ст. 248 АПК РФ, специальная подсудность споров из неосновательного обогащения (п. 5 ч. 1 ст. 247 АПК РФ) и - как общая оговорка - специальная подсудность при наличии "тесной связи" в п. 10 ч. 1 ст. 247 АПК РФ <2>. В целом можно сделать вывод, что, хотя правила ГПК РФ и АПК РФ о международной подсудности совпадают в основном с правом ЕС, конкретное оформление положений о подсудности значительно расходится.

--------------------------------

<1> Пункт 6 ч. 1 ст. 247 АПК РФ и п. 9 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ содержат специальные правила о защите деловой репутации, в частности подсудность по месту нахождения истца.

<2> Российскому праву, кроме того, известна, как и многим процессуальным правопорядкам отдельных государств ЕС (например, § 23 ZPO), подсудность по месту нахождения имущества (третья альтернатива п. 1 ч. 1 ст. 247 АПК РФ), которая была устранена внутри ЕС посредством ст. 3 Регламента "Брюссель I" (также, как ранее Брюссельской конвенцией 1968 г.).

Международная подсудность семейно-правовых споров регулируется по большей части в праве ЕС отдельно, так же и в российском праве существуют отдельные специальные правовые нормы. В этом отношении право ЕС находится еще в состоянии незаконченной кодификации. Регламент "Брюссель I" регулирует из области семейного права иски о взыскании алиментов (п. 2 ст. 5 Регламента "Брюссель I": подсудность по месту жительства лица, имеющего право на материальную помощь). Иски о разводе и решения об ответственности родителей (например, о распределении родительских прав, введении опеки и т.п.) регулируются в Регламенте "Брюссель IIa" в соответствии с (многократно модифицированным) принципом общего постоянного места пребывания супругов или постоянного места пребывания ребенка. Международная подсудность остальных семейно-правовых споров (например, о разделе имущества супругов) находится в настоящее время все еще в компетенции государств - членов ЕС. Для исков о взыскании алиментов российское право содержит сравнимое с правом ЕС правило (место жительства истца, п. 3 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ), при разводах же российское право ориентируется на место жительства истца или российское гражданство хотя бы одного из супругов (п. 8 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ). Международная подсудность споров о детях законом в российском праве не регулируется. Сравнение показывает, что российское право и право ЕС обнаруживают сходство по центральным вопросам и в области семейно-правовых споров, например касательно подсудности исков о взыскании алиментов и привязки подсудности по брачным спорам и спорам о детях к обстоятельствам, касающимся личности сторон (место жительства, гражданство). В отличие от российского правопорядка, в семейном праве которого все еще доминирует принцип места жительства, право ЕС, в соответствии с семейно-правовыми Гаагскими конвенциями <1>, исходит из более гибкого и во всем мире единообразно толкуемого места постоянного пребывания. Кроме того, семейно-правовые правила подсудности в праве ЕС более дифференцированы и отводят гражданству заинтересованных лиц лишь второстепенную роль (см., например, п. п. "a", "b" ст. 3 Регламента "Брюссель IIa").

--------------------------------

<1> Россия к этим Конвенциям до сих пор не присоединилась, см. данные на сайте Гаагской конференции: URL: http://www.hcch.net.

Признание и исполнение вынесенных за границей решений

На первый взгляд кажется, что признание и приведение в исполнение иностранных судебных решений (и приравненных к ним актов, например мировых соглашений или подлежащих исполнению нотариальных документов) в праве ЕС и России регулируются фундаментально по-разному. В то время как российское право руководствуется принципом, что признание и исполнение иностранных судебных решений возможно только на основании международного договора (с определенными исключениями для решений с неисполнимым содержанием, в частности, в семейном праве <1>), Регламенты "Брюссель I" и "Брюссель IIa" предусматривают подчеркнуто либеральный режим признания и приведения в исполнение судебных решений и приравненных к ним актов в пределах Сообщества. Такая политико-правовая позиция с принятием новых регламентов ЕС, например Регламента N 805/2004, получает дальнейшее развитие, когда, например, при исполнении отказываются от оговорки о публичном порядке. Однако эти очень разные на первый взгляд подходы смягчаются благодаря тому, что положения внутреннего права ЕС выполняют по сути функцию (необходимого в России) международного договора. Так же как и в России, национальное право некоторых государств - членов ЕС, например северных государств, исходит из принципа неисполнения иностранных судебных решений без международного договора <2>. Другой вопрос, как регулируют российские международные договоры или национальное право России, дополняющее эти договоры, условия и последствия признания, а также процедуру приведения в исполнение. Проще говоря, право ЕС и здесь обусловлено стремлением к особенному облегчению признания. Это касается, в частности, все более упрощаемой процедуры признания решения исполнимым. Большое практическое значение имеет также то, что европейские суды довольно редко (прежде всего при нарушениях процессуального права) <3> применяют оговорку о публичном порядке для отказа в признании, в то время как российская судебная практика частично склоняется в данном случае к экстенсивному применению, которое подвергалось критике в российской науке <4>. В среднесрочной перспективе следует, пожалуй, ожидать, что и российская судебная практика будет более сдержанно применять оговорку о публичном порядке.

--------------------------------

<1> См.: ст. 415 ZPO.

<2> См. об этом, например, доклады по странам на весенней конференции 2002 г. Немецко-скандинавского объединения юристов: URL: http://www.dnjv.org/tallinn.htm.

<3> Подробнее об этом см.: Geimer R., Zivilverfahrensrecht. 2. Aufl. 2004. S. 542 ff.; Nagel H., Gottwald P. Internationales Zivilprozessrecht. 5. Aufl. 2002. S. 620 ff.; Schack H. Internationales Zivilprozessrecht. 3. Aufl. 2002. S. 369 ff.; на русском языке, например: Крохалев С.В. Оговорка о публичном порядке: опыт единообразного толкования // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2004. N 3. С. 643 и след.

<4> См., например: Карабельников Б.Р. Подход российского законодательства и судебной практики к оговорке о публичном порядке // Кильский журнал восточноевропейского права. 2005. С. 6 и след. Об оговорке о публичном порядке в российском праве в сравнении с французским правом см. также: Вербар К. Определение публичного порядка во внутреннем праве России через французское право // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2001. N 1. С. 264 и след.

Правовая помощь

Как Россия, так и отдельные государства ЕС являются членами Гаагских конвенций о правовой помощи, так что в этом отношении существует единое правовое основание для оказания взаимной правовой помощи по гражданским и торговым делам. Гаагские конвенции частично далее "улучшаются" с помощью договоров о правовой помощи между Россией и отдельными государствами ЕС (или другими странами). Большинство этих соглашений не предусматривают, однако, в отличие от европейского Регламента N 1348/2000 и европейского Регламента N 1206/2001 ни непосредственного взаимодействия по правовой помощи между судами, ни выработанной в праве ЕС либерализации (например, непосредственного получения доказательств за границей ходатайствующим судом) и модернизации (например, применения видеоконференций) <1>. При этом Гаагские конвенции считаются лишь минимальным стандартом оказания правовой помощи, так что России и заинтересованным государствам ничто не мешает договариваться, также и на административном уровне, о дальнейших льготных условиях оказания правовой помощи. Начать можно было бы, например, с двусторонних пилотных проектов в отношении избранных процедур (производств). Существенным компонентом для этого была бы также специализация отдельных органов юстиции или судов по осуществлению мер правовой помощи или - в дальнейшем - по рассмотрению споров с иностранным элементом.

--------------------------------

<1> Подробнее об этом см.: Trunk A. Sources and Principles of Judicial Assistance in Civil Matters in the Baltic Sea Area // Rechts- und Amtshilfe im Ostseeraum / A. Trunk, A.-M. Nuutila, V. Nekrosius (Hrsg.). S. 11 (14 ff.).

Законодательство о несостоятельности

В то время как европейский Регламент N 1346/2000 <1> о несостоятельности почти в форме кодификации и подробно регулирует проведение конкурсного производства с иностранным элементом и взаимное признание конкурсных производств в пределах ЕС, в России столь подробное регулирование отсутствует. Тем не менее российский Федеральный закон от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" <2> предусматривает в п. 6 ст. 1 возможность признания решений судов иностранных государств по делам о несостоятельности на началах (фактической) взаимности, а при проведении в России конкурсного производства с иностранным элементом иностранные кредиторы приравниваются с точки зрения закона к отечественным. Указанные два принципа позволяют создать в России практику осуществления процедур банкротства, которая могла бы по своему содержанию в значительной мере соответствовать правилам европейского Регламента N 1346/2000 <3>. Случаи признания решения судов иностранных государств по делам о несостоятельности в России на практике пока еще, кажется, отсутствуют, существующая же вполне положительная практика при проведении в России конкурсных производств с иностранным элементом заслуживает быть представленной общественности более широко.

--------------------------------

<1> См.: Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2002 - 2003. N 2. С. 611 и след. Перевод на русский язык С.С. Трушникова.

<2> СЗ РФ. 2002. N 43. Ст. 4190.

<3> См. об этом: Shateliuk A. Russisches Internationales Insolvenzrecht // Rechts- und Amtshilfe im Ostseeraum / A. Trunk, A.-M. Nuutila, (Hrsg.). S. 39 ff.

Вывод

Российское международное гражданско-процессуальное право обнаруживает много сходства с международным гражданско-процессуальным правом ЕС. Этим основополагающим совпадениям противостоят, однако, значительные различия в оформлении положений в деталях. К этому добавляется то, что некоторые текстуально похожие положения, как, например, оговорка о публичном порядке, на практике толкуются иначе, чем в государствах ЕС. В целом право ЕС демонстрирует подчеркнуто либеральные тенденции при взаимном сотрудничестве в области правосудия. Этим тенденциям российское право - уже хотя бы из-за его функции "автономного" права, регулирующего также отношения с третьими государствами, с которыми не установлены договорные отношения, - не может и не должно следовать в той же мере. В этом плане российское международное гражданское процессуальное право соответствует автономному международному гражданскому процессуальному праву отдельных государств ЕС. Тем не менее право ЕС и его толкование Судом ЕС и судами отдельных государств ЕС могли бы представлять в определенном отношении интерес для России, например для интерпретации отдельных правил подсудности российского права, которые текстуально почти дословно совпадают с правовыми нормами ЕС. В среднесрочной перспективе было бы желательно заключение между Союзом и Россией договора о правовой помощи, чтобы сделать сотрудничество в области правосудия безупречным в правовом отношении и дружественным, что включает в себя также взаимное признание судебных решений - важный элемент развития обоюдных связей не только в сфере экономики, но и в области индивидуальных и семейных отношений.