Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Проблема периодизации всемирной истории




Базовой парадигмой традиционного советско-марксистского осмысления ис­торического процесса была идея стадиальности, дополнявшаяся пониманием того, что различные общества в силу тех или иных причин развивались и раз­виваются различными темпами: одни более быстро по сравнению с другими. Стадии, или ступени, общественного развития (в теории) определялись по уров­ню развития производительных сил, причем каждому из таких уровней должен

I32______________________________Теоретические основы понимания всемирной истории

был соответствовать свой тип производственных отношений, а этот "базис" в свою очередь определял разнообразные "надстроечные" явления: политичес­кие формы, религиозные воззрения, характер художественной литературы, искусства и пр. Определенный тип общества, базирующийся на соответствую­щей ступени развития производительных сил и отвечающих ей производствен­ных отношениях, и считался отдельной социально-экономической формацией.

В течение 30—80-х гг. в отечественной историографии господствовала так называемая "пятичленная формационная схема", отголоски которой (в виде определения тех или иных обществ в качестве "рабовладельческих" или "фео­дальных") сплошь и рядом слышны и сегодня. В соответствии с ней, последова­тельными ступенями социально-экономического развития человечества явля­ются первобытность, рабовладение, феодализм, капитализм и социализм как первая фаза коммунизма.

В сущности, эта схема воспроизводила взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса на всемирно-исторический процесс, как они сложились ко второй половине 40-х годов XIX в. под решающим воздействием социально-исторической концепции А. Сен-Симона. К середине 50-х годов того же века эта схема была ими пере­смотрена и дополнена особым "азиатским способом производства", занявшим место между первобытностью и "античным способом производства". В дальней­шем "азиатский", "античный" и "германский" способы производства стали рас­сматриваться К. Марксом как относящиеся к одной стадии развития человече­ства — ступени докапиталистических эксплуататорских обществ.

Сама по себе идея стадиальной, или формационной, периодизации всемир­ной истории явилась важным этапом в процессе осмысления движения челове­ческого общества. Уже во второй половине XVIII в. понимание стадиальной природы развития человечества находим у А. Фергюсона и Ж.-А. Кондорсе, а в начале XIX в. — у Г.В. Гегеля и А. Сен-Симона.

В середине XIX — начале XX веков концепция стадиальности разрабатыва­лась не только в рамках марксизма, но и многочисленными представителями позитивистского эволюционизма — как философами, такими, в первую очередь, как О. Конт и Г. Спенсер, так и этнологами и культурологами — Г. Морганом, Э. Тайлором, Дж. Фрезером, Ю. Липпертом и др. В качестве основополагающей идея стадиальности присутствует и в неоэволюционистских построениях англо­американских исследователей середины — второй половины XX в. — таких, к примеру, как археолог Г. Чайлд, культуролог Л. Уайт, экономисты У. Ростоу и К. Поланьи и др. Таким образом, идея стадиального развития человечества вовсе не является чем-то специфически присущим именно марксистскому пониманию истории. Отличительной чертой последнего есть не мысль о том, что в процессе своего движения человечество проходит определенные ступени (формации), а то, что само это движение, в конечном счете, детерминируется саморазвитием экономического базиса и осуществляется через классовую борьбу.

Однако установку экономического детерминизма нельзя принять хотя бы по­тому, что первопричиной каких-либо изменений в экономической, как и любой другой, субсистеме является творческая деятельность людей, связанная с самыми разнообразными областями реальности (информационная база, моральные цен­ности, степень комфортности жизни и множество всего другого). К тому же ясно, что изменения в одной из субсистем влекут изменения, в конечном счете, и во всех других, что определяет и соответствующие изменения в субсистеме, давшейЕдинство и стадиальность исторического процесса

"начальный импульс". А поскольку такого рода взаимосвязанные изменения про­исходят постоянно, то вопрос о том, что же "в конечном счете" все определяет, утрачивает смысл. Стиль мышления XIX в. предполагал поиск некоей универсаль­ной первопричины, понимание которой должно было объяснить бытие как тако­вое (к примеру, в философии Г.В. Гегеля) или движущие силы в отдельных сфе­рах: общественного развития у К. Маркса, эволюции биологических форм у Ч. Дар­вина, мотивации человеческого поведения у 3. Фрейда и пр.

Но уже в первой половине XX в. монистический детерминизм вполне исчер­пал свои эвристические возможности, и сегодня придерживаться положения о том, что материальные условия производства определяют "в конечном счете" все многообразие и богатство социокультурных феноменов, было бы по крайней мере наивно. Синергетическая парадигма, как о том шла речь, предполагает отказ от классического детерминизма в пользу вероятностного стиля мышления.

В свое время Ю.М. Бородай, В.Ж. Келле и В.Г. Плимак показали, что "анта­гонистическое", "эксплуататорское" общество, противопоставлявшееся как пред­шествующему первобытному, доклассовому, так и предполагаемому бесклассо­вому, коммунистическому, рассматривалось К. Марксом на трех теоретичес­ких уровнях. Наиболее абстрактным является его понимание как некоего цело­го, характеризующегося наличием присвоения результатов труда эксплуатиру­емых лиц группой эксплуататоров, безотносительно к тому, каким образом и на базе чего осуществляется сама эксплуатация. На следующем уровне выделя­ются общественно-экономические формации, основанные на различных ста­диях развития производительных сил и соответствующих им формах собствен­ности, представляющие прогрессивные ступени общественных отношений. В качестве таковых К. Маркс противопоставлял капиталистическое общество до­капиталистическим эксплуататорским.

Третьим, более конкретным уровнем является внутриформационная типоло­гия, необходимая для перехода от общей категории формации к реальной исто­рии народов и стран. В рамках же формации докапиталистических эксплуата­торских обществ, называвшейся им иногда "первой крупной формой" антагони­стического общества (в противоположность второй — капитализму), К. Маркс по принципу специфики организации производства и форм землевладения вы­делял "азиатский", "античный" и "германский" способы производства.

Как видим, такого рода философско-историческая конструкция имеет мало общего с традиционной для советской историографии "пятичленной схемой". В пределах последней наибольшую критику вызывала идея "рабовладельчес­кой формации". Кроме того, что ее было весьма сложно обосновать "догмати­чески", т. е. на основании текстов К. Маркса и Ф. Энгельса, в ее подтвержде­ние никогда не было приведено и сколько-нибудь достаточных научных аргу­ментов, особенно относящихся к древним обществам вне античного Средизем­номорья. Однако отсутствие альтернативной, по отношению к официальной истматовской, концепции становления классового общества (через развитие частнособственнических отношений) способствовало закреплению такого, "ра­бовладельческого", понимания древности.

С начала 60-х годов концепция рабовладельческой формации неоднократно подвергалась аргументированной критике, в ходе которой было показано, что рабский труд в огромном большинстве регионов никогда не играл сколько-нибудь существенной роли в экономической жизни, а его относительно широ-Теоретические основы понимания всемирной истории

кое применение в отдельных центрах Античного (а также Мусульманского) миров, равно как и на плантациях Нового Света, демонстрирует не неразви­тость, а как раз наоборот — высокий уровень развития товарных отношений. Кроме того, стало ясно, что в наиболее древних цивилизациях (Египет, Шумер, цивилизации доколумбовой Америки и пр.) рабовладельческий уклад в эконо­мике практически отсутствовал, тогда как в античности, на средневековом Во­стоке и даже в Новое время он всегда сосуществовал с другими укладами, выразительно преобладая над ними лишь в условиях расцвета плантационного рабства в Вест-Индии, Бразилии и южных штатах США.

Эти и другие соображения позволяют со всей решительностью отказаться от концепции "рабовладельческой формации" как стадии развития человечества. Ра­бовладение — это специфическая форма организации преимущественно неквали­фицированного и малоквалифицированного труда, которая распространяется в соответствующих сферах производства при условии высокого спроса на их про­дукцию. Его существенным признаком является право собственности хозяина на подневольного человека, лишенного средств производства и юридических прав.

Не лучше обстоит дело и с теорией "феодальной формации". Все признаки западноевропейского феодализма, как их определил А.Я. Гуревич, Л.С. Васильев обнаружил в древнем Китае эпохи Чжоу, а про "феодализм" в Древнем Египте на основании наличия там условного поместного землевладения, как минимум, с середины III тыс. до н. э. писали уже исследователи в начале века XX в.

"Элементы феодализма" в виде вассально-сеньоральной пирамиды полити­ческой власти и землевладения, прикрепления крестьян к земле и пр. вместе или порознь могут быть найдены в самых разнообразных обществах со времен древнейших цивилизаций до XX в., так что в качестве отдельной формации о феодализме говорить не приходится, если, конечно, не рассматривать в каче­стве "феодальных", вслед за Ю.М. Кобищановым, любое эксплуататорское об­щество, основанное на мелконатуральном производстве, и, соответственно, не определять в качестве "феодальных" докапиталистические эксплуататорские (древние и средневековые) общества как таковые.

Характеристика феодализма в качестве одной из трех стадий развития клас­сового общества и социально-экономического явления, связанного с опреде­ленными правовыми институтами, была предложена советскими историками в начале 30-х гг. XX в. В ее основу было положено представление о якобы прису­щей именно средневековью "феодальной земельной ренте" как характерном собственно для феодализма типе частнособственнической эксплуатации и эко­номической реализации собственности на землю и на крепостных.

Однако, как (в рамках марксистского дискурса) было показано В.П. Илюшеч-киным, понятие "феодализм" (как и "рабовладельческое общество") не может и не должно применяться для обозначения общественной формации, поскольку оно не характеризует общество со стороны собственно формационных признаков, т. е. со стороны определения ступени развития производительных сил. По спра­ведливому заключению исследователя, не существовало вообще некоей "феодаль­ной формы эксплуатации" и за таковую неправомерно принимаются крепостни­чество, докапиталистическая аренда и переходные между ними формы, которые имели распространение как в средневековых, так и в древних обществах и к тому же могли уживаться как с сеноерально-вассальной, так и с централизованно-бю­рократической формами административно-политической организации.Единство и стадиальность исторического процесса

Таким образом, "феодализм" суть явление не социально-экономического, а политическо-правового плана. Это понятие отражает специфику политико-право­вой системы организации некоторых докапиталистических государств, характе­ризующейся вассально-сюзеренными отношениями и политической раздроблен­ностью страны. В таком значении, как отмечал В.П. Илюшечкин, это понятие ока­зывается вообще несопоставимым с понятием "рабовладельческое общество", по­скольку последнее выделяется по иному (и тоже не формационному, не основан­ному на критерии уровня развития производительных сил) признаку — по преоб­ладанию в некоторых обществах рабовладельческой формы эксплуатации.

Иными словами, если понятие "рабовладение" определяет специфический экономический уклад и в этом отношении оно равномасштабно таким категори­ям, как, скажем, "крепостничество", "арендаторство" или "наемный труд", то "феодализм" сопоставим с понятием "централизованное государство". Они суть категории разного плана. Кроме того, ни "феодальное", ни "рабовладельческое" общества в их традиционном истматовском понимании не соответствуют какой-либо определенной ступени развития производительных сил, т. е. не отвечают главному марксистскому теоретическому принципу выделения формации.

Из всего сказанного с очевидностью вытекает, что "пятичленная формаци-онная схема" совершенно непригодна для научного использования в области изучения не только современных, но и доиндустриальных обществ. Она не просто диссонирует накопленному наукой фактическому материалу, но и про­тиворечит собственно марксистским (а вне марксизма она вообще не имеет смысла) теоретическим основаниям выделения формаций как последовательно сменяющих друг друга типов обществ, связанных с определенными ступенями развития производительных сил. Такой вывод требует решительного и после­довательного отказа от нее со стороны не только немарксистских, но и остаю­щихся на платформе этой концепции авторов.

Сопоставляя самые различные философско-исторические схемы развития человечества, предложенные за последние два века, можно прийти к выводу, что общим для них является выделение трех основных ступеней в движении человечества. Первой является первобытность, которую в западной (а за ней и в отечественной) литературе до сих пор иногда называют "доисторическим обществом". Первобытности как нечто таксономически ей равномасштабное противостоит общество, именуемое цивилизованным, государственным, а в марксистской традиции — классовым, эксплуататорским.

Принципиальные отличия между первобытными и цивилизованными об­ществами фиксируются по всем основным параметрам их сопоставления. В экономическом смысле цивилизация зиждется на возможности получения ре­гулярного прибавочного продукта, отсутствующего в первобытном обществе. В системе социальных отношений цивилизованное общество демонстрирует сословно-классовое деление, отсутствующее в первобытности. Система орга­низации власти в эпоху цивилизации основывается на государственно-терри­ториальном принципе, тогда как в первобытном обществе решающую роль играют кровно-родственные связи. В культурно-информационном отношении существеннейшим отличием является тот факт, что первобытность демонстри­рует дописьменную стадию фиксации, накопления, хранения и трансформа­ции знаний и духовных ценностей, тогда как на уровне цивилизации это осу­ществляется при помощи искусственных языков.36

Теоретические основы понимания всемирной истории

Первобытное общество на каждом из этапов своего развития демонстрирует принципиально однотипный характер поселений, тогда как цивилизация предпо­лагает разделение города и деревни как ведущего и ведомого компонентов терри­ториально-поселенческой структуры. Отметим также и то обстоятельство, что на стадии первобытности в силу относительно низкой плотности населения и не­большой численности личного состава функционирующих в качестве жизнеспо­собных социальных организмов человеческих сообществ плотность информаци­онных связей является принципиально более низкой, чем в эпоху цивилизации.

К. Маркс и М. Вебер четко противопоставляли докапиталистическое (тради­ционное) общество капиталистическому; У. Ростоу в концепции "стадий эконо­мического роста" — традиционные доиндустриальные общества индустриаль­ным, с высоким уровнем массового потребления; А.Дж. Тойнби и К. Ясперс раз­граничивали эпохи существования и обособленного развития отдельных циви­лизаций (Египетская, Китайская, Античная и пр.) и становления вокруг Новоев­ропейской цивилизации Всемирной, в чем к ним весьма близок П. Тейяр де Шарден. При этом совершенно ясна корреляция между утверждением буржуаз­ных отношений, победой (прежде всего, в Северо-Западной Европе) "духа капи­тализма" на основе базовых принципов протестантской этики, промышленным переворотом и переходом к "индустриальному обществу", решительным уста­новлением преобладания Новоевропейской (вскоре ставшей Североатлантичес­кой) цивилизации над всеми остальными, их "стягивание" ею вокруг себя и образование в результате этого современной глобальной макроцивилизации.

Переход от традиционного мира региональных цивилизаций к буржуазно-индустриальному миру современной всемирной макроцивилизации, начавшийся в XVI в., имел системный характер, охватывал все сферы человеческой жизне­деятельности и обусловил качественную трансформацию человечества как та­кового. Поэтому эпоху традиционных (докапиталистических, доиндустриаль-ных) цивилизаций мы имеем все основания рассматривать в качестве отдель­ной крупной стадии в развитии человечества, датируемую в пределах рубежа IV—III тыс. до н. э. (когда возникли древнейшие в мире цивилизации, Шуме-рийская и Египетская) — середины II тыс. н. э. (когда в Западной Европе утвер­дилась буржуазная Новоевропейская цивилизация, ставшая катализатором пос­ледующей трансформации человечества в целом).

Абстрагируясь пока от событий последних веков, остановимся на времени существования отдельных, локальных и региональных, традиционных докапи­талистических (доиндустриальных) цивилизаций. Хронологически они соответ­ствуют тем "эпохам", которые принято называть "Древностью" и "Средневе­ковьем" (деление, которое за пределами Европы не имеет никакого историчес­кого смысла) и которые в традиционной советской "пятичленной формацион-ной схеме" соотносились с "рабовладельческой" и "феодальной" формациями.

Проблема выделения качественных этапов в развитии докапиталистичес­ких эксплуататорских обществ была остро поставлена в отечественной науке в связи с критикой "пятичленной формационной схемы", несостоятельность ко­торой была очевидной уже в 60-е годы. Противопоставление докапиталисти­ческих эксплуататорских обществ как чего-то целостного первобытности, с одной стороны, и буржуазному обществу — с другой, при отказе от категорий "ра­бовладельческая" и "феодальная" формации (по крайней мере, в том смысле, который вкладывался в них официальным истматом) заставляло задуматься надЕдинство и стадиальность исторического процесса

внутренним членением этого огромного исторического периода. При этом ка­тегориальной альтернативой понятиям "рабовладение" и "феодализм" в рабо­тах многих ученых становятся такие использовавшиеся К. Марксом термины, как "азиатский", "античный" и "германский" способы производства.

В ходе развернувшейся в 60-е годы дискуссии выступившие против "пятичлен-ной схемы" авторы высказали целый спектр альтернативных точек зрения отно­сительно стадиальной и поливариантной природы докапиталистических эксплуа­таторских обществ. "Азиатский", "античный" и "германский" ("феодальный") спо­собы производства Е.С. Варгой и Л.А. Седовым было предложено рассматривать в качестве самостоятельных формаций, тогда как Ю.И. Семенов, Л.С. Васильев, И.А. Стучевский и ГА. Меликишвили определяли их как уклады единой "вторич­ной формации". Отдельные исследователи, прежде всего Ю.М. Кобищанов, счи­тали возможным эту "вторичную формацию" интерпретировать в целом как фео­дальную, тогда как другие, главным образом такие французские марксисты, как Ж. Сюре-Каналь и М. Годелье, были склонны характеризовать все раннеэксплуа-таторские общества как относящиеся к азиатскому способу производства, на базе которого в зависимости от конкретных обстоятельств может развиться либо ра­бовладельческое (при появлении товарно-рыночного производства), либо феодаль­ное (при господстве натурального хозяйства) общества. При этом Э.О. Берзиным отстаивалась идея типологической близости (в социально-экономическом отноше­нии как обществ, основанных на натуральном хозяйстве) азиатского способа про­изводства и феодализма, при принципиальном отличии от них рабовладельческо­го общества, ориентированного на товарное производство.

Существеннейшие трудности для определения стадиальной природы, равно как и путей развития (о чем речь пойдет ниже), докапиталистических эксплуата­торских обществ вытекали из неразработанности теории перехода от первобыт­ности к цивилизации. Официальный советский истмат придерживался изложен­ной Ф. Энгельсом (на основании традиции, восходящей к Ж.-Ж. Руссо) в работе "Происхождение семьи, частной собственности и государства" концепции о том, что социальное неравенство возникает как функция, производная от утвержде­ния частнособственнических отношений, тогда как государство суть "орудие классового подавления" в руках такого рода собственников. Вместе с тем, у са­мого Ф. Энгельса в "Анти-Дюринге" находим понимание того, что социально-экономическое неравенство развивается не только на основе частнособственни­ческих отношений, но и при условии монополизации правящей группой обще­ственных должностей и права распоряжаться коллективными ресурсами.

Этот тезис, при учете работ англо-американских этнологов, позволил в 70-х годах AM. Хазанову и Л.Е. Куббелю обосновать, что типичным в мировой исто­рии был как раз путь утверждения эксплуататорского общества через монополи­зацию знатью ключевых общественных должностей при присвоении ею обще­ственного прибавочного продукта в пределах всего подвластного коллектива.

Следующим шагом была предложенная в начале 80-х годов Л.С. Васильевым концепция становления раннеполитических структур, опиравшаяся на после­дние на то время достижения мировой науки (работы К. Поланьи, Р. Карнейро, М. Сахлинса, Е. Сервиса и др.), но выдвигавшая в качестве смыслового ядра но­вую идею "феномена власти-собственности". Смысл ее состоит в том, что в архаических обществах (а также, как говорилось в кулуарах и тогда, при социа­лизме) собственность и власть суть не самостоятельные, рядоположенные по38 Теоретические основы понимания всемирной истории

отношению друг к другу начала (как то имеет место при капитализме), а пред­ставляют собою два аспекта, две условно выделяемые стороны одного явления.

Сущностью "феномена власти-собственности" является фактическое право власть имущих распоряжаться коллективным достоянием в ходе организации общественного производства и централизованного перераспределения (реди-стрибуции) материальных благ. Как убедительно показал Л. С. Васильев, пред­ставления о собственности как об особой сфере отношений в обществах арха­ического типа фактически не существовало. Регулярное присвоение правящей верхушкой фиксированной доли труда и доходов населения осуществлялось благодаря выполнению ею ведущих социально-экономических, административ­но-политических, военных и культовых функций. Из этого вытекает, что ран-неэксплуататорские общества возникают в процессе монополизации знатью организационно-управленческой сферы, определяющей возможность присво­ения части совокупного общественного прибавочного продукта при отсутствии или крайней неразвитости частной собственности на основные средства про­изводства, в первую очередь на землю.

Сегодня можно считать твердо установленным, что не появление частной собственности на средства производства влекло за собой рождение эксплуата­ции и социального неравенства, а наоборот, усложнение общественной орга­низации, связанное с усилившейся дифференциацией сфер деятельности, вело к делению людей на две основные группы: управляющих и управляемых. Пер­вые, монополизирующие власть-собственность на общественные ресурсы, орга­низуя производство и перераспределение материальных благ, концентрируют в своих руках прибавочный продукт и расходуют его, в значительной степени, в престижных целях. Общественное разделение труда ведет к социальному расслоению, эксплуатации и имущественному неравенству .

Общество, в системе которого власть-собственность на основные ресурсы коллектива сосредоточена в руках наследственной социальной знати, органи­зующей общественную жизнедеятельность и концентрирующей в своих руках (благодаря праву редистрибуции) совокупный прибавочный продукт (значи­тельная часть которого расходуется на удовлетворение личных престижных потребностей правящей верхушки), является раннеклассовым. Такое понима­ние раннеклассового общества в целом соответствует тому, что Л.С. Васильев определяет в качестве раннеполитических структур, а В.П. Илюшечкин назы­вает сословными раннегосударственными обществами. Оно характерно для ранних цивилизаций и поэтому с таким же успехом может быть названо ран-нецивилизационным, раннегосударственным или раннеполитическим.

На следующем этапе социально-экономического развития, по мере парцел­ляции производства и развития частного предпринимательства, в обществе воз­никает прослойка лиц, владеющих средствами производства на частнособствен­нических основаниях и, соответственно, слой людей, лишенных средств произ­водства. При этом верховная государственная (административно-бюрократичес­кая или сеньорально-вассалитетная) власть-собственность (в античном мире вы­ступавшая в виде власти-собственности гражданской общины-полиса), по сути, сохраняется, хотя и в несколько ограниченном объеме.

В результате, между власть имущими и рядовым населением, ведущим в рамках общин мелкое натуральное хозяйство, вклинивается прослойка разбо­гатевших собственников, эксплуатирующая разоряющихся соплеменников (че-I

Единство и стадиальность исторического процесса

рез арендаторство, долговое кабальничество, наем и пр.) и (или) иноплеменни­ков-рабов. Однако эта прослойка собственников, особенно в традиционных обществах восточного типа, остается подчиненной, нередко фактически бес­правной, по отношению к классу-сословию государственной бюрократии (на­пример, китайских "шеныди").

Правящая бюрократия эксплуатирует рядовое население через налоговый аппарат (в который постепенно трансформируется редистрибутивная систе­ма), тогда как более или менее заметная прослойка предпринимателей-соб­ственников и (или), как правило, принадлежащих к слою правящей знати зем­левладельцев в свою очередь эксплуатируют труд так или иначе зависимого от них круга лиц. Таким образом, государственно-бюрократической эксплуата­ции подвергаются как объединенные в общины мелкие производители — не­посредственно, так и вовлеченные уже в частный сектор, не имеющие соб­ственных средств существования лица — опосредованно, через налоговый прес­синг на предоставляющих им работу предпринимателей. Подобное типично и для постсоциалистических, как и постколониальных, стран.

При этом, если на Востоке в силу экономической необходимости в цент­рализованной организации общественных (особенно сельскохозяйственно-ир­ригационных) работ господство государственной власти над "собственнос­тью" в любых ее формах неизменно сохранялось веками и тысячелетиями, вплоть до экспансии западного капитализма, то в Западной Европе в силу целого ряда причин, о которых обстоятельнее будет сказано ниже, "собствен­ность" постепенно не только обособляется от "власти", но и становится в оппозицию к ней, противополагает себя ей, а затем, в ходе буржуазных рево­люций, побеждает и подчиняет "власть", превращая государственную маши­ну в орудие своего классового господства.

Общество, в системе которого верховная государственная власть-собствен­ность на основное средство производства (землю) сохраняется в руках админи­стративно-бюрократического аппарата, эксплуатирующего остальное населе­ние посредством изъятия ренты-налога, однако при том что в допускаемых властью пределах некоторое развитие получает и частное предприниматель­ство (предполагающее эксплуатацию труда людей, лишенных средств произ­водства, а то и личной свободы), является сословно-классовым.

Этим понятием В.П. Илюшечкин определял ступень общественного разви­тия, следующую за "сословным" обществом поздней первобытности и ранних цивилизаций и предшествующую капитализму. В концепции Л.С. Васильева этому соответствует (для обществ Востока, западные он специально не анали­зирует) вторая (следующая за первой, раннеполитической) стадия развития "государственного способа производства".

Такого рода разграничение "раннеклассовых" и "сословие-классовых" об­ществ в пределах эпохи традиционных, докапиталистических цивилизаций, ес­тественно, ставит вопрос об исторической границе (при всем понимании ее ус­ловности) между ними. В этой связи следует вспомнить работы Г.А. Меликишви-ли, показавшего, что принципиальные изменения в социально-экономической жизни переднеазиатских обществ относятся не к эфемерному рубежу между "древностью" и "средневековьем", к которому обычно приурочивали переход от "рабовладения" к "феодализму", а приблизительно ко второй половине II — пер­вой половине I тыс. до н. э., при том что с середины I тыс. до н. э., где-то с начала40

Теоретические основы понимания всемирной истории

Ахеменидского периода, вплоть до Нового времени, их строй уже не претерпе­вал принципиальных изменений. К близкому выводу (при соответствующих хро­нологических коррективах: первая половина — середина I тыс. до н. э.) на китай­ском материале пришли Л.С. Васильев и В.И. Илюшечкин.

Обобщение этих результатов с учетом данных по другим регионам позво­лило сделать вывод, что в широкой полосе Старого Света, почти укладываю­щейся в субтропический пояс, в основных центрах цивилизационного разви­тия (Восточное Средиземноморье, Передняя и юг Средней Азии, Индия и Ки­тай) до последней трети I тыс. до н.э. в основных чертах завершился процесс трансформации архаических раннеэксплуататорских обществ, обычно имену­емых раннеклассовыми, в те, которые В.П. Илюшечкин называет сословно-клас-совыми, а Л.С. Васильев — традиционными. При этом если цивилизации доко-лумбовой Америки так и не преодолели собственными силами соответствую­щего рубежа и в полной мере соответствовали характеристикам раннеклассо­вых обществ, то периферийные по отношению к первичным цивилизацион-ным центрам Старого Света варварские общества, начиная с последней трети I тыс. до н. э., благодаря стимулирующему воздействию со стороны последних, изначально сочетали не вполне реализовавшиеся раннеклассовые отношения со все более укоренявшимися сословно-классовыми.

Совершенно ясно, что, как в общечеловеческом масштабе, так и в отдель­но взятом регионе, в рамках каждой достигшей соответствующего уровня развития цивилизации этот переходный период занимал не одно столетие. Однако менее очевидно, в какой мере трансформация раннеклассовых об­ществ в сословно-классовые была связана с изменением самого качества че­ловека, постепенно обретающего пусть пока еще весьма относительную, но все же свободу от жестких нормативных рамок консервативных обществ ран­неклассового типа. Поэтому еще раз вернемся к определению природы ран­неклассового и сословно-классового обществ, но уже под углом зрения места и роли в них индивидуальности.

Под раннеклассовымпредставляется целесообразным понимать всякое эксплуататорское общество доиндустриальной эпохи, в системе которого от­сутствует частная собственность на основное средство производства тех вре­мен — землю — и на основную массу отчуждаемого у земледельцев натураль­ного прибавочного продукта и, соответственно, весьма неразвитыми являют­ся товарно-рыночное производство и эксплуатация человека человеком в рам­ках отдельных домохозяйств. Для него характерна власть-собственность со­циальной (раннегосударственной) верхушки на природные и трудовые ресур­сы социального организма, реализующаяся по преимуществу в централизо­ванной организации производства и отчуждении, перераспределении (реди-стрибуции) и трансформации прибавочного продукта.

При таких условиях социальный статус индивида, строго коррелирую-щийся с местом последнего в системе общественного разделения труда и выполнением определенных общественных функций, в решающей степени определяет его имущественное положение. Власть-собственность, система редистрибуции и, следовательно, совокупный общественный прибавочный продукт со всеми связанными с его обладанием формами подчинения одних групп людей другими находятся в руках лиц, венчающих пирамиду раннего­сударственной власти.Единство и стадиальность исторического процесса

Принципиальное отсутствие возможности выбора между различными цен­ностными ориентирами (стремление к богатству, или знаниям, или ключевым постам в системе управления и т. д.— что, естественно, верно лишь на самом абстрактном срезе рассмотрения), при том что продвижение по социальной лестнице (так или иначе ограниченное, впрочем, изначальной клановой или кастовой принадлежностью) определяло комплексное удовлетворение разно­образных индивидуальных запросов, делало невозможным противоположение индивидом себя тотальной власти-собственности. В раннеклассовом обществе человек мог самореализовываться лишь через предзаданные социокультурные формы по мере приобщения к власти и продвижения по ее ступеням. Это относится не только к чиновникам, жречеству, военным или даже ремесленни­кам архаических цивилизаций, но и в ничуть не меньшей степени к работни­кам "творческих сфер" — архитекторам, живописцам и ваятелям, сочинителям художественно или информационно значимых текстов.

Само многообразие становившихся все более специализированными видов деятельности — при необходимости действовать порою и в нестандартных си­туациях — стимулировало проявление внутренних творческих сил человека. Уже на той стадии должны были вспыхивать искры свободной игры творчес­ких сил, о чем, к примеру, можно судить по шедеврам древнеегипетской лири­ки, пронизанных глубокой личной скорбью строках вавилонских поэм или слож­нейшей, детальнейшим образом разработанной календарной системе майя.

Однако проблески личностных форм культуры по сути своей выступали как вариативное многоголосие в рамках традиционных канонов и в качестве альтернативы таковым не воспринимались ни авторами, ни современниками. Аналогичным образом следует, очевидно, понимать и по существу уже нова­торские, выходящие за рамки традиционных канонов социального поведения действия таких выдающихся политических фигур, как Урукагина (Уруинимги-на) и Саргон Древний в Месопотамии или Аменхотеп IV Эхнатон в Египте.

Сословие-классовоеобщество — как вторая стадия развития докапитали­стического эксплуататорского общества — характеризуется уже заметным развитием частнособственнических отношений, лимитированных, впрочем, все еще сохраняющейся, но становящейся уже кое-где почти номинальной государственной властью-собственностью на землю и другие ресурсы. С этим непосредственно связано появление оказывающейся вне государственно-ре-дистрибутивных структур индивидуальной трудовой деятельности, что ведет к некоторому развитию товарно-рыночных отношений и права индивида на определенную часть (оставшуюся после уплаты ренты-налогов, взносов и пр.) производимого в его хозяйстве прибавочного продукта. Это, естественно, сти­мулирует развитие частных форм эксплуатации человека человеком в рамках отдельных домохозяйств. При этом редистрибутивная система постепенно трансформируется в налоговый аппарат. Параллельно усиливается расхожде­ние между социальными статусами, политическими позициями и имуществен­ным достатком отдельных людей.

На стадии раннеклассовых обществ формы самореализации индивида были почти всецело предзаданы его местом в системе общественного разделения труда (обычно передававшимся по наследству), связанным с ним статусом и положением в иерархии власти, что в целом и определяло его материальный достаток. На сословие-классовой стадии, благодаря некоторому (в большей илиЕдинство и стадиальность исторического процесса

смысле ясперовское "осевое время" является, по сути, тем этапом развития человеческого духа, на котором личность впервые осознает себя самоценным субъектом культурно-исторического творчества, противопоставляя себя внеш­нему миру социальной реальности и государственной власти.

В общественном сознании появляется антитеза "пророк и царь", "поэт и царь" или "мудрец (отшельник) и царь", что, особенно в контексте античной культуры, дополняется противопоставлением мудреца, прорицателя или поэта невежествен­ной, неустойчивой в своих симпатиях и антипатиях толпе (Пифагор и италийские греки, Анаксагор, Протагор или, особенно, Сократ и афиняне и пр.).

Из сказанного следует, что дихотомия индивида и социума на стадии ран­неклассовых обществ осознавалась в аспекте не противопоставления или тем более взаимного неприятия, а скорее в смысле необходимости оптимального "вписывания" индивида в предзаданные ему рождением или иными социальными рамками наличествующие раннеполитические структуры. Крушение последних, как показал в свое время В.Н. Топоров, воспринималось людьми раннеклассо­вого общества в качестве космической катастрофы и личной трагедии не толь­ко в силу связанных с этим бедствий для отдельно взятых людей, но и ввиду того, что распад традиционных структур осознавался как гибель всего и вся, как крах мироздания и его порядка.

С утверждением же сословно-классовой системы отношений человек ощущает за собой свободу и моральное право, санкционированные сакраль­ными силами бытия, на несогласие с публичной властью, на нравственное осуждение государственного режима, а то и на открытое неповиновение ему. Он начинает распрямляться и впервые противопоставляет себя и госу­дарственности, и системе социальных институтов, и комплексу традицион­ных установок и представлений. Ветхозаветные пророки обличают своих и чужих царей, греческие философы отвергают традиционную религию, зо-роастрийцы подчеркивают свободу выбора каждым между добром и злом, джайны и буддисты не признают сакральный характер варнового, провоз­глашаемого Ведами деления общества, а даосы иронизируют над государ­ственными церемониями и ритуалами.

По отношению же к стадиям всемирно-исторического процесса "осевое время" — эпоха духовного преодоления системного идейно-мировоззренчес­кого кризиса, обусловленного болезненной трансформацией раннеклассовой системы отношений в сословно-классовую.

Иными словами, переход от раннеклассовой стадии развития общества к сословно-классовой в духовной плоскости соответствует тем фундаментальным мировоззренческим изменениям, которые выразились в идейных течениях "осе­вого времени". Поэтому понятно и хронологическое соответствие между за­вершением в основных цивилизационных центрах Старого Света утверждения основ сословно-классового общества и появлением религиозно-философских учений нового типа, знающих человеческую личность и ее сущностную прича­стность основам трансцендентного бытия.

В таком смысле утверждению раннебуржуазных отношений в Западной Европе, ознаменовавшему в плоскости социально-экономических отношений переход к новой эпохе, соответствовало формирование новой, протестант­ской, прежде всего кальвинистски-пуританского плана, идеологии, религиоз­но утверждающей индивидуализм, рационализм и установку на капиталиста-44 Теоретические основы понимания всемирной истории

ческую систему производства. Разумеется, дух Новоевропейской цивилиза­ции выразился далеко не в одном протестантизме. Он нашел возможность проявиться и в реформированном католицизме эпохи барокко и тем более в западной философии, начиная с Ф. Бекона, Р. Декарта и Г.В. Лейбница (праг­матическая установка первого, принципиальный рационализм второго,, мона­дология третьего), через абсолютизацию гносеологического субъекта И. Кан­том, взгляды С. Кьеркьегора и Ф. Ницше, наконец, экзистенциалистски-пер-соналистические течения XX в.

Однако для объяснения собственного духа Новоевропейской цивилизации, равно как и предшествовавших ей Западнохристианского Средневековья и Античности, одной лишь парадигмы стадиальности и неравномерности социо­культурного развития явно недостаточно. Для решения такой задачи большими эвристическими возможностями располагает концепция поливариантности дви­жения человеческого общества, которая будет рассмотрена в следующей гла­ве. Сейчас же важно подчеркнуть то обстоятельство, что сдвиги "осевого вре­мени" происходили параллельно, независимо друг от друга, в нескольких веду­щих центрах цивилизационного развития и уже в силу этого могут считаться чем-то закономерным, тогда как изменения, обусловившие появление Новоев­ропейской социокультурной системы, аналогов в истории не имеют, и вопрос о том, могло ли в принципе где-либо что-либо подобное повториться, остается открытым. Ясно лишь, что в современном мире этого произойти уже не может.


Поделиться:

Дата добавления: 2014-12-30; просмотров: 138; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.007 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты