Понятие права в классических правовых теориях: естественное право и этатизм (юридический позитивизм).

В теоретическом развитии классической западной правовой мысли, соответствующем классическому типу научной рациональности (см.: Поляков А.В., Тимошина Е.В. Общая теория права: Учебник. СПб., 2005. С. 15-17) выделяются два основных теоретических подхода к пониманию права, или два типичных варианта правопонимания: естественно-правовой и этатистский (юридический позитивизм).

<OPENTEST8< FONT>Естественно-правовой подход (юснатурализм - от лат. jus – право и natura – природа) - один из древнейших вариантов правопонимания. По своей сути он является противоположностью правового этатизма. С точки зрения последнего, право есть нечто искусственное и изменчивое, создаваемое волевым актом государства. Естественное (природное) право, наоборот, трактовалось как постоянное и неизменное и, подобно совершенным законам природы, такое же совершенное и разумное. В силу этого оно воспринималось как абсолютная ценность: воплощение справедливости, добра, нравственности и гуманизма. Возникновение естестественно-правовой идеологии обусловлено социокультурными условиями существования аграрного, традиционного общества. Чем более мифологизировано общественное сознание, тем более оно склонно трактовать право как независящую от человека реальность.

Так, начиная с античности, естественное право отождествлялось сразумными законами природы, которым подчиняется все живое: и люди, и звери. Таковы естественные законы, заставляющие людей защищать собственную безопасность и свое имущество, вступать в брачные союзы, иметь детей и заботиться о них и т.д. «Естественное право – писал знаменитый римский юрист Ульпиан - это то, которому природа научила все живое: ибо это право присуще не только человеческому роду, но и всем животным, которые рождаются на земле и в море, и птицам; сюда относится сочетание мужчины и женщины, которое мы называем браком, сюда же порождение детей, сюда же воспитание; мы видим, что животные, даже дикие, обладают знанием этого права. Право народов – это, которым пользуются народы человечества; можно легко понять его отличие от естественного права: последнее является общим для всех животных, а первое – лишь для людей (в их отношениях) между собой» (Дигесты Юстиниана. М., 2002. С. 83).Фактически, естественное право отождествлялось с естественной закономерностью, такой же как, например, рождение и последующая смерть. Такое правопонимание можно рассматривать как исторически первую интерпретацию идеи естественного права.

В Средние века естественное право получило теологическое (божественное) обоснование (второй вариант интерпретации той же идеи). Его трактовали как волю Бога, которая находит отражение в человеческом разуме и в Священном Писании. Ярким примером подобного правовосприятия являются творения знаменитого средневекового мыслителя Фомы Аквинского (≈1225-1274). Согласно такому подходу, право есть неотъемлемый элемент правопорядка и столь же вечно и неуничтожимо, как и само мироздание. «Мир немыслим без закона, будь то мир природы или мир людей. Право – основа всего человеческого общества, на нем строятся отношения между людьми… Всякий род живых существ и даже вещей имеет свое собственное право – это обязательное качество любого божьего творения (поэтому ответственность за проступок могла быть возложена не только на человека, но и на животное и даже на неодушевленный предмет). Способ бытия и поведения всех существ определяется их статусом. Таково средневековое понимание «естественного права», получающего религиозную интерпретацию универсального закона вселенной» (Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 149). Средневековое естественное право формировалось в рамках схоластики.

Еще позднее, в XVII- XVIII вв., естественное право связали с правами и свободами человека, которые непосредственно вытекали из его природы. Весь перечень этих прав, по мысли представителей юснатурализма, можно было прямо вывести из человеческого разума, и он имел исчерпывающий, постоянный и неизменный характер, как постоянны и неизменны законы разума. Заметим, что естественное право при этом оказывается так же мало зависящим от сознательной человеческой деятельности, как и, например, процессы дыхания или пищеварения. Подобная рационалистически-гуманистическая интерпретация естественного права, соответствующая классическому типу научной рациональности, доминирует в общественном правосознании Запада и сегодня (третий вариант интерпретации идеи естественного права).

Уже на исходе Новейшего времени, под влиянием неклассических идей, значительное распространение получила точка зрения, согласно которой естественное право представляет собой некий правовой идеал,на который необходимо равняться позитивному (государственно установленному) праву. Этот идеал зачастую (например, школой возрожденного естественного права) понимался каксовокупность нравственных требований к действующему в государстве праву(четвертый вариант естественно-правового подхода).

Несмотря на свое многообразие, концепции юснатурализма (естественного права) имеют сходство в следующих моментах:

1.естественное правокакбезусловнаяценность,как «хорошее», «настоящее», «правильное» правопротивопоставляется несовершенному, «плохому», «неправильному»позитивному праву(закону, установленному государством);

2. естественное право понимается как существующая независимо от государства, общества и сознания человека социальная реальность;

3. как явление идеальное и абсолютное, естественное право постоянно и неизменно, не подвержено «порче» в рамках любого социального хронотопа.

<OPENTEST2< FONT>Этатистский подход, как и юснатурализм, относится к классическому типу правопонимания, сформировавшемуся в рамках классической научной рациональности. Исторически возникает в период формирования западноевропейских абсолютистских государств. Название данного подхода происходит от французского слова «Etat» – государство. По своей сути он является идейной противоположностью юснатурализма. Возникает как результат секуляризации правовой культуры, когда государство стало пониматься как человеческое дело, а не как результат действия Высшей (Божественной) воли. Согласно данному подходу, право всегда создается государством или, по крайней мере, всегда опосредуется государством для того, чтобы получить все свои правовые свойства и стать именно правом. Право в этом случае понимается как совокупность норм (правил поведения), установленных или санкционированных государством в форме закона. Такая установка на восприятие права возможна только в условиях соответствующей правовой культуры. Возникает новый стереотип правовосприятия. При этом на уровне человеческого подсознания таинство «творения» права с Божества переносится на само государство, получающее таким образом значение единственного правового демиурга. Новая версия реификации права путем его сведения к семиологическому образу (знаковой системе, воплощенной в так называемых «источниках права», отражающих волю государства) достигает своего апогея: право отождествляется с законом.

Основными признаками права в этатистской версии признаются формальная определенность (находит свое наиболее полное воплощение в писаном законе) и защищенность публичной властью государства. Иными словами, право - это внешний нормативный порядок, поддерживаемый при помощи физического принуждения со стороны государства. В свое время кредо этатистского подхода афористично сформулировал В.И. Ленин: «…право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права…) (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 98). Тот же вариант правопонимания определяет право как волю государства (народа, класса), возведенную в закон.

Такой подход вполне совместим с представлениями о произвольности права, о возможности его формального существования, хотя бы оно и воспринималось большинством населения как нечто чуждое и неприемлемое. Главное – соблюдение с помощью установленных правил объективированной внешней формы правовой нормы, воплощаемой в виде закона. Указанный подход или обходит стороной ценностную проблематику в праве и его коммуникативную сущность, полагая, что они не затрагивают его природу, или придает им второстепенное значение, отдавая приоритет государственной воле. Поэтому вопрос о справедливости права, его нравственной обоснованности, соответствии существующим нормам правосознания, т.е. вопрос о ценностной легитимации права, как и вопрос о его реальном коммуникативном действии – исключался сторонниками классического правового этатизма из предмета юридической науки или признавался несущественным.

Идеи, характерные для этого направления, высказывались уже некоторыми древнегреческими софистами. Свое эмпирическое подтверждение этатизм получил в период становления в Западной Европе абсолютистских государств, а философское обоснование – в учении позитивизма.

Философский позитивизм возник в 30-х годах XIX в., его основатель - французский мыслитель О. Конт (1798-1857). Вслед за немецким философом И. Кантом (1724-1804), Конт полагал, что человеческий разум не способен проникать в сущность вещей, поэтому и наука должна избегать «метафизики», претендующей на раскрытие причин явлений, а заниматься лишь описанием этих явлений. Научное знание может быть только позитивным, т.е. основанным на синтезе выводов из естественных и общественных наук. Применительно к теории права, полагали сторонники правового этатизма, это требовало сужения предмета данной науки до совокупности знаний об установленных государством правовых нормах и их взаимосвязях между собой, так как все иное, не проверяемое эмпирически, подпадало под разряд «метафизики». Научный пафос позитивизма, его антиметафизическая направленность импонировала представителям всех вариантов правопонимания «реалистической» ориентации. Поэтому идеи позитивизма находили свое отражение и в социологическом правоведении, и в учениях психологической школы, но в правовом этатизме раньше всех нашли свое «естественное» обоснование. Видными представителями правового этатизма на Западе в XIX- XX вв. были английские правоведы И. Бентам (1748-1832), Д. Остин (1790-1859), немцы П. Лабанд, К. Бергбом и др. Этатистский вариант правопонимания также целиком зависим от классического типа научной рациональности, понимавшей окружающий человека мир как существующий сам по себе и лишь рационально постигаемый человеком в качестве внешнего объекта. Только при таком подходе возможно «оторвать» право от человека и интерпретировать его как силу, действующую по аналогии с силой природы, но через государство.

<OPENTEST7< FONT>Одним из выдающихся представителей правового этатизма (юридического позитивизма) в России был Г.Ф. Шершеневич(1863–1912). Однако именно в трудах этого мыслителя, теоретика права и цивилиста, отчетливо выявились односторонность и, как следствие, научная бесперспективность всех подобных юридических построений.

Государство, по Шершеневичу, единственный источник права, а право – произведение государства и его функция.При этом имело место фактическое отождествление права с правовыми текстами, в роли которых выступали законы. Как последовательный позитивист, Шершеневич утверждал, чтоотличительной чертой права, понимаемого как совокупность норм, установленных государством, является его принудительный характер. Стремясь выдержать этот принцип до конца, Шершеневич вынужден был исключить из сферы права целые правовые «миры», утверждая, например, что правила, определяющие устройство и деятельность самой государственной власти (нормы конституционного права), не могут иметь правового характера, так как государство не может принуждать самого себя к их исполнению. На этом же основании Шершеневич исключал из сферы права не только конституционное право, но и право международное, не говоря уже о праве каноническом (церковном).

Этатистский подход ученый демонстрировал и при объяснении политогенеза. Само возникновение государства Шершеневич трактовал социологически, никак не связывая этот процесс с правом.

Элементами государства, по Шершеневичу, являются территориякак предел действия государственной власти и соединение людей, в отношении которых эта власть действует. Но основу государства составляет государственная власть, т.е. способность властвующих делать свои веления фактором, определяющим поведение подчиненных. Инстинкт самосохранения, страх за свое благополучие и доверие к органам государства со стороны подданных составляют индивидуально-психологическую основу государственной власти. Передача этих чувств от одного поколения к другому образует ее коллективно-психологическую основу.

Интересно, что эти идеи русского правоведа, по сути, подрывали сами основы этатизма, так как предполагали, что не сам факт установления закона государством порождает право, а способность власти убеждать в этом население. Иными словами, фактически речь шла о необходимости политической легитимации власти и правовой легитимации закона. Последнее, однако, невозможно, если признавать лишь политическую коммуникацию, но отрицать коммуникацию правовую (что как раз имело и имеет место во всех концепциях классического правового позитивизма).

Сопоставление двух правовых традиций (вариантов правопонимания), сформировавшихся в рамках классической науки, позволяет сделать общий вывод о том, что правовой позитивизм отстаивает, а теории естественного права отвергают положение, согласно которому условия правового характера нормы относятся исключительно к области наличной социально-правовой реальности, т.е. к области социальной фактичности. В противоположность правовому позитивизму (правовому этатизму) теории естественного права акцентируют внимание на том, что область «правового» не исчерпывается областью наличной социально-правовой действительности - нравственное содержание любой нормы права также влияет на ее правовой характер. Как гласит знаменитый афоризм св. Августина: «lex iniusta non est lex» (несправедливый закон не является законом).

Постклассические правовые теории: социологическая школа, психологическая теория права, возрожденное естественное право, марксистское правоведение, нормативизм, интегративная юриспруденция, коммуникативный подход.

<OPENTEST6< FONT>Современные правовые теории могут быть охарактеризованы как теории постклассические, т.е. пришедшие на смену классическим теориям. Классические правовые теории основывались на классических представлениях о научном знании и отличались собственным типом научной рациональности, включающим отношение к миру, к праву, к возможностям человеческого познания и т.д. Классическая наука, как и классические представления о праве полностью сформировались в XVII-XIX вв. Отличительная черта классической научной рациональности – интерпретация окружающего мира как разумно устроенного, механически упорядоченного и линейно развивающегося согласно действующим в нем причинно-следственным закономерностям. Человек с позиций классической науки познает социальный мир как мир объективный, существующий независимо от субъекта познания. Такой картине мира в полной мере соответствовали классические варианты правопонимания: естественное право и юридический позитивизм (этатизм).

В конце XIX – начале ХХ в. начинает складываться неклассический тип научной рациональности, который постепенно вытесняет классические представления о науке. Познание уже не рассматривается как «зеркало природы». Теперь субъект познания понимается как неотъемлемая часть процесса познания, как то, что определяет само познаваемое. Получает признание тезис о том, что познаваемая реальность конструируется самим субъектом. Социальная реальность предстает как смысловая реальность, имеющая знаковую, символическую и текстуальную форму. Значительную роль в этом процессе сыграли феноменологическая философия и экзистенциализм.

Именно в неклассической науке происходит осознание зависимости человеческого познания от специфики языка, которым владеет познающий субъект. Соответственно все научно-социальные, гуманитарные и философские проблемы переводятся в сферу языка и решаются на основе анализа его средств и выражений (так называемый лингвистический поворот в гуманитарных науках). Научное знание начинает пониматься в контексте социальных условий его бытия, как особая часть жизни общества, определяемая на каждом этапе своего развития общим состоянием культуры данной исторической эпохи, ее ценностными ориентациями и мировоззренческими установками. Современная постклассическая рациональность характеризуется как коммуникативная рациональность, определяемая возможностями человека общаться с себе подобными, понимать их и взаимодействовать с ними.

Изменившиеся представления о науке обусловили формирование и новых представлений о праве. Классические варианты правопонимания – естественно-правовой и этатистский (позитивистский) – к этому времени оказались в глубоком кризисе. Они уже не соответствовали новой парадигме научного знания и не могли ответить на вопросы, задаваемые современностью. История развития правовой мысли в ХХ в. проходила или в попытках приспособить классические варианты правопонимания к новым условиям, или в попытках сформулировать новые варианты правопонимания. Выявившаяся односторонность классических теорий права делала актуальным поиск «третьего пути». Этот путь можно определить как путь «между» естественным правом и позитивизмом (см.: Kaufmann A. Rechtsphilosophie. 2 Auflage. München, 1997. S. 40-53). <QUEST2< FONT>Можно сказать, что в ХХ в. была актуализирована идея интеграции, синтеза различных правовых подходов. Именно эту идею разрабатывали русские теоретики и философы права с начала ХХ века, и лишь в середине века она получила признание на Западе.

Таким образом, ни одни из правоведов ХХ века не мог обойтись без включения в свою правовую концепцию тех аспектов правопонимания, которые были разработаны в рамках иных подходов. Вот почему достаточно сложно разграничить, например, возрожденное естественное право и социологическое правопонимание, интегративные концепции и коммуникативную теорию права и т.д. Даже позитивистско-этатистский подход в постклассическую эпоху стремится найти точки соприкосновения с той проблематикой, которая всегда была «вотчиной» естественного права. Эта, в частности, нашло отражение в появлении на Западе так называемого инклюзивного (мягкого) варианта позитивизма, представленного в работах Х.Л.А. Харта, Дж. Колемана, М. Крамера и др. (см.: Himma K.E. Inclusive Legal Positivism // The Oxford Handbook of Jurisprudence and Philosophy of Law. Oxford, 2002. P. 125-165). <QUEST3< FONT>Современное ответвление школы юридического позитивизма, называемое инклюзивным юридическим позитивизмом, солидаризируется с исходным тезисом позитивизма - с предположением, что основные условия действительности правовой нормы вытекают из социальных фактов, таких как социальные правила и конвенции, которые являются превалирующими в данном конкретном обществе (т.н. социальный тезис, разделяемый всеми современными позитивистскими школами). Однако инклюзивный юридический позитивизм склонен также к утверждению определенной зависимости между условиями действительности правовых норм и их нравственным содержанием. Однако данная зависимость в конечном итоге также упирается в наличие принятых в данном конкретном социуме конвенциональных правил, которые санкционируют именно правовые нормы с определенным нравственным содержанием. Эти социальные конвенциональные правила, на основании которых идентифицируется право, могут, но не обязательно, содержать внутри себя отсылку к требованиям морали как условию действительности правовых норм (Marmor A. The Nature of Law // Stanford Encyclopedia of Philosophy / http://plato.stanford.edu/entries/lawphil-nature). Таким образом, появление инклюзивного позитивизма можно рассматривать как подтверждение той общей тенденции к интеграции правовых теорий, о которой речь шла выше.

Социологический подходвозникает на излете доминирования классического типа научной рациональности (вторая половина ХIХ в.) и является переходным вариантом от классической к неклассической науке.В российской правовой науке концаXIX - началаХХ веков данный подход представляли такие первоклассные ученые как С.А. Муромцев (1850-1910), Н.М. Коркунов (1853-1904), М.М. Ковалевский (1851-1916) и др. В зарубежной правовой мысли идеи социологического правопонимания обосновывали Е. Эрлих (1862-1922), Р. Паунд (1870-1964) и др.

Для социологического правопонимания характерно стремление понять право как социальное явление, отражающее закономерные условия социального бытия и относительно независимоеот государства.Право, с позиций такого подхода, возникает непосредственно в обществе, через отдельные правовые отношения постепенно складываясь в нормы обычаев и традиций. Часть из них получает государственное признание и либо отражается в законах, либо санкционируется действующим законодательством, получая значение официальных источников права. Для социологического подхода право есть не просто нормативное установление, приказ, «воля» и т.д., а то, что реально определяет поведение субъектов, их права и обязанности, воплощаясь в правовых отношениях. Правовые отношения здесь предшествуют правовой норме. Соответственно право понимается как то, что реально существует в жизни, а не как то, что записано лишь в книгах законов. Такое «книжное» право вполне может быть «мертвым», т.е. фактически не оказывать никакого воздействия на общественные отношения. Решающую роль в отличии «правового» от «неправового», по мнению многих сторонников социологической доктрины, должен играть суд. Суд своими решениями даже может создавать право, основываясь на складывающихся в обществе представлениях о должном и справедливом.

Русский представитель социологической школы права, С.А. Муромцев, писал: «С исторической точки зрения, называть правом следует только такие юридические нормы, которые применяются в жизни. Это и есть право, действующее в строгом смысле слова. В его состав входит положительное право, т.е. правила закона или обычая, но лишь настолько, насколько они применяются на практике отдельными лицами или судебной властью…» (Муромцев С.А. Образование права по учениям немецкой юриспруденции. М., 1886. С. 17-21).

<QUEST4< FONT>Спецификой первоначального (переходного) этапа формирования социологического типа правопонимания и его «родимым пятном» являлся позитивизм как рационалистическая методология правопознания. Следует иметь в виду, что в западной теоретико-правовой традиции правовой позитивизм не обязательно связывают с философией позитивизма. Так, известный современный американский философ права, Р. Дворкин, характеризует правовой позитивизм следующим образом: «Правовой позитивизм имеет много различных форм, но все они сводятся к идее, что право существует только в силу человеческих актов или решений. В одних формах позитивизма эти акты представляют собой команды личностей или групп, обладающих актуальной политической силой; в других формах это могут быть акты пассивные, как общее или казуальное признание обычных правил; но в любой форме позитивизма такие акты защищаются как необходимые и достаточные» (Dworkin R. A Matter of Principle. Cambridge, 2000. P. 131). Означает ли сказанное, что можно быть позитивистом в правовой теории не будучи сознательным сторонником позитивистской философии?

Психологическая теория права. Одним из самых значительных теоретиков права в России был Л.И. Петражицкий(1867- 1931) – выдающийся польско-русский ученый, долгие годы преподававший в Санкт Петербургском Императорском университете. Петражицкий явился создателем оригинальной психологической теории права, идеи которой получили признание не только в России, но и в других странах. Именно Петражицкий поставил в центр права человека, но сделал это столь оригинально и бескомпромиссно, что получил гораздо больше противников своего учения, чем сторонников и учеников. <OPENTEST3< FONT>Право, по Петражицкому, это не государственные нормы (как полагали защитники правового этатизма), не фактические правовые отношения (позиция социологической школы), не нравственная идея (в естественно-правовом смысле), а явление индивидуальной психики – особые эмоции, обладающие специфическими признаками. Их отличие от других эмоций Петражицкий видел в двустороннем характере: с одной стороны, они авторитетно (императивно) возлагают обязанности, с другой стороны, они также авторитетно отдают другому, предписывают ему как право то, чего они требуют от нас (устанавливают правомочия). Такие эмоции Петражицкий называл императивно-атрибутивными, в отличие от императивных моральных эмоций, которые, предписывая определенное поведение как обязанность, не предоставляют никому права требовать ее безусловного исполнения. Наличие атрибутивной (управомочивающей) составляющей и является, по мысли ученого, сутью права, отличающей его как специфическое явление от всех других явлений. В этой части своей теории Петражицкий осуществил содержательный анализ права, выявив его важную составляющую в виде связи правомочия и обязанности. Но общие субъективистские предпосылки его теории не позволили сделать из этого инновационного положения научно корректные выводы. Так, право фактически сводилось Петражицким к индивидуальным эмоциям (части правосознания), и тем самым создавался искаженный образ права, а сама сфера правового непомерно расширялась за счет признания правом широкой области асоциального и «воображаемого» «права». В результате правовой характер у Петражицкого приобретали не только, например, правила карточной игры, правила поведения за обеденным столом, внутрисемейные отношения, но и воровские правила и даже воображаемый договор человека с дьяволом о продажи души. Такое право (возникающее вне связи с государством) Петражицкий именовал неофициальным. Право, имеющее официальную поддержку от государства, – право высшего сорта – получало статус права официального.

Петражицкий выделял также интуитивное и позитивное право. Позитивные правовые эмоции осознаются обязательными в силу чужих авторитетных велений (Бога, монарха и т.д.) или в силу иных внешних «авторитетно-нормативных» фактов (например, обычая), чего нет в области интуитивных (автономных) нравственных и правовых убеждений. Интуитивное право не основывается на нормативных фактах (внешних источников императивно-атрибутивных эмоций).

От нормативных фактов Петражицкий отличал правовые нормы. То, что в традиционной теории права понимается под правовыми нормами, по убеждению Петражицкого, есть «фантазмы» - следствие «наивно-проекционной точки зрения», в соответствии с которой субъективные переживания лица переносятся (проецируются) на других лиц, которым приписываются определенные права и обязанности, и возникает представление, что «где-то, как бы в высшем пространстве над людьми имеется и царствует соответствующее категорическое и строгое веление или запрещение.., а те, к которым такие веления и запрещения представляются обращенными, находятся в особом состоянии связанности, обязанности» (Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000. С. 51).

Критикуя возрождаемую в начале ХХ века естественно-правовую доктрину, Петражицкий полагал, что ее содержанием должны являться не отвлеченные нравственные принципы (свободы, справедливости и т.д.), а «догматика интуитивного права», т.е. «систематическое изложение автономно-правовых убеждений авторов». В противовес концепциям «возрожденного естественного права», представители которого утверждали, что естественное право – это совокупность нравственных требований к позитивному праву, Петражицкий был убежден в том, что интуитивное право является более подходящим масштабом для критики позитивного права, чем нравственность, ибо нравственность как совокупность чисто императивных убеждений не знает притязаний и представляет поэтому масштаб, не адекватный праву.

Но что превращает право из явления человеческой психики в регулятор общественных отношений? Пытаясь ответить на этот вопрос, ученый указывал на природу атрибутивной стороны права, которая заставляет расценивать неисполнение должного как нанесение вреда, ущерба, как агрессивное действие. Поэтому носитель права не просит и не убеждает, а требует исполнения обязанности помимо воли обязанного. В противном случае он жаждет наказания нарушителя и обращается за помощью к сородичам, друзьям, соседям. Отсюда, по Петражицкому, вытекает потребность в существовании высшей власти, которая бы имела в своем распоряжении достаточную силу, чтобы доставить удовлетворение атрибутивной стороне, а кроме того - наказать нарушителя. Такую силу создает и отдает на служение праву развитие «правовой психики социально-служебной власти» в лице государства. Не государство, по Петражицкому, создает право, а, наоборот, развитие права порождает государство. Право выступает необходимой предпосылкой его возникновения, а государство является формой защиты права. В этом моменте понимания основной функции государства Петражицкий солидаризировался с либеральной концепцией юснатурализма, как она сформулирована, например, в классической теории общественного договора, хотя, конечно, методологические основы этих двух подходов были разными.

По мысли создателя психологической теории, проблему определения того, какое право должно защищать государство, необходимо разрешать при помощи политики права. Политика права должна прийти на смену концепциям естественного права и указывать путь к общественному идеалу. Она призвана совершенствовать человеческую психику, очищая ее от асоциальных наклонностей, и направлять индивидуальное и массовое поведение посредством соответственной правовой мотивации в сторону общего блага. Петражицкий был убежден, что право не «выдумывается» людьми, а представляет собой «бессознательный процесс социально-психического приспособления» к требованиям «социально-разумного поведения». При этом, констатировал мыслитель, «остается загадка о том, какие процессы вызывают и направляют это приспособление» (Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000. С. 597). Ученый эту загадку в петербургский период своей жизни не решил, но оставил план ее возможного разрешения, имеющий много общего с идеями феноменологической социологии и теорией коммуникации. Мыслитель, в частности, писал: «Для решения намеченной проблемы требуется образование и обоснование научной теории социально-психических процессов – научной социологии. Дарвинистическая теория, единственная теория, объясняющая бессознательно-«гениальное» приспособление, не в состоянии объяснить социально-психического приспособления, независимого от вымирания индивидов и разрушения групп, и она упускает из виду те особые процессы, которые происходят на почве разговоров людей друг с другом и вообще психического общения между членами социальных групп. Психическое общение есть, так сказать, психическое взаимозаражение, и притом не интеллектуальное только, а и эмоциональное. Сообщаются и циркулируют не только подлежащие представления, а и те эмоции, которые в психике сообщающих связаны с этими представлениями. Против того (представляемого), от чего индивид терпит зло в жизни, развиваются в индивидуальной психике репульсивные эмоции, антипатии.., в пользу действовавшего в противоположном направлении – аттрактивные эмоции, симпатии. У субъектов прелюбодеяний, лжи, денежных обманов и т.д. могут на этой почве появляться и развиваться аттрактивные эмоции по адресу таких действий, а у более или менее многочисленных жертв этих действий развиваются более сильные эмоции (эмоциональные диспозиции) противоположного свойства, антипатии, негодование и т.д. Эмоционально-интеллектуальное социальное общение и психическое заражение вырабатывает эмоциональные средние равнодействующие, средние эмоциональные оценки, продукты бесчисленных фактов данной категории в жизни рядов сменяющихся поколений. По адресу таких явлений, как ложь, клевета и т.п. такие эмоциональные средние равнодействующие неизбежно получаются порицательно-отталкивающими, хотя для прибегающих к таким действиям могут получаться выгоды. Эти эмоциональные равнодействующие сообщаются путем эмоционально-интеллектуального общения и заражения индивидам уже в детском возрасте и дальше… Отсюда получаются процессы, аналогичные борьбе за существование и естественному подбору (хотя и принципиально отличные, производимые не косой смерти, а эмоциями) – вытеснение худшего лучшим, менее годного более годным, например, таких средств и приемов питания, воспитания и т. д., которые давали в среднем худшие результаты, такими, которые действовали в жизни лучше. В различнейших областях жизни происходят процессы бессознательного приспособления, совершенствования, выработки разнообразнейших бессознательно-гениальных продуктов: бессознательно-гениальной техники самого языка, главного орудия интересующих нас процессов, его бессознательно удачной классификации явлений и предметов.., обычаев и правил народной гигиены, медицины, агрономии, воспитания, нравственности, права, верований, спасительных для жизни, и проч. и проч., и изменение,и приспособление этих продуктов к меняющимся условиям жизни, в том числе к изменяющейся психике человеческой» (Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000. С. 597-598).

Интересно отметить, что свой общественный идеал Петражицкий видел в «достижении совершенного социального характера» и в «господстве действенной любви в человечестве».

<OPENTEST10< FONT>Психологическая теория права Петражицкого, несмотря на ее односторонность, дала серьезнейший толчок развитию правовой мысли не только в России, но и за ее пределами. Особенно сильно было ее влияние в Польше и в США. Можно также отметить близость идей Петражицкого и так называемой Упсальской (скандинавской) школы права (см.: Тимашев Н.С. Развитие социологии права и ее сфера // Беккер Г., Босков А. Современная социологическая теория в ее преемственности и изменении. М., 1961. С. 489; Поляков А.В. Скандинавская школа правового реализма // История политических и правовых учений: Учебник. СПб, 2007. С. 432-443).

Возрожденное естественное право. На рубеже XIX и XX веков в Европе возродился интерес к идеализму и к естественному праву. Но, в отличие от классических вариантов естественного права, возрождаемое естественное право должно было соединить идеальное начало права – идею справедливости – с фактом его, права, исторической изменчивости. Решить эту задачу пробовали как ученые Германии, Франции, так и ученые в России. Наибольшей известностью пользовалась теория права немецкого мыслителя Р. Штаммлера (1856-1938). Русский юрист П.И. Новгородцев отмечал, что Штаммлер первым поставил вопрос о возрождении естественного права, опередив в этом и его самого, и Л.И. Петражицкого, и введя в оборот формулу «естественного права с изменчивым содержанием» (Новгородцев П.И. Нравственный идеализм в праве // Проблемы идеализма. М., 1902. С. 253).

Штаммлер видел цель права в регулировании совместного человеческого поведения, направленного на удовлетворение потребностей. Но все, что относится к человеческим потребностям и способам их удовлетворения, подвержено постоянному изменению. А так как не существует ни одного положения права, которое по своему содержанию оставалось бы безусловно неизменным, то взамен этого, по мысли Штаммлера, возникает задача установить общепризнанный формальный метод, «помощью которого можно было бы так направлять и определять неизбежно меняющийся материал исторически обусловленного права, чтобы он приобрел свойства объективно справедливого» (Штаммлер Р. Сущность и задачи права и правоведения. М., 1908. С. 12).

Справедливое (и в этом смысле, естественное) право, по Штаммлеру, есть особенным образом построенное положительное право. К нему он относил те правовые положения, которые обладали «формальным свойством» справедливости». Это качество Штаммлер приписывал тем правовым нормам, условное содержание которых соответствовало общей идее человеческого общения – социальному идеалу. Идея человеческого общения (коммуникации) положена Штаммлером в основу понятия права и в основу понятия социального идеала. По мысли ученого, существует лишь одна единственная идея, которая «с безусловной принципиальностью действительна для всякого права – это идея человеческого общения. Нельзя представить себе никакого правового порядка, который не связывал бы людей между собою, а «связывать» - значит соединять людей под общими целями». Право, таким образом, предстает у Штаммлера как формальный способ, с помощью которого люди должны вести борьбу за существование. С другой стороны, идея общения (коммуникации) представлялась Штаммлеру единственным принципом, безусловно приложимым ко всякому мыслимому правовому волению. Все остальное в этой области он объявлял относительным и изменчивым.

Российская правовая мысль возрождению идеи естественного права обязана, в первую очередь, П.И. Новгородцеву (1866- 1924). Отстаивая самостоятельное нравственное и духовно-культурное значение права, не сводимое к категориям силы и расчета, возрожденная естественно-правовая доктрина должна была утвердить нравственное достоинство человека, наделенного свободой и ответственностью. Поэтому в центре правовой теории Новгородцева находилось понятие автономной нравственной личности, трактуемое, первоначально, как и у Штаммлера, в неокантианском духе. Личность, которая не есть средство, а всегда – цель общественного развития, которая соединяется с другими личностями в «свободном универсализме» и тем самым приобретает полную свободу и равенство – таков политико-правовой идеал Новгородцева. Исходя из этого нравственного критерия, ученый и призывал оценивать позитивный закон, действующее право. Таким образом «возрожденное естественное право» рассматривалось Новгородцевым не как право в собственном смысле слова, а как совокупность нравственных требований к действующему праву.

В последний период своей жизни Новгородцев переживает «переоценку ценностей» и переходит на либерально-консервативные позиции православной философии права.

Марксистское правоведение в России. Бурное и плодотворное развитие правовой теории в России в начале ХХ в. испытало серьезный кризис после 1917 г., т.е. после Октябрьской революции и победы большевиков. Постепенно в науке утвердилась марксистская догма, заменившая правовую науку правовой идеологией. (Следует отметить, что догматизация марксизма – «заслуга», прежде всего, ленинизма). Этому способствовало то обстоятельство, что в ортодоксальном марксизмеотсутствовала собственно правовая теория. По-видимому, можно говорить лишь о марксистской интерпретации права, об определении его места в жизни общества с позиций доктрины исторического материализма, разработанной К. Марксом (1818-1883) и Ф. Энгельсом (1820-1895). Поэтому все немногое, что было сказано по этому поводу основоположниками учения, воспринималось как «священное писание», из которого нельзя было убрать ни одного слова.

Право и государство, согласно марксистской концепции, возникают из способа производства материальных ценностей, основанного на частной собственности. Сосредоточение земли, нефти, угля, других природных богатств, фабрик, заводов и т.д. в руках отдельных людей позволяет им обогащаться за счет эксплуатации наемного труда, что приводит к разделению всего общества на классы собственников-эксплуататоров и трудящихся-пролетариев. Государство и право при этом понимаются как инструмент классового насилия, как средство, необходимое для того, чтобы экономически господствующий класс стал и политически господствующим классом, продолжая с помощью государства и права эксплуатацию трудящихся ради получения максимальной прибыли (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 171).

<OPENTEST4< FONT>Государство и право, таким образом, выступают в марксизме как надстройка над экономическим базисом. Каков базис – такова и надстройка. Для кардинального улучшения общественного бытия необходима замена частнособственнических отношений отношениями общественной собственности. В этом случае, согласно марксизму, исчезнет основное социальное противоречие – между общественным характером труда и частнокапиталистической формой ее присвоения. Как следствие – исчезнет деление общества на антагонистические классы и, следовательно, исчезнет необходимость в праве и государстве. В этой связи Энгельс, например, полагал, что настанет время, когда государство и право отомрут и займут место в «музее, рядом с прялкой и каменным топором».

Негативное отношение к частной собственности распространяется и на все обслуживающие ее явления, включая право и государство. «На высшей фазе коммунистического общества, - писал Маркс, - после того, как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы, и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С.20).

<QUEST5< FONT>Марксизм создал одну из великих утопий человечества (см.: Новгородцев П.И. Об общественном идеале // Новгородцев П.И. Сочинения. М., 1991). В этой своей части он показал свою несостоятельность. Но у марксизма, помимо общеизвестных «грехов», есть и бесспорные заслуги. В рамках рассматриваемой проблематики – это выявление ограниченности и относительности социокультурных ценностей любого общества (в первую очередь, буржуазного), выявление значения идеологий в социальной жизни и особенно идея, что социальный мир, в котором живет человек, является порождением его деятельности. Эта идея становится одной из ключевых в западной социологии и особенно высоко ценится школой феноменологической социологии. Вот, например, что писали в этой связи известные представители данного направления П. Бергер и Т. Лукман: «Особое впечатление на социологию знания было произведено понятиями Маркса “субструктура/суперструктура” (Unterbau/Überbau).¹ Вокруг правильной интерпретации этих Марксовых понятий разгорелась бурная полемика. Позднее марксизм (например, Ленин) пытался отождествить “субструктуру”… с экономической структурой, а суперструктура считалась ее непосредственным “отражением”. Сейчас совершенно ясно, что это искажение мысли Маркса, представляющее собой скорее механистический, чем (как предполагалось) диалектический вид экономического детерминизма. Маркс указывал на то, что человеческое мышление производно от человеческой деятельности (точнее, труда) и от социальных взаимосвязей, возникающих в результате этой деятельности. Базис (“субструктуру”) и надстройку (“суперструктуру”) можно лучше понять, если соответственно рассматривать их как человеческую деятельность и мир, созданный этой деятельностью…» (Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995. С. 17).

По мнению феноменолога Д. Уолша, марксистская модель социального мира «оказывается сомнительной в силу того, что так называемые объективные условия социальной системы на деле являются продуктом реализации интерпретационных процедур, применяемых наблюдателем-марксистом, опирающимся на несколько фундаментальных предпосылок относительно природы социального мира. Речь идет прежде всего о предпосылках, касающихся материалистического характера социального действия, следующих из философских представлений о человеке как о “homo laborans” (человек трудящийся), а также из повседневных наблюдений, свидетельствующих о первостепенной важности материальных побуждений. Эти предпосылки, следовательно, представляют собой одну из многих первичных конструкций социального мира, а не “объективное” описание его реальных свойств» (Уолш Д. Функционализм и теория систем // Новые направления в социологической теории. М., 1978. С. 136-137). Интересно и мнение Д. Уолша о том, что Маркс в своих ранних работах близко подошел к идеям феноменологии (там же. С. 139).

В свою очередь представители психоаналитической философии пытались обогатить марксизм путем дополнительного толкования природы самого человека. Так, Э. Фромм полагал, что «система инстинктов человека – одно из “естественных” условий, формирующих часть базиса (Unterbau) социального процесса… Не имея удовлетворительной психологической теории, Маркс и Энгельс не могли объяснить, каким образом материальный базис отражается в голове и сердце человека. Психоанализ может показать, что идеологии являются продуктом определенных желаний, инстинктивных влечений, интересов и потребностей, которые, в значительной степени бессознательно, находят свое выражение в рационализациях, т.е. в идеологиях. Психоанализ может показать, что, в то время как инстинктивные влечения действительно развиваются на основе биологически детерминированных инстинктов, их качество и содержание находятся под сильным влиянием социально-экономического положения данного индивидуума или класса, к которому он принадлежит» (Фромм Э. Кризис психоанализа: Очерки о Фрейде, Марксе и социальной психологии. СПб., 2000. С. 143-144).

Нормативизм.Правовой нормативизм занимает особое место среди учений, относящихся к правовому позитивизму. Во всяком случае, нормативизм следует отличать как от этатистского позитивизма, так и от позитивизма социологического. Как уже было отмечено, этатистский позитивизм видит позитивность права в установлении его государственной инстанцией в виде определенных текстов. Для этатизма право – порождение государства, которое само не является порождением права. Государство существует как механизм власти, а власть порождает право. Как мы увидим на примере учения Кельзена, в нормативизме дело обстоит иначе.Ганс Кельзен(1881 – 1973) считается основателем правового нормативизма, как специфического направления в правоведении, продолжившего линию неокантианства. С позиций логико-аналитической юриспруденции Кельзен разработал «чистое учение о праве», в котором и нашли отражение основные идеи нормативизма.

<OPENTEST9< FONT>Кельзен рассматривал чистое учение о праве как теорию позитивного права. Точнее, как теорию интерпретации позитивного права (см.: Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 1-2. М., 1987-1988). Такая теория пытается ответить на вопрос, что есть право, но не на вопрос, каким оно должно быть. Мыслитель называет свое учение «чистым» потому, что оно занимается только одним правом и очищает познаваемый предмет от всего, что не есть право в строгом смысле слова. По Кельзену, в Х1Х – ХХ веках (т.е. при переходе к постклассической науке) правоведение совершенно некритично расширилось за счет психологии и социологии, этики и политической теории. Расширение за счет этих наук предмета правоведения неизбежно означало бы введение методологического синкретизма (неорганичного смешения), «который затемняет сущность правоведения и смазывает границы, предназначенные ему природой его предмета». Внешнее действие, которое по своему объективному значению составляет правовой акт – это всегда протекающее во времени и пространстве чувственно воспринимаемое событие, т.е. природное, по Кельзену, явление, определенное законом причинности. Но именно в таком своем качестве оно, полагает мыслитель, и не составляет предмета специфического юридического познания и вообще не относится к праву. В правовой акт это действие превращает не фактичность, но объективный смысл, связанный с этим актом. «Конкретное действие получает свой специфический юридический смысл… в силу существования некоторой нормы, которая по содержанию соотносится с этим действием, наделяя его правовым значением, так что акт может быть истолкован согласно этой норме. Норма функционирует в качестве схемы истолкования» (Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 1-2. М., 1987-1988. С. 10). Поэтому любой акт, получающий смысл правового акта, предстает как результат специфического нормативного толкования (интерпретации).

<QUEST6< FONT>Сказать, что любой правовой акт основывается на норме, недостаточно. Для всех разновидностей нормативизма важнейшей задачей является обоснование действия нормы, объяснение того, каким образом она может регулировать поведение человека. Без решения этого вопроса нормативизм невозможен. «Этатисты» отвечают на этот вопрос однозначно: страх перед возможным наказанием заставляет людей соблюдать нормы (осознание невыгодности последствий нарушения нормы, выступающих в виде организованной санкции). Так ли это на самом деле? «Юснатуралисты» связывают действительность нормы с ценностями: справедливостью, свободой, нравственностью и т.д. Кельзен идет другим путем. Юснатурализм для него неприемлем – естественное право, по его убеждению, это лишь ненаучная идеология. Но и этатистский вариант его не устраивает. И здесь нормативизм пытается занять место «между» этатизмом и юснатурализмом.

Кельзен понимает, что наказание как реализация санкции, само не определяется санкцией. «Последняя санкция» всегда основана на «правомочии», а не на обязанности. Поэтому надо дать обоснование «необходимости» следования норме, найти в ней «должное», не прибегая при этом к релятивным моральным ценностям и не смешивая должного с сущим.

Ученый рассуждает следующим образом: норма, «доставляющая акту значение правового (или противоправного) акта, сама создается посредством правового акта, который в свою очередь получает правовое значение от другой нормы» (Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 1-2. М., 1987-1988. С.11). Поэтому всегда содержание реальных событий в праве согласуется с содержанием некоей нормы, которая признается действительной и является основанием действительности любого нормативного порядка. В этом, собственно, и заключается основная посылка чистого учения о праве и нормативизма. Такую норму Кельзен называет основной нормой (грунд-нормой) и рассматривает ее как необходимый постулат правовой логики, позволяющей выводить «должное» только из «должного».

Другим признаком, общим для всех социальных порядков, обозначаемых словом «право», Кельзен считает их принудительность. Под «принудительностью» порядка ученый понимает то, что в его рамках осуществляется реакция на нежелательное, общественно вредное поведение, осуществляемая в виде актов принуждения, «причиняющих зло».

Итак, право есть принудительный порядок человеческого поведения. Нормы предписывают определенное человеческое поведение, связывая противоположное поведение с актом принуждения. Получается, что если правовые порядки и уполномочивают кого-либо на что-либо, то это есть уполномочивание «одного индивида применить по отношению к другому акт принуждения в качестве санкции» (Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 1-2. М., 1987-1988. С. 50).

Санкции правопорядка имеют свои признаки: 1) это всегда имманентные санкции (санкции самого общества, а не Бога – как имеет место при трансцендентных санкциях); 2) санкции всегда социально организованы (в отличие от простого одобрения или осуждения). Не всякий установленный правопорядком акт принуждения - санкция, а только тот, который наступает как следствие определенного поведения. Основная мысль Кельзена вращается вокруг проблемы поиска критерия, отделяющего право от других явлений. Он отказывается от всякого увязывания права с теми признаками, которые имеются и у других норм. Единственным критерием, безусловно определяющим своеобразие права, является для него акт принуждения и связанная с ним санкция.

Другой характерной чертой кельзеновского варианта нормативизма является отождествление государства с правом. Государство есть некий порядок человеческого поведения. «В своем качестве политической организации государство есть правопорядок» (Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 1-2. М., 1987-1988. С. 112). Однако не всякий правопорядок, по Кельзену, представляет собой государство. «Ни догосударственный правопорядок первобытного общества, ни над- (или меж-) государственный международный правопорядок не являются государствами». «Государство – это относительно централизованный правопорядок» (там же. С. 112). Такой правопорядок устанавливает органы, которые функционируют по принципу разделения труда, создают и применяют нормы, образующие правопорядок. Именно централизованность является ключевым понятием государства по Кельзену.

Через право Кельзен пытается определить и государственную власть. «Власть» государства, - пишет правовед, - может выражаться лишь с специфических средствах власти, которыми располагает правительство: в крепостях и тюрьмах, в пушках и виселицах, в людях, одетых в полицейскую и солдатскую форму. Но эти крепости и тюрьмы, эти пушки и виселицы – всего лишь мертвые предметы; они становятся орудиями государственной власти лишь постольку, поскольку ими пользуются люди, действующие согласно приказаниям правительства; лишь постольку поскольку полицейские и солдаты соблюдают нормы, регулирующие их поведение. Государственная власть – это не какая-то таинственная сила или инстанция, скрывающаяся за государством или его правом; это не что иное, как действенность государственного правопорядка» (Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 1-2. М., 1987-1988. С. 116).

Интегративное правопонимание. Конец ХХ века актуализировал задачу теоретического обоснования целостной концепции права, которая могла бы на базе современной философской методологии объединить жизненные идеи основных правовых школ и направлений. Классическая наука обогатила юриспруденцию различными теориями права, делающими акцент на той или другой стороне правовой действительности: формальной, принудительной, деятельной, процессуальной, психической, идеальной, ценностной, исторической и т.д. В рамках постклассической науки была обоснована идея многоаспектности права, в рамках которой упомянутые стороны правовой действительности являются лишь ее неполными выражениями.

В этой связи американский ученый Г.Дж. Берман писал: «Нам необходимо преодолеть… заблуждение относительно исключительно политической и аналитической юриспруденции («позитивизм»), или исключительно философской и моральной юриспруденции («теория естественного права»), или исключительно исторической и социоэкономической юриспруденции («историческая школа», «социальная теория права»). Нам нужна юриспруденция, которая интегрирует все три традиционные школы и выходит за их пределы. Такая единая юриспруденция подчеркивала бы, что в право надо верить, иначе оно не будет работать; а это включает не только разум, но также чувства, интуицию и веру. Это требует полного общественного осознания» (Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М.., 1998. С. 16-17).

В российской правовой науке идеи интегрального правопонимания нашли свое отражение задолго до их появления на Западе. Серьезные шаги в этом направлении были сделаны уже в дореволюционной России (правовая концепция В.С. Соловьева, школа «возрожденного естественного права», феноменологические версии права, «плюралистическая» теория права Б.А. Кистяковского, «синтетическая» теория права А.С. Ященко и др.). Характерной особенностью почти всех теоретиков указанных школ являлось стремление выйти за строгие рамки одной доктрины и использовать сильные стороны конкурирующих теорий. Особенно преуспели в этом, помимо выше упомянутых, Е.Н. Трубецкой, П.И. Новгородцев, Н.Н. Алексеев (см.: Поляков А.В. Интегральные правовые учения // История политических и правовых учений. СПб., 2007. С. 770-784).

<QUEST7< FONT>Особого внимания в плане постановки проблемы интегративной теории права заслуживает концепция Л.И. Петражицкого и его последователей, в частности, П.А. Сорокина и Г.Д. Гурвича. Примечательно в этой связи мнение современного российского ученого о том, что интегрализм П.А. Сорокина «можно рассматривать как своеобразную светскую модификацию русской идеи Всеединства, выдвинутой В.С. Соловьевым, но истоки которой надо искать еще раньше – у славянофилов и Ф.М. Достоевского» (Сапов В.В. «Магический кристалл» социологии // Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика: Исследование изменений в больших системах искусства, истины, этики, права и общественных отношений. СПб., 2000. С. 1031). В этом целостном правовидении можно видеть глубинную идею всей русской философии права, какой она сформировалась до большевистской революции (см.: Гурвич Г.Д. Два величайших русских философа права: Борис Чичерин и Владимир Соловьев // Правоведение. 2005. № 4). Поэтому одной из задач нашего правоведения в XXI в. является продолжение поиска в этом направлении - поиска путей формирования нового, интегрального типа правопонимания (от лат. integer – целый), возникающего на основе диалога всех школ и течений в современном правоведении, как западных, так и восточных.