ОБЩЕСТВЕННАЯ СОЛИДАРНОСТЬ

§ 1. Общественная солидарность и благотворительность. Основная разница между солидарностью и благотвори­тельностью. Благотворительность — понятие противообщественное и вредное. Самые полезные проявления солидарно­сти не имеют в основе ни благотворительности, ни альтруизма. Они зиждутся на объединении однородных интересов. Стремление к солидарности есть одно из важнейших стремлений современного общественного развития. Коренные при­чины этих стремлений. Солидарность заменяет бессильный личный эгоизм могущественным коллективным эгоизмом, из которого каждый извлекает пользу. Солидарность в настоящее время — лучшее оружие слабых.

§ 2. Современные формы солидарности. Она возможна только между лицами, имеющими непосредственные одно­родные интересы. Кооперативные общества. Их развитие у англосаксов. Почему они не прививаются у латинских наро­дов. Акционерные общества. Их сила и польза. Необходимость проведения их в низшие классы. Общества с участием в прибылях; их невыгодные стороны. Каким образом рабочие могли бы с помощью акционерных обществ сделаться хозяе­вами заводов, на которых они работают.

§ 3. Синдикаты рабочих. Их польза, сила и неудобства. Они — необходимое следствие современного развития. Неиз­бежное исчезновение прежних семейных отношений между рабочими и хозяевами.

§ 4. Промышленные предприятия с общинным управлением. Муниципальный социализм. Социализация городских управлений в странах не социалистических. Распространение общинного управления в Англии и Германии. Условия ус­пеха этого вида управления. Его неуспех у латинских народов.

§ 1. ОБЩЕСТВЕННАЯ СОЛИДАРНОСТЬ И БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ

Борьба, на существование которой среди обществ мы указали, ставит лицом к лицу противников с крайне неравны­ми силами. Сейчас мы увидим, как вследствие того, что более слабые объединили свои силы, неравенство в этой борьбе уменьшилось.

Для многих выражение «общественная солидарность» всегда до некоторой степени связано с понятием о благо­творительности. Между тем, смысл их совершенно различный. Современные общества заметно стремятся к объе­динению интересов, все более и более удаляясь от благотворительности. Весьма даже вероятно, что в будущем обществе благотворительность будет считаться проявлением низшего порядка, диким, только с виду будто бы про­никнутым любовью к ближнему, но в сущности очень эгоистичным и вообще крайне вредным.

Под солидарностью подразумевается просто объединение, но никак не благотворительность или альтруизм. Бла­готворительность антисоциальна и вредна; альтруизм отличается искусственностью и бессилием. Рассматривая наиболее полезные создания солидарности — страховые общества, общества взаимопомощи, пенсионные, коопера­тивные и др., замечаем, что они никогда не имеют в основе ни благотворительности, ни альтруизма, а только соче­тание интересов людей, чаще всего не знающих друг друга. Заболевающий или состарившийся имеет право на пен­сию, сообразную с размером ежегодного взноса. Он это получает по праву, а не из милости, точно так же, как за­страховавшийся на случай пожара имеет право, если это бедствие постигнет его, на получение суммы, на которую он застраховал свое имущество. Он пользуется правом, которое он купил, а не милосердием.

Необходимо твердо усвоить эту разницу, чтобы понять пропасть, разделяющую товарищества, основанные на финансовых расчетах, согласных с теорией вероятности, от учреждений благотворительных, имеющих основанием сомнительную готовность помогать и ненадежный альтруизм небольшого числа лиц. Благотворительные дела не имеют никакого серьезного социального значения, и вот почему вполне справедливо многие социалисты согласны в этом отношении с величайшими мыслителями, совершенно отрицая их. Понятно, что можно только приветствовать устроенные государством за счет общества больницы и учреждения для вспомоществования, необходимые в случа­ях безотлагательной в них надобности, но благотворительные учреждения, взятые во всей своей совокупности, на практике приносят гораздо больше вреда, чем пользы. При отсутствии невозможного надзора они чаще всего слу­жат для поддержания целых категорий индивидуумов, злоупотребляющих состраданием только для того, чтобы жить в праздности. Самые очевидные результаты благотворительных учреждений — это отвлечение от работы многих бедняков, находящих, что средства, доставляемые милосердием, обильнее добываемых трудом, и увеличе­ние в громадных размерах профессионального нищенства.

Несметное число учреждений такой мнимой помощи безработным, необеспеченным вдовам, покинутым ма­леньким китайцам и т. п. хороши только для доставления занятий пожилым дамам без дела или праздным светским людям, дешевым способом желающим спасти душу (без особых затрат) и очень довольным возможностью запол­нить свое свободное время хотя бы исполнением где-нибудь обязанностей председателей, докладчиков, секретарей, членов совета, казначеев и т.п. Таким образом они создают себе иллюзию, что были хоть сколько-нибудь полезны­ми здесь, на земле, но жестоко в этом ошибаются.

Стремление к солидарности, т. е. к объединению однородных интересов, столь заметное во всем, быть может, представляет собой самое определенное из новых социальных течений и по всей вероятности одно из тех, которые окажут наибольшее влияние на наше развитие. В настоящее время слово «солидарность» сделалось употребитель­нее прежних слов о равенстве и братстве и стремится заменить их. Но оно отнюдь не синоним последних. Так как конечную цель союзов, создающихся во имя известных интересов, составляет борьба с другими интересами, то очевидно, что солидарность — только особая форма всемирной борьбы существ или классов. Взятая в том виде, как ее теперь понимают, солидарность низводит наши былые мечты о всеобщем братстве к ассоциациям, ограниченным очень тесными рамками.

Это стремление к солидарности путём ассоциации, которое с каждым днем обрисовывается ярче, имеет разно­образные причины. Самая главная из них — ослабление личной инициативы и воли, точно так же, как и часто на­блюдаемая беспомощность их при условиях, созданных современным экономическим развитием. Потребность действовать единолично все более и более исчезает. Едва ли только не через посредство ассоциаций, т. е. с помо­щью союзов, могут теперь проявляться индивидуальные усилия.

Современных людей понуждает к ассоциации еще одна, более глубокая причина. Потеряв своих богов, замечая исчезновение домашнего очага и не имея более надежды в будущем, они все более чувствуют потребность в под­держке. Ассоциация заменяет собой бессильный личный эгоизм могущественным общим эгоизмом, из которого каждый извлекает пользу. За неимением группировок, основанных на религиозной почве, на узах родства, на общ­ности политических интересов и на других связях, влияние которых все ослабляется, солидарность интересов может связывать людей достаточно крепко.

Этот вид солидарности — почти единственный способ, дающий возможность слабым, т. е. огромному большин­ству, бороться с сильными и не терпеть от них слишком больших притеснений.

Во всеобщей борьбе, законы которой мы отметили выше, более слабый всегда является совершенно безоруж­ным против более сильного, а более сильный никогда не задумается раздавить его. Феодальные бароны, а также бароны финансовые и промышленные, до сих пор никогда особенно не щадили тех, кого случай отдавал в их руки.

Такому повсеместному угнетению сильными слабых, с которым ни религии, ни своды законов не могли до сих пор бороться чем-либо другим, кроме пустых слов, современный человек противопоставляет начало ассоциации, объединяющей всех членов одной и той же группы. Солидарность — почти единственное оружие слабых для того, чтобы несколько сгладить и смягчить последствия социального неравенства.

Солидарность далеко не противоречит законам природы, а напротив, может опираться на них. Наука почти не верит в свободу или, по крайней мере, не допускает ее существования в своей области, так как она всюду указывает на явления, управляемые законом строгой связи между ними (детерминизм). Еще менее она верит в равенство, так как биология видит в неравенстве существ основное условие их развития. Что касается братства, то она тоже не может его признать, так как беспощадная борьба — постоянное явление с начала геологических времен. Солидар­ность, напротив, не опровергается никакими наблюдениями. Некоторые животные, в особенности самые низшие, т. е. слабейшие, существуют только благодаря тесной солидарности, которая одна лишь делает возможной их самоза­щиту от врагов.

Объединение однородных интересов у разных членов человеческих обществ, несомненно, очень древнего про­исхождения — оно восходит до первых времен нашей истории, но всегда в известной степени подвергалось ограни­чению и задерживалось. В тесной области религиозных и экономических интересов оно было едва терпимо. Рево­люция считала полезным делом уничтожение корпораций. Никакая мера не могла быть более гибельной для демо­кратических начал, которые она по-видимому защищала. Теперь эти уничтоженные корпорации всюду возрождаются под новыми названиями и в новых формах. При современном развитии промышленности, значи­тельно усилившим разделение труда, возрождение это было неизбежно.

§ 2. СОВРЕМЕННЫЕ ФОРМЫ СОЛИДАРНОСТИ

Указав точно основное различие между учреждениями солидарности, основанными на объединении интересов, и теми, которые опираются на благотворительность, бросим беглый взгляд на разные существующие в настоящее время формы солидарности.

Прежде всего очевидно, что вовсе не по необходимости солидарность вызывается одним только фактом совме­стной работы, успех которой зависит от общих усилий; очень часто наблюдается даже противное. Директор, рабо­чие и акционеры какого-либо предприятия теоретически одинаково заинтересованы в процветании дела, от которо­го зависит их существование или благосостояние. В действительности же эта вынужденная солидарность лишь прикрывает противоположные интересы, и вовсе не чувства взаимной доброжелательности воодушевляют проти­воположные стороны. Рабочий желает повышения платы и, следовательно, уменьшения доли акционера, а послед­ний, представителем которого является директор, заинтересован, напротив, в уменьшении вознаграждения рабочего Для увеличения своих прибылей. Поэтому солидарности, которая теоретически должна была бы быть между рабо­чими, директорами и акционерами, вовсе не существует.

Настоящая солидарность возможна только между лицами, имеющими непосредственные, однородные интересы. Именно такие интересы удалось объединить современным синдикатам, которыми мы скоро займемся.

Однако же имеются некоторые виды ассоциаций, которые могут объединять интересы, по существу, противопо­ложные, например, кооперативные общества. Они объединяют противоположные интересы производителей и по­требителей, предоставляя им обоюдные выгоды. Производитель охотно удовлетворяется более умеренной прибы­лью с каждого предмета, если ему гарантирован их большой сбыт, обеспеченный ассоциацией большого числа по­купателей.

В больших английских кооперативных обществах объединяются только одинаковые интересы, так как там по­требитель в то же время и производитель. Эти общества достигли того, что действительно фабрикуют почти все, что они потребляют, и владеют фермами, производящими хлеб, мясо, молоко, овощи и т. д. Они представляют ту очень большую выгоду, что их члены, из числа самых слабых и неспособных, пользуются умелостью наиболее способных, находящихся во главе предприятий, которые не могли бы без них процветать. Латинские народы еще не дошли до этого.

Я уже раньше показал, что, управляя лично своими различными ассоциациями и особенно кооперативными об­ществами, англосаксонские рабочие научились вести собственные дела. Французский рабочий слишком пропитан латинскими понятиями своей расы, чтобы быть способным на такую инициативу и на учреждение обществ, кото­рые помогли бы ему улучшить свою участь. Если же, благодаря некоторым способным вожакам, он все-таки осно­вывает что-либо подобное, то немедленно сдает управление посредственным уполномоченным, не внушающим доверия и неспособным ими руководить.

У латинских народов кооперативные общества обставляются, кроме того, мелочными и сложными администра­тивными формальностями, свойственными нашему национальному темпераменту, и влачат жалкое существование. Они приходят в упадок тем скорее, что рабочий латинской расы, почти лишенный предусмотрительности, предпо­читает покупать изо дня в день в розницу у мелких торговцев, с которыми он болтает, и которые охотно открывают ему дорого оплачиваемый кредит, вместо того, чтобы обращаться в большие оптовые склады, где приходится пла­тить наличными и где не могут отпускать товар по мелочам.

Между тем, избавление от посредников устройством кооперативных обществ составило бы для французского рабочего большой материальный расчет. Исчислено, что во Франции суммы, переплачиваемые посредникам, стоя­щим между производителями и потребителями, превышают ежегодно семь миллиардов, т. е. они почти в два раза больше взимаемых с нас налогов. Требования посредника гораздо обременительнее требований капитала, но рабо­чий этого не замечает и потому переносит их безропотно.

Самую распространенную из современных форм ассоциаций и в то же время самую безличную представляют акционерные общества. По прекрасному выражению Леруа-Болье, они составляют «господствующую черту эконо­мической организации современного общества... Они простираются на все: на гфомышленность, финансы, торгов­лю, даже на земледелие и на колониальные предприятия. Уже почти у всех народов они являются обычным оруди­ем для выполнения механического производства и эксплуатации природных богатств... Анонимное общество точно призвано сделаться властелином вселенной, поистине, это наследник падших аристократий и прежней феодальной системы. Владычество над миром принадлежит ему, так как приходит час, когда весь мир будет обращен в акцио­нерные общества. Такие общества, — говорит названный писатель, — продукт не богатства, а демократического строя и раздробления капиталов между большим числом рук».

Действительно, акционерная организация — единственно возможная форма ассоциации небольших капиталов. По-видимому, эта форма имеет своим основанием коллективизм, но только по-видимому, так как она в действи­тельности допускает свободу участия в предприятии и выхода из него, и притом размер прибылей строго пропор­ционален затраченной энергии, т. е. сумме сбережений каждого участника. В тот день, когда рабочий с помощью акционерной системы сделался хотя бы анонимным, но заинтересованным совладельцем завода, на котором он работает, совершился бы огромный прогресс. Быть может, именно посредством этой плодотворной формы ассо­циаций и произойдет освобождение рабочих классов в экономическом отношении, если только оно возможно, и несколько сгладятся естественные и социальные неравенства.

До сих пор акционерные общества не проникали еще в народные массы. Единственная форма ассоциации, под­ходящая несколько (правда, очень мало) к этой форме эксплуатации, это та, при которой имеет место участие в прибылях. Несколько обществ, основанных на таком принципе, достигли хороших результатов. Если эти общества не очень многочисленны, то это отчасти оттого, что правильная их организация требует исключительных и, следо­вательно, всегда очень редких способностей.

Из ассоциаций последнего типа можно назвать: малярное предприятие, основанное в 1829 году Леклером, про­должаемое фирмой Редули и К^о в Париже, завод Гиза в Энском департаменте, завод Лекена в Бельгии и др. Первое предприятие приносит своим участникам — всем рабочим этого дома — 25% прибыли и выдает через известное число лет пенсию в 1.500 фр. В настоящее время таких пенсий начисляется 120.

Фамилистер Гиза — род общины, в которой ассоциация капитала с трудом достигла превосходных результатов. В 1894 году общий оборот превысил 5 миллионов фр. и дал 738.000 фр. чистого дохода.

Во Франции и за границей насчитывают ныне более 300 подобных учреждений, где введено участие в прибылях.

В Англии самое знаменитое из таких предприятий — это общество «Справедливых пионеров в Рочдэле», осно­ванное в 1844 году 28-ю участниками-рабочими с очень скромным капиталом. Оно насчитывало в 1891 году 12.000 участников с капиталом в 9 миллионов фр. Обороты его ежегодно достигают 7.400.000 фр., принося 1.300.000 фр. прибыли.

Ассоциации этого рода имели такой же успех в Бельгии, например «le Woruit» в Генте. В Германии также насчиты­вается много таких же вполне процветающих ассоциаций. Также за последние годы основано несколько их и в Север­ной Италии, но там, как и во Франции, большая часть из них от недостатков в управлении должна будет исчезнуть. Они организованы совершенно на латинский лад, т. е. так, что судьба предприятия зависит исключительно от лица, постав­ленного во главе, так как члены ассоциации не обладают ни способностью, ни намерением принимать деятельное уча­стие в управлении общим делом, подобно англосаксонским рабочим.

Главным камнем преткновения таких обществ является то обстоятельство, что участие в прибылях заставляет также участвовать и в убытках, очень частых и неизбежных в промышленности. Пока дело приносит доходы, уча­стники прекрасно уживаются, но лишь только оно является убыточным, согласие обычно быстро пропадает. В Аме­рике несколько лет тому назад был случай, поразительно доказывающий справедливость этого. Поджоги, разру­шившие большие мастерские Компании Пульмана, затем грабежи и дикие разгромы указывают, чему подвергаются эти большие предприятия, когда успех им изменяет.

Компания Пульмана создала обширные мастерские, в которых работало 6.000 человек; для них и для их семей был создан красивый город, насчитывавший 13.000 жителей, пользовавшихся во всем современным комфортом: большим парком, театром, библиотекой и т. п. Дома могли быть приобретаемы только рабочими, становившимися собственниками посредством ежегодного незначительного взноса.

Пока дела процветали, царствовало довольство и благосостояние. В продолжение нескольких лет рабочие вне­сли в сберегательные кассы около 4 млн. фр. Но как только заказы замедлились (по случаю плохих оборотов желез­нодорожных обществ, клиентов завода), Компания Пульмана, чтобы не работать в убыток при полном комплекте рабочих, не отказывая ни одному из них, была вынуждена уменьшить заработную плату с 11 на 7,5 фр. в день. Это обстоятельство вызвало настоящую революцию. Мастерские были разграблены и сожжены, рабочие устроили за­бастовку, распространившуюся на железные дороги и повлекшую за собой такие насилия, что президент республи­ки Кливленд должен был объявить военное положение. Только с помощью картечи могли справиться с мятежника­ми.

Мне очень мало верится в прочную будущность этих обществ с участием в прибылях; они слишком отдают ра­бочего во власть хозяина и связывают его с ним на слишком долгий срок. Хозяин, кроме того, не имеет никакого действительного интереса в участии рабочих в его прибылях, так как он отлично знает, что они всегда откажутся от участия в убытках и возмутятся, как только эта убыточность выяснится. Только из чисто филантропических побуж­дений или из страха хозяин соглашается разделить свои прибыли с рабочими, и никто не может его к этому прину­дить. Можно основать что-нибудь прочное на интересе, представляющем собой фактор надежный и неизменный, но не на филантропии или страхе, т. е. чувствах изменчивых и всегда кратковременных. Филантропия, вместе с тем, настолько близка к жалости, что не вызывает никакой благодарности в тех, кем она занимается. Полагаю, что при виде своих пылающих заводов Пульман должен был приобрести те полезные сведения в практической психологии о значении филантропии, какие не приобретаются из книг, и незнание которых зачастую обходится очень дорого.

Единственно возможная форма участия в прибылях, безусловно охраняющая интересы хозяина и рабочего, а также сохраняющая за ними независимость друг от друга, это форма акционерного общества, которая привлекает одновре­менно к участию и в убытках и в прибылях, т. е. представляет собой единственную справедливую и, следовательно, приемлемую комбинацию. Акция, выпущенная по цене в 25 фр., как некоторые английские акции, доступна каждому, и я удивляюсь, почему еще не основано заводов, акционерами которых были бы исключительно рабочие. Когда тру­дящийся люд был бы таким образом превращен в капиталистов, заинтересованных в успехе предприятий, их нынеш­ние требования потеряли бы всякий смысл, так как они работали бы исключительно для себя. Рабочему, желающему по какой-либо причине перейти, на другой завод, нужно было бы, как обыкновенному акционеру, лишь продать свои акции, вернув себе, таким образом, свободу действий. Единственное затруднение заключалось бы только в выборе лиц, способных управлять заводами, но опыт скоро научил бы рабочих оценивать способных людей и удерживать их у себя соответствующим вознаграждением.

Уже давно я дал некоторые указания по этому предмету в одной из моих книг. Эта книга попала в руки одному бельгийскому инженеру, ведущему обширные промышленные предприятия; он был поражен практической пользой моей идеи и сообщил мне о своем желании провести ее в жизнь. Я горячо желаю ему успеха. Крупное препятствие, очевидно, кроится в привлечении неимущих рабочих к подписке на образование капитала, необходимого для орга­низации какого-нибудь дела, например, завода. Для первого опыта я не усматриваю другого способа к осуществле­нию такого плана, как продажа целого или части какого-нибудь уже действующего завода своим рабочим подобно тому, как продают завод акционерам, но при условиях, позволяющих рабочим постепенно сделаться его собствен­никами. Представим себе, например, заводовладельца, желающего обратить свой завод в акции для продажи своим рабочим. Предположим еще, что он постоянно платил им по 5 фр. в день. Допустим, что впредь он им будет пла­тить только 4³/₄ или 4¹/₂, фр., и что разница будет удерживаться в пользу каждого рабочего до тех пор, пока итог удерживаемых ежедневно незначительных сумм образует стоимость акции в 25 фр. Эта акция, приносящая диви­денд, помещается в общественную кассу на имя ее владельца, с правом пользования купонами по его желанию, но без права продажи самой акции в течение известного числа лет, чтобы устранить соблазн избавиться от нее. Про­должая эту операцию, рабочий в скором времени явился бы обладателем более или менее значительного числа ак­ций, доходы с которых быстро покрыли бы вышеупомянутое уменьшение его заработка и обеспечили бы его ста­рость. Он сделался бы тогда капиталистом, живущим доходами, без всякого участия государства.

Нравственный результат, достигнутый таким образом, был бы для рабочего еще важнее материальной выгоды. Он с полным правом стал бы считать завод своей собственностью и интересоваться его успехом. Присутствуя на акционерных собраниях, он научился бы сначала понимать, а потом и обсуждать дела. Он скоро уяснил бы себе роль капитала и взаимную связь между экономическими законами. Сделавшись сам также капиталистом, он пере­стал бы быть простым поденщиком. В конце концов он вышел бы из своей узкой сферы и расширил бы свой огра­ниченный кругозор. Союз капитала с трудом постепенно заменил бы антагонизм, существующий теперь между ними. Интересы, находящиеся ныне в борьбе, слились бы между собой. Человек дела и разума, сумеющий собст­венным примером первым осуществить эту идею, мог бы быть признан одним из благодетелей человечества.

Мы не можем здесь рассмотреть все виды солидарности. Если мы не изучили одного из самых важных видов ее, — синдикатов, — то только потому, что этому виду мы сейчас посвятим особый параграф. Однако существует еще одна форма солидарности, о которой мы должны упомянуть. Она представляет собой союз лиц, объединенных на короткое или продолжительное время для того, чтобы добиться какой-нибудь реформы или защищать известные интересы.

Этот вид ассоциации, сравнительно новый у латинских народов, существует уже давно у народов, долгое время пользующихся свободой и умеющих ею распоряжаться, например, англосаксов.

«Если здесь, — говорит Тэн об Англии, — кому-нибудь пришла хорошая мысль, он сообщает ее своим друзьям; многие из них находят ее хорошей. Все вместе доставляют необходимые средства, распространяют эту идею, при­влекают к ней симпатии и подписки. Симпатии и подписки все прибывают, распространение в публике увеличива­ется. Снежный шар постепенно растет, стучится в дверь парламента, приотворяет, а потом и распахивает или вы­шибает ее. Вот механизм реформ, вот как самостоятельно устраивают свои дела, и нужно сказать, что всюду в Анг­лии имеются комья снега, готовые обратиться в такие шары».

Именно при посредстве таких ассоциаций, как «Лига свободного обмена», основанная Кобденом^[60], англичане достигли самых полезных реформ. Парламент подчиняется их воле, как только становится ясным, что они выража­ют народное желание.

Несомненно, что никто, каким бы влиятельным его ни считали, единолично не может достигнуть того, чего дос­тигает ассоциация, представляющая многочисленные коллективные интересы. Бонвало в интересном сообщении указал, чего может достигнуть группа лиц, имеющих одинаковые интересы.

«Touring-Club», насчитытаюпщй более 70.000 членов, в настоящее время составляет силу. Он не только снабдил циклистов^[61] путевыми картами, дорожниками, уменьшенными ценами в гостиницах, спасательными станциями, но и расшевелил ужасную администрацию путей сообщения и заставил устроить циклические дороги. Он смирил гроз­ные железнодорожные компании; он превратил грубых таможенных чиновников в вежливых людей и сделал, таким образом, переезд через границу приятным».

Картина — блестящая, но очень прикрашенная. «Touring-Club» основался без затруднений, потому что каждый из его членов, при крайне незначительном взносе, рассчитывал получить поддержку могущественной ассоциации, необходимость в которой могла представиться ему ежедневно, и которая своими услугами должна была возвратить ему сделанный взнос сторицей. Я мог, однако, удостовериться, что в действительности этого почти нет. Организа­ция этой ассоциации очень скоро приняла латинский характер.

§ 3. СИНДИКАТЫ РАБОЧИХ

Синдикаты имеют целью группировать под общим управлением лиц с тождественными интересами и чаще всего принадлежащих к одной и той же профессии. Число и могущество их ежедневно возрастают. Они зародились в силу условий, созданных современным развитием промышленности.

Именно рабочие классы сумели лучше всех извлечь пользу из синдикатов, и достигнутые ими результаты заслужи­вают самого внимательного изучения. Действительно, не всеобщая подача голосов, но, главным образом, синдикаты дали рабочим их нынешнее могущество. Эти синдикаты сделались оружием малых, слабых, которые могут отныне договариваться на равной ноге с самыми богатыми и влиятельными денежными и промышленными тузами. Благодаря этим ассоциациям, отношения между хозяевами и рабочими, нанимателями и служащими начинают совершенно изме­няться. Хозяин уже не является для них тем неограниченным властелином, всеопекающим отцом, который ведет дело бесконтрольно, управляет массами трудящегося люда по своему усмотрению, устанавливает условия работы, разреша­ет вопросы о сохранении здоровья, о гигиене и т. д. Навстречу воле хозяина, его фантазиям, слабостям или заблужде­ниям выдвигается теперь синдикат, представляющий из себя, благодаря численности и единству воли, силу, почти равную его собственной. Сила, без сомнения, деспотическая для его соучастников, но она свелась бы на нет, если бы перестала быть таковой.

Латинские синдикаты требуют от своих членов безусловного повиновения, и благодаря своей безымянности могут обращаться с ними круче любого тирана. Вспомним историю с рабочим-литейщиком, которого синдикат плавильщиков меди подверг бойкоту за то, что он отказался оставить службу на заводе, бывшем под бойкотом у самого синдиката. Не находя нигде работы, так как заводчики, принявшие его к себе на службу, подвергли бы свои мастерские запрещению, он был вынужден, чтобы не умереть с голоду, искать удовлетворения судом. Благодаря многолетней настойчивости, он до­бился решения, заставившего синдикат уплатить ему 5.000 фр. Выходит, что рабочий может отделаться от одной тирании лишь при условии подпасть под другую, но, по крайней мере, эта последняя может оказать ему некоторые услуги. Обще­ственные власти крайне страшатся синдикатов и считаются с ними, как с действительной силой. Внимание всего мира обращено на них. Когда угрожала общая забастовка французских рудокопов, газеты следили за совещаниями полдюжины рабочих депутатов, заседавших в винной лавке, с таким же интересом, как если бы дело шло о государственном совете, решающем вопрос о войне или мире. Министры принимали представителей синдиката, как принимали бы они послов иностранной державы, и почтительно обсуждали их самые невероятные требования.

Эти синдикаты являются, по-видимому, необходимым следствием современной эволюции, поэтому они так быстро и распространяются. В настоящее время даже вне рабочей среды нет корпорации (бакалейщики, угольщики, метельщики и др.), которая не объединялась бы в синдикат. Естественно, что и хозяева, со своей стороны, вступают в синдикаты для са­мозащиты; но во Франции хозяйских синдикатов 1.400 со 114.000 участников, тогда как рабочих синдикатов 2.000, и чис­ло членов их превышает 400.000. Существуют синдикаты, например, железнодорожных служащих, насчитывающие по 80.000 членов. Это могущественные армии, которые беспрекословно повинуются своим начальникам, и с которыми, без­условно, нужно считаться. Они составляют силу, часто слепую, но всегда грозную, оказывающую трудящимся услуги во всех случаях, хотя бы только для поднятия их нравственного уровня или превращения боязливых наемников в людей, имеющих право на уважение и с которыми нужно обращаться, как с равными.

Так как латинские народы, к несчастью, одарены очень властолюбивыми наклонностями, то у них синдикаты рабочих проявляют такой же деспотизм, каким отличались прежде их хозяева. Участь последних в настоящее время стала далеко незавидной. Следующие строки из речи бывшего министра Барту дают понятие об их положении.

«Находясь постоянно под угрозой законов, охраняющих свободу синдикатов, постоянно рискуя подвергнуться грубым проявлениям законной власти и тюремному заключению; не имея больше действительного авторитета над рабочими, обремененные расходами по кассам прогулов, несчастных случаев, вспомогательным на случай болезни и старости; лишенные возможности относить эти расходы на счет рабочих ввиду громадности, могущей вызвать возмущения народа; обижаемые еще прогрессивным налогом на капитал, приобретенный ценой всех этих трудно­стей и всех этих унижений; оставаясь хозяевами лишь по названию с тем, чтобы испытывать несчетные случайно­сти и подвергаться всякому риску — обескураженные хозяева, стоящие во главе промышленных предприятий, от­кажутся, отрекутся или, по крайней мере, будут работать без увлечения и без энергии, уклоняясь от своих занятий; как сборщики податей последних веков Римской империи».

Такие жалобы раздаются не только во Франции. Даже в Англии, где роль рабочих синдикатов в течение долгого времени считалась полезной, начинают признавать их слишком деспотичными как по отношению к хозяину, так и к рабочему. Особенно боятся их политического значения, которое может сделаться значительным ввиду того, что члены этих синдикатов образуют в настоящее время четверть всего состава избирателей.

Сила, стоящая выше всех установлений, а именно необходимость, несомненно, смягчит столь натянутые и полные горечи в настоящее время отношения. Рабочий, относящийся теперь к хозяину враждебно, поймет в конце концов, что интересы хозяев заводов и работающих на них однородны, и что как первые, так и последние повинуются об­щим господам: покупателям и экономическим законам, единственным действительным регуляторам заработной платы.

Во всяком случае, прежние семейные или самовластные отношения между хозяевами и рабочими, господами и слугами теперь окончательно исчезли. Мы можем сожалеть об этом, как мы сожалеем об умерших, отлично зная, что больше их не увидим. В будущей мировой эволюции все будет управляться лишь экономическими интересами. Чтобы охранять и защищать себя, человек уже не будет обращаться к благотворительности и милосердию, но ис­ключительно к солидарности. Милосердие и благотворительность — это мертвые и лишенные обаяния пережитки прошлого, умирающего на наших глазах. Будущее уже не будет их знать.

§ 4. ПРОМЫШЛЕННЫЕ ПРЕДПРИЯТИЯ С ОБЩИННЫМ УПРАВЛЕНИЕМ. МУНИЦИПАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ

Современный век — век тесно сплоченных сообществ. Цивилизация — вещь слишком сложная и слишком трудная, чтобы громадное большинство людей могло легко в ней разобраться. Им необходима помощь, поддержка. Мы на­блюдаем, как все больше создается разных учреждений, вызываемых этой настоятельной потребностью.

Для однородных нужд известной ограниченной группы, заключающей в себе лиц одной профессии, существуют синдикаты. Для различающихся между собой нужд, имеющих все-таки коллективный характер, например, для ги­гиенических условий города, существовали во все времена местные управления, но никогда еще не пытались они брать на себя такие многочисленные и разнообразные обязанности, как то наблюдается в некоторых странах в на­стоящее время. Круг их ведения расширяется с каждым днем.

Движение это особенно развивается в Англии, стране, как известно, очень мало склонной к социализму. Город­ские управления приняли теперь там на себя, исключительно, впрочем, в экономических соображениях, целый ряд предприятий: освещение, перевозку и т. д. Они часто имеют успех просто потому, что во главе их стоят способные люди с практической складкой, что встречается далеко не у всех народов.

По словам Бурдо, «полнейшее переустройство города в самый короткий срок было произведено в Глазго. Город обязал домовладельцев снести все дома, признанные вредными для здоровья; рабочие кварталы были преобразова­ны. Воздвиглись громадные корпуса общественных построек, которые сдаются в наем самим городским управлени­ем по умеренным ценам. Город устроил бани, прачечные, скотобойни, художественные галереи, музей, библиотеки, богадельни, промышленные школы и т. д., и все это благодаря доходам, получаемым городом от взятых им в руки разных успешно работающих предприятий общественного пользования: трамваев, водоснабжения, газового и элек­трического освещения.. Стоимость газового освещения была значительно понижена».

Вот несомненный социализм, если хотят дать этому слову неопределенно широкое толкование, но тогда следо­вало бы называть социалистическими также все кооперативные и даже акционерные общества. Между тем извест­но, что Англия, практикующая этот вид общинного социализма, почти не посылала социалистов в парламент.

Немецкие города идут по следам английских городских управлений; там также способные люди не редкость, и потому они тоже преуспевают в своих предприятиях, хотя и не в такой степени, как в Англии.

«Города Империи, свободные от партийного духа, организовали профессиональные школы, библиотеки, страхо­вые кассы, бесплатные конторы для предоставления мест; они изыскивают средства против безработицы. Вопрос о городских аптеках, стоявший на очереди, решен в Кельне. Многочисленные города работают над увеличением зе­мельной собственности общины. Жилища для рабочих составляют предмет забот всех классов общества. В Баден­ском Великом Герцогстве, в Страсбурге, в Гамбурге городские управления отдают в наем целые дома для рабочего населения... Как в Англии, города стремятся к тому, чтобы общественные предприятия не эксплуатировались ак­ционерными обществами.

С 1847 года Берлинское городское управление получило право основать газовый завод; с 1876 года оно вполне распоряжается общественными работами и добивается еще большей автономии. Все это движение происходит помимо социалистов».

Во Франции этот вид муниципального социализма потерпел неудачу почти повсюду, потому что в небольшом числе городов, где его пытались применить, он вводился только неспособными политиканами, принадлежавшими большей частью к самым низшим классам общества. Были города, некогда славившиеся ученостью, например, Ди-жон, порабощенные болтовней нескольких вожаков, которые избирали социалистический городской совет, где фигурировали два сапожника, кузнец, виноторговцы, несколько странствующих приказчиков, садовники, чернора­бочий и т. п. Во время последних выборов там избрали в мэры простого железнодорожного артельщика. В Рубе точно так же организовалось социалистическое городское управление, долго предававшееся самым странным фан­тазиям; состояло оно большей частью из кабатчиков и разносчиков газет. Начали они с учреждения должностей на 75.000 фр. для своих родственников. Избиратели Рубе, сообразившие наконец, что для управления большим горо­дом необходимы все-таки некоторые познания, кончили тем, что отделались от своего социалистического городско­го совета.

Что препятствует социалистическим муниципалитетам причинять Франции слишком большое зло, так это огра­ничение разных фантазий центральной властью, на утверждение которой должны представляться в большей своей части постановления муниципальных советов до приведения их в исполнение. Примеры Дижона, Рубе, Бреста и проч. прямо указывают, насколько децентрализация, столь превосходная в теории, была бы неосуществима у латин­ских народов. Конечно, эта централизация тяжела, стеснительна и разорительна, но она, тем не менее, необходима, так как без нее мы немедленно погрузились бы в ужасную анархию.

Эти опыты революционного коллективизма в малых размерах чрезвычайно поучительны, и, в назидание обще­ству, можно лишь пожелать, чтобы они участились, хотя бы с риском разорить несколько городов. Опыт — один из редких способов доказательства, доступных толпе. Опыты муниципального социализма дают довольно ясное поня­тие о возможных результатах коллективизма, если бы ему удалось завладеть большой страной.

«Социалистический опыт, — говорит газета «Temps», — чуть-чуть не погубил навсегда процветание коммуны в Рубе. Административные попытки коллективистов и их финансовые фантазий открывали эру беспорядка, хищения и разорения.

Рубе испытал революционное иго. Он стряхнул его. Но не безнаказанно большой город испытывает тиранию и своенравие коллективизма. Опыт стоит дорого, а потому надо радоваться, когда он непродолжителен и не оставляет за собой непоправимого разорения. Нравоучение из всей этой истории заключается в том, что последнее слово при­надлежит всегда здравому смыслу, с условием, однако, не переставать бороться за него. Только настойчивостью и энергией Рубе был отвоеван у революционеров. Хороший пример для подражания!»

Конечно, пример для подражания. К сожалению, нужны недюжинные люди для одержания такой победы. Лич­ности достаточно смелые, чтобы идти против народных течений, а не боязливо следовать за ними, становятся все реже. Такие мужественные защитники социального строя достойны нашего удивления и заслуживают памятников. Простой начальник мастерской сумел создать в Рубе движение, результатом которого, против всех ожиданий, яви­лось поражение социалистического городского совета и депутата, считавшегося одним из главарей партии коллек­тивизма.

Если опыты социалистического городского управления, иногда довольно удачные в Англии и Америке, имеют так мало успеха во Франции и Италии, то просто потому, что, как я уже заметил, непременное условие этого успеха состоит в том, чтобы во главе управления стояли очень способные люди. Самые увлекательные политические мне­ния не могут заменить самых скромных практических способностей. Если бы рабочие классы умели самоуправ­ляться, руководить предприятиями, устанавливать законы и правила, они вовсе не нуждались бы в буржуазии, без которой не могут теперь обойтись. Если только рабочий обладает достаточными способностями, он при одном этом условии уже близок к переходу в буржуазию. В Англии и Америке он видимо приближается к такому сословию, в Германии он еще довольно далек от него, у латинских же народов рабочему до этого сословия еще очень далеко.