КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Глава 36. Китай - "дракон с длинным хвостом".
Ни одна иностранная держава, за исключением Великобритании, неоказывала такого влияния на политическое развитие Сингапура, как Китай -земля предков для трех четвертей жителей города. Отношения между Китаем иСингапуром были долгими, сложными и неравными. С момента основания Сингапурав 1819 году и до 1867 года правившая в Китае династия Цин не признавалакитайцев, проживавших за границей. Эта политика изменилась в 1870-ых годах,когда Китай организовал консульства в Наньяне (дословно - "страны южныхморей"), - странах, которые были тогда колониями Великобритании, Франции иГолландии. Эти консульства, включая консульство в Сингапуре, были задуманыне столько для защиты интересов китайцев, сколько для укрепления связей сними и использования их лояльности к Китаю путем поддержки китайскойкультуры и образования, а также с целью получения от них финансовойподдержки. В 1920-х годах Коммунистическая партия Китая (КПК) послала в Сингапурсвоего агента с целью организации коммунистического движения в регионе.Когда в 1930 году коммунисты провели в Сингапуре тайную встречу дляорганизации Коммунистической партии Малайи (КПМ), на ней присутствоваллегендарный лидер вьетнамских коммунистов Хо Ши Мин. Конфликт междуНационалистической партией Гоминдан (Гоминдан - Kuomintang NationalistParty) и КПК, разгоревшийся в Китае, распространился и на их сторонников вСингапуре и Малайе. Во время войны и Гоминдан, и КПК сражались в Китаепротив японцев. Так как КПК более решительно боролась против японцев, онапользовалась более широкой поддержкой китайских рабочих и крестьян. Образование коммунистического Китая в 1949 году вызвало приливпатриотической гордости среди членов китайской общины. Китайцы ожидали, чтов результате этого возникнет мощное китайское государство, которое покончитс чувством унижения и покорности, которое они испытывали, находясь подвластью англичан и других европейцев. С другой стороны, это событиеразбудило глубоко укоренившиеся опасения среди малайцев, индусов,англоязычных китайцев и находившихся в меньшинстве представителей китайскойобщины, поддерживавших Гоминдан. В 1949 году и Гоминдан, и КПК былизапрещены в Сингапуре, но раскол между поддерживавшими их членами китайскойобщины не исчез. Целью Китайской Народной Республики (КНР) было усиление лояльности кПекину среди китайцев, живших за рубежом. В 1949 году в КНР была образованаКомиссия по связям с китайцами за рубежом (Overseas Chinese AffairsCommission), организовавшая трансляцию радиопередач. Комиссия поддерживаларазвитие китайского образования за рубежом и поощряла живших в регионекитайцев направлять в Китай своих сыновей для образования и посылатьденежные переводы родственникам. Комиссия также обратилась с призывом кспециалистам: докторам, инженерам и учителям, - вернуться в Китай и помочьвосстановлению родины. Она вела подрывную деятельность против колониальныхправительств и правительств стран, недавно получивших независимость:Индонезии, а позже - Малайи. "Радио Пекина" (Radio Beijing), "Жэньминьжибао" (People's Daily - "Народная газета" - орган ЦК КПК), "Пекинское ревю"(Beijing Review) регулярно выступали против образования Малайзии, называлиее неоколониалистским заговором, направленным против этнических китайцев. Тунку и другие малайские лидеры опасались влияния Пекина на КПМ иэтнических китайцев в Малайе. Когда в 1963 году премьер-министр КНР ЧжоуЭньлай направил мне и главам других правительств письмо с предложениеуничтожить ядерное оружие, я мягко ответил ему, что подобное решениеприветствовалось бы всеми государствами. Это происходило в тот период, когдаСингапур еще был самоуправляемой колонией, а не штатом Малайзии. Когда в1964 году в Китае было обнародовано мое письмо к Чжоу Эньлаю, Сингапур былуже штатом Малайзии, и Тунку публично сделал мне выговор за то, что я"вступил в прямую переписку с правительством, которого Малайзия не признает,и которое на словах и на деле доказало свою враждебность Малайзии". В январе 1965 года, во время выступления перед делегацией Индонезии вПекине, премьер-министр Чжоу Эньлай осудил образование Малайзии. Послеполучения независимости Сингапур не поддерживал дипломатических контактов сКНР. До 1970 года Пекин вообще не признавал существования независимогоСингапура. В транслировавшихся из КНР радиопередачах и выходивших тампубликациях Сингапур упоминался в качестве "части Малайи". Малайзии дляПекина также не существовало, ибо она была "неоколониалистским заговором".Китайская пропаганда регулярно подвергала нападкам "власти Сингапура" за"преступное подавление народа Сингапура силой оружия". В 1966 годуВсекитайская федерация профсоюзов (All China Federation of Trade Unions)направила телеграмму в адрес левых профсоюзов Сингапура с выражениенегодования китайских рабочих по поводу "варварских актов подавлениярабочих, совершаемых властями Сингапура, плетущимися в хвосте уамериканского и британского империализма". В 1968 году "Радио Пекина"подвергло меня персональным нападкам, назвав Ли Куан Ю "гончим псомамериканского и британского империализма". В разгар китайской "культурной революции" нам приходилоськонфисковывать огромное количество китайских марок с напечатанными на них"мыслями Мао", импортированных некоторыми китайскими книжными магазинами, атакже тысячи экземпляров маленьких красных цитатников Мао, привозимых вСингапур китайскими моряками, которые хотели распространять их. Дажесингапурское отделение "Бэнк оф Чайна" (Bank of China) оказалось вовлеченнымв это безумие: клиентам банка стали раздавать пропагандистские памфлеты"культурной революции". Мы арестовывали и наказывали своих собственныхграждан, которые занимались этими глупостями, но оставили в покое гражданКНР, чтобы не прерывать торговли с Китаем. В конце 70-ых годов Пекин потихоньку изменил свою политику по отношениюк Сингапуру. В столицах тех государств, где мы имели дипломатическиепредставительства, китайцы стали приглашать наших дипломатов на приемы,посвященные Национальному празднику КНР. В то время приоритетом китайскойполитики являлось сплочение рядов правительств как можно большего числагосударств против Советского Союза, чтобы ограничить распространение еговлияния в Юго-Восточной Азии. Советское вторжение в Чехословакию в 1968 годуи столкновения между китайскими и советскими войсками на реке Амур в 1969году показали, что революционная деятельность Китая стала опасной для негосамого, ослабив способность Китая противостоять советской агрессии. К 1971 году Китай прекратил публичные нападки на правительствоСингапура. В том же году, во время празднования Национального праздникаСингапура, сингапурский филиал "Бэнк оф Чайна" вывесил на своем здании флагСингапура, - до тех пор ничего подобного не случалось. Баланс в торговлемежду КНР и Сингапуром был всегда в пользу Китая. В то время Сингапур былдля КНР вторым по величине, после Гонконга, источником поступлений твердойвалюты. Отрицательный баланс в торговле с Китаем не причинял нам особогобеспокойства, потому что посредническая торговля была основой экономикиСингапура. Тем не менее, мы требовали, чтобы все китайские фирмы Сингапура,которые торговали с Китаем, регистрировались в правительственном агентстве,контролировавшем торговлю с коммунистическими странами. Таким образом,лицензию на ведение торговых операций со стороны КНР необходимо былодополнить разрешением со стороны правительства Сингапура. Первые контакты между странами были установлены в 1971 году врезультате "пинг-понговой дипломатии" (Ping-Pong diplomacy). Мы разрешилисборной Сингапура по настольному теннису принять участие в Афро-азиатскихИграх Дружбы по настольному теннису (Afro-Asia Table Tennis FriendshipGames) в Пекине. Через несколько месяцев вторая делегация отправилась насоревнования Азиатского союза настольного тенниса (Asian Table TennisUnion). Затем мы приняли предложение Пекина направить китайскую сборную понастольному теннису с дружественным визитом в Сингапур в следующем году,через несколько месяцев после того, как президент США Никсон посетил Китай.Мы отклонили предшествовавшие этому предложения: о гастролях группыакробатов и о визите торговой делегации Пекина. Наш министр иностранных делРаджа считал, что третий отказ был бы ненужным оскорблением китайцев. Вовремя проведения матча по настольному теннису я был возмущен, когдазначительная часть аудитории освистывала команду Сингапура и выкрикивалалозунги в честь Мао. Я публично осудил этих инфантильных сторонников левыхорганизаций как сингапурских "мини-Мао". КНР также изменила свое отношение к китайцам, проживавшим заграницей. Вмае 1974 года, за год до падения Сайгона, премьер-министр Малайзии Разакнаправил делегацию в Пекин. По возвращении делегации правительство Малайзииприслало нам отчет о переговорах. Руководитель делегации задалпремьер-министр Чжоу Эньлаю два вопроса: во-первых, об отношении КНР ккитайцам, живущим за рубежом; во-вторых, о поддержке, оказываемой КПМ состороны КНР. Чжоу Эньлай ответил, что термин "китайцы, живущие за рубежом"являлся не совсем точным, так как многие из них уже стали гражданамигосударств, в которых они проживали. По его словам, они являлись оченьконсервативными по натуре людьми, и уже создали значительные проблемы вотношениях между КНР и этими странами. "Новый Китай" проводил новуюреволюционную политику по отношению к "так называемым китайцам, живущим зарубежом". Он сказал, что КНР даже распустила Комиссию по связям с китайцамиза рубежом, чтобы отбить у них охоту поразмышлять о возвращении в Китай. КНРне стала бы вмешиваться, если бы какая-либо страна, в которой проживаликитайцы, стала бы закрывать китайские газеты или школы. Что же касалось КПМ,то Чжоу Эньлай сказал, что "вопрос должен рассматриваться с точки зренияисторической перспективы". Он заявил, что КНР всегда поддерживалаосвободительные движения, боровшиеся против колониального гнета, иподчеркнул, что такое движение могло добиться успеха только в результатеподдержки внутри страны, а не со стороны КНР. Следовательно, если страныЮго-Восточной Азии и Китай будут смотреть вперед, то они смогут добитьсяулучшения отношений и установления дипломатических отношений. Начиная с 1969 года, КНР стала требовать, чтобы посещавшие странукитайцы обращались за визами, тогда как до того их въезд в Китай былсвободным. Правительство КНР поняло, что, если Китай хотел установлениянормальных дипломатических отношений со странами Юго-Восточной Азии, вкоторых проживали китайцы, то ему было необходимо отказаться от принципа"закона крови" (jus sanguinis), согласно которому любой человек, имевшийотца-китайца, автоматически становился китайским гражданином. В октябре 1971 года постоянный представитель Сингапура в ООН, принимаяучастие в голосовании о приеме КНР в члены организации, заявил: "Существуетодин Китай, и Тайвань является частью Китая... Из этого следует, что"тайванский вопрос" является внутренней проблемой Китая, которая должна бытьразрешена китайским народом, включая людей, живущих на Тайване". В тотпериод мы все еще не поддерживали каких-либо официальный контактов с КНР.После того, как в мае 1974 года правительство Малайзии установилодипломатические отношения с КНР, я подумал, что для Сингапура наступилподходящий момент, чтобы инициировать официальные контакты с правительствомКНР. Я согласился с тем, чтобы в марте 1975 года Раджа посетил Китай. Мы считали, что для китайцев наибольшую важность представлял вопрос оботношениях Сингапура с их злейшим врагом - Советским Союзом. В октябре 1974года заместитель министра иностранных дел КНР Сяо Гуанхуа (Qiao Guanhua)встретился в ООН с Раджой и задал ему вопрос о советских кораблях, которыеремонтировались в Сингапуре. Раджа ответил ему, что Сингапур - открытый порти потому не отказывал судам ни одной страны, желавшей отремонтировать здесьсвои корабли. Тем не менее, он также заверил Цяо, что мы не позволили быкому-либо использовать Сингапур для подрывной деятельности против соседнихгосударств и наших соседей, включая Китай. Раджа снова разъяснил нашупозицию на встрече с Чжоу Эньлаем. Он добавил, что, поскольку наши соседипроявляли особую чувствительность по поводу того, что большинство населенияСингапура составляли этнические китайцы, то мы могли бы установитьдипломатические отношения с Китаем только после того, как это сделаетИндонезия. Мы должны были предотвратить любые возможные подозренияотносительного того, что родственные связи с Китаем оказывали влияние наполитику Сингапура. Чжоу Эньлай ответил, что КНР уважает права Сингапура вкачестве независимого государства. У нас была еще одна неотложная причинадля нормализации отношений с Китаем, о которой китайцы могли догадываться:мы хотели искоренить подрывную деятельность коммунистов в китайских среднихшколах и Университете Наньян. Нам также необходимо было выиграть время, покав составе населения сократилась бы доля жителей Сингапура, родившихся вКитае, а потому подверженных шовинистической пропаганде и способныхоказывать влияние на различные организации, включая Китайскую коммерческуюпалату. Мы уже убедились, насколько сильным был "зов крови" у людей,родившихся в Китае. Премьер-министр КНР Чжоу Эньлай передал мне приглашение посетить Китайчерез премьер-министра Таиланда Кукрита Прамоя, посетившего Пекин в июне1975 года. Я не ответил. В сентябре 1975 года, во время моей встречи с шахомИрана в Тегеране, премьер-министр Ирана Ховейда (Hoveida) также передал мнеприглашение Чжоу Эньлая, добавив, что времени для визита оставалось мало. Японял это таким образом, что мне следовало поехать в Пекин в самом скоромвремени, иначе эта встреча могла и не состояться, - в прессе появлялисьмногочисленные сообщения о том, что Чжоу Эньлай подолгу находился вбольнице. Я решил поехать, но еще до того, как нам удалось договориться одате моего визита в мае 1976 года, Чжоу Эньлай умер. Мы выступили ссообщением о предполагаемом визите в середине апреля. Несколько дней спустяРаджа еще раз заявил о позиции нашего правительства: Сингапур станетпоследней страной-членом АСЕАН, которая обменяется дипломатическимипредставительствами с Китаем. Этот визит в Китай мы готовили тщательнее и обдумывали детальнее, чемлюбой из моих зарубежных визитов. Мы знали от членов других делегаций,посещавших Китай, что китайцы подходят к этим визитам очень систематично ипытаются получить информацию от каждого члена делегации. Мы условились обобщей позиции по ключевым вопросам со всеми высокопоставленными членами моейделегации. Во-первых, это был вопрос о дипломатическом признании иустановлении дипломатических отношений. Мы не могли отказаться от нашейпринципиальной позиции, что Сингапур должен был стать последней странойАСЕАН, установившей дипломатическое отношения с Пекином, и мог пойти на этотолько после Индонезии. Во-вторых, это был вопрос о деятельности СоветскогоСоюза в Сингапуре. Мы не позволили бы Советскому Союзу вести любуюдеятельность, направленную против Китая, но экономика Сингапура быласвободной, поэтому мы разрешил открыть в городе филиал "Московскогонародного банка" (Moscow Narodny Bank) для проведения торговых операций.Китайцы опасались, что русские покупали поддержку ведущих китайскихбизнесменов. Мы решили заверить китайцев, что Сингапур относился к сильномуКитаю без подозрений. Мы не стояли ни на просоветских, ни на прокитайскихпозициях, - мы занимали прозападную позицию, потому что это было в интересахСингапура и его соседей. Мы были полностью осведомлены о деятельностиСоветского Союза в Сингапуре и странах региона и собирались и впредьвнимательно следить за ней. Мы ожидали, что китайцы будут настаивать на обмене офицерами связи илиторговыми представителями, и решили дать ясно понять им, что это будетсделано только после того, как они обменяются подобными представительствамис Индонезией. Тем не менее, мы согласились бы с предложением, чтобыкитайский представитель "Бэнк оф Чайна" работал в его сингапурском филиале.В то время как мы поощряли расширение торговли с Китаем и были готовыдопустить развитие таких относительно безобидных форм культурного испортивного обмена как визиты команд по баскетболу, настольному теннису илитрупп акробатов, но мы не хотели давать им никакого повода для ложных надеждотносительно чего-то большего. Мы также не желали вступать в конфликт сСоветским Союзом. Относительно Тайваня мы были готовы подтвердить нашуполитику признания "единого Китая", а именно, - КНР. А самое главное, таккак мы ожидали, что китайцы станут подчеркивать, что Сингапур являлся"родственным государством", то мы решили всячески подчеркивать нашусамобытность и независимость. Я попросил китайскую сторону позволить продлить сроки моего визита,чтобы у меня была возможность увидеть в Китае как можно больше. Китайцыустановили сроки визита с 10 по 23 мая 1976 года. Чтобы устранить всяческиеподозрения относительно того, что мы ехали в Китай в качестве делегацииродственников-китайцев, мы включили в состав нашей делегации, состоявшей из17 человек, министра иностранных дел Раджаратнама (тамила, уроженцаполуострова Джафна), парламентского секретаря Ахмада Маттара (малайца),которые должны были присутствовать на всех заседаниях. Сами переговорыдолжны были вестись на английском языке. Поскольку прямого авиарейса из Сингапура в Пекин не было, делегациявылетела в Гонконг. Там мы пересели на поезд, который доставил нас кпограничному пункту Ло Ву (Lo Wu), где мы пешком пересекли границу с Китаеми пересели в специальный поезд, доставивший нас в Кантон (Canton). Послеобеда мы полетели на самолете британского производства "Трайдент" (Trident)в Пекин, где к нашему прибытию была приготовлена церемония встречи ваэропорту. После того как военный оркестр исполнил государственные гимныСингапура и Китая, я осмотрел строй почетного караула из представителей всехродов войск Народно-освободительной армии Китая. Затем нас приветствовалипримерно 2,000 школьниц в цветных костюмах, которые размахивали китайскими исингапурскими бумажными флагами и цветами, скандируя "Добро пожаловать"(Huan ying, huan ying) и "Сердечно приветствуем" (Re lie huan ying, Re liehuan ying). В аэропорту был установлен огромный транспарант, на которомпо-китайски было написано: "Решительно поддерживаем народ Сингапура" (jianjue zhi chi xin jia po ren). Поддержки в адрес правительства Сингапура нашихозяева не высказывали. В отличие от церемонии встречи глав государств, скоторыми у Китая были установлены дипломатические отношения, в "Жэньминьжибао" не была опубликована передовая статья, а в аэропорту меня невстречали представители дипломатического корпуса. За исключением этихмоментов, они оказали мне все почести, предусмотренные официальнымпротоколом. Премьер-министр Чжоу Эньлай умер в январе того же года, Дэн Сяопинпопал в опалу, в Пекине его не было. Поэтому меня принял Хуа Гофэн (HuaGuofeng), который выглядел и действовал как жесткий руководитель службыбезопасности коммунистической страны, которым он до того и являлся. Позициисторон были заявлены во время официального банкета вечером 11 мая. Хуа Гофэнпохвалил нас: "В сфере международных отношений Сингапур противостоитгегемонизму и проведению политики с позиции силы, выступает за мир инейтралитет в Юго-Восточной Азии, активно развивает отношения со странами"третьего мира" и вносит положительный вклад в развитие экономическихотношений и торговли между странами". После этого он огласил стандартныеобвинения в адрес "сверхдержавы - гегемониста", не прямо, но вполне очевиднообращаясь к Советскому Союзу, который продолжал проводить политикупроникновения и расширения своего влияния в Юго-Восточной Азии после выводаамериканских войск из Вьетнама. В ответном выступлении я сказал: "История свела вместе в Сингапурекитайцев, малайцев и индусов. Мы гордимся нашим наследием; на основе нашегообщего опыта складывается своеобразный образ жизни. В силу географическихфакторов, наше будущее в большей степени зависит от наших соседей поЮго-Восточной Азии". Между нами состоялись три официальные встречи общей продолжительностьюсемь часов. На первой встрече, состоявшейся 11 мая в Большом Дворце Народови продолжавшейся три часа, Хуа Гофэн предоставил мне слово первому. Яизложил основные факты, относившиеся к Сингапуру. Малайзия и Индонезияподозревали, что Сингапур занимал прокитайскую позицию, из-за того, что 75%нашего населения составляли этнические китайцы. Американцы и русские такжеотносились к нам с подозрением. Сингапуру приходилось бороться против этогоупрощенного восприятия: раз большинство нашего населения составляли китайцы,то мы, якобы, должны были занимать прокитайскую позицию. Проблемазаключалась в том, что часть нашего китайского населения действительно быланастроена шовинистически. Это были представители старшего поколения жителейСингапура, родившиеся в Китае, но они старели, и численность этой группынаселения постепенно сокращалась. В городе жили также представители молодогопоколения китайцев, получившие образование на китайском языке, которые несмогли выучить английский язык и найти хорошую работу. Хотя они не были такэмоционально привязаны к родине, как те жители, которые родились в Китае,они, в основном, были настроены прокитайски, а некоторые из них -прокоммунистически. Нам следовало следить за тем, чтобы они не причиниливреда Сингапуру. Я добавил, что Сингапур не станет антикитайским. Чем сильнее становилсяКитай, тем более уравновешенным становился баланс сил между США, СоветскимСоюзом и Китаем. Так было бы безопаснее и для всего мира, и для Сингапура.Если бы Китай пришел к выводу, что существование независимого Сингапура непротиворечило интересам Китая, то многие разногласия между нашими двумястранами уменьшились бы. С другой стороны, если бы китайцы решили, чтосуществование независимого Сингапура противоречило их интересам, или если быКитай стремился привести к власти в Сингапуре коммунистическоеправительство, то разногласия между нами усилились бы. Вместо того, чтобы ответить на мои тезисы, Хуа Гофэн начал по бумагеизлагать теорию "трех миров", которая в тот период представляла собойстандартное видение международной ситуации со стороны Китая. Языквыступления был по-революционному суров. По его словам, текущаямеждународная ситуация должна была ускорить упадок сверхдержав и пробуждениестран "третьего мира". Соединенные Штаты и Советский Союз принадлежали к"первому миру", развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки идругих регионов мира (включая Китай и Сингапур) - к "третьему миру", аразвитые страны - ко "второму миру". Соединенные Штаты и Советский Союзборолись за мировую гегемонию, Соединенные Штаты перенапрягли свои силы, ирусские хотели доминировать в мире. Пока это соревнование двух державпродолжалось, мир катился по направлению к новой войне, поэтому все странымира должны были готовиться к подобному развитию ситуации. Тем не менее,Китай рассматривал и США, и Россию как "бумажных тигров", реальная силакоторых не соответствовала их амбициям. Проводя политику экспансионизма иагрессии, русские должны были потерпеть поражение. Китай был озабочен тем,как бы в Азии "волка" (США) не сменил "тигр" (Россия). Его речь былапроизнесена на том неестественном языке, который использовался китайскимрадио и газетами для критики империалистов и ревизионистов. 12 мая, прямо перед началом второго раунда переговоров, китайский шефпротокола неожиданно примчался в наш пансион, чтобы сообщить, что нас приметПредседатель Мао (Chairman Mao). Посещавшим Китай официальным лицам встречис ним заранее, как правило, не назначались. После того как китайцы оцениваливизитера, и приходили к выводу, что проведение такой встречи было быцелесообразно, они незадолго до встречи сообщали гостю, что он будетудостоен особой чести встретиться с великим китайским лидером. Моя жена идочь были вызваны в нашу резиденцию прямо во время осмотрадостопримечательностей Летнего дворца императрицы Довагер (Empress Dowager)без объяснения причин. Избранные члены нашей делегации: я, моя жена и дочь,Раджаратнам (министр иностранных дел), Хон Суй Сен (министр финансов) иК.Ч.Ли (министр культуры), - были доставлены в закрытую резиденцию Мао. Кортеж автомобилей свернул в окруженный старыми стенами кварталнапротив Большого Дворца Народов под названием Чжуннаньхай (Zhongnanhai),расположенный неподалеку от площади Тяньаньмынь. Мы проехали через покрытыелаком ворота в комплекс, застроенный невысокими виллами в китайском стиле,расположенными вокруг озера, остановились у одной из них, нас провеливнутрь. В гостиной находился "великий кормчий" Мао Цзэ-дун (great helmsmanMao Zedong), одетый в светло-серый маоистский костюм, поддерживаемый двумяпомощницами. Мы обменялись рукопожатиям. Затем мы сели, приняв правильныепозы, стараясь не скрещивать ноги, что, по китайским обычаям, являетсявыражением непочтительности. На протяжении примерно 15 минут Мао говорилдовольно-таки неразборчиво, и женщина средних лет с высоким голосомповторяла его слова на литературном китайском языке. В нескольких случаяхона писала на листе бумаги большие китайские иероглифы и показывала их Мао,который подтверждал, что именно это он и имел в виду. Затем его речьпереводили на английский. Тема беседы была несущественной. Китайцы оказалисингапурской делегации эту особую честь, чтобы показать, что они уделяли намдостаточно серьезное внимание. Мао больше не отличался тем острыминтеллектом, который столь красноречиво описывали Никсон и Генри Киссинджерпосле встречи с ним в 1972 году. Я думал, что Мао было сложно не тольковнятно выговаривать слова, но и ясно формулировать свои мысли. Япредположил, что у него была болезнь Паркинсона, - в возрасте 82 лет онвыглядел хрупким физически и умственно. На следующий день главные китайские газеты, включая "Жэньминь жибао",поместили на первых полосах фотографию Мао, сидящего вместе со мной. Нафотографии он выглядел лучше, чем на самом деле. Годы спустя журналисты иписатели спрашивали меня о том, каким он был. С предельной честностью я могтолько ответить: "Не знаю". Человек, которого я видел, был тенью тогочеловека, который командовал армией во время "Великого похода" (Long March),превратил партизанскую армию в могучую боевую силу, вел партизанскую войну сяпонцами, пока они капитулировали в августе 1945 года, нанес поражениенационалистической армии Гоминдана. В конце концов, начиная с 1949 года, Маообеспечил пребывание КПК у власти. Он освободил Китай от бедности,деградации, болезней и голода, несмотря на то, что миллионы людей погибли отнедоедания в результате проводившейся им политики "Большого скачка" (GreatLeap Forward) в 1958 году. Тем не менее, он не освободил китайский народ отневежества и отсталости. "Китайский народ поднялся", - провозгласил Мао 1октября 1949 года на площади Тяньаньмынь, но подняться высоко китайцам ещепредстояло. В тот же день, после обеда, у нас состоялась вторая встреча с ХуаГофэном в Большом Дворце Народов. Он продолжал говорить на том же языке, чтои накануне, рассказывая о том, что социалистический Китай твердо поддерживалборьбу стран "третьего мира" против империализма, колониализма игегемонизма. Китай также поддерживал революционную борьбу во всех странах,при этом КПК поддерживала отношения со многими марксистско-ленинскимипартиями во всем мире, но не вмешивалась во внутренние дела других стран. Поего словам, отношения между партиями и отношения между государствамипредставляли собой нечто отдельное. Я не мог понять логики этих заявлений.Вместо прямого ответа Хуа Гофэн сказал, что действия правительства Малайзиипо отношению к КПМ и ее деятельности, и их отношения между собой являлись"исключительно внутренним делом Малайзии". В отношении Индокитая он подчеркнул, что "интернациональным долгом"Китая являлась поддержка усилий народов Вьетнама, Лаоса и Камбоджи поотражению "агрессии США". Он сказал, что попытки Советского Союза вмешатьсяв конфликт и посеять разногласия между странами, вряд ли достигнут успеха,ибо эти государства не уступят дорого доставшуюся им независимость другойвеликой державе. Это был намек на борьбу в регионе между Китаем и СоветскимСоюзом и проблемы, назревавшие в отношениях между Китаем и Вьетнамом. На этом окончилась вторая официальная встреча, значившаяся в программемоего визита. На следующий день, после обеда, были запланированы "переговорыили отдых". Утро 13 мая ушло у нас на осмотр Великой китайской стены (GreatWall) и гробниц династии Мин. Было тепло, сухо и пыльно, нас мучила жажда.Экскурсия завершилась обильным китайским обедом в ресторане около гробницдинастии Мин, во время которого я выпил много пива. Мы поехали обратно налимузине "Красное знамя" (Red Flag), в котором не было кондиционера, и меняначало клонить в сон. Когда мы прибыли в наш пансион Дяоюйтай, шеф протокола уже стоял удверей, чтобы сообщить, что премьер-министр Хуа Гофэн ожидал нас и хотелвстретиться со мной. Утром они не предупредили нас о том, что после обедасостоится встреча, иначе я не поехал бы на эту долгую, утомительнуюэкскурсию. В программе визита говорилось, что после обеда должна быласостояться либо встреча, либо экскурсия в Храм Неба (Temple of Heaven).Поскольку они повезли нас на столь утомительный осмотр Великой китайскойстены и гробниц династии Мин, мы посчитали, что после обеда у нас будетсвободное время. Я устал от подъема на Великую китайскую стену и чувствовалсонливость после выпитого за обедом пива и 90-минутной поездки домой по жареи пыли. Их тактика напомнила мне тактику коммунистов Сингапура, которыечастенько пытались взять нас измором. Я поднялся наверх, принял холодныйдуш, выпил несколько чашек китайского чая и освежился, как мог. В 16 часов яспустился вниз на двухчасовую встречу. Мы провели некоторое время, обсуждая тонкости межпартийных имежправительственных отношений. Я спросил: "Будете ли вы поддерживатьКоммунистическую партию Индонезии, которая хочет освободить Сингапур, илисчитаете это несправедливой войной?" Он ответил: "Этот вопрос являетсягипотетическим, ибо такой проблемы не существует. Вторжение Индонезии вВосточный Тимор было ошибкой, - народ Восточного Тимора должен иметь правовыбрать собственную социальную систему и правительство". Я настаивал:"Является ли правильным или ошибочным желание Коммунистической партииМалайзии, именующей себя Коммунистической партией Малайи, освободитьСингапур?" Он ответил: "Выбор собственной социальной системы и собственнойформы правления является делом народа Сингапура". Я спросил: "Прав ли будуя, если скажу, что Китай не будет поддерживать освобождение СингапураКоммунистической партией Малайи, ибо такое освобождение должно быть деломрук народа Сингапура, а не народа Малайзии?" Он выглядел озадаченным, потомучто не знал, что Коммунистическая партия Малайи хотела освободить и Малайю,и Сингапур. В этот момент Сяо Гуанхуа что-то в ярости набросал на листке бумаге ипередал записку Хуа Гофэну. Как и подобало жесткому бывшему руководителюслужбы безопасности, он демонстративно отодвинул записку, не читая, исказал, что он не знал ситуации, но добавил, что где бы коммунистическиепартии ни боролись за освобождение народов, они должны были победить, потомучто история - на их стороне. Я объяснил, что КПМ провозгласила себя коммунистической партией, цельюкоторой было освобождение и Малайского полуострова, и Сингапура. Поэтомубыло бы полезно, чтобы на каком-то этапе КНР ясно заявила о своей позиции, -развитие отношений между правительством КНР и Сингапура является вполненормальным. Тем не менее, любые межпартийные отношения должны строитьсямежду КПК и Коммунистической партией Сингапура, стремящейся к освобождениюСингапура, но не с коммунистическими партиями иностранных государств,преследующими ту же цель, подобно Коммунистической партии Малайзии илиМалайи. Хуа Гофэн вновь повторил, что иностранная держава не может навязатьсоциалистическую систему другой стране. Но это было не то, чего я боялся, яоказывал на него давление с тем, чтобы он подтвердил позицию Китаяотносительного того, что стремление Коммунистической партии Малайиосвободить народ Сингапура было неверным в принципе. Он уклонился от ответа,сказав, что не знаком с предметом. Я вновь повторил свой вопрос, но ХуаГофэн снова отказался прояснить свою позицию. Вместо этого он перешел в наступление, подняв главный вопрос встречи, аименно: сотрудничество между Сингапуром и Тайванем в военной области. ХуаГофэн начал мягко, сказав, что между народами Китая и Сингапура существовалидавние, традиционные, дружеские отношения, а между народом Китая и жителямиСингапура китайского происхождения существовали отношения "подобныеродственным". Он выразил надежду, что после моего визита эти отношения ещеулучшатся. После этого он вдруг стал серьезным и строгим голосом сказал, чтоСингапур поддерживает "отношения в военной области" с "кликой Цзян Цзинго наТайване". По его мнению, это противоречило позиции сингапурскогоправительства относительно признания "единого Китая" и неблаготворносказывалось на развитии отношений между нашими странами. Я не стал защищаться, заявив, что Сингапур действительно стоял напозиции признания "единого Китая", и что Тайвань и континентальный Китай -единое государство. Тем не менее, в то время во главе Тайваня стоялонационалистическое правительство, сбежавшее туда из Китая, поэтому мнеприходилось иметь дело с теми, кто де-факто правил Тайванем. Если быТайванем управляла КНР, я бы обратился с просьбой о предоставлении полигоновдля обучения войск к правительству КНР. Сингапуру необходимо былозащищаться, но, из-за ограниченных размеров нашей территории, водного ивоздушного пространства, мы вынуждены были проводить обучение наших войск вТаиланде, Новой Зеландии и Австралии. В 1975 году, перед началомполномасштабных учений наших войск на Тайване, министр иностранных делСингапура Раджаратнам сообщил министру иностранных дел КНР Сяо Гуанхуа, чтоэти действия ни в коей мере не означали изменения нашей позиции признания"единого Китая". Сяо Гуанхуа так до сих пор ничего и не ответил Радже. ХуаГофэн подвел черту, заявив, что, ввиду существования в наших странахразличных социальных систем, между ними имелись важные различия. Тем неменее, он подчеркнул, что это не имело значения, потому что в результатеоткровенного обмена мнениями обе стороны нашли много точек соприкосновения.Хуа выжал из меня столько, сколько смог. Я сказал, что отчет о моей встрече с Председателем Мао в "Жэньминьжибао" не будет с восторгом встречен в странах Юго-Восточной Азии. Для Китаялучше было бы не посылать торговую миссию в Сингапур до тех пор, покаулягутся подозрения наших соседей, вызванные этой публикацией. Чем большеКитай будет демонстрировать, что Сингапур - "родственная страна", темсильнее будут подозрения наших соседей. Сложность состояла в том, что всоседних с Сингапуром странах проживало значительное китайское меньшинство,которое играло непропорционально большую роль в экономике этих стран, иэкономические успехи китайцев вызывали зависть и недовольство коренногонаселения. В тех странах, где они принадлежали к различным религиям, как этобыло в случае с мусульманским населением Малайзии и Индонезии,межнациональные браки были редкостью. Этим проблемам не было видно конца, иКитаю следовало с этим считаться, ибо это было важным, основополагающимфактором во взаимоотношениях между Китаем и другими странами Юго-ВосточнойАзии. Хуа Гофэн сказал, что он уже очень ясно высказался в том плане, что"китайское правительство признает и уважает независимость и суверенитетСингапура". Политика Китая по отношению к лицам китайского происхождения,проживавшим за рубежом, также была ясной: Китай не одобрял двойногогражданства. Китай поощрял этих людей принимать, по собственному желанию,гражданство тех стран, в которых они проживали. Все, кто поступили подобнымобразом, автоматически теряли гражданство Китая. Он был доволен, чтоподавляющее большинство жителей Сингапура китайского происхождения уже сталиего гражданами и, вместе с людьми других национальностей (то есть "рас"),строили свою собственную страну. Традиционная дружба и "подобныеродственным" отношения между народами Сингапура и Китая являлисьблагоприятной основой для развития отношений между странами. Его громоздкая,наполненная пропагандистскими клише риторика раздражала. Раджа считал, чтоему не хватало изощренности и тонкости Чжоу Эньлая, который, по мнениюРаджи, вел бы переговоры иначе, без использования коммунистического жаргона.Я был разочарован тем, что лидер такой огромной страны выглядел сильным ижестким, но был лишен тонкости. Хуа Гофэн просто стандартно излагалпартийную линию по вопросам межнациональных отношений и позицию по отношениюк лицам китайского происхождения. Пытаясь оправдать вмешательство Китая вовнутренние дела Сингапура, Хуа Гофэн прибег к казуистике, пытаясь обосноватьразличия между межправительственными и межпартийными связями. Он также непризнал существования противоречий между его теорией о том, что странадолжна была быть освобождена изнутри, и китайской материальной ипропагандистской поддержкой Коммунистической партии Малайи, стремившейсяосвободить Сингапур силой. Сяо Гуанхуа и официальные лица министерстваиностранных дел чувствовали себя неудобно, наблюдая за тем, как ихпремьер-министр безуспешно пытался запугать министров Сингапура. В своей ответной речи на банкете два дня спустя я подчеркнул, что"Китай и Сингапур согласны в том, что им следует развивать отношения междустранами, концентрируясь на тех вопросах, по которым существует согласиесторон, а не на тех, по которым существуют разногласия в результате различиймежду подходами стран к этим проблемам... Премьер-министр Хуа Гофэн сказал,что, в качестве социалистической страны, Китай поддерживает революционнуюборьбу во всех странах; но премьер-министр Хуа Гофэн также сказал, что Китайне вмешивается во внутренние дела других стран, и что то, как правительствоСингапура обращается с коммунистами Сингапура, является его внутреннимделом. Я верю, что на основе этого принципа невмешательства мы сможемразвивать отношения между странами". Это публичное заявление должно былоусилить мои позиции в противостоянии с Объединенным фронтом коммунистовСингапура. В тот же вечер, после банкета, премьер-министр Хуа Гофэн сопровождалменя по дороге из пансиона Дяоюйтай на центральный железнодорожный вокзалПекина. Мы ехали в лимузине "Красное знамя". На вокзале была устроенацеремония проводов, во время которой тысячи школьников размахивали флажкамии цветами, а также скандировали приветствия. Они разместили всех членовделегации, меня, а также охрану, персонал, отвечавший за соблюдениепротокола и багаж в специальный поезд, в котором нам предстояло осуществитьпоездку по западным провинциям Китая. Поезд отправился из Пекина в 22:15. В моем вагоне была самая большаяванна, которую я когда-либо видел. Меня удивляло, зачем кому-либо моглапонадобиться ванна в поезде, который трясло и качало. Наверное, она былаоборудована для Председателя Мао. Я проснулся в Тунчуане (Yangchuan), впровинции Шэньси (Shaanxi). После завтрака в поезде нас повезли по петлявшейв горах дороге в Дацай (Dazhai). Там перед нами выступил представительреволюционного комитета, у которого был богатый опыт по части приемаофициальных делегаций. Мы прослушали хорошо поставленную речь о том, какреволюционный порыв преодолевает любые преграды. Ночь мы проспали в поезде,а проснулись в Сиане (Xian), где нам должны были показать недавние раскопкигробницы императора Цинь Ши-хуанди, - археологи как раз начали раскапыватьтерракотовых воинов. Позднее, на приветственном ужине, устроенном революционным комитетомпровинции Шэньси, мы услышали первую из многих речей, в которой, всоответствии с линией Хуа Гофэна, осуждался "капиталистический попутчик",проникший в КПК и пытавшийся восстановить капитализм. Я уже читал, что ДэнСяопин был смещен со второй по значению должности в правительстве и осужденкак "капиталистический попутчик". Когда я впервые услышал это выражение отХуа Гофэна, я не обратил на это особого внимания, но, из-за постоянныхповторов в каждом месте, которое мы посещали, я пришел к выводу, что это,должно быть, являлось серьезным вопросом. Этот остававшийся безымяннымчеловек, должно быть, был важной персоной, раз его необходимо было вновь ивновь подвергать осуждению. На следующее утро мы отправились в Яньань (Yenan), где находиласьлегендарная база 8-ой армии, и в лессовую пещеру, в которой учился Мао. Вмемориальном музее, молодая женщина-гид, говорила с нами как рьяныйевангелист и проповедник. Она говорила о Мао с религиозным чувством, будтобы он был Богом, а Чжоу Эньлай и другие "бессмертные" участники "Великогопохода" - его архангелами. Под стеклом было помещено чучело небольшой белойлошади, на которой Чжоу Эньлай проделал часть пути во время "Великогопохода". Речь гида была настолько навязчивой, что Чу и Линь вышли из зала,предоставив мне изображать интерес и давать вежливые ответы. Мы провели ночь в Яньчане (Yangchialing) - самом большом городепоблизости от Яньани. От председателя революционного комитета префектуры мывновь услышали неизбежные обвинения в адрес "капиталистического попутчика".Мы вернулись на самолете в Сиань и остановились в просторном комплексе,предназначенном для приема гостей, в котором мне выделили апартаменты согромной ванной и гардеробной комнатами. Мне сказали, что они были построеныспециально для Председателя Мао. Проживание в этих шикарных пансионах былопривилегией пекинских и провинциальных руководителей. Затем мы полетели в Шанхай (Shanghai), где нас снова приветствовалитанцующие школьницы в цветастых одеждах, с бумажными флажками и цветами. Заужином молодой председатель муниципального ревкома Шанхая выступил сострастным осуждением "коммунистического попутчика". Мы узнали, что средивсех городов и провинций Китая Шанхай был наиболее левацки настроенным.Город являлся базой радикалов, группировавшихся вокруг жены Мао Цзян Цин(Jiang Qing) и "банды четырех", члены которой вскоре после смерти Мао былиарестованы и посажены в тюрьму. К моменту завершения турне по провинциям между китайскими официальнымилицами и членами моей делегации, говорившими по-китайски, возникли своегорода дружеские отношения. Они подшучивали друг над другом, помогая одиндругому за столом, с иронией произнося один из лозунгов Мао: "Полагаться насебя, помогать самим себе", - (zi li geng sheng), что означало - "помогатьмне не нужно, я возьму блюдо самостоятельно". Лед между ними таял. Завымуштрованной, дисциплинированной внешностью коммунистических кадровыхработников скрывались живые люди, которым нравились хорошее вино и пища,которыми они могли наслаждаться только во время визитов официальныхделегаций. Во время последнего ужина в ревкоме провинции Гуандун (Guangdong) имуниципальном ревкоме Гуанчжоу (Guangzhou) (Кантон) судьба сжалилась наднами: была произнесена лишь одна речь и высказано лишь одно, последнееосуждение в адрес "капиталистического попутчика", да и то абсолютно безвсякой страстности и убежденности. На следующее утро нам устроили красочные проводы на железнодорожномвокзале Кантона перед посадкой в специальный поезд, идущий в Шенчжень(Shenzhen). Теперь уже в последний раз сотни школьниц, подпрыгивая на местеи размахивая бумажными флажками и цветами, нараспев проскандировали словапрощания. Меня интересовало, как они могли отрывать школьников от занятийради этой показухи. Через два часа мы прибыли в Ло Ву. Пересекая границу сКитаем, мы почувствовали облегчение, что скандирования и лозунги осталисьпозади. Мы все стремились увидеть этот новый, загадочный Китай. Для этническихкитайцев, живших в Юго-Восточной Азии, он обладал мистическим притяжениемземли предков. Китайцы одевали своих детей в лучшие одежды для участия вцеремониях встреч и проводов в аэропортах, на вокзалах, в детских садах идругих местах, которые мы посещали. Они надевали эти цветные платьица,свитера и курточки только в особых случаях, тщательно сохраняя их вгардеробах до следующего раза. Основная масса китайцев была одета в грубые,темно-синие или темно-серые, плохо подогнанные и одинаковые для мужчин иженщин жакеты в стиле Мао. Тогда мы еще не знали, что это были последниемесяцы правления Мао. Он умер через четыре месяца, в сентябре того же года,после землетрясения в городе Таншан (Tangshan). Позднее, я радовался тому,что мне удалось лично увидеть Китай до того, как Дэн Сяопин начал проводитьреформы, самому увидеть это насильственно насаждаемое однообразие в речах иодеждах, самому услышать эту отупляющую пропаганду. Все, с кем мы встречались и говорили, давали одни и те же ответы нанаши вопросы. В Пекинском университете я спросил студентов, что онисобирались делать после выпуска. Ответы были стандартными: "Я буду делатьто, что решит партия, чтобы принести наибольшую пользу народу". Былотревожно слышать, как молодые люди с высокоразвитым интеллектом отвечали,подобно попугаям. Ответы были политически корректными, но не искренними. Это был странный мир. Я уже до того читал о Китае, особенно послевизита Никсона. Тем не менее, от непрерывного обстрела гигантскимилозунгами, написанными или развешенными на стенах домов, от гигантскихплакатов, установленных посреди пшеничных и рисовых полей, веялосюрреализмом. Эти же лозунги гремели из громкоговорителей на вокзалах и впарках, звучали по радио, - это отупляло. Мы не обнаружили в людях подобногорвения, за исключением тех случаев, когда им приходилось, выражая притворноеодобрение, говорить с нами о "культурной революции". Это было что-то вродекитайских "потемкинских деревень". Дацай был показательной коммуной в горной, малоплодородной провинцииШэньси на северо-востоке Китая. Китайские средства массовой информациигодами восхваляли Дацай за регулярно собираемые сказочные урожаи. Дацин(Daqing) на северо-востоке страны был районом нефтяных промыслов. Лозунг Маогласил: "Чтобы научиться сельскому хозяйству - изучайте Дацай, чтобы изучитьпромышленность - изучайте Дацин" (Nong ye xue Dazhai. Gong ye xue Daqing).Поэтому я и попросил китайцев показать мне Дацай. Десять лет спустя они признали, что Дацай был сплошным обманом.Тамошние сказочные урожаи были результатом специальных добавок, повышавшихурожайность. В Дацине "образцовые" рабочие не извлекали из нефтяных пластовмаксимально возможного количества нефти из-за плохой технологии, иместорождения приходили в упадок. Революционное рвение не могло заменитьзнаний ни в сельском хозяйстве, ни в добыче полезных ископаемых. Постулатмаоистской эры "Лучше быть красным, чем специалистом" (Better Red thanExpert) являлся ошибочным и использовался для одурачивания людей. В каждом провинциальном центре председатель революционного совета (илигубернатор, как их стали называть после того, как официально закончилась"культурная революция") устраивал ужин в мою честь. И каждый из нихпроизносил те же самые обвинения и ругательства в адрес "капиталистическогопопутчика", что являлось кодовым названием для Дэн Сяопина. Мы не понималини смысла происходящего, ни того иносказательного языка, который онииспользовали для обвинений в его адрес. Я наблюдал за лицами людей,невозмутимо читавших речь по бумаге. Переводчики заранее знали содержаниеречей и просто повторяли штампованные фразы на английском языке снова иснова. Меня интересовали их подлинные чувства, но никто из них себя невыдал. Впечатления были настолько противоречивыми, что потребовалось некотороевремя, чтобы разобраться в них. Даже если китайцы подслушивали нас, как этоделали русские в Москве в 1970 году, они этого не показывали. С нами быланаша дочь Вей Линь (Wei Ling) - студент-медик третьего курса. Она окончилаобщеобразовательную Высшую школу для девочек Наньян (Nanyang Girls' HighSchool), где на протяжении 10 лет она училась на китайском языке. Послеэтого Вей Линь стала изучать медицину в нашем университете на английскомязыке. У нее не было проблем с языком, но ей было невероятно трудно понять,что китайцы имели в виду на самом деле. Когда в посещаемых намипровинциальных городах она в одиночку прогуливалась по улицам, вокруг неесобирались толпы любопытных, - их интересовало, откуда она. Она отвечала,что из Сингапура. Тогда ее спрашивали, где находится Сингапур.Присутствовавшие на банкетах женщины также интересовались ею. Она выгляделакак китаянка, говорила на их языке, но вела себя иначе, - не стесняясь,свободно разговаривая в компании взрослых. По сравнению с ними она былахорошо одета, была более оживленной и общительной. Вей Линь казалась имприлетевшей с Луны, она и сама чувствовала, что отличается от них. На нее,как и на меня, оглушающе и отупляюще действовал непрерывный потокпропаганды, лившийся из радио- и громкоговорителей. Впечатления моей дочери были настоящим открытием. Она изучаладокоммунистическую историю и литературу Китая в китайской школе и ожидалаувидеть исторические памятники, произведения культуры, чудесные ландшафты,особенно те, о которых упоминалось в отрывках, которые она учила в школенаизусть. Тем не менее, увидев рядом с носившими романтические названиягорами и храмами нищету, она убедилась, что гордость китайцев тем, что Китайявлялся наиболее старой из непрерывно существовавших на земле цивилизаций,являлась препятствием для того, чтобы догнать развитые страны. Сингапур былв лучшем положении, чем Китай, ибо не сталкивался с этим препятствием. Ее удивляло то, насколько китайцы отличались даже от жителей техвосточноевропейских стран, которые она посетила со мной до того. Китайцыбыли и более изолированы от внешнего мира, и весьма тщательнопроинструктированы относительного того, как давать политически корректныеответы. Так было в любой провинции, с любым официальным лицом, сколь бынизкую должность оно не занимало. У нее было не так уж много возможностейвступить в контакт с простыми людьми, - во время прогулок и пробежек еесопровождал эскорт телохранителей, изолировавших ее от публики. Она порядкомустала от постоянного чтения написанных большими иероглифами лозунгов типа:"Критикуй Конфуция, критикуй Дэн Сяопина", "Разгроми буржуазных экономистов"(sic!), "Да здравствует всепобеждающее учение Мао Цзэ-дуна!" Ее поражалобезоговорочное послушание людей властям. К концу визита она была счастлива,что ее предки решили попытать счастья в "странах южных морей". До этого визита наше правительство строго придерживалось правила,запрещавшего жителям Сингапура моложе 30 лет посещать Китай. Вернувшисьдомой, я дал указание пересмотреть это правило, убежденный своимисобственными наблюдениями и впечатлениями Линь, что лучшим способомуничтожить романтические идеи о великой родине, было бы послать людей вКитай, причем на возможно более долгий срок. Вскоре после этого ограничениебыло снято. Меня поразили размеры Китая и огромные различия между его тридцатьюпровинциями. К чему я не был готов, так это к огромному разнообразиюдиалектов, с которыми я столкнулся. Понимать некоторых китайцев было тяжело.Премьер-министр Хуа Гофэн был уроженцем провинции Хунань (Hunan) и говорил ссильным акцентом. Весьма немногие люди, с которыми я встречался, говорили настандартном, общепринятом китайском литературном языке (Mandarin). Диапазондиалектов и акцентов, использовавшихся людьми, когда они говорили накитайском литературном языке, был слишком велик. К примеру, когда мы прибылив Гуанчжоу, сопровождавший меня китайский переводчик (отличный переводчик!)не смог понять пожилого члена революционного совета, уроженца островаХайнань (Hainan), несмотря даже на то, что тот говорил на литературномязыке. Я понимал его, потому что в Сингапуре жило много выходцев с Хайнаня,которые говорили подобным образом, так что я переводил слова членареволюционного совета с Хайнаня китайскому переводчику! Это лишь небольшойпример тех трудностей, которые приходится преодолевать китайцам, в ихпопытках объединить страну путем использования общего языка. Китай потерритории и населению в полтора раза превышает размеры континентальнойЕвропы. 90% китайцев являются китайцами-ханьцами (Han Chinese),использующими единый алфавит. Тем не менее, они используют различныесогласные и гласные звуки при написании одних и тех же слов, а употребляемыеими идиомы и сленг (slang) различаются не только в разных провинциях, но и всоседних городах одной и той же провинции. Китайцы пытались создатьобщепринятый язык, начиная со свержения династии Цин в 1911 году, но пройдетеще немало времени, прежде чем они добьются в этом успеха. С развитиемспутникового телевидения, радио и мобильных телефонов китайцы, возможно,сумеют добиться этого на протяжении жизни следующих одного-двух поколений,да и то лишь в среде более образованных представителей молодого поколения. На протяжении двухнедельного визита в Китай мы ежедневно пребывали вдвижении, сопровождаемые принимавшими нас хозяевами в различных провинциях,референтами МИДа по странам Юго-Восточной Азии, переводчиками, офицерами,отвечавшими за протокол, багаж и безопасность, которые находились рядом снами на всем протяжении пути от Пекина до Гуанчжоу. К концу путешествия ихкомпания стала нас утомлять. В их команде были официальные лица, которыеговорили на любом языке и диалекте, на котором разговаривали мы. Пытались лимы говорить на хоккиен, малайском, или английском, среди китайскихофициальных лиц всегда находился кто-то живший до того в Юго-Восточной Азии,или прослуживший много лет в Индонезии и говоривший на малайском,индонезийском бахаса или диалекте хоккиен как на родном языке. Такимобразом, нас могли подслушивать и понимать. Нам не удавалось поговоритьмежду собой на таком языке, которого бы они не понимали. В те редкие вечера,когда мы ужинали в узком кругу, мы весело проводили время, обмениваясьвпечатлениями. Во время каждой остановки заботившиеся о нас и наших нуждах пекинскиеофициальные лица втягивали членов в наших делегаций в разговоры. Их цельюбыло выяснить нашу позицию по различным вопросам и наше отношение к ихпозиции. Их подход отличался тщательностью. Представители нашей прессырассказали нам, что они видели, как китайцы каждый вечер, до поздней ночи,обсуждали результаты и составляли детальные отчеты о своих разговорах инаблюдениях. Меня интересовало, кто будет читать эти отчеты, - по тому каксерьезно они относились к их составлению, было очевидно, что кто-то долженбыл с ними знакомиться. Я пришел к выводу, что одной из причин их стремленияк тому, чтобы я посетил Китай, было желание китайцев непосредственновстретиться со мной и оценить мой характер и взгляды. Когда мы прощались с китайцами на железнодорожном вокзале в Гуанчжоу,китайский референт, отвечавший за страны Юго-Восточной Азии, высокий,нездорового вида человек лет пятидесяти, сказал К.Ч.Ли, что, понаблюдав замной на протяжении двух недель, он пришел к выводу, что я - жесткий итвердый человек. Я воспринял это как комплимент. Когда они захлопали владоши в унисон, чтобы поприветствовать меня, я помахал им рукой. Я незахлопал в ладоши, как полагалось по их обычаям, - мне это казалось смешным.Так я дал им понять, что я - житель Сингапура и отличаюсь от них. Я нечувствовал себя одним из них, такой же была реакция Чу и Линь.Действительно, никогда еще мы так сильно не чувствовали, что не являемсякитайцами, как во время того, первого визита. Я неудобно чувствовал себя и тогда, когда, во время посещения китайскихфабрик или выставок мне предлагали, по китайскому обычаю, кисть, китайскиечернила на подносе и лист рисовой бумаги или чистую страницу в книге, чтобыя написал свой отзыв. Поскольку мое знакомство с китайской кистью длянаписания иероглифов ограничивалось несколькими месяцами обучения вначальной школе, я вынужден был отказываться и просить обычную ручку, чтобынаписать свой отзыв на английском языке. Ощущение того, что я не являюсь китайцем, стало менее острым послетого, как я перестал обращать внимание на различия в их манере говорить,одеваться и вести себя. Тем не менее, во время того, первого визита, китайцыи их манеры показались нам совершенно чуждыми. На юге Китая мы внешне моглисойти за одного из них, но даже там мы остро ощущали себя чужаками. Мне ещепредстояло узнать, что китайское общество так до конца и не приняло многихнаших молодых студентов, которые в 50-ых годах вернулись в Китай, чтобывнести вклад в дело революции. Они были "хуацяо" (hua qiao) или "заморскимикитайцами" и всегда отличались от местного населения, держались особняком,считались "мягкотелыми" и не вполне "своими". Жаль, - ведь они вернулись вКитай, потому что очень хотели внести свой вклад в его развитие, статьчастью китайского общества. К ним относились, вернее, должны были относитьсяиначе, чем к местным жителям, предоставляя недоступные последним льготы ипривилегии, без которых жизнь была бы для приезжих слишком трудной. Из-заэтих льгот и привилегий на них косо смотрели, - это было нелегко и дляприезжих, и для местных жителей. Родственные чувства были вполне приемлемыпри условии, что зарубежные родственники жили где-то далеко, иногдаприсылали поздравления или приезжали в гости, привозя подарки; но еслиродственник хотел остаться в Китае, то, за исключением тех случаев, когда онобладал какими-либо специальными знаниями или квалификацией, он становилсяобузой. Многие из тех, кто вернулся в Китай полными романтических,революционных идеалов, закончили свой путь, эмигрировав в Гонконг и Макао.Там они нашли более благополучную жизнь, более похожую на жизнь в Сингапуреи Малайе, которые они когда-то презирали и покинули. Многие из нихобращались с просьбой вернуться в Сингапур. Наш Департамент внутреннейбезопасности настоятельно высказывался против этого, подозревая в нихагентов КПМ, которые причинили бы нам неприятности. Это было совершенноневерно, - эти люди полностью разочаровались в Китае и коммунизме и были бысамой лучшей прививкой против вируса маоизма. Внешне мы очень похожи на китайцев из южных провинций Китая. У насобщие культурные ценности, касающиеся отношений между полами,взаимоотношений в кругу семьи, уважения к старшим и других социальных норм,касающихся семьи и друзей. Тем не менее, наше видение окружающего мира инашего места в этом мире весьма отличается. Китайцы - жители огромнойстраны, которые чувствуют себя абсолютно уверенными в том, что, стоит импривести дела в порядок, и их стране будет гарантировано место на самойвершине всемирной табели о рангах, - это только вопрос времени. Теперь,после того как китайцы восстановили свою самую старую в мире цивилизацию,насчитывающую 4,000 лет никогда не прерывавшейся истории, никто из них несомневается в неизбежности такого исхода. У нас же, эмигрантов, оторвавшихсяот родной земли, пересаженных на иную почву, подобная уверенность в себеотсутствует. У нас нет твердой уверенности в завтрашнем дне, мы живем ввечном беспокойстве относительно того, что еще уготовано для нас судьбой вэтом нестабильном и быстро меняющемся мире.
Дата добавления: 2014-12-30; просмотров: 83; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |