Философия

— Природа вещей мало понятна человеку, и лишь немногие стремятся постичь её, — говорил старый профессор своему молодому коллеге. — Видите ли, я даже думаю, что им не нужно стремиться к такому познанию. Что от того, что я занимаюсь этим всю жизнь? Разве я стал счастливее или богаче? Разве это принесло мне славу? Меня знает горстка таких же учёных, как и я. У меня есть пенсия, звание и научные труды. Вот и всё.

— Да разве смысл вашей жизни был заработать что-то на своей научной работе? — поразился коллега.

— А как же иначе? Вся эта преданность науке хороша до известного предела. Но жить-то надо. Конечно, думаешь о старости. Ну, мне ещё повезло: я и науку продвинул, и заработал кое-что. Вот и вам советую подумать о будущем. Вся наша философия хороша, но уж слишком далека от жизни.

У молодого человека были несколько иные взгляды на жизнь и на науку. Он был предан идее и видел результаты её применения, он понимал, какую пользу может извлечь общество от внедрения в жизнь, на первый взгляд, малопонятных философских истин. Древний мир без философов не существовал: они собирали вокруг себя группы учеников, и те, в свою очередь, несли идеи в искусство, науку, в общество.

Народ постепенно впитывал знания, до которых не мог дойти самостоятельно, но которые становились ему понятными благодаря разъяснениям этих полумудрецов-полуучёных, и таким образом развивался. Не войны и походы образовывали их, а местные философы, дававшие простые объяснения жизненным сложностям.

"Да что мне от того, кто управляет миром — Бог или человек? Мои дети сыты от этих знаний не будут", — мог думать невежда. Но наступало время, когда ему было не всё равно, кто управляет миром, ибо случались несчастья, и он, не имея никого, кто бы мог помочь ему, обращался к Богу. "Только Ты один знаешь, что гнетёт душу мою, только Ты можешь облегчить страдания", — слышалось в ночной тишине.

Получается, что не всё так, как кажется на первый взгляд. Более того, если бы человек постиг то, чему его учили философы, он бы не вступил в полосу несчастий, зная, как избежать их.

Вы спросите, почему философы не бежали и погибали от рук преследовавших их? Если они знали законы мироздания, то могли, наверное, и казни избежать? А кто вам сказал, что их смерть не была единственной возможностью привлечь внимание к новым взглядам? Ни к кому так не прислушивается человек, как к преследуемому и казнённому. Когда философ рядом, его гонят, когда он погиб — его превозносят. Взгляды неразделявшиеся становятся идеологией, записи бесед — учебником жизни.

"Неужели я стану таким же, как этот профессор? — размышлял молодой учёный. — Как я смогу работать под руководством того, кто думает о выгоде, извлекаемой из науки?"

— Вы знаете, — вдруг произнёс он вслух, — у меня сложилась другая система взглядов на философию. Возможно, я идеалист. Но я не пожалел бы своей жизни для того, чтобы убедить людей в необходимости исследовать законы мироздания. Наше общество только выиграет оттого, что будет знать свою историю, концепции, лежащие в основе государств, религиозные воззрения великих деятелей и их представления о мире.

— А чем вы можете доказать это? — оживился профессор.

— Видимо, только тем, что покажу личный пример. Я начну применять все те положения, о которых мы обычно рассуждаем теоретически. Говорящие об идее не всегда используют её в жизни. Если кто-то заметит изменения во мне, то это вселит в него уверенность в достижимости поставленных целей.

— Какую же цель поставите вы перед собой? — спросил профессор, хитро прищурившись.

— Пожалуй, мне нужно стать директором этого института, построив взаимоотношения с сотрудниками на основе свободы высказывания своих взглядов и следования истинной природе человека, заключённой в праведности и честности.

— Ну, ну, — проговорил профессор, — Бог вам в помощь.