Эволюция классических парадигм

У традиций политического реализма - давняя история в изучении

международных отношений, связанная с такими мыслителями, как Фукидид, Н.

Макиавелли, Т. Гоббс, К. фон Клаузевиц и др. В ХХ в. решающий вклад в развитие

этих традиций внесли британский историк Э. Х. Карр и американский политолог Г.

Моргентау.

Реалисты убеждены, что природа международных отношений анархична, т.е.

к ее чертам относится отсутствие верховной власти, поэтому государства – главные

участники международных отношений – вынуждены рассчитывать лишь на

собственные возможности во взаимодействии друг с другом. В основу таких

отношений заложены национальные интересы государств, и их регулируют силы

великих держав и их баланс. Предпочтения государств формулируют их лидеры,

исходя из свойственного им восприятия национального интереса, сущность которого

принципиально не изменяется. Национальный интерес понимается в терминах силы

государства в отношениях с другими государствами. Успеха добиваются те

руководители стран, которые действуют здесь разумно, всегда используя стратегии,

которые поддерживают или расширяют их власть (силу) относительно других

государств. Право или мораль в итоге либо служат интересам сильнейших, либо

незаметны в международных отношениях. Так было во времена господства древних

империй в Европе и иных частях света, подобное существовало на заре

образования государств современного типа и останется в будущем. Сущность

международных отношений постоянна, ибо в их основе - неизменная природа самого

человека, хотя по мере развития научного и технического прогресса, эволюции

общественных структур и т.п. они могут приобретать новые формы.

В конце 1970-х - начале 1980-х гг. парадигма политического реализма

претерпевает определенные изменения. Возникает неореализм, основные

положения которого были изложены в книге уже упоминавшегося выше К. Уолтса

"Теория международной политики". Главное из них состоит в рассмотрении

государств как функционально однородных элементов международной системы.

Сама же система понимается как постоянство принципов упорядочения и

неизменность требований к функционированию государств в качестве ее формально

дифференцированных элементов. Любые изменения в анархической

международной системе связаны с распределением власти, влияющем на наличный

баланс сил. Тем самым решающее значение в поведении государств приобретает

структура международной системы, определяемая как совокупность внешних

принуждений и ограничений, которые воздействуют на международное поведение

стран. Другими словами, внешняя политика диктуется логикой международной

системы и распределения власти (силы) среди государств. Например, если

структура международной системы детерминирована противоборством двух

сверхдержав, т.е. биполярна, значит, не только средние и малые государства, но и

великие державы, равно как и сами системообразующие сверхдержавы подчиняются

ее логике. В основе этой логики - гонка вооружений, раздел сфер влияния, жесткие

требования к союзникам, устрашение и сдерживание противника и т.п. Иной будут

логика и правила поведения государств в условиях многополярной системы,

предъявляющей к ним свои требования.

В эпоху холодной войны популярность позиций неореализма в ТМО

подкреплялась биполярной структурой межгосударственной системы, определявшей

поведение традиционных акторов на мировой арене. Однако с развалом СССР и

окончанием противоборства двух сверхдержав эти позиции во многом были

подорваны. Произошло массовое вторжение в сферу мировой политики

нетрадиционных акторов, возникло новое поколение конфликтов, безопасность на

планете перестала зависеть лишь от конфигурации международной системы.

Распространение новейших средств коммуникации и информации сделали

межгосударственные границы проницаемыми. Значительную роль в мировой

политике стали играть цивилизационные, культурные, религиозные факторы,

самоидентификация новых акторов. Рационализм, присущий как классической, так и

неклассической версиям реализма все заметнее обнаруживает свою

ограниченность. В ТМО бoльшее распространение получает постмодернистский

подход.

В этих условиях появляется новая версия реализма, одним из первых

выразителей которой стал профессор Гарвардского университета С. Хантингтон.

Уже в 1993 г. он выступил с идеей “столкновения цивилизаций”. На смену

государствам как главным акторам мировой политики приходят цивилизации -

культурные сообщества, отличающиеся друг от друга историей, языком,

традициями, но более всего религией. Несмотря на взаимное переплетение и

смешивание, основные цивилизации (западная, конфуцианская, японская,

исламская, индуистская, славяно-православная, латиноамериканская и, возможно,

африканская) - реальные сообщества с фактически разделяющими их границами.

Коммунисты могут стать демократами, богатые - бедными, но азербайджанцы не в

состоянии быть армянами, иллюстрирует Хантингтон свою мысль. Близкие взгляды

высказывает и другой американский исследователь, Р. Каплан.

В то же время взаимоотношения цивилизаций немногим отличаются от

взаимоотношений государств: они остаются конфликтными, ибо основа

цивилизационных различий - ценности и убеждения, а их примирить гораздо

сложнее, нежели экономические и политические интересы. Кроме того, защищая

собственные ценности и убеждения, цивилизации, по Хантингтону, стремятся к

приобретению власти. Власть – способ стать сильнее и, следовательно, лучше

защитить свои интересы и ценности. Различия в обладании властью и борьба за

военные, экономические и институциональные ресурсы, как и прежде, будут

основной движущей силой мировой политики. Хантингтон разделяет с реалистами и

положение, по которому субъекты мировой политики преимущественно действуют в

условиях анархии, и нет почти ничего, что сдерживало бы их стремление к власти и

господству. Например, международные экономические институты используются

Западом для защиты собственных экономических интересов и для навязывания

другим нациям выгодной именно ему экономической политики. В свою очередь,

международные институты безопасности существуют для реализации Западом

политического господства.

Таким образом, речь идет по сути о новой – постклассической – версии

реализма. Сохраняя в основе своих рассуждений все главные постулаты

рассматриваемой парадигмы (касающиеся характера международных отношений,

доминирующих в них процессов, участников, их целей и средств, наконец, будущего

этих отношений), ее сторонники переносят центр тяжести в исследовании

международных отношений с анализа межгосударственных взаимодействий на

факторы и процессы социокультурного порядка. Подобную эволюцию испытывает и

либерализм.

Как известно, в основу либерализма заложены две идеи – о единстве

человеческого рода, общечеловеческих ценностей и идеалов, а также о

возможности и необходимости изменения характера международных отношений в

духе гуманизма и прав человека. Сторонники этой парадигмы не отрицают, что

международные отношения по своей природе анархичны. Однако, с их точки зрения,

эта анархичность носит временный характер и постоянно уменьшается.

Международные отношения становятся все более управляемыми под влиянием

общественного мнения и целенаправленной деятельности расширяющегося круга

участников МО.

Наряду с государствами, все большее значение приобретает деятельность

негосударственных и частных международных акторов – межправительственных и

неправительственных организаций, транснациональных корпораций, фирм,

предприятий и банков, а также разнородных организованных групп и отдельных

людей.

Главные процессы, доминирующие в международных отношениях, - не

конфликты и войны, не противоборство национальных интересов, а

сотрудничество и интеграция, обусловленные возрастающей

взаимозависимостью мира и усиливающие осознание людьми общности их

интересов.

Мир не становится автоматически лучше и безопаснее, что требует от

участников международных отношений сплоченных действий по их регулированию.

Основными регуляторами выступают правовые и нравственные нормы.

Эти общие либерально-идеалистические положения приобретают не

совпадающие друг с другом концептуальные формы в разных вариантах

описываемой парадигмы. Она еще менее однородна по своему содержанию, чем

реализм - неореализм.

В такой парадигме присутствует имеющая давние традиции идеалистическая

составляющая, в рамках которой, в свою очередь, есть несколько вариантов.

Реалисты, в частности, различают среди них "утопизм", "легализм" и "морализм".

Утопистов они критикуют за веру в возможность создания нового мирового порядка

на основе универсальной межправительственной организации (вначале Лиги Наций,

а после второй мировой войны - ООН). Легалисты (так же ошибочно, по мнению

реалистов) считают, что по мере создания и расширения числа и влияния

международных организаций неуклонно прирастают юридические нормы, потому

международные отношения приобретают правовой характер. Наконец, моралисты

рассматривают мировую политику с позиций универсальных нравственных правил и

указывают на влияние на международное поведение государств свободно

выражаемого общественного мнения, выступающего против войн и связанных с

ними социальных бедствий и страданий людей.

Два других варианта либеральной парадигмы - это неолиберализм и

постклассический либерализм. К неолиберализму относят, например, течение,

которое основано на концепции экономической взаимозависимости. С точки зрения

ее сторонников (Кеохейн, Р.Купер, Най), политика государств в международных

отношениях определяется внутренними экономическими интересами; в то же время

рост взаимозависимости создает общие хозяйственные интересы всех государств.

Такое единство укрепляет их сотрудничество. Страны взаимодействуют друг с

другом для увеличения своих потенциальных экономических выгод и уменьшения

потерь. Их политика обусловлена рациональными интересами. Рост экономической

взаимозависимости не только изменяет задачи и поведение государств на

международной сцене, но и снижает роль их военной силы.

Постклассическая версия либерально-идеалистической парадигмы все более

заметна уже с первой половины 1990-х гг. Ее исходный пункт - концепция

радикального изменения существа политической власти под воздействием

глобализации. В этом плане одним из важных результатов последней является

эрозия национально-государственного суверенитета, происходящая вследствие

возрастающей проницаемости границ и ослабления традиционных функций

государства (особенно в сферах безопасности и социальной защиты населения).

Государство как социальный институт, как форма политической организации

общества постепенно устаревает и сходит с исторической сцены, уступая свое место

широким международным объединениям, формирующимся на основе единого

свободного рынка, общих нравственных ценностей и универсальных юридических

норм, которые обусловлены защитой и распространением естественных прав и

свобод человека. Так складывается глобальное самоуправляющееся сообщество

людей - мировое гражданское общество, - функционирующее по единым правилам и

регулируемое общими законами.

Сторонники постклассической версии либерализма (Дж. Розенау, Э.-О.

Шемпьел, Дж. Мэтьюз, Д. Месснер, Э. Моравчик и др.) подчеркивают растущую роль

таких институтов, как МВФ, МБ, ВТО, в налаживании взаимодействия

государственных и негосударственных, общественных и частных акторов,

правительств, неправительственных организаций (НПО) и предпринимательских

структур. Они указывают на формирование сетей, ячейки которых объединены друг

с другом трансграничными связями, образующимися, помимо государств, на всех

уровнях – от локального до глобального. Политика все чаще осуществляется в

структурах, пронизанных подобными плотными горизонтальными и вертикальными

сетями. Значение сетевых структур внутри обществ и между ними растет, а

национально-государственный суверенитет размывается. Происходит становление

«глобального управления без глобального правительства» (Розенау, Шемпьел) –

англ. global governance without global government, - которое образуется снизу и

потому имеет заведомо демократический характер, ибо выражает универсальные

ценности. Это означает изменение самого содержания власти (англ. power shift),

поскольку она передается от сообщества государств ко все более

транснациональному и действующему в общепланетарном масштабе гражданскому

обществу.

Либерализм (как и в случае с реалистической парадигмой) продолжает

эволюционировать при сохранении своих основных постулатов: общность трактовки

природы международных отношений, главные акторы, их цели и средства,

важнейшие процессы, а также стремление к изменению характера международных

отношений, опирающееся на убежденность в возможности их совершенствования в

интересах общечеловеческих ценностей, идеалов и норм. Эволюция содержания

либеральной парадигмы связана с усилением внимания ее сторонников к

социокультурным аспектам мировой политики. В обновленной парадигме

постклассических либералов первенствуют демократический мир, глобальное и

непрекращающееся распространение прав человека, а также торжество демократии

западного образца (почти по Ф. Фукуяме). Таким образом, картина

постклассического либерализма становится фактически завершенной.

В межвоенный период основные положения марксизма были представлены

теорией "мирового империализма" В.И. Ленина и его сторонников. Они усматривали

причины войны 1914-18 гг. в межимпериалистических противоречиях, в стремлении

монополистической буржуазии самых богатых стран к экономическому и

политическому переделу мира, в борьбе за перераспределение колоний и сфер

влияния финансовых капиталов. Первая мировая война характеризовалась ими как

империалистическая, захватническая, хищническая и грабительская с обеих сторон.

В силу этого война сближала интересы эксплуатируемых классов борющихся

сторон, противопоставляя их планам мирового империализма. Такие классы

воюющих государств были заинтересованы, по мнению марксистов, в поражении

своих правительств и превращении империалистической войны в серию гражданских

битв с перерастанием их во всемирную антиимпериалистическую, антибуржуазную,

социалистическую революцию.

Ленинская теория войн, империализма, пролетарского интернационализма и

социалистической революции, хотя и стала одной из первых ревизий марксизма, в

то же время своими основными положениями опиралась на марксово видение

мировой политики как отношений "надстроечного" характера, а потому "вторичных",

т.е. зависящих от "базиса" (экономики) и "третичных", а значит, обусловленных

внутриполитическими реалиями стран, взаимодействующих на мировой арене. В

связи с этим данная версия марксизма получила определение марксистско-

ленинской. В 1950-1960-е гг., в значительной мере под влиянием

распространившегося в странах Запада разочарования в опыте "реального

социализма", марксизм принимает неомарксистскую форму.

В ТМО это проявилось не только в отказе от понимания международных

отношений как "вторичных" и "третичных", но и в не свойственном традиционному

марксизму стремлении создать относительно автономную в рамках социальной

науки аналогичную дисциплину. В основание неомарксизма заложено убеждение в

прогрессирующем по мере развития мирового капитализма размежевании интересов

богатых и бедных стран - так называемых Севера и Юга. При этом было предложено

несколько теорий, каждая из которых довольно далека от ленинской трактовки

мирового капиталистического развития и межимпериалистических противоречий.

Речь идет, например, о "теории зависимости" (Р. Пребиш), с позиций которой

благополучие экономически развитых стран основано на эксплуатации ресурсов

отсталых и на неэквивалентном обмене между богатыми и бедными государствами;

о теории "структурного неравенства" (Й. Галтунг), обосновывающей причины

межнациональных конфликтов неравноценным положением одних и тех же

государств в различных типах международных структур (экономической,

политической, военной и т.п.). Наконец, это - "мир-системная теория" (И.

Валлерстайн), выделяющая тенденцию к углублению социального неравенства

между "центром" и "периферией" капитализма как следствие современного мирового

экономического развития.

Тем самым неоклассический марксизм настаивает на необходимости

кардинальных изменений в логике современного развития, в предпочтениях и

стратегиях основных акторов международных отношений, аргументируя

обоснованность борьбы народов отсталых стран "периферии" против крупнейших

монополий "центра" за социальную справедливость и перераспределение богатств.

Постклассическая версия марксизма, в том числе и критическая теория

(Хоркхаймер, Кокс, Гилл, А. Билер, А.Д. Мортон и др.), в целом не отступает от этих

традиций. Вместе с тем она исходит из собственной трактовки политического

содержания и социальных последствий глобализации. В ее методологию заложен

историзм, понимаемый как относительность так называемых общих законов

социального развития: о закономерностях можно говорить лишь в пределах

отдельных исторических периодов. В целом же и структуры взаимодействия между

людьми, и сама человеческая природа находятся в непрерывном изменении –

процессе, который представляет собой историю как таковую.

Так, Кокс, основываясь на концепции мир-экономики Ф. Броделя, понимает

мировое развитие как широкую, вплоть до глобальной, систему взаимодействующих

экономических, политических, идеологических и культурных структур. Исходя из

подобной интерпретации, он рассматривает три подхода к осмыслению будущего.

Во-первых, это - структурализм неореалистического (Уолтс) и неомарксистского (Л.

Альтюссер) типов, для которых структуры (экономики, государства, общества,

культуры) являются неизменными параметрами действия. В рамках такого подхода

взаимодействия акторов могут порождать разные результаты, но в целом они не

меняют общей картины, поэтому такой взгляд не способен уловить изменения

системы, а тем более объяснить их истоки и направленность. Сторонники второй

интерпретации рассматривают переход от одной совокупности структур к другой как

радикальный разрыв, не пытаясь растолковать его исторический контекст. Так, Т.

Кун понимает развитие науки как прерывистую линию, череду сменяющих друг друга

парадигм, а Фуко подобным образом трактует и саму историю. Значит, им обоим

присущи постструктуралистские идеи – рациональное объяснение изменений,

основанное на выделении поворотных критических моментов, характеризующихся

появлением качественно новых структур. Третий подход сложился из критики двух

предыдущих и трактует изменения с позиций исторической диалектики. Структуры

здесь видятся не как некие данные, априорно присущие истории, а в качестве

фактов. Иначе говоря, они - результат деятельности людей, продукт истории, что

означает: будущие структуры формируются в противоречиях существующих.

С опорой на последнее мнение Кокс выделяет три основные фактора,

позволяющие понять изменения, происходящие в современном историческом

контексте: глобализация как господствующая тенденция мирового развития; переход

от фордизма к постфордизму в организации общественного производства;

образование новых форм организации власти и мирового порядка. Глобализация

отражает существующее сейчас соотношение социальных сил и проявляется в

транснационализации производства, когда предприятия становятся не только

многонациональными, но и скоординированными во всемирном масштабе.

Производственные единицы рассеяны по нескольким национальным территориям,

собственность менее важна, чем функция внутри гибкой системы, обслуживающей

нестабильные рынки. Финансовые потоки глобализируются и постепенно выходят

из-под контроля государств. Последние, ранее защищавшие себя (и своих граждан)

от внешних потрясений, превращаются в агентов, через которых мир-экономика

передает свои требования национальным экономикам с целью их адаптации к

условиям конкуренции на рынке. Расширяется стандартизация моделей

потребления, чаще всего копирующих "американский образ жизни" в его наиболее

популярных проявлениях: джинсы, рок-музыка, кока-кола, фаст-фуд и т.п. Идеология

глобализации призвана убедить в том, что все эти процессы - результат неумолимой

логики экономического развития, которой нет никакой альтернативы.

Однако унифицирующей тенденции глобализации противостоят

общественные силы, отражающие тенденцию к диверсификации, которые

представлены движениями за социальную, культурную, этническую, религиозную,

сексуальную и др. идентичность. Многообразные группы стремятся найти

собственные пути развития в сферах производства, образа жизни, культуры и т.д.

при отрицании структур и норм, навязываемых глобализацией. Оставаясь слабыми в

экономическом или военном отношениях, они бросают серьезный вызов

глобализации в идеологическом плане, ибо отвергают утверждения о ее

исторической необходимости и неизбежности негативных социальных последствий.

Постфордизм выражается в сегментации рынка труда и диверсификации

производителей. Он поощряет миграции и внутри стран с большой территорией, и

вовне (миграция капитала и населения в поисках занятости). В развитых странах

постфордизм порождает два типа взаимоотношений государства и общества. Во-

первых, это - гиперлиберализация: отказ от любого государственного

вмешательства в движение капитала, когда решающим критерием становится

конкуренция на международном рынке. В результате общество раскалывается на

тех, кто выигрывает от нее, и остальных. Второй тип характерен тем, что

государство в международной конкуренции выступает на стороне крупного капитала

(предоставляя ему многообразные льготы и субвенции), а также стремится

поддерживать социальную сплоченность внутри страны (осуществляя политику

инвестиций в человеческие ресурсы и социальные программы). Иначе говоря, эту

политику можно охарактеризовать как "внутренний социализм и внешний

капитализм".

Однако в слаборазвитых странах такая политика немыслима. Силы, стоящие

за глобализацией, принуждают их к открытию своих национальных экономик

внешним влияниям. Неизбежные следствия этого - рост цен и безработицы, от чего

страдают прежде всего наименее обеспеченные слои. Неудивительно, что даже

внешне демократические режимы (например, филиппинский) нередко прибегают к

репрессиям для поддержки данной политики.

Фордизм инициировал и устанавливал неореалистическую структуру

межгосударственных отношений. Он был формой государства и общества,

составным элементом миропорядка. В отличие от него, гиперлиберализм,

навязывающий человечеству переход к новому мировому порядку, меняет роль

национального суверенитета. Роль государства рассматривается прежде всего в

плане помощи рыночным силам, и наоборот, оно утрачивает свою позицию

социальной защиты населения. Подобно тому, как это происходит в отношениях

внутри общества, в мировом масштабе любые меры по перераспределению в

пользу бедных регионов расцениваются господствующей идеологией как

"протекционистское вмешательство", противоречащее логике рынка. Поэтому

регионы все меньше связывают свои интересы с "центром". Усиливаются

автономистские движения: богатые не хотят делиться с бедными, которые, впрочем,

не видят решения собственных проблем в сохранении связей с имущими.

Вышеуказанные факторы современных изменений взаимодействуют, что

знаменует собой окончание "революционного цикла", который вписывался в рамки

исторического контекста Вестфальской системы, и начало нового, развивающегося в

условиях формирования "зависимого" (прежде всего от США) международного

порядка. При этом социальные силы, выступающие против унифицирующего

эффекта глобализации, за сохранение или достижение идентичности, не связаны

друг с другом и ими не управляет какой-либо один или даже несколько центров. На

деле они формируют элементы своего рода глобального гражданского общества,

сталкивающегося с нынешними формами организации власти.

Итак, постклассический марксизм отходит все дальше от классического и

сближается с такими постпозитивистскими течениям, как критическая теория,

историческая социология, постструктурализм.