Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


А. Д. Липенков 1 страница




 

Программа курса "Правовые основы журналистики"

 

 

Допускается использование материалов электронной библиотеки
только в учебных и ознакомительных целях.
При цитировании ссылка на первоисточник обязательна.

 

Содержание Дальше
 
Введение   Кафедра ЮНЕСКО по авторскому праву и другим от­раслям права интеллектуальной собственности пред­ставляет учебник доктора юридических наук, профессора М.А. Федотова по правовым основам журналистики. Эта книга адресована тем, кто полон решимости сделать жур­налистику своей профессией, и тем, кто намерен соста­вить свой капитал, занимаясь медиа-бизнесом. Как жур­налистская деятельность невозможна или, как минимум, не эффективна в условиях игнорирования юридических механизмов обеспечения функционирования СМИ, так и успешный и долговременный бизнес в сфере массовой ин­формации может быть обеспечен лишь в случае разумного и профессионального использования правовых основ журна­листики, понимании ее социальной, культурной и полити­ческой роли. В своей профессиональной деятельности журналист вынужден постоянно вступать в правоотношения, свя­занные с получением, сбором и распространением инфор­мации, а также с правовой охраной интеллектуальной собственности. Незнание своих прав, неумение ими пользо­ваться может сослужить журналисту плохую службу, поставить под вопрос его дальнейшую профессиональную судьбу. Вот почему важно приобретение глубоких знаний о правовых основах журналистики. Автор учебника человек, сочетающий в себе опыт журналиста, юриста, политика и дипломата. В конце 80-х годов XX в. он вместе с соавторами создавал союзный Закон о печати, а затем и российский Закон о СМИ, по которому наша печатная и электронная пресса живет по сей день. В начале 90-х годов он возглавлял Министерство печати и информации Российской Федерации, создавал Рос­сийское авторское общество, затем длительное время ра­ботал послом России при ЮНЕСКО. Его трудами и забо­тами заложены основы права массовой информации как отрасли российского законодательства и правовой науки. И. Близнец, профессор, зам. зав. Кафедрой ЮНЕСКО по авторскому праву и другим отраслям права интеллектуальной собственности Учебный курс «Правовые основы журналисти­ки» преподается во многих российских вузах, при­общая будущих работников средств массовой ин­формации к пониманию юридических аспектов организации и деятельности СМИ. За последнее десятилетие было издано немало сборников нор­мативных актов, а также книг и брошюр с более или менее развернутыми и последовательными комментариями к российскому и зарубежному за­конодательству о СМИ. Однако настоящий учеб­ник является первым систематизированным из­ложением вопросов курса. В книге представлены ведущие правовые осно­вы журналистики. Учебник адресован студентам факультетов журналистики, для которых юрисп­руденция отнюдь не является профилирующим предметом. Вот почему здесь даются лишь те зна­ния, которые в первую очередь необходимы буду­щему журналисту. Правовые основы журналистики непосред­ственно связаны с законодательством о СМИ, ко­торое, в свою очередь, особенно в условиях пере­ходного периода, достаточно динамично. Однако неизвестно, сколько еще времени будет длиться это удивительное состояние российского законо­дательства, при котором у нас действуют фраг­менты двух принципиально различных правовых систем — советской и постсоветской. Вот почему в учебнике помимо изложения действующего законодатель­ства и практики его применения дается анализ возможных путей их дальнейшего совершенствования. Изложение основных положений правовых основ жур­налистики дается в учебнике в связи с историческим фор­мированием и развитием институтов права массовой ин­формации. Зная, когда, как и почему выработалось то или иное законоположение, легче определить разумность и це­лесообразность этого правового предписания, прояснить пути его реализации в журналистской практике. Предмет курса «Правовые основы журналистики» охва­тывает юридические аспекты как журналистики, так и предпринимательства в сфере СМИ. Почему я ставлю ря­дом эти два совершенно различных рода занятий? Во-пер­вых, чтобы подчеркнуть принципиальное отличие журна­листики как свободной профессии и особой публичной службы от предпринимательства в области массовой ин­формации, преследующего — по определению — цели из­влечения прибыли. Во-вторых, чтобы акцентировать вни­мание на неразрывной связи журналистской профессии с медиа-бизнесом в условиях рыночной экономики. В усло­виях советской системы правильнее было бы назвать подоб­ный учебный курс — «Правовые основы деятельности партийно-советской печати». Впрочем, в тот период рос­сийской истории подобная книга не могла бы появиться: в сфере массовой информации и пропаганды правовые регу­ляторы практически не использовались. В условиях рыночной экономики именно предпринима­тели создают издательские дома и телерадиокомпании, вкладывая огромные средства в выпуск газет, журналов, телерадиопрограмм, определяя рабочие места для журна­листов. Но именно журналисты создают тот интеллекту­альный продукт, который предприниматель продает потре­бителю. И эту общую схему разделения труда нисколько не колеблют те довольно редкие примеры, когда сами журна­листы берут на себя функции предпринимателей в сфере СМИ. Вот почему в настоящем учебнике рассматриваются не только теоретические, но и практические вопросы право­вого регулирования журналистской деятельности, орга­низации и функционирования средств массовой информации, конструирования отношений между владельцем, уч­редителем и редакцией, распространения продукции СМИ, обеспечения прозрачности и предотвращения монополиза­ции СМИ и т.д. Этот учебник, адресованный в первую очередь студентам и аспирантам факультетов журналистики, может быть по­лезен также политологам и юристам, творцам политичес­кой и правовой практики, редакторам и издателям СМИ. Для профессионального журналиста книга может стать по­собием по «юридической технике безопасности», учебни­ком по защите профессиональных прав, стимулом к наведе­нию порядка в собственном «цехе». Автор
 
Дальше Содержание
 
Содержание Назад • Дальше
 
Глава 1. Право массовой информации как отрасль права и законодательства   Право массовой информации — сравнительно молодая, а для российского правового ландшафта просто юная отрасль права и законодательства, научная и учебная дисциплина. В рамках политической системы коммуникативная система, важнейшую часть которой составляют СМИ, сосуществует с другими системами: организационно-институциональной, регулятивной, функциональной и дру­гими. Особый интерес представляет взаимоотношение коммуникативной и регулятивной подсистем, а конкрет­нее, отражение средств массовой информации как институ­та демократии в регулятивной системе и отражение регуля­тивной системы в деятельности СМИ. Это предполагает, прежде всего, анализ социальных норм, регулирующих организацию и деятельность прессы. Феномен полинормативности в регулировании сферы СМИ.Социальные нормы, входящие в регулятив­ную систему и непосредственно связанные с организацией и деятельностью средств массовой информации, включают политические, правовые, корпоративные нормы, а также обычаи, традиции, морально-этические императивы и т.д. Тот факт, что в обществе наряду с правом, и зачастую гораз­до эффективнее, действуют другие нормативные системы, заставляет обратиться к анализу феномена социальной полинормативности. Различные по своей природе социальные нормы взаимодействуют друг с другом не сами по себе, а как элементы разных нормативных систем. Будучи направленны­ми на определенный социальный объект, каковым в данном случае являются средства массовой информации, разнород­ные нормативные системы делают его предметом своего регулятивного воздействия, выполняя роль целевых ориен­тиров, носителей политической воли и социальной инфор­мации. Они образуют как бы регулятивную оболочку данно­го объекта, предопределяя его бытие в системе норм. Говоря о видах норм в системе нормативного регулирова­ния организации и деятельности СМИ, обратим внимание на политические, правовые и корпоративные нормы. Источни­ком политических норм могут считаться, например, еже­годные послания Президента Российской Федерации Феде­ральному собранию, а также утвержденные им доктрины, концепции. Свое регулятивное воздействие политические нормы осуществляют путем определения стратегии и так­тики, через политические мобилизации, лозунги и про­граммы. Действенность этих норм предопределяется не столько авторитетом их источника, сколько их соответ­ствием реальным потребностям общества. Вторую группу норм составляют правовые нормы. Это основа нормативной системы. В третью группу входят кор­поративные нормы, т.е. правила поведения, закрепленные в актах структур гражданского общества. Особо следует сказать о нормах со сложным генезисом и смешанным генотипом. Так, известны попытки созда­ния закона об информационной безопасности, призванно­го придать юридически обязательный характер положениям Доктрины информационной безопасности, утвержденной Президентом Российской Федерации 9 сентября 2000 года. Если такой закон все-таки будет принят, то содержащиеся в нем правовые нормы окажутся лишь юридическим офор­млением политической воли. Среди корпоративных норм выделяются локальные нормы. Они содержатся во внутренних документах, например, в редакционных уставах или собственных кодексах журнали­стской этики. Очевидно, что такие нормы наиболее целесо­образны при регулировании общественных отношений, не подвергшихся политической, правовой или корпоративной регуляции. Нельзя, однако, переоценивать их значение, по­скольку их императивность распространяется только на со­трудников конкретной редакции или телерадиокомпании. Но в отношении этого круга лиц данные нормы могут иметь очень высокий уровень обязательности, особенно, если они подкреплены соответствующими условиями трудовых кон­трактов. Определенную роль в нормативном регулировании дея­тельности СМИ играют традиции, обычаи, обыкновения, которые предлагается определять как «политическую па­мять» — ретроспективную составляющую политического сознания. Следует различать политическую память граж­данского общества и государственного аппарата. Так, вклю­чение в редакционные уставы многих муниципальных га­зет положения о назначении главного редактора тем или иным органом местного самоуправления порождено имен­но «политической памятью» аппарата. Подобный вопрос всегда рассматривался на организационных сессиях мест­ных Советов, имел решающее значение для дальнейшего воспроизводства данной практики и превращения ее в по­литическую традицию. В принципе, традиции, порожденные «политической па­мятью» аппарата, в любом случае носят контрпродуктив­ный характер, поскольку всегда ориентируют на бездумное воспроизведение прошлых управленческих решений, тира­жируют формализм, подменяют собой социальное творче­ство. Особенно вредны такие традиции в сфере массовой информации, поскольку в них аккумулированы админист­ративно-командные представления о СМИ как бюрократи­чески централизованном агитационно-пропагандистском аппарате монопольного формирования общественного мне­ния, монопольного информирования населения. Подводя прагматическую теоретическую базу под практику монопо­лизации воздействия на общественное сознание, манипули­рования им, подтасовки общественного мнения, дезинфор­мации граждан, известный в 30-е годы прошлого века социолог В.А. Кузьмичев писал, что информация «будет тогда правдивой, когда она вызовет у читателя реакцию, необходимую коллективу, членом которого он является»1. Совершенно иную природу имеют политические тради­ции, порожденные социальным опытом и «политической памятью» гражданского общества. Как правило, они имеют под собой реальную почву, предопределены насущными потребностями граждан и их коллективов. Например, для многих граждан обращение к газете за помощью в решении конкретных житейских проблем все еще представляется более естественным и эффективным, нежели обращение за судебной защитой. Тот факт, что организация и деятельность СМИ регули­руется системой разнородных социальных норм, может ха­рактеризоваться как явление полинормативности, посколь­ку между правом и другими нормативными системами возникают взаимосвязи, переплетения, конфликты. Если же в системе нормативного регулирования гармонически сочетаются все основные составляющие, то налицо гармо­нический нормативный плюрализм, как оптимальное вы­ражение полинормативности. В свою очередь, гармониза­ция норм зависит от степени адекватности отражения в них объективных потребностей общества. Достижение гармонического нормативного плюрализма в качестве социального идеала помимо согласованности и объективной детерминированности норм предполагает чет­кое разграничение общественных отношений, составлявших предмет регулирования политических, правовых, корпора­тивных и иных норм. Рассматривая вопрос о соотношении политического и правового регулирования в содержатель­ном аспекте, ученые обычно моделируют его в виде пересе­кающихся окружностей, наиболее значительная часть ко­торых накладывается друг на друга, и признают, что при таком ракурсе трудно отграничить чисто политическое от чисто правового. К сожалению, для решения вопроса об объектах политического и правового регулирования такой подход оказывается неприменим, поскольку дает возмож­ность увидеть лишь существующие ныне и существовав­шие в прошлом границы сфер политического и правового регулирования, но не позволяет описать должное состояние этих границ. Проблема разграничения объектов политического и пра­вового регулирования в сфере массовой информации может быть интерпретирована как задача классификации. Одна­ко в данном случае имеют место два класса объектов – класс объектов политического регулирования и класс объек­тов правового регулирования. Они не имеют строго определенных границ между собой. Причем эти границы не толь­ко «размыты», но еще и весьма динамичны, подвержены сильному влиянию конкретной ситуации, субъективного фактора в политике. Поэтому для решения задачи целесо­образно использование логических построений, основан­ных на теории размытых множеств. Указанные логические построения приводят к выводу, что классифицируемые объекты (общественные отношения) одновременно принадлежат и к одному подмножеству (объекты политического регулирования) и к другому под­множеству (объекты правового регулирования). Степень их принадлежности может варьироваться в очень широких пределах. Причем из того факта, что отдельно взятое обще­ственное отношение лишь в минимальной степени являет­ся объектом политического регулирования, вовсе не следу­ет, что оно является объектом преимущественно правового регулирования. Напротив, практика дает немало приме­ров, когда общественное отношение весьма подробно регу­лируется как политическими, так и правовыми нормами, либо, наоборот, регулируется и теми и другими лишь в самом общем виде, либо косвенно. Принимая во внимание множественность источников нормативного регулирования организации и деятельности СМИ, можно представить его в виде нормативного простран­ства по аналогии с правовым и социальным пространствами, широко используемыми в качестве моделей в современной науке, для которой вообще несомненна самоценность геомет­рических абстракций многомерного пространства2. В данном случае такое пространство будет многомерным, образован­ным осями координат, соответствующими отдельным видам регулирования в сфере массовой информации. Обществен­ные отношения расположатся в нормативном пространстве таким образом, что их координаты относительно каждой оси будут выражать степень их регуляции различными видами социальных норм. Описанное выше теоретическое построение позволяет обнаружить явление полинормативности в системе нормативного регулирования организации и деятельности СМИ. Оно дает возможность заключить, в частности, что одно­родные общественные отношения совсем не обязательно должны регулироваться однородными же социальными нор­мами. Принципиальное значение имеет вывод о том, что всякое общественное отношение в данной сфере является объектом регулирования одновременно всех нормативных систем, хотя и в разной степени. Нормы дополняют друг друга, уточняют характер велений, соединяют одну норму с другими и в целом обеспечивают социальное регулирова­ние. Такая взаимодополняемость норм делает возможным следующее допущение: то, что кажется пробелом, исходя из смысла и содержания одной нормы, может не оказаться таковым, если учесть ее соотношение с другими нормами, связанными с первой по объекту регулирования. «Пробел», установленный формально-логическим методом, может оказаться как раз не пробелом, — отмечает профессор В.В.Лазарев. — И наоборот, там где с формальной стороны пробел в праве отсутствует, он может быть с точки зрения диалектической логики. Изменяющиеся общественные от­ношения, регулируемые правом, в установлении пробела всегда имеют первенство перед относительно стабильной формой закона»3. Учет фактора времени в данной модели придает ей необ­ходимую динамичность, отражая историческую изменчи­вость. Если, используя этот фактор, обратиться к анализу правовых норм, то можно отметить определенные законо­мерности: • общее возрастание числа норм, регулирующих учас­тие средств массовой информации в правовых отношениях; • постепенное распространение сферы правового регу­лирования на деятельность относительно новых компонен­тов системы СМИ; • постоянное — до середины 80-х годов — увеличение числа норм, не подлежащих оглашению; • тотальная подмена — до начала 90-х годов — законода­тельного регулирования сферы СМИ партийным и ведом­ственным нормотворчеством; • сочетание преемственности в регулировании наиболее важных, основных общественных отношений с изменчиво­стью политики применительно к другим отношениям в сфере массовой информации; • оставление вне сферы правового регулирования целого ряда важных вопросов организации и деятельности СМИ; • расширение пробелов в правовом регулировании орга­низации и деятельности СМИ в сочетании с избыточным правовым регулированием отдельных групп отношений, вообще не нуждающихся в этом. Правовое регулирование в сфере массовой информации прежде всего должно быть направлено на обеспечение, с одной стороны, благоприятных условий для функциониро­вания СМИ как института демократии, а с другой, — охра­ны интересов личности, общества и государства, прав юри­дических и физических лиц. Право должно коснуться всех общественных отношений в данной сфере, но не обязатель­но в смысле их непосредственного регулирования, а в смыс­ле, как минимум, их ориентирования на такие социальные ценности как свобода выражения мнений, политическое и идеологическое разнообразие, честь и достоинство личнос­ти, свобода критики, право на доступ к информации и т.д. В этом плане особую роль играют нормы-принципы, кото­рые содержатся в Конституции Российской Федерации и Законе о СМИ. Не менее важно правовое регулирование общественных отношений, субъекты которых имеют противоположные интересы в сфере массовой информации. Наглядным при­мером может служить вопрос о праве на доступ к информа­ции: чиновник, естественно, заинтересован в сокрытии ком­прометирующих его сведений, а журналист, напротив, в их получении и распространении как способе защиты обще­ственных интересов. Средством разрешения конфликта в данном случае может быть только правовое установление и деятельность по его реализации. При этом большое значе­ние имеют именно процедурные нормы, содержащие орга­низационно-юридические гарантии реализации прав, пре­доставленных нормами материального права. Отсюда, однако, не следует безоговорочное признание объективным социальным благом детальной правовой рег­ламентации всех общественных отношений в сфере массовой информации. Напротив, чрезмерная зарегулированность общественных отношений не менее вредоносна, чем существование пробелов в праве. В советский период, когда практика нормотворчества во многом инспирировалась по­требностями администрирования и бюрократического фор­мализма, в роли права выступали преимущественно ведом­ственные акты, сводившиеся к формуле «запрещено все, что не разрешено». Переход к законодательному регулирова­нию по принципу «разрешено все, что не запрещено зако­ном» позволяет в сфере массовой информации не только расширить гарантии демократического развития общества, но также создать в системе нормативного регулирования организации и деятельности СМИ определенную зону «не­права», где должны в полной мере проявить себя прежде всего профессиональные правила поведения и другие кор­поративные нормы. Право массовой информации в системе российс­кого права и законодательства. Обратимся теперь к вопросу о структуре права массовой информации и его месте в общей системе российского права. По образному выражению В.Н. Монахова в данном случае речь идет «о каком-то Кентавре, двуликом Янусе, юриди­ческом журнализме или журналистском правоведении. В общем — о Праве СМИ»4. На сегодняшний день сложилась достаточно крупная совокупность правовых норм, непосредственно связанных с организацией и деятельностью средств массовой инфор­мации. Его ядро и основу составляет принцип свободы массовой информации (ст. 29 Конституции Российской Федерации), который играет роль структурообразующего элемента, интегрирующего различные правовые нормы в единую систему взаимосвязанных, взаимодополняемых норм, регулирующих относительно обособленную совокуп­ность общественных отношений, возникающих в процессе организации и деятельности СМИ как института демокра­тии. Номинально определить данную систему в категориях теории права можно как комплексную правовую отрасль, опирающуюся на одноименную отрасль законодательства. Каковы аргументы в обоснование такой позиции? Преж­де всего обратим внимание на то, что нормы, непосред­ственно связанные с организацией и деятельностью СМИ, существуют не только в различных нормативных правовых актах, но и в разных отраслях права. Объединенные общно­стью предмета регулирования — общественных отношений, непосредственно связанных с организацией и деятельнос­тью СМИ — эти нормы образуют вторичную юридическую целостность в системе права, не нарушая при этом архитек­тонику основных отраслей и не выходя из их структуры. Такие образования являются комплексными в том смысле, что входящие в них нормы не связаны единым методом и механизмом регулирования, а лишь предметом правового воздействия. К числу таких комплексных образований от­носятся финансовое право, экологическое право, космичес­кое право, информационное право и др., иногда называе­мые «сверхотраслями» права. Сам факт существования вторичных, комплексных юридических целостностей, объе­диняющих нормы различных отраслей как права, так и законодательства легко доказывается с помощью простран­ственно-правовых логических абстракций, опирающихся на известные факты принадлежности отдельных норм од­новременно к нескольким отраслям права и «размытость» границ отраслевых предметов регулирования. Необходимо подчеркнуть, что существующие ныне про­белы в правовом регулировании организации и деятельнос­ти СМИ нередко восполняются с помощью норм, чья при­надлежность к классическим отраслям права может оказаться невыраженной. Так, норма о праве журналиста на запрос информации (ст. 39 Закона о СМИ) не может быть однозначно отнесена ни к одной из классических отраслей права. Именно из таких норм в первую очередь и складыва­ется собственное «тело» права массовой информации как комплексной отрасли права. Одновременно из законода­тельных актов, регулирующих организацию и деятель­ность СМИ, складывается право массовой информации как отрасль законодательства. Структура этого комплексного образования может быть смоделирована в виде системы концентрических окружно­стей. Центральное место занимают нормы Закона о СМИ, базирующиеся на соответствующих конституционных положениях. Вокруг них группируются другие нормы, каса­ющиеся деятельности СМИ и не принадлежащие однознач­но к иным отраслям права. Периферическая окружность объем лет нормы других отраслей права, непосредственно связанных с регулированием организации и деятельности средств массовой информации. В рамках этой системы могут складываться «цепочки» норм, отражающие движение про­цесса реализации правовых установлений от общих кон­ституционно-правовых принципов к конкретным отрасле­вым (в том числе и конституционно-правовым) отношениям. Эти «цепочки» могут быть «прямыми» и «ветвящимися». Вот пример «прямой цепочки» иерархической взаимосвязаннос­ти норм: свобода массовой информации (ст. 29 Конститу­ции Российской Федерации) — право журналиста искать, запрашивать, получать и распространять информацию (ст. 47 Закона о СМИ) — обязанность соответствующих государственных органов и должностных лиц предостав­лять экологическую информацию (Федеральный закон «Об охране окружающей природной среды») — уголовная ответ­ственность за сокрытие информации об обстоятельствах, создающих опасность для жизни или здоровья людей (ст. 237 УК РФ). В этой «прямой цепочке» заложены основы и для «ветвления»: так, в третьем звене речь может идти не об экологической информации, а, например, о сведениях, со­ставляющих коммерческую тайну. Соответствующим обра­зом изменятся тогда и все последующие звенья «цепочки». Обратим внимание на то, что в данной «цепочке» реали­зуются конституционно-правовые (первое звено), админис­тративно-правовые (третье звено) и уголовно-правовые (чет­вертое звено) отношения. Во втором звене мы имеем дело с особым видом правоотношений — массово-информационны­ми правоотношениями. Их специфика состоит прежде все­го в том, что в них информация предстает самостоятельным объектом правоотношений, а значит нуждается в специаль­ном механизме правового регулирования. При этом следует подчеркнуть, что в общей системе законодательства группировка нормативных актов идет не по одному, а по многим основаниям. В результате этого она превращается не в иерархическую двумерную структуру, а в многомерную матрицу. Право массовой информации как отрасль законодательства, с одной стороны, шире права массовой информации как отрасли права, поскольку в нее включены нормативные акты, содержащие нормы других отраслей права (например, нормы Федерального закона «Об экономической поддержке районных (городских) газет», касающиеся порядка финансирования этих изданий, отно­сятся к бюджетному праву). С другой стороны, оно уже ее, поскольку не охватывает всех относящихся к данной отрас­ли норм права, так как некоторые правила содержатся в нормативных актах, принадлежащих по своему основному содержанию к другим отраслям законодательства (напри­мер, нормы, касающиеся размещения рекламы в СМИ, закреплены в законодательстве о рекламе). С учетом сказанного выше законодательство о СМИ дол­жно рассматриваться как относительно самостоятельная комплексная отрасль законодательства, целостность кото­рой предопределяется структурообразующим характером Закона Российской Федерации «О средствах массовой ин­формации». Начиная с принятия Закона о СМИ и по сей день эта отрасль российского законодательства переживает стадию бурного становления. При этом формально соблю­дается принцип верховенства Закона о СМИ. Наиболее тесно право массовой информации связано с информационным правом. Это объясняется общностью пред­мета правового регулирования. Правда, информационное право — также весьма молодая отрасль права в юридичес­кой науке. Более того, представления ученых-правоведов о его основных характеристиках столь различны, что оче­видно: речь идет не о естественном расхождении во взгля­дах на один и тот же предмет, а о разных предметах, единственная схожесть которых заключена в применении по отношению к ним общего названия — «информационное право». Разумеется, подобная ситуация вполне естественна в условиях первоначального накопления научного знания. Но реальные потребности формирования правовой основы информационного общества диктуют необходимость ско­рейшего прохождения этой фазы. Принципиально важно синхронизировать прогресс информационных и коммуни­кационных технологий с развитием правовых и этических регуляторов, применимых к отношениям в информацион­ной среде. При этом нужно учитывать темпы разрастания глобального информационного общества. Сила и скорость «ударной волны» от информационного взрыва растут с каж­дым днем. Если сравнить темпы распространения телеком­муникационных сетей с темпами развития сети приема традиционных аудиовизуальных СМИ, то получается кар­тина процесса поистине взрывного характера. Так, в США радиовещание смогло расширить число своих пользовате­лей до 50 млн. человек за 38 лет, телевидение — за 13 лет, Интернет — за 4 года5. В рассуждениях об информационном праве как об отрас­ли права принципиально важным представляется вопрос: можно ли использовать традиционные представления о классификации отраслей права, чтобы выделить данную отрасль. Известно, что всякая отрасль права должна иметь свой предмет и свой метод регулирования. Предмет регули­рования в общей теории права понимается как качественно однородная, обособленная группа общественных отноше­ний, регулируемых правовыми нормами. Конечно, такой подход нельзя признать исчерпывающим, поскольку каче­ственная однородность является категорией относитель­ной. Но можно утверждать, что в рамках информационного права мы имеем качественно однородную, обособленную группу общественных отношений. Эти общественные отно­шения, часто именуемые информационными отношения­ми, связаны со сбором информации, ее обработкой, распро­странением, передачей и многими другими видами операций с информацией. Причем эти операции в большинстве слу­чаев порождают юридические последствия. Они не безраз­личны к праву. И право не безразлично к ним. Именно специфичность информационных отношений как предмета правового регулирования позволила профессо­ру А. Б. Венгерову одним из первых выделить информаци­онное право как самостоятельную отрасль права6. Позднее эта позиция получила отражение в трудах И.Л. Бачило, Ю.М. Батурина, В.А. Копылова, В.Н. Лопатина, М.М. Рассолова и др.7 Но если в вопросе о предмете информационного права как отрасли права мы имеем достаточную ясность и опреде­ленность, то в вопросе о методе правового регулирования подобной ясности не наблюдается. В чем состоит тот специ­фический метод правового регулирования, который присущ только данной отрасли права? Разумеется, в информацион­ном праве наличествуют методы правового регулирования, присутствующие и в других отраслях права. И это не удивительно, поскольку информационно-правовые нормы сегодня можно встретить во многих актах, являющихся источниками различных отраслей права: гражданского, ад­министративного и т. д. Информационное право может в недалеком будущем об­рести свой собственный, специфический метод правового регулирования. Он неминуемо должен появиться как след­ствие функционирования права в телекоммуникационных сетях, использования новых информационных и коммуни­кационных технологий. Традиционные методы правового регулирования, которые позволяют вычленять традицион­ные отрасли права, как то конституционное, администра­тивное, гражданское, уголовно-процессуальное право и т.д., в киберпространстве должны будут измениться. Если учесть, что телекоммуникационные сети типа Ин­тернет — это не просто новое средство коммуникации, а новая сфера обитания человеческой цивилизации, новая сфера человеческой активности и новая сфера применения права, то можно понять, что информационное право будет иметь свой особый метод правового регулирования. Он, в первую очередь, будет осуществляться в телекоммуникаци­онных сетях, в киберпространстве. Иными словами, чело­век будет не просто пользоваться телекоммуникационными сетями, он будет вступать в правовые отношения, испытывать на себе правовое регулирование «внутри» телекомму­никационных сетей. Вот почему информационное право в конечном счете возникнет именно как совокупность право­вых норм, реализуемых в киберпространстве. Здесь немину­емо появятся такие подотрасли права как информационное уголовное право, информационное уголовно-процессуаль­ное, информационное гражданское и т.д. Проникая в киберпространство, традиционные отрасли права (уголов­ное, гражданское, административное и пр.) непременно должны видоизменяться, адаптироваться к необычным ус­ловиям правоприменения. Рискну спрогнозировать, что уже совсем скоро появятся государственные и межгосударственные органы, работаю­щие непосредственно в киберпространстве. Это могут быть специализированные службы, осуществляющие мониторинг правопорядка коммуникационной среды и следящие за эко­логией информации, суды, в первую очередь третейские, принимающие по сети иски, заслушивающие стороны и выносящие решения. В киберпространстве можно нала­дить и исполнение судебных решений, во всяком случае тех, которые связаны с арестом банковского счета, наложе­нием штрафа, закрытием доступа, возмещением ущерба и т.д. Важно только не допустить, чтобы ссылки на защиту правопорядка использовались для оправдания цензуры. Но для того чтобы государство нашло себя в киберпрост­ранстве, оно должно определить границы своего суверени­тета и юрисдикции. Трансграничный Интернет не признает государственных границ. Государственный суверенитет не знает понятия киберпространства и не ощущает своих гра­ниц в этом, по выражению Уильяма Гибсона, «простран­стве, которого нет». В этом смысле государство и Интернет существуют как бы в параллельных мирах. Различия между географическим пространством и киберпространством принципиальны. В географическом про­странстве коммуникацию осуществляют территориально определенные субъекты. Практически все законодатель­ство, а в конечном счете — органы правопорядка, имеют Дело с материальными, осязаемыми предметами, находя­щимися на территории соответствующего государства. Од­нако в любой цифровой сети мы можем легко «переклю­чаться» с материальной на нематериальную форму информации и перемещать ее в географическом простран­стве, управляя ею с терминалов компьютеров. В киберпространстве процесс коммуникации протекает в условиях раз­растания плотных, взаимосвязанных и далеко удаленных друг от друга сетей, в которых неминуемо возрастает число конфликтов как частноправового, так и публично-правово­го характера. Особенности киберпространства как сферы действия пра­ва предопределяют необходимость скорейшей разработки и принятия международной конвенции, которая, во-первых, установила бы зоны национальной юрисдикции в Интерне­те по аналогии, например, с деятельностью в Арктике. Во-вторых, такая конвенция должна была бы установить об­щие правила дозволения, обязывания и запрета в отношении деятельности в трансграничных компьютерных сетях. Опыт формирования международного космического права был бы весьма полезен в качестве образца при создании актов международного права, призванных регулировать деятель­ность в киберпространстве. Информационное право включает в себя право массовой информации как подотрасль.Одновременно право массовой информации является самостоятельной ком­плексной отраслью права. Правда, это мнение разделяют не все правоведы. Так, профессор И.Л. Бачило считает, что далеко не все, относящееся к праву массовой информации, может быть включено в общую структуру информационного права. «То, что регулируется Законом о СМИ, — отмечает она, — это совершенно другая сфера отношений. Информа­ционного права касаются только предметы информацион­ного характера, которые включаются в систему информа­ционных ресурсов и находятся в системе СМИ, в том числе и в системе Интернет»8. Подобный подход представляется логическим продолжением ограничительного истолкования предмета правового регулирования информационного пра­ва, когда он практически сводится к предмету Федерально­го закона «Об информации, информатизации и защите информации». [1] Кузьмичев В.А. Организация общественного мнения. М.; Л., 1929. С. 77. [2] Впрочем, древние индийские философы утверждали, что логическое мышление — это только один из способов мышления, причем еще не доказано, что самый правильный. [3] Лазарев В.В. Пробелы в праве и пути их устранения. М., 1974. С. 54. [4] Монахов В.Н. Право СМИ в России: грани становления // Среда. 1996. №1. С. 73. [5] Юшкявичюс Г.З. Этические, правовые и социальные аспекты разви­тия новых информационных и коммуникационных технологий. Выступле­ние на Всероссийском электротехническом конгрессе «На рубеже веков: итоги и перспективы». М., 28 июня - 3 июля 1999 г. [6] См.: Венгеров А.Б. Право и информация в условиях автоматизации управления. М., 1978; Венгеров А.Б., Барабашева Н.С. Нормативная система и эффективность общественного производства. М., 1985; Венге­ров А.Б. Теория государства и права. М., 1999. С. 381. [7] См.: Бачило И.Л. Правовое регулирование процессов информатиза­ции// Государство и право. 1994. № 12; Батурин Ю.М. Проблемы компью­терного права. М.,1991; Копылов В.А. Информационное право. Юристъ. М., 1997; См.: Лопатин В.Н. Информационная безопасность России: чело­век, общество, государство. СПб, 2000; Рассолов М.М. Информационное право. М., 1999. [8] Актуальные проблемы информационного права // Труды по интел­лектуальной собственности. Т. 2. 2000. С. 29.
 
Назад • Дальше Содержание
 
Содержание Назад • Дальше
 
Глава 2. Возникновение и развитие права массовой информации в России   Партийное руководство как замена правового ре­гулирования.Право массовой информации относится к тем редким отраслям российского законодательства, чья дата рождения может быть названа абсолютно точно. До 12 июня 1990 г. в нашей стране не существовало какого-либо правового акта, который регулировал бы обществен­ные отношения, непосредственно связанные с организаци­ей и деятельностью СМИ. Конечно, в различных правовых актах (Конституции СССР и РСФСР, УК РСФСР, ГК РСФСР, законах о выборах и т.д.) существовали нормы, касающие­ся отдельных вопросов функционирования периодической печати, радио и телевидения, однако никакой связи между ними не было и в целом они не образовывали единого механизма правового регулирования. Отсутствие правового регулирования компенсировалось партийными нормами. Именно нормативные документы КПСС определяли порядок создания газет и журналов, на­значения главных редакторов и т.д. Даже так называемая гласность появилась вне какой-либо связи с правом, а ис­ключительно по воле бывших руководителей партии-госу­дарства. Она была дарована обществу подобно октроирован­ной конституции. Более того, сама гласность являлась не правом, а привилегией, которая предоставлялась обычно в пределах определенного периода времени, кампании, темы или даже конкретного материала. Причем привилегия эта была, как правило, персонифицирована, поскольку то, что позволялось, например, «Московским новостям», было аб­солютно запрещено, скажем, для «Московской правды». Привилегия предоставлялась обычно в пределах опреде­ленного периода времени, кампании, темы или даже конк­ретного материала. Тот факт, что тому или иному автору было дозволено свободно изложить отклоняющуюся пози­цию в одной статье, сам по себе еще не создавал прецедента ни для данного автора, ни для других журналистов. Для трансформации гласности как привилегии в свобо­ду массовой информации как право требовалось, как мини­мум, перейти в этой сфере от политического декларирова­ния к правовому регулированию. Однако такой переход был возможен лишь в условиях критического ослабления тоталитарного режима и таил опасность — полностью оп­равдавшуюся на практике — радикального ускорения его полного краха. Вот почему в течение многих десятилетий советское руководство решительно отвергало идею законо­дательного регулирования организации и деятельности средств массовой информации, ясно понимая органичес­кую несовместимость своего режима с любой формой поли­тической свободы. Правда, Декрет СНК РСФСР о печати от 27 октября (9 ноября) 1917 г., носивший характер откровенной поли­тической репрессии (на основании этого акта до конца года были закрыты 92 газеты), содержал обещание: «Когда но­вый порядок упрочится, всякие административные воздей­ствия на печать будут прекращены; для нее будет установ­лена полная свобода в пределах ответственности перед судом согласно самому широкому и прогрессивному в этом отно­шении закону»1. Однако обещанный декретом нормативный акт смог по­явиться лишь в 1990 г. Предшествующие попытки созда­ния советского закона о печати были безрезультатны. Все они нацеливались исключительно на законодательное офор­мление роли прессы как средства массовой информации и пропаганды (СМИП), а следовательно, были обречены. Со­циальная природа пропаганды такова, что она не только не нуждается, но и не поддается правовому регулированию — даже в тоталитарном государстве. В середине 60-х годов велась подготовка довольно де­мократичного по тем временам проекта закона о печати. Осенью 1968 г. в ходе его обсуждения на заседании Полит­бюро ЦК КПСС решающей стала реплика главного партий­ного идеолога, М.А. Суслова: «Известно, что между отме­ной цензуры в Чехословакии и вводом советских танков прошло всего несколько месяцев. Я хочу знать, если мы примем этот закон, то кто будет вводить танки к нам?». В 1976 г. был подготовлен новый проект, не в после­днюю очередь вызванный к жизни вступлением в силу 23 марта 1976 г. Международного пакта о гражданских и политических правах, гарантировавшего каждому челове­ку «свободу искать, получать и распространять всякого рода информацию и идеи, независимо от государственных границ, устно, письменно или посредством печати или ху­дожественных форм выражения или иными способами по своему выбору» (ст. 19). Проект был строго выдержан в духе тоталитарной идеологии. Пресса обязывалась органи­зовывать трудящихся на решение задач коммунистическо­го строительства, формировать коммунистическое отноше­ние к труду, пропагандировать марксистско-ленинские идеи, достижения советского общества. Право на издание печатной продукции предоставлялось только партийным, государственным и общественным организациям, а свобода печати сводилась исключительно к возможности для граж­дан «свободно выражать свои мнения и получать интересу­ющую их информацию по всем вопросам государственной, общественной и культурной жизни, поскольку это не про­тиворечит...». Предусматривалось в проекте и право на информацию. При этом, правда, использовалась наиболее обтекаемая фор­мула. Органы печати наделялись лишь «правом получать», но никак не требовать информацию от государственных и общественных организаций. Буквально это означало следу­ющее: если организация желает передать редакции какие-либо сведения, то последняя может их получить. Причем только такие сведения, которые «соответствуют профилю ее издательской деятельности». Иными словами, напри­мер, «Литературная газета» должна была бы получать информацию только от писательских организаций и ис­ключительно по их желанию. Более того, в предоставлении информации могло быть отказано в «случаях, если опубли­кование запрашиваемых данных может нанести ущерб интересам государства, общества либо охраняемым законом интересам граждан» (ст. 15). Примечательно, что в проекте ничего не говорилось о правах и обязанностях журналиста. Лишь указывалось, что «никто не должен препятствовать законной деятельно­сти корреспондента органа печати, преследовать его за та­кую деятельность, оказывать на него давление в целях искажения информации». Но, что следовало понимать под «законной деятельностью», проект не разъяснял. Закон СССР о печати.В самом начале перестройки закон о печати неожиданно попал в план законопроектных работ на XII пятилетку. Не в последнюю очередь это было связано с теми обязательствами, которые принял на себя СССР, подписав Итоговый документ венской встречи госу­дарств-участников СБСЕ (ныне — ОБСЕ): «разрешать от­дельным лицам, учреждениям и организациям при уваже­нии прав на интеллектуальную собственность, включая авторское право, получать, обладать, воспроизводить и рас­пространять информационные материалы всякого рода». То, что закон о печати попал в план законопроектных работ, было естественным проявлением горбачевской попыт­ки модернизации социализма. Усиленно пропагандируя идеи «демократизации», «гласности» и «повышения роли челове­ческого фактора», архитекторы перестройки демонстратив­но ослабляли тотальный контроль над СМИ в надежде на то, что прыткие журналисты покажут глупость и злоупот­ребления «старой гвардии» и тем самым, с одной стороны, расчистят дорогу новому поколению партийных функционе­ров, а с другой, — удовлетворят свои творческие амбиции в условиях, приближенных к свободе выражения мнений. Практика быстро показала всю иллюзорность этих планов. Ошибка коренилась, помимо прочего, в недооценке того факта, что за семь советских десятилетий СМИ адаптирова­лись к роли хотя и ведомого партноменклатурой, но важно­го института политической системы, не только уверенного в собственной непогрешимости, но и убедившего в этом население. Поэтому, когда СМИ, не удовольствовавшись дозволенными границами гласности, довольно скоро пере­шли от «социалистического плюрализма мнений» к реаль­ной свободе слова, общественное сознание послушно после­довало за журналистами. Отказавшись под влиянием иллюзий «социализма с че­ловеческим лицом» от некоторой части власти над прессой, партия-государство с каждым днем все больше и больше лишалась возможности манипулировать сознанием людей, тем самым подвергая смертельной опасности свой режим. Тот самый режим, который в постановлении Конституци­онного Суда Российской Федерации по так называемому «делу КПСС» охарактеризован как «режим неограничен­ной, опирающейся на насилие власти узкой группы комму­нистических функционеров, объединенных в Политбюро ЦК КПСС во главе с генеральным секретарем ЦК КПСС»2. Разумеется, партия-государство стремилась не к ослаб­лению своей роли, а, скорее, к большей легитимности и цивилизованности форм ее реализации. Вот почему даже после принятия закона о печати и исключения из Конститу­ции СССР пресловутой статьи 6 о «руководящей и направля­ющей силе»3 КПСС продолжала вмешиваться в деятель­ность даже организационно не связанных с ней СМИ. Как констатировал Конституционный Суд Российской Феде­рации в упомянутом постановлении, и после изменения статьи б Конституции СССР, «КПСС стремилась и далее контролировать средства массовой информации. В 1990 г. партийное руководство поручает Гостелерадио СССР создать регулярную телевизионную программу, посвященную про­блемам КПСС, ее роли и месту в современном обществе; идеологический отдел высказывает замечания Госкино по фильму, в котором показаны кадры Нюрнбергского процес­са. В 1991 г. отделы ЦК КПСС признали необходимым, чтобы МИД СССР обратил внимание западных держав на неприемлемую деятельность радиостанций «Голос Амери­ки», «Би-Би-Си», «Свобода»4. Первоначальная версия официального проекта закона о печати сформировался в аппарате ЦК КПСС на рубеже 1986—1987 гг. Тоталитарная сущность концепции законо­проекта наиболее ярко проявилась в закреплении основ­ных задач прессы: «мобилизация трудящихся на решение задач всестороннего совершенствования социалистическо­го общества», «умелая и доходчивая пропаганда марксист­ско-ленинских идей, формирование в массах коммунисти­ческого мировоззрения», «разъяснение задач и целей советского общества, миролюбивой внешней политики СССР, показ достижений советского государства и стран социалистического содружества» и пр. По некоторым позициям проект 1987 г. оказался даже более консервативным, чем проект 1976 г. В частности, решение об отказе в регистрации нового средства массовой информации теперь предлагалось обжаловать не в суд, а в союзное или республиканское правительство. «Выпал» и судебный порядок обжалования решений о запрещении рас­пространения издания. Исчезла и декларация о недопусти­мости цензуры. Хотя проект 1987 года впервые озаботился правовым статусом журналистов, однако рассматривал их не иначе как «бойцов идеологического фронта». За работниками прес­сы признавалось право получать необходимую информацию «с соблюдением установленного законодательством поряд­ка» и производить записи, за исключением случаев, когда это запрещено «по соображениям охраны государственной, военной или служебной тайны, прав и законных интересов граждан». В то же время на журналистов возлагались обязанности: «верно служить интересам общества», «ак­тивно участвовать в осуществлении задач, поставленных перед советскими средствами массовой информации», «осу­ществлять свою деятельность на основе строгого соблюдения требований советских законов, правил социалистического общежития и профессиональной этики», «постоянно совершенствовать свое профессиональное мастерство», «нести ответственность за достоверность публикуемой информа­ции» (ст.ст. 22—26). Понятно, что построенный таким образом проект не мог рассчитывать на поддержку растревоженного процессами демократизации общества. Впрочем, начиная с середины июля 1988 г., альтернативу официальному проекту соста­вил инициативный авторский проект, разработанный тре­мя учеными-юристами Ю.М. Батуриным, М.А. Федотовым и В.Л. Энтиным. Концептуальная основа авторского проек­та была принципиально иной: безусловное запрещение цен­зуры, признание за гражданами и трудовыми коллектива­ми права учреждать СМИ, обеспечение профессиональной и экономической независимости редакций, детальная рег­ламентация осуществления права на информацию и стату­са журналиста, защита источников доверительной инфор­мации и т.д. Естественно, власти сделали все, чтобы замолчать этот проект. Информационную блокаду удалось прорвать 14 ок­тября 1988 г., опубликовав проект в Таллинне в спортив­ной газете «Spordileht» на эстонском языке. Впоследствии он неоднократно перепечатывался в советских газетах и журналах. На первом Съезде народных депутатов СССР инициатив­ный авторский проект обрел все качества законодательной инициативы. Он был в буквальном смысле слова внесен на Съезд: авторы, подобно горьковской Ниловне, пронесли через кордоны охранников и в кулуарах раздали депутатам свыше тысячи экземпляров только-только отпечатанной за свой счет брошюры с текстом проекта. Депутаты-журнали­сты — а их было свыше пятидесяти — передали проект в секретариат Съезда и с этого момента он стал документом официальной законодательной инициативы. Летом 1989 года в Верховном Совете СССР была образо­вана рабочая группа по проекту закона о печати. Ее возгла­вил депутат Н.В. Федоров (ныне — Президент Чувашской республики). За основу был принят инициативный авторс­кий проект, цековский вариант признали «на девяносто процентов неприемлемым». Однако политически грамот­ные машинистки, работавшие в аппарате Верховного Сове­та СССР, долго еще не могли его забыть и часто — по чистой, разумеется, случайности — впечатывали отдель­ные статьи отвергнутого проекта в текст, одобренный рабо­чей группой. На 24 ноября 1989 г. было назначено первое чтение законопроекта на совместном заседании палат союзного парламента. Однако за день до обсуждения вместо текста, одобренного рабочей группой, депутатам раздали для об­суждения и голосования внешне почти неотличимый, но анонимный документ. «Исправленный и дополненный» текст законопроекта превращал свободу печати в фикцию с помощью едва заметных юридических деталей. Подлог был замечен депутатами. В результате недолгой, но бурной и примечательной дискуссии обсуждение зако­нопроекта было перенесено на следующий день. Отвергнув подложный вариант, Верховный Совет СССР почти едино­гласно поддержал проект рабочей группы: 376 — за, 8 — против, 13 — воздержались5. История с подложным проектом имела неожиданное продолжение. По завершении первого чтения председа­тель Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов поставил на голосование проект постановления, предусматривающий опубликование проекта после доработки. Депутаты не со­гласились и настояли на том, что проект рабочей группы должен сначала публиковаться, а уже потом, по результа­там обсуждения общественностью, дорабатываться. Имен­но в таком виде постановление было принято. Однако под­писанным оказался именно первоначальный, отвергнутый депутатами проект постановления. В результате, напеча­танный через несколько дней в «Известиях» проект закона о печати имел так называемые «альтернативные»6 вариан­ты двух самых принципиальных статей, касавшихся права гражданина учреждать средства массовой информации и независимости редакций от учредителей. Что же представляли собой эти альтернативы, внесен­ные, как было указано в тексте, «группой народных депутатов СССР»? Во-первых, предлагалось исключить граж­дан из числа субъектов, наделяемых правом учреждать собственные СМИ, во-вторых, — закрепить за учредителя­ми и издателями СМИ право вмешиваться в работу редак­ций, требовать предварительного согласования материа­лов, запрещать их публикацию, выбрасывать из них отдельные фрагменты. Ясно, что такие альтернативы меня­ли суть всего документа с точностью «до наоборот» и пото­му встретили сильное сопротивление общественности в ходе обсуждения законопроекта. 12 июня 1990 г. Закон СССР «О печати и других сред­ствах массовой информации» был принят. Именно в этот день в Кремле свершился исторический «двойной прыжок» к свободе и демократии: в одном зале Съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете Российской Федерации, а в другом Верхов­ный Совет СССР — Закон о печати. Таким образом, россий­ский суверенитет и свобода прессы соединились в истории. Принятие союзного Закона о печати следует принимать за отправную точку становления и развития российского законодательства о СМИ. 1 августа 1990 г. Закон о печати вступил в силу. И с этого момента все больше и больше стала проясняться убийственная для тоталитарной систе­мы сила данного правового акта. В союзном законе принци­пиальное значение имели две неприметные нормы, содер­жавшиеся в ст.ст. 4 и 7. Так, ст. 7 закрепляла: «право на учреждение средства массовой информации принадлежит Советам народных депутатов и другим государственным органам, политическим партиям, общественным организа­циям, массовым движениям, творческим союзам, коопера­тивным, религиозным, иным объединениям граждан, со­зданным в соответствии с Законом, трудовым коллективам, а также гражданам СССР, достигшим восемнадцатилетнего возраста». Воспользовавшись этой нормой, трудовые коллективы редакций целого ряда существующих изданий заявили себя в качестве учредителей и представили свои газеты и журна­лы на регистрацию в Министерство печати и массовой ин­формации РСФСР. Первым рискнул стать самостоятельным журнал «Октябрь» — его трудовой коллектив получил Сви­детельство о регистрации № 1. Его примеру последовали другие «толстые» литературные журналы: «Знамя» (№ 20), «Иностранная литература» (№ 25), «Волга» (№ 61), «Дружба народов» (№73), «Юность» (№ 112), «Новый мир» (№ 138), «Урал» (№ 225), «Звезда» (№ 383) и другие. Затем покинули своих прежних квази-учредителей газеты «Смена», «Литературная газета», «Мегаполис-Экс­пресс», журналы «Человек и закон», «Огонек» и т.д. Так начался распад взаимозависимых издательских империй КПСС, ВЦСПС, ВЛКСМ и пр. Союз писателей СССР оказался единственной организа­цией, попытавшейся восстановить свои права в отношении изданий-беглецов в судебном порядке. Называя себя «фак­тическим учредителем», СП СССР предъявил иск о призна­нии недействительными регистрации журнала «Знамя» и Свидетельства о регистрации, выданного трудовому кол­лективу редакции 29 августа 1990 г. Однако согласно п. 2 Постановления Верховного Совета СССР «О введении в дей­ствие Закона СССР «О печати и других средствах массо­вой информации» » установленные законом правила регист­рации в полной мере распространялись и на те СМИ, которые были созданы до введения в действие Закона о печати. Отсюда следовало, что Союз писателей в обоснование своего иска должен был доказать свое «учредительство» в отноше­нии журнала «Знамя». Однако Союзу писателей не удалось доказать свои права. В своем решении от 11 декабря 1990 г. судебная коллегия по гражданским делам Московского городского суда кон­статировала, что «журнал «Знамя» был основан в 1931 г. ...Союз писателей был образован лишь в 1934 г. и, следова­тельно, учредителем журнала на момент его создания не был. ...Отношения Союза писателей СССР и журнала огра­ничивались только сферой творческих взаимоотношений. Поэтому Союз писателей СССР не может быть признан и фактическим учредителем журнала на момент его регист­рации». Из этого суд сделал вывод: «При таких обстоятель­ствах Министерство печати и информации РСФСР право­мерно зарегистрировало журнал «Знамя» по заявлению трудового коллектива редакции, поскольку отсутствовали указанные в ст. 11 Закона о печати и других средствах массовой информации основания к отказу в регистрации журнала». Верховный Суд РСФСР, оставив в силе отказное решение Мосгорсуда, фактически создал прецедент, кото­рый впоследствии не был поколеблен. Обратим внимание также на норму, содержавшуюся в ст. 4 Закона о печати. Она устанавливала: «Редакция средства массовой информации является юридическим лицом, действующим на основании своего устава». С ней взаимодействовала норма ч. 1 ст. 16 «Редакционный ус­тав средства массовой информации принимается на об­щем собрании журналистского коллектива редакции боль­шинством голосов при наличии не менее двух третей ее состава и утверждается учредителем». Именно эти нормы позволили многим редакциям, существовавшим ранее лишь в качестве внутренних подразделений издательств, стать самостоятельными юридическими лицами. Естественно, вы­деляясь из состава издательств, эти редакции имели юри­дическую возможность требовать составления разделитель­ного баланса, поскольку всякое юридическое лицо должно иметь обособленное имущество. В результате многие газетно-журнальные издательства КПСС постепенно преврати­лись из фактических издательских домов в предприятия по эксплуатации зданий, сдающие помещения редакциям в аренду. Закон РФ о СМИ.Союзный Закон о печати проработал в России около полутора лет. 27 декабря 1991 г. ему на смену пришел Закон РФ «О средствах массовой информа­ции» , ставший средством его конкретизации и дальнейшей демократизации. Как и союзный, российский закон родил­ся из инициативного авторского проекта7. Хотя оба текста создавались одними и теми же людьми, однако произошед­шие в стране перемены были столь разительны — развал Союза ССР, запрет КПСС, — что «республиканский вари­ант» оказался значительно радикальнее. Если союзный закон явился документом, с одной сторо­ны, демократического романтизма, а с другой — исполнен­ным неминуемых компромиссов с защитниками старых тоталитарных порядков, то российский — результатом по­чти лишенного политического противоборства поиска оптимальных технологий правового регулирования организа­ции и деятельности СМИ. Если союзный закон декларировал свободу печати, то российский — презюмировал ее как естественное состояние прессы, требующее недвусмысленных и разумных ограни­чений, позволяющих свободу одних гармонично сочетать со свободой всех прочих. Если союзный закон имел многочисленные и, увы, в тех политических условиях неизбежные, пробелы и двусмыс­ленности (например, в вопросах о собственности, о статусах учредителя, редакции, издателя), то при создании россий­ского горький опыт пресловутой «войны законов» заставил пойти по пути заполнения этих пробелов, «дописывания», «нормотворчества от достигнутого», применения других методов «юридической микрохирургии». В процессе прохождения законопроекта в Верховном Совете Российской Федерации различными субъектами пра­ва законодательной инициативы было внесено 79 попра­вок, 26 из которых были учтены. На стадии окончательно­го принятия, 19 декабря 1991 г. получили одобрение еще несколько поправок, в том числе две, резко снижающие демократический потенциал закона и представлявшие ре­альную угрозу свободе прессы. Одна из них касалась ст. 41 «Конфиденциальная информация» и обязывала редакции СМИ раскрывать источник не только по требованию суда, но также прокурора и следователя. Вторая поправка изме­няла содержание ст. 50 «Скрытая запись» с точностью «до наоборот», предлагая установить запрет на использование журналистами скрытой видео- и аудиозаписи, кино- и фо­тосъемки. Принятые поправки вызвали возмущение в обществе и Президент Б.Н. Ельцин публично заверил, что наложит вето на принятый закон, если антидемократические по­правки не будут устранены. Совместными усилиями уда­лось добиться того, что Верховный Совет включил в повест­ку дня последнего перед новогодними каникулами заседания вопрос о пересмотре поправок. Практически без дискуссий депутаты отменили обе поправки, вернувшись к первоначальной редакции закона. Вот почему закон о СМИ, принятый 19 декабря 1991 г., датируется 27 декабря 1991 г. [1] СУ РСФСР. 1917. № 1. Ст. 7. [2] Постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности Указов Президента Российской Федерации от 23 августа 1991 года № 79 «О приостановлении деятельности Коммуни­стической партии РСФСР», от 25 августа 1991 года №90 «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР» и от 6 ноября 1991 года № 169 «О деятельности КПСС и КП РСФСР», а также о проверке конституционно­сти КПСС и КП РСФСР от 30 ноября 1992 года. № 9-П.: Вестник Кон­ституционного Суда Российской Федерации. 1993. № 4—5. С. 54. [3] Кстати, конституционная формула о руководящей и направляющей силе по странной случайности почти текстуально совпадает с параграфом 3 Закона германского рейха «Об обеспечении единства партии и государ­ства» от 1 декабря 1934 года, где НСДАП названа «руководящей и веду­щей силой национал-социалистского государства». См.: Нюрнбергский процесс: Сб. мат-лов в 8 т. Т. 2. С. 209. [4] Вестник Конституционного Суда Российской Федерации, № 4—5, 1993. С. 55—56. [5] Вторая сессия Верховного Совета СССР. Бюллетень № 41 совместно­го заседания Совета Союза и Совета Национальностей. 24 ноября 1989 г. М., 1989. С. 16, 22, 43. [6] Вторая сессия Верховного Совета СССР. Бюллетень № 42 совместного заседания Совета Союза и Совета Национальностей. 27 ноября 1989 г. М., 1989. С. 9; Известия. 1989. 4 декабря. [7] Ватурин Ю.М., Федотов М.А., Энтин В.Л. Закон о средствах мас­совой информации. Республиканский вариант. Инициативный авторский проект. М., 1991.
 
Назад • Дальше Содержание
 
Содержание Назад • Дальше
 
Глава 3. Система законодательства о СМИ   Структурообразующий характер Закона о СМИ. Важная норма, определяющая структуру законодательства о СМИ содержится в ч. 1 ст. 5 Закона Российской Федера­ции «О средствах массовой информации» от 27 декабря 1991 г. Здесь закреплено, что любой акт федерального и республиканского законодательства о средствах массовой информации должен издаваться в соответствии с Законом о СМИ. Тем самым законодатель фактически придал этому нормативному акту характер мини-конституции в данной сфере. Он определил Закону о СМИ роль структурообразую­щего фактора, интегрирующего различные по своему мес­тоположению в законодательстве правовые нормы в еди­ную систему взаимосвязанных, взаимодополняющих по своему назначению норм, регулирующих относительно обо­собленную совокупность общественных отношений, возни­кающих в процессе организации и функционирования СМИ. Аналогичную роль в системе законодательства о выборах играет Федеральный закон «Об основных гарантиях изби­рательных прав и права на участие в референдуме граж­дан Российской Федерации». Непосредственно из текста Закона о СМИ вытекает обя­занность законодателя принять законы об издательском деле (ч. 1 ст. 21), о телекоммуникационных сетях (ч. 2 CT-J24), о порядке формирования и деятельности Федераль­ной и территориальных комиссий по телерадиовещанию (ч. 2 ст. 30), о дополнительных основаниях аннулирования лицензии на вещание (ч. 2 ст. 32), о государственной, ком­мерческой и иной специально охраняемой законом тайне (ч. 1 ст. 40), о случаях, когда журналист не вправе произво­дить записи, в том числе с использованием средств аудио- и видеотехники, кино- и фотосъемки (п. 6 ч. 1 ст. 47), о защите чести, достоинства, здоровья, жизни и имущества журналиста в связи с осуществлением им профессиональ­ной деятельности как лица, выполняющего общественный долг (ч. 4 ст. 49). Кроме того, Закон о СМИ предполагает внесение дополнений в Уголовный кодекс, Уголовно-про­цессуальный кодекс, Кодекс об административных п
Поделиться:

Дата добавления: 2015-01-01; просмотров: 85; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.007 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты