Глава 5. Самосознание и личностный контроль

Раньше мы уже говорили, что свобода является одним из ключевых факторов, способствующих формированию личности. Именно наличие свободы, сначала экономической, а затем религиозной, социальной и, наконец, когнитивно-психологической позволило выделиться когда-то в общей массе населения Европы достаточно многочисленному слою людей с развитым самосознанием. Они начали активно влиять на ход человеческой истории, причем это влияние оказалось настолько мощным, что запустило тот глобальный процесс, который нынче принято называть общественным прогрессом. Таким образом, за отно-сительно короткий исторический период благодаря свободе сформировался облик современного человека и человечества.

Но свобода — понятие философское. Оно слишком сложное и абстрактное для того, чтобы использовать его при описании повседневного социального поведения. Поэтому социальные психологи редко им оперируют, предпочитая другое — личностный контроль. Оно более приземленное и означает лишь то, в какой мере человек осознает себя ответственным за собственное поведение и за свою жизнь в целом. Можно сказать и иначе: личностный контроль - это осознание индивидом того, в какой мере он способен контролировать свои решения и поведение, а, в конечном счете, свою жизнь и судьбу.

Думается, понятно, что у различных людей представления на этот счет неодинаковые. О том, как, с точки зрения социальной психологии, эти различия в восприятии контроля влияют на мировоззрение, активность, настроение, здоровье и даже на продолжительность жизни людей, мы теперь и поговорим.

Теории локусов контроля и самоэффективности

Концепция локусов контроляпредложена в конце 60-х годов прошлого, XX, века Джулианом Роттером — одним из основоположников теории социального научения. Ему же, кстати, принадлежит и авторство самого термина "теория социального научения" (Шульц Д., Шульц С, 1998).

Роттер полагал, что в целом люди делятся на тех, кто уверен, что преимущественно они сами контролируют собственную жизнь, и на тех, кто убежден в обратном, т. е. в том, что их жизнь и судьба находятся во власти каких-то внешних сил: обстоятельств, других людей, неконтролируемых политических, социальных, экономических процессов и т. д. У первой категории людей развит внутренний локус контроля, а у второй, соответственно, внешний.

Роттером была разработана специальная шкала определения локу-сов контроля и проведены исследования установок и поведения людей как с внешним, так и с внутренним локусом контроля. В ходе исследований выяснилось, что люди, в зависимости от ощущаемой ими способ-ности

контролировать жизненные обстоятельства, различаются, и часто — значительно, в своих подходах и отношениях к миру. Так, например, люди с внешним локусом контроля отличаются социальной пассивностью и, оказавшись в неблагоприятных обстоятельствах, либо вовсе не пытаются, либо пытаются вполсилы переломить ситуацию в свою пользу. Люди такого типа сильнее, чем люди с внутренним локусом контроля подвержены социальному влиянию.

Иную жизненную установку демонстрируют люди с внутренним локусом контроля. Прежде всего, по мнению Роттера, они оказываются более здоровыми физически и душевно, чем люди с внешним локусом контроля. Да и по другим показателям, таким, как самооценка, уровень оптимизма, развитость социальных навыков и т. д., дела у них обстоят лучше, чем у людей с внешним локусом контроля.

Индивидуальные различия в локусах контроля, полагал Роттер, закладываются в детстве и обусловлены отношением родителей к ребенку, а в целом локусом контроля самих родителей. Несколько упрощая, можно сказать, что локус контроля передается от родителей к детям через воспитание (научение).

Концепция самоэффективности А. Бандуры очень близка по смыслу теории Роттера (Шульц Д., Шульц С, 1998). Развивая идею Д. Роттера о локусах контроля, А. Бандура утверждает, что люди, обладающие высокой личной эффективностью, уверены в себе и в своих силах. Они верят, что в состоянии преодолеть любые препятствия и могут под-чинить себе неблагоприятные обстоятельства и события жизни.

Уверенность в своих силах настраивает человека на успех, придает ему упорство и настойчивость в достижении цели. Вследствие этого шансы на успех у человека действительно возрастают. А достижение хороших результатов при решении трудных задач, в свою очередь, еще больше укрепляет у человека уверенность в себе и повышает его эффективность (Зимбардо Ф., Ляйппе М., 2000).

Люди с низкой самоэффективностью, наоборот, изначально настроены на неудачу. Неуверенность порождает у них чувство беспомощности и растерянности в любой мало-мальски сложной жизненной ситуации. Первая неудачная попытка справиться с проблемой оказывается для них и последней, поскольку из-за неверия в свои силы от даль-нейших попыток ее решения они отказываются. У людей с низкой самоэффективностью, таким образом, постоянно доминирует убеждение, что обстоятельства выше их, и от них ничего в этой жизни не зависит.

Конфликт интерпретаций. К вопросу об эффективности личности

А. Бандура полагает, что обычной жизненной тактикой людей с низкой самоэффективностью является избегание всех ситуаций, где, как им кажется, они обречены на неудачу. Таким образом, с его точки зрения, эффективность или неэффективность личности предопределяется тотальной жизненной установкой человека.

Вспомним, что эту же проблему поднимал К.Г. Юнг, но решал ее несколько иначе. По его мнению, эффективность или неэффективность человека в какой-либо ситуации зависит от степени развитости у него определенной психической функции: интеллектуальной, эмоциональной, физической и т. д., а не тотальной установкой на успешность или неуспешность. Поэтому, с точки зрения К.Г. Юнга, индивид пасует лишь в тех случаях и вообще пытается их избегать, где требуется использование таких функций, которые у него не развиты. И напротив, он стремится оказаться в тех ситуациях, где он может блеснуть, продемонстрировать свои способности. Таким образом, полагал К.Г. Юнг, нет всецело эффективных и всецело неэффективных людей. Индивид неэффективный в одних случаях может оказаться очень даже эффективным в других. И наоборот.

Понятно, что с такой жизненной позицией, привыкнув терпеть неудачи, человек окончательно разуверяется в своей способности хоть что-то изменить в собственной судьбе. Ожидание поражения, как правило, приводит к поражению. Здесь срабатывает эффект самоподтверэкдаемых пророчеств(подробнее о нем мы будем говорить в следующем разделе "Межличностное восприятие и социальное познание").

В результате человек с низкой личностной эффективностью начинает во всем полагаться на случай, а не на себя самого. Подобная установка приводит к тому, что индивид, если даже он сам добьется успеха, будет объяснять его не как собственное достижение, а как благоприятное стечение обстоятельств, как везение (Зимбардо Ф., Ляйппе М., 2000).

Индивидуальные различия в самоэффективности частично связаны с тендерной принадлежностью. В целом, мужчины проявляют большую самоэффективность, чем женщины (Шульц Д., Шульц С, 1998).

Последствия утраты личностного контроля

Локусы контроля, о которых шла речь выше, выражают некую общую жизненную установку индивида. Вместе с тем, у каждого человека, вне зависимости от его локуса контроля, всегда имеется достаточно таких сфер жизни, где он самостоятелен. Или, по крайней мере, где он уверен, что контролирует свое поведение и жизненные обстоятельства. Последнее важно, т. к. для человека гораздо более значимо даже не реальное наличие контроля, а субъективная уверенность в том, что он им обладает.

Как полагают детские психологи, стремление к самостоятельности появляется у детей в самом раннем возрасте, с двух лет. Для родителей двухлетнего малыша наступают нелегкие времена. Ребенок начинает сопротивляться всякому внешнему давлению, особенно родительскому. Он стремится все делать наоборот, капризничает и никому не подчиняется. Родители и психологи называют этот возраст "ужасные два года" (Чалдини Р., 1999).

Понятно, что для взрослого человека, у которого сформировалось самосознание, уверенность в своей самостоятельности тем более важна. Это убеждение является для каждого из нас высочайшей психологической ценностью. Еще раз подчеркнем: речь не столько о реальном контроле (или самостоятельности), сколько о его субъективном ощущении.

Утрата чувства контроля может тяжело переживаться людьми и приводить к очень существенным негативным последствиям как для каждого индивида, так и для общества в целом.

Реактивное психическое сопротивление

Но первой реакцией человека на угрозу потери контроля является все же сопротивление. Джек Брем, автор теории реактивного психического сопротивления, утверждает, что всякий раз, когда человек начинает ощущать, что его самостоятельность ограничена или даже находится под угрозой, он проявляет реактивное сопротивление этому.

В принципе, каждый знает без всякой теории, что если человека схватить, скажем, за руку, то его первой, практически неконтролиру-емой реакцией, будет стремление вырваться. Психика человека реагирует на утрату контроля хоть и столь же непосредственно, но все же более изощренными способами.

Д. Брем в качестве иллюстрации приводит пример с "господином Джоном Смитом", который по воскресеньям после обеда обычно играет в гольф, либо смотрит телевизор, либо бесцельно бродит вокруг своей мастерской.

Но вот в одно воскресное утро жена Смита заявляет, что сегодня после обеда он будет играть в гольф, т. к. она пригласила подруг, и они собираются устроить "девичник". Свободе Смита угрожает опасность. Во-первых, он не сможет смотреть телевизор, во-вторых, не сможет слоняться вокруг мастерской, и, в-третьих, он будет вынужден играть в гольф (Brehm J., 1966).

Разумеется, Смит не смирится с таким покушением на свою свободу и станет ее защищать. Он может в знак протеста или остаться в мастерской, или вообще демонстративно усесться перед телевизором и испортить женщинам весь "девичник". Спрашивается, для чего? Для того, чтобы сохранить ощущение самостоятельности и самоконтроль.

Курьезный пример с господином Смитом, приведенный Д. Бремом, указывает на общую закономерность в поведении людей, когда они ощущают угрозу своей самостоятельности.

Но опасность потерять свободу угрожает человеку не только со стороны жены. К тому же, она, наверное, и не самая страшная. Россияне, большую часть жизни прожившие при советском режиме, не понаслышке знают, что такое всеобъемлющий репрессивный контроль со стороны государства, коммунистической партии, карательных органов, в том числе и карательной психиатрии.

Прекрасно знаком был советскому обществу и "принцип дефи-цита". С точки зрения американских социальных психологов (например, Роберта Чалдини, Тимоти Брока, Ховарда Фромкина, Стефена Уорчела, Джеймса Дэвиса, Филипа Зимбардо и т. д.), реакция в виде повышенного, ажиотажного спроса на любой дефицитный ресурс - товарный, информационный, мировоззренческий и т. д. - является психологическим сопротивлением ограничению в праве потреблять и в свободе выбора. При этом вышеуказанные авторы отмечают, что повышенный спрос усиливается в том случае, когда первоначально никакого ограничения на ресурсы не существовало, но потом вдруг в силу каких-то обстоятельств появляется дефицит (Чалдини Р., 1999).

В этой связи Р. Чалдини приводит пример с жителями одного из округов штата Флорида, где с целью охраны окружающей среды был принят закон, запрещающий использование и даже хранение моющих средств, содержащих фосфаты. Следствием запрета стало то, что жите-ли округа начали скупать в чудовищных количествах где только можно фосфатосодержащие стиральные средства. В каждом доме были сделаны такие запасы порошков и жидкостей, что их хватило бы на несколько лет вперед. Кроме того, общественное мнение наделило именно эти фосфатосодержащие средства поистине фантастической эффективностью при стирке белья (Чалдини Р., 1999).

Трудно судить исчерпывающим образом о мотивах поведения американцев, которые лишь время от времени сталкиваются с дефи-цитом чего-либо. Но дело в том, что советское общество проживало в условиях тотального, перманентного дефицита буквально на все. У советских людей никогда не было свободного доступа ни к товарам, ни к информации, ни к альтернативным идеям. Но ажиотажный спрос был всегда. Чем он вызывался? Как его можно объяснить? Только ли тем, что это была реакция на ограничение свободы?

Думается, что здесь следует прислушаться еще к одному мнению. Его высказал 3. Фрейд в своей концепции "целепрегражденного либидо". С точки зрения 3. Фрейда, сладость "запретного плода", т. е. недоступного объекта, объясняется просто человеческой завистью и жадностью.

Почему возрастает интерес к закрытым или запрещенным материалам, скажем, к информации, пропагандирующей насилие и порнографию? Не подлежит сомнению, что интерес здесь подогревается ограничением доступа. Но наряду с этим, вероятно, имеется и другая причина, а именно соображение: ведь кому-то это доступно, а почему не мне?

Отчего дети или подростки нарушают запреты родителей и вообще взрослых? Например, обычным является нарушение запрета брать какие-то вещи или поздно возвращаться домой. Очевидно, здесь проявляется реактивное сопротивление. Но бесспорно и то, что ребенок или подросток задается вопросом "почему им (взрослым, роди-телям) можно, а мне нельзя?".

В случае с жителями Флориды, на годы вперед запасшихся стиральными порошками, есть хоть какая-то толика рациональности. Моющие средства не очень страдают от длительного хранения. А как быть с советской гражданкой, которая каждый день героически выс-таивала очередь к прилавку, чтобы купить полкилограмма (больше в "одни руки" не давали) сливочного масла, и в результате сделавшей себе запас масла в 50 кг (полцентнера), которое, конечно, в конце концов испортилось?

Можно ли объяснить ее поведение только как реактивное психоло-гическое сопротивление в соответствии с принципом дефицита, обна-руженного американской социальной психологией? Вероятно, нет. Как, впрочем, и поведение жителей города Майами, штат Флорида, о которых пишет Р. Чалдини.

Таким образом, мы еще раз убедились в том, что ни одна теоре-тическая позиция не в состоянии сколько-нибудь целостно отразить социальное явление. Теория реактивного психического сопротивления Д. Брема указывает лишь на один мотив человеческого поведения в условиях ограничения доступа к ресурсам. Психоаналитическая теория 3. Фрейда дает возможность обнаружить и другие мотивы, движущие человеком в тех же обстоятельствах.

Реактивное сопротивление — это всего лишь первая непосредственная реакция на ограничение контроля. Разумеется, она не всегда приводит к восстановлению утраченной самостоятельности. Более того, иногда возникают такие ситуации, когда человек лишен возможности проявить даже эту первую реакцию, чтобы обрести уверенность в контроле за ситуацией. Скажем, если вы оказались в лифте, остановившемся из-за отключенного электричества, то какое-либо сопротивление для обретения чувства контроля в этих условиях попросту невозможно. Здесь остается только ждать и надеяться.

Кроме того, люди часто добровольно отказываются от контроля за своим поведением, чтобы снять с себя ответственность, которая неразрывно связана с чувством контроля. Почему и как это происходит, подробно и глубоко анализирует Эрих Фромм в упоминавшейся уже книге "Бегство от свободы" (Фромм Э., 1990). Для многих людей бремя ответственности за свои решения и поступки представляется непосиль-ным, и они с готовностью возлагают его на других, отказываясь от самостоятельности.

Многим людям также свойственно отказываться от контроля в тех ситуациях, где вероятны негативные последствия, ответственность за которые может лечь на них самих. И наоборот, ответственность за благоприятные последствия они, как правило, берут на себя. Как мы теперь уже знаем, делается это для защиты самосознания и сохранения самооценки.

Но вне зависимости от того, добровольно человек отказывается от контроля или теряет его в силу каких-то объективных событий, следст-вием этого становится, как правило, ощущение беспомощности, несамостоятельности, зависимости.

Беспомощность из-за утраты контроля

Контролировать свое поведение — значит, иметь возможность предвидеть последствия своих действий. Жить в мире, где все непред-сказуемо, не то чтобы тяжело, а попросту невозможно. Если вы у себя дома включаете воду, а из крана вместо воды с шипением вырывается воздух, но зато вода начинает течь с потолка; если вы щелкаете выключателем, но свет не загорается, а вместо этого загорается дверь в квартиру; если вы от всего этого в изнеможении опускаетесь на стул, но он разваливается под вами, а стол падает на вас сверху; если вы полагаетесь на порядочность знакомого человека, а он вас "продает за чечевичную похлебку"; если вы, наконец, обращаетесь за защитой в правоохранительные органы, но неожиданно видите, что милиционе-ры и прокуроры, у которых вы просите помощи, на самом деле являются отпетыми бандитами, то долго ли вы сможете прожить в этом мире?

Нечто подобное, правда, не столь масштабное, но не менее страш-ное и отвратительное по смыслу создал, экспериментируя с животными, чтобы вызвать у них состояние безысходности, Мартин Селигман — автор концепции приобретенной беспомощности(Seligman M., 1975). Животное (собака) помещалось в такие условия, когда не могло избежать ударов электротоком. Позднее, когда экспериментатором создавались другие условия, позволяющие уклоняться от ударов, собака, пережившая ситуацию безысходности, уже не пыталась этого сделать и безучастно переносила электрошок.

Селигман утверждает, что переживание состояния неконтролируе-мых последствий приводило к возникновению у животного трех видов дефицита. Первый — дефицит мотивации. Собака не пыталась научиться новому поведению. Второй — когнитивный дефицит. Отсутствие попыток освоить новое поведение приводило к отсутствию нового опыта. Животное не обретает новый опыт, т. к. у него отсутствует желание и стремление его получить. Третий — эмоциональный дефицит. Животное впадало в депрессию, у него пропадал интерес к жизни. Понятно, что следствием этого становится гибель. Приобретенная беспо-мощность, таким образом, оборачивается для животного смертью.

В определенных обстоятельствах приобретенная беспомощность и человека может привести к гибели. Или, по крайней мере, способствовать возникновению болезней и преждевременной смерти, как это показали исследования Эллен Лангер и Джудит Родин (Langer А. & Rodin J., 1976), о которых мы поговорим немного позже.

Но в целом человеческая психика более гибкая и адаптивная, чем психика животных. Поэтому для человека приобретенная беспомощность необязательно напрямую связана с какими-то чрезвычайно отрицательными последствиями. Хотя, конечно, и хорошего в ней тоже мало.

Здесь многое зависит от того, каким образом индивид будет объя-снять происходящее с ним. Иначе говоря, какой тип атрибуции — диспозиционную или ситуационную — он станет использовать для объяснения случившегося. Поскольку человек обладает самосознанием, которое, как предполагается, отсутствует у животных, то у него всегда имеется возможность, о чем мы уже не раз говорили, возложить ответственность за происходящее с ним, на внешние силы: судьбу, Бога, людей, обстоятельства и т. д. В этом случае он может утешать себя тем, что от него мало что зависит. Конечно, это не освобождает его от чувства беспомощности, но дает возможность поддержать самосознание, сохранить высокую самооценку, а следовательно, и легче переживать состояние беспомощности.

Хуже дело обстоит в том случае, когда человек всю ответственность за происходящее с ним возлагает только на себя самого. Когда состояние беспомощности объясняется с позиций самообвинения (диспозиционная атрибуция), тогда у человека кроме чувства несамостоя-тельности появляется еще и заниженная самооценка. Сочетание этих двух факторов приводит, как правило, к развитию депрессии, пассивности, соматическим заболеваниям, к потере жизненного тонуса.

Вероятность неблагоприятных последствий для человека, использующего диспозиционную атрибуцию, возрастает, если его неудачи при-обретают хронический характер и распространяются не на одну, а сразу на несколько сфер его жизни и деятельности.

Состояние приобретенной беспомощности появляется у человека под влиянием различных факторов. Оно может развиваться у детей в многодетных семьях, растущих в условиях скученности, как установила Д. Родин (Rodin J., 1976). Приобретенная беспомощность возникает у людей,

оказавшихся на больничной койке и на долгое время лишенных возможности двигаться самостоятельно. У таких пациентов появляется "госпитальный синдром". Человек, даже если его здоровье идет на поправку, продолжает сохранять неподвижность, боясь передвигаться без посторонней помощи.

Самовнушенная беспомощность

Особое место среди факторов, способствующих развитию состояния беспомощности, занимает самовнушение. Самовнушенная беспомощностьможет возникать у определенных социальных групп, например у детей и людей преклонного возраста под влиянием существующих в обществе стереотипных представлений о слабости и недееспособности стариков и детей. Общество как бы "наклеивает" ярлыки на эти возрастные категории людей, навязывая им убеждения, что дети, в силу инфантилизма, неразвитости, а пожилые люди, в силу старческой слабости, как интеллектуальной, так и физической, не могут обходить-ся без опеки со стороны других людей. Вследствие этого человек начи-нает сам себя воспринимать как слабого и беспомощного, неспособного к самостоятельной жизни.

Особенно тяжело в этом отношении приходится старикам. Возраст-ные предубеждения, существующие в обществе, накрепко приклеивают им ярлыки старения, из-за чего у пожилых людей формируется стигматизированное самосознание (Родин Д., Лангер Э., 1980). Осознание себя неполноценной личностью в конечном счете приводит к тому, что человек начинает вести себя в соответствии с самовосприятием, т. е. в соответствии с негативными стереотипами. Срабатывает эффект самоподтверждаемых ожиданий. В результате у пожилого человека снижается самооценка, он утрачивает чувство контроля.

О том, насколько опасна для пожилых людей самовнушенная беспо-мощность и как важно для них чувство контроля, свидетельствует исследование Эллен Лангер и Джудит Родин, проведенное в пансионате для престарелых (Langer А. & Rodin J., 1976, 1977).

Началу исследования предшествовала гипотеза о том, что главной причиной угасания жизненного тонуса и ослабления здоровья стариков в домах для престарелых является то, что в учреждениях такого типа над пансионерами устанавливается гиперопека со стороны обслуживающего персонала, вследствие чего пожилые люди утрачивают чувство контроля за собственной жизнью.

Договорившись с администрацией одного из частных пансионов для престарелых о проведении исследования, Лангер и Родин разделили всех пансионеров на две группы, каждой из которых предписы-вались свои правила проживания. Для одной группы (жильцы одного этажа) условия жизни и правила поведения остались прежними, т. е. были типичными для домов престарелых. Эти пожилые люди продолжали оставаться под тотальной опекой обслуживающего персонала. Старики жили по распорядку, составленному администрацией, неукоснительно соблюдали режим, предписанный врачами, и не несли никаких обязанностей по уходу за своей комнатой и даже по уходу за собой. Словом, их жизненные условия сводили до минимума их самостоятельность и чувство контроля.

Для второй группы (жильцы другого этажа) правила проживания были изменены. Старикам предоставили возможность самим устанавливать распорядок дня, обставлять комнату по собственному вкусу, ухаживать за комнатными растениями, самостоятельно поддерживать порядок в комнате, заказывать кинофильмы и самим определять время их просмотра. Кроме того, этих пансионеров попросили, чтобы они активно жаловались на недостатки в пансионе, протестовали и выражали несогласие с тем, что им не нравилось. Иначе говоря, пожилым людям была предоставлена возможность для проявления элементарной, разумной самостоятельности.

Гипотеза исследовательниц полностью подтвердилась. Результаты не заставили себя ждать. Уже три недели спустя старики из экспери-ментальной группы стали сообщать, что у них значительно улучшилось самочувствие. Об этом же свидетельствовал и обслуживающий персонал пансионата, отмечая, кроме того, высокую активность, расширение круга интересов и улучшение душевного состояния у своих подопечных.

Но еще более впечатляющий эффект вновь обретенной самостоятельности обнаружился спустя 18 месяцев, когда исследовательницы вновь приехали в пансионат. Служащие пансионата продолжали отмечать высокую активность, общительность, жизнерадостность стариков из экспериментальной группы. По мнению врачей, у этих пансионеров улучшилось состояние здоровья. Но наиболее поразительными оказа-лись различия между двумя группами стариков в уровне смертности (не стоит забывать, что речь идет все-таки об учреждении для престарелых людей). Если

в первой (контрольной) группе за отмеченный период умерло 30% стариков, то во второй только 15%. Все это, бесспорно, свидетельствует о том огромном значении, которое имеет чувство контроля в жизни человека.

Иллюзия контроля

Поэтому неудивительно, что люди, даже в тех ситуациях, которые они заведомо не могут контролировать, все равно пытаются это де-лать, создавая иллюзию контроля. Студенты, делающие пассы руками над стопкой экзаменационных билетов на столе преподавателя, чтобы вытащить "счастливый" билет, так же как и покупатели лотерейных билетов, долго выбирающие, осматривающие их со всех сторон и даже обнюхивающие билеты, — все это типичные примеры создания иллюзии контроля.

Одно из самых интересных исследований иллюзии контроля было проведено Эллен Лангер (LangerA., 1975).

Участие в лотерее — одна из тех ситуаций, где выигрыш определяется чистой случайностью, а не способностями и умениями человека, если, конечно, это честная лотерея, а не жульнический трюк, наподобие игры в "наперстки". Тем не менее, многие люди полагают, что и в этих условиях они могут контролировать ход событий и влиять на результат. В этом случае человек наиболее явно создает иллюзию контроля. Исследование Лангер продемонстрировало, как влияет иллюзия контроля на поведение людей.

Исследовательница предлагала группе испытуемых приобрести лотерейные билеты стоимостью в один доллар, по которым можно было выиграть 50 долларов. Одной части испытуемых предоставлялась возможность самим выбрать билет — тот, который казался им "бесспорно" выигрышным. Другие участники получали билеты путем случайного распределения. Подчеркнем, что билеты в обеих группах были одинаковыми.

Прежде, чем объявить выигрышный билет, Э. Лангер спрашивала участников, не согласятся ли они продать свои билеты, если кто-то предложит за них большую, чем начальная, цену? Те испытуемые, которые получили свои билеты без выбора, соглашались продать их в среднем за 1,96 доллара. Та же группа испытуемых, которые сами выбирали билеты, требовала за них уже 8,67 доллара, т. е. в четыре с лишним раза больше.

Можно предположить, что участники исследования Лангер исходили из наивного рассуждения: "Я ведь сам выбирал, а я знаю в этом толк, так что плохой-то билет не выберу!"

То, что люди создают иллюзию контроля, свидетельствует о том, что человеку, привыкшему осознавать себя самостоятельным, трудно признать, что могут существовать такие обстоятельства, где от него ничего не зависит. Поэтому иллюзия контроля — это тоже своего рода реактивное психическое сопротивление в ситуациях, которые невозможно контролировать. Таким образом, при помощи иллюзии контроля люди стремятся поддерживать свое самосознание. И, нужно сказать, им часто удается этого добиться.

Подводя итог, еще раз отметим, что самосознание, будучи центральным компонентом личности современного человека, во многом определяет его поведение, самочувствие и даже дальнейшую судьбу. Особенно наглядно это проявляется в отношении к личностному контролю — важнейшей составляющей самосознания человека.

Литература

1. Александер Ф., Селесник Ш. Человек и его душа: познание и врачевание от древности и до наших дней / Пер. с англ. М.: Прогресс: Культура, 1995. 608 с.

2. Баткин Л. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М.: Наука, 1989. 271 с.

3. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избранное. М.: Прогресс, 1990. 765 с.

4. Гофман Э. Представление себя другим // Современная зарубежная социальная психология: Тексты. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. С. 188-197.

5. Грановская P.M., Никольская И.М. Защита личности: психологические механизмы. СПб.: Знание, 1999.352 с.

6. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М.: Мысль, 1985.

7. Джемс У. Психология. М., 1991.

8. Зимбардо Ф., Ляйппе М. Социальное влияние. СПб.: Питер, 2000. 448 с.

9. Киршбаум Э.И., Еремеева А.И. Психологическая защита. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1993. 104 с.

10. Кон И. Социология личности. М.: Политиздат, 1967. 383 с.

11. Кречмер Э. Строение тела и характер. М.: Педагогика-Пресс, 1995. 607 с.

12. Леонгард К. Акцентуированные личности. Киев: Выща школа, 1989. 374 с.

13. ЛоккДж. Опыт о человеческом разумении // Сочинения: В 3 т. Т. I. M., 1985.

14. МайерсД. Социальная психология / Пер. с англ. СПб.: Питер, 1997. 684 с.

15. Маркс К. Тезисы о Фейербахе // Маркс К, Энгельс Ф. Избранные произведения: В 3 т. М.: Политиздат, 1970. Т. 1. С. 1-3.

16. Налимов В.В. Спонтанность сознания. М.: Прометей, 1989. 327 с.

17. Наине Э., Маслач К. Практикум по социальной психологии. СПб.: Питер, 2000. 528 с.

18. Родионова Е.А. О постановке проблемы социальной обусловленности личности в зарубежной персонологии // Психологические проблемы социальной регуляции поведения. М.: Наука, 1976. С. 118-144.

19. Спиркин А. Основы философии. М.: Политиздат, 1988. 591 с.

20. Стрелку Я. Роль темперамента в психическом развитии / Пер. с польск. В.Н. Поруса. М: Прогресс, 1982. 232 с.

21. Фромм. Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1990. 270 с.

22. Чаадаев П. Философические письма// Статьи и письма. М.: Современник, 1989. С. 38-147.

23. Чалдини Р. Психология влияния. СПб.: Питер Ком, 1999. 272 с.

24. Шпенглер О. Закат Европы. М.: Мысль; Новосибирск: Сиб. издат. фирма "Наука", 1993.584 с.

25. Шулъц Д., Шулъц С. История современной психологии / Пер. с англ. СПб.: Евразия, 1998.528 с.

26. Юнг КГ. Настоящее и будущее// Октябрь. 1993. № 5. С. 164-181.

27. Юнг КГ. Проблемы души нашего времени / Пер. с нем. A.M. Бокови-кова. М.: Прогресс: Универс, 1994. 336 с.

28. Baeyer C.L., Sherk D. L. & Zanna M.P. Impression management in the job interview: When the female applicant meets the male (chauvinist) interviewer // Personality and Social Psychology Bulletin. 1981. № 7. P. 45-51.

29. Beaman A.L., Klentz B. & Diener E. Self-awareness and transgression in childem: Two field studies // Journal of Personality and Social Psychology. 1979. № 37. P. 1835-1846.

30. Berglas S. & Jones E.E. Drug choice as an externalization strategy in response to noncontingent success // Journal of Personality and Social Psychology. 1978. № 36. P. 405-417.

31. Brehm J.W. A theory of psychological reactance. New York, 1966.

32. CaldwellD.F. & O'Reilly CA. Boundary spanning and individual performance: The impact of self-monitoring // Journal of Applied Psychology. 1982. № 67. P. 124-127.

33. Crocker J. & Major B. Social stigma and selfesteem: The self-protective properties of stigma//Psychological Review. 1989. № 96. P. 608-630.

34. Eysenck H.J. The Structure of Human Personality. London, 1971.

35. Fenigstein A. Self-consciousness,self-attention, and social interaction // Journal of Personality and Social Psychology. 1979. № 37. P. 75-86.

36. Festinger L. A theory of social comparison processes // Human Relations. 1954. № 7. P. 117-140.

37. HardingM.E. The T and the "Not-I". A study in the development of consciousness. N. J.: Princeton University Press, 1973.

38. HeiderF. The psychology of interpersonal relations. New York, 1958.

39. Higgins E.T. Self-discrepancy: A theory relating self and affekt // Psychological Review. 1987. №94. P. 319-340.

40. Hoelter J.W. Relative effects of significant others on self- evaluation // Social Psychology Quarterly. 1984. № 47. P. 255-262.

41. Longer E.J. The illusion of control // Journal of Personality and Social Psychology. 1975. № 32. P. 311-328.

42. Longer E.J. & Rodin J. The effects of choice and enhanced personal responsibility for the aged: A field experiment in an institutional setting // Journal of Personality and Social Psychology. 1976. №34. P. 191-198.

43. Leary M.R., Wheelez D.S. & Jenkins T.B. Aspects of identity and behavioral preference: Studies of occupational and recreational choice // Social Psychology Quarterly. 1986. № 49. P. 11-18..

44. Linville P. W. Self-complexity as a cognitive buffer against stress-related illness and depression // Journal of Personality and Social Psychology. 1987. № 52. P. 663-676.

45. Markus H. Self- schemata and processing information about the self // Journal of Personality and Social Psychology. 1977. № 35. P. 63-78.

46. Rodin J. Density, perceived choice, and response to controllable and uncontrollable outcomes // Journal of Experimental Social Psychology. 1976. № 12. P. 564-578.

47. Seligman M.E.P. Helplessness: On depression, development, and death. San Francisco, 1975.

48. Snyder V. & Monson T.C. Persons, situations, and the control of social behavior // Journal of Personality and Social Psychology. 1975. № 32. P. 637-644.

49. Wood J.V. Tlieory and research concerning social comparisons of personal attributes // Psychological Bulletin. 1989. № 106. P. 231-248.

Раздел IV. Межличностное восприятие и социальное познание

Глава 1. Социальное восприятие и понимание

Межличностное восприятие Внешний облик и впечатление Эффект первого впечатления Внешний облик и ассоциации Внешность и реальная информация Факторы социальной привлекательности

Инфантильная внешность

Красивая внешность

Эффект ореола

Пространственная близость

Сходство

Вежливость и лесть

Взаимосимпатия

Глава 2. Приемы и методы социального познания

Эвристики

Эвристики представительности

Эвристики доступности

Ложный консенсус

Каузальная атрибуция (теория приписывая причин)

Ковариация

Каузальные схемы

Диспозиционная атрибуция

Фундаментальная атрибутивная склонность

Эффект "исполнителя-наблюдателя"

Модель объективной атрибуции

Атрибуция и успех

Глава 3. Социальное восприятие и самосознание

Социальное восприятие с позиций "теории справедливого мира"

Формы организации социальных знаний и опыта

Философия человеческой природы

Имплицитные теории личности

Имплицитные социальные теории

Когнитивные схемы

Прототип

Социальный стереотип

Глава 4. Стадии процесса социального познания

Первичная категоризация

Подтверждение

Уточнение, или рекатегоризация

Эффект самоосуществляемых пророчеств

Некатегориальные способы социального познания

Век живи — век учись! И ты наконец достигнешь того, что, подобно мудрецу, будешь иметь право сказать, что ничего не знаешь.

Козьма Прутков

Глава 1 Социальное восприятие и понимание

Эрвин Гоффман, автор концепции социальной драматургии, опи-сывал социальное взаимодействие по аналогии с театральным представлением, где каждый индивид использует искусно выстроенную систему вербальных и невербальных средств для создания определенной социальной роли (Гоффман Э., 1984). По сути, это означает, что любой образ, который мы представляем другим, подобен театральной роли, исполняемой актером. Мы, как и артисты, специально прилагаем усилия, чтобы наиболее выигрышно и правдоподобно представлять каждый из своих образов.

Согласно Э. Гоффману, успешное социальное взаимодействие возможно лишь в том случае, если человек, играя свою роль, помогает играть партнеру с тем, чтобы и он мог создать свой собственный образ. Роль студента можно успешно играть лишь тогда, когда другой человек исполняет роль преподавателя. И наоборот, преподавателем можно быть до тех пор, пока есть студенты. Все это означает, что успешное социальное взаимодействие требует, чтобы каждый из нас исполнял свою роль так, чтобы, во-первых, она была приемлемой для других, а во-вторых, давала им возможность сыграть собственные роли.

Данную аналогию, конечно, можно принять, но с оговорками. Во-первых, не все люди, о чем уже говорилось, являются хорошими артистами и поэтому не всегда умеют выразить то, что им хотелось бы донести до окружающих. Во-вторых, подавляющее большинство людей никак не относятся к числу грамотных, наблюдательных, опыт-ных и доброжелательных партнеров и зрителей чужой игры. Часто, самозабвенно играя собственную роль, люди попросту забывают об окружающих или не обращают на них внимания, игнорируя как партнеров.

Межличностное восприятие

Как мы воспринимаем других людей? Что лежит в основе наших суждений, интерпретаций и выводов относительно окружающих? Как правило, мы считаем, что воспринимаем реальные образы. Но на самом деле то, как мы воспринимаем других, какими они нам представляются, характеризует, скорее, нас самих, чем тех, кого мы воспринимаем. Наши собственные установки и ожидания, интерпре-тации и стереотипы заставляют нас делать определенные выводы, отдавая им предпочтение и отбрасывая другие. В окружающем социальном мире мы часто видим то, что хотим, а потому и готовы увидеть. Происходит это либо потому, что мы обращаем внимание на одни факты и не замечаем другие, либо потому, что, воспринимая конкретного человека, видим в нем другого — похожего, опыт взаимодействия с которым у нас имелся прежде.

Разумеется, все это затрудняет выполнение основного правила про-фессиональной сцены, о котором говорит Э. Гоффман — правила сотворчества и подыгрывания чужой игре. Поэтому чаще мы не стре-мимся понять чужие роли и образы, чтобы распознать их. Вместо этого мы создаем их сами в своем воображении и наделяем ими окружающих.

Таким образом, то, что мы воспринимаем в окружающем социальном мире, является не столько реально существующими процессами и объектами, сколько продуктами наших собственных чувств, склонностей, пристрастий и мыслей. Дело в том, что наше восприятие не пассивно отражает окружающую среду, оно представляет собой, скорее, результат активного поиска, отбора, организации и интерпретации различных фактов. Это означает, что мы сами создаем, формируем свою собственную субъективную реальность, с которой затем и имеем дело. Иначе говоря, мы воспринимаем тот мир, который сами и создали. И в результате получается так, что, взаимодействуя с реальным человеком, мы, тем не менее, видим не его, а тот фантастический образ, мало или вообще

не похожий на реальный, который создали сами. Коротко говоря, чаще мы вместо действительных людей с их реальными характеристиками взаимодействуем с фантомами, или виртуальными фигурами, порожденными нашими заблуждениями. В свое время эту мысль удачно сформулировал Г. Лебон: "Мы никогда не можем видеть вещи такими, каковы они в действительности, потому что мы воспринимаем лишь состояния нашего сознания, создаваемые нашими же чувствами" (Лебон Г., 1995 б, с. 100).

Вместе с тем, других способов восприятия социального мира у нас попросту нет. В целом, мы только так можем получать и интер-претировать, осмысливать и организовывать массу многочисленных, неупорядоченных, разноречивых социальных фактов, обрушивающих-ся на нас со всех сторон. В данной главе речь и пойдет о том, почему это так, а не иначе.

Внешний облик и впечатление

О том, как познается человек, в хорошей русской пословице говорится, что встречают по одежке, а провожают по уму. Но мудрость она потому и мудрость, что ею редко кто пользуется. Поэтому в повседневной жизни люди гораздо чаще руководствуются другим принципом, согласно которому первое впечатление — самое верное. Вероятно, и представление о любви с первого взгляда из того же источ-ника. И хотя никто не возьмется судить о содержании книги по ее обложке, очевидно, что в отношении людей мы именно так и посту-паем, т. е. судим о них, основываясь на впечатлениях, полученных от их внешнего вида. Из предыдущего раздела мы уже знаем, что большинст-во людей, учитывая эту всеобщую склонность обманываться первым впечатлением, специально прилагают большие усилия, чтобы создать нужный образ и произвести выгодное впечатление. Как правило, их старания не напрасны, т. к. процесс познания другого человека дальше "встречи по одежке" не идет, заканчиваясь первым впечатлением, которое и принято считать самым точным. Поэтому до "проводов по уму" дело так и не доходит. Восприняв только внешний облик, мы, тем не менее, делаем далеко идущие выводы о сущности человека. Зная лишь о том, какого он пола, роста, телосложения, какие у него черты лица, цвет глаз, волос и т. д., мы беремся судить о его характере, способностях и намерениях.

Эффект первого впечатления

Но как и почему вообще возникло убеждение, что первое впечат-ление — самое точное? Одно из объяснений этому дает открытый Германом Эббингаузом, изучавшим механизмы памяти, "закон края". Согласно этому закону, лучше запоминается та информация, которая поступает первой или последней. Следовательно, первое впечатление оказывается не самым точным, а самым ярким и запоминающимся. Другое дело, что люди, сформировав у себя первое впечатление, вместо того, чтобы как-то убедиться в его корректности и проверить его, во что бы то ни стало стремятся его подтвердить, увериться в его истин-ности. Впрочем, обо всем по порядку.

Итак, встретившись с человеком, первую, наиболее очевидную информацию мы получаем о его внешнем облике. Пол и раса — самые заметные признаки, их-то мы и воспринимаем в первую очередь. В большинстве случаев (хотя бывают, особенно сегодня, и исключения) нам не нужно особо присматриваться, чтобы понять, кто перед нами — мужчина или женщина. Также сразу мы замечаем такие особенности внешности, как рост, телосложение, тип и выражение лица. Тем более, если этими характеристиками человек в чем-то отличается от других. Быстрее всего мы фиксируем что-то необычное, отличающееся, высту-пающее из общего ряда: неожиданно высокий или низкий рост, чрезмерную полноту или худобу, ребенка среди взрослых и взрослого среди детей. Мы делаем это бессознательно, автоматически. Иначе говоря, дело обстоит не так, что сначала мы замечаем неожиданно высокого человека, а затем решаем сосредоточить на нем внимание. Напротив, тот факт, что человек выделяется среди других своим ростом, автоматически притягивает к нему наше внимание. И лишь затем мы осознаем, что человек очень высокого роста.

Эта закономерность — восприятия по контрасту — выявляется не только при знакомстве с социальными объектами. Точно так же нами воспринимается весь окружающий мир. Наше внимание сразу фик-сирует все необычное, выделяющееся на общем фоне.

Понравится нам встречный человек или нет, вызовет он доверие и симпатию или, наоборот, тревогу и антипатию — все это зависит от того, какие чувства возникают у нас при восприятии его внешнего облика. Чувства, конечно, ненадежный фундамент для установления отношений. Тем не менее, как правило, на этом шатком основании и создаются первые отношения между людьми. И то, как в дальнейшем мы будем вести себя с человеком, зависит от того, понравилась или нет нам его внешность. Это вполне объяснимо, ведь никакой иной информации, кроме сведений о его облике в момент знакомства у нас не имеется. Так что сначала мы узнаем о человеке мужчина он или

женщина, высокий или низкий, полный или худой, молодой или пожи-лой, а уж потом — честный он или нет, умный или не очень, добрый или злой.

Те чувства, которые вызывает у нас восприятие внешнего облика человека, обусловлены, в свою очередь, нашей бессознательной или осознанной уверенностью в том, что черты внешности выражают сущностные характеристики и потому дают возможность понять, что за человек перед нами, чего от него можно ждать. Вот почему человек с первого взгляда вызывает у нас приязнь или неприязнь, доверие или страх. Отсюда и фантастические высказывания "Я его сразу раскусил" или "Я его насквозь вижу".

Внешний облик и ассоциации

Практически любая черта внешности человека может ассоциироваться у окружающих с определенными психическими и социальными характеристиками. Предполагается, что особенности внешности свиде-тельствуют о склонностях, способностях, свойствах характера и тем-перамента. Так, например, большой лоб считается признаком незаурядного ума, развитого интеллекта. В русском языке эта ассоциация нашла отражение в такой характеристике умного человека, как "у него семь пядей во лбу". Очевидно, что в данном случае большой лоб расценивается как признак крупного мозга, который, якобы, и служит гарантией недюжинных умственных способностей. Но, по мнению специалистов, большой лоб не коррелирует с объемом мозга, так же, как и сам объем мозга не коррелирует с умственными способностями, уровнем интеллекта, талантом и гениальностью.

В отношении формы и размера носа также имеются определенные мнения. Считается, например, что длинный нос свидетельствует о творческой натуре, энергичности, предприимчивости, а короткий и тупой — об упрямстве, вздорности, заносчивости.

Люди высокого роста неодинаково воспринимались в различные исторические эпохи. Высокий рост ассоциировался то с утонченностью и благородством, то с замкнутостью и меланхолией, то с интеллектом, а то и с тупостью. Впрочем, в европейской культуре имеется и некое устойчивое традиционное представление о высоких худых людях. Их воспринимают как странных, чудаковатых, рассеянных и мечтательных фантазеров. Это нашло отражение даже в образах литературных героев. Достаточно вспомнить Дон-Кихота Сервантеса или Жака Паганеля Жюля Верна. В то же время о людях невысокого роста существует представление как о вспыльчивых, мелочных, отличающихся горячностью, склонных к спорам, мстительных и заносчивых.

Полнота расценивается как показатель приземленности, простоты, грубости, неделикатности чувств и манер, склонности к обжорству и пьянству, но в то же время и добродушия. Убежденность в добродушии полных людей объясняется, вероятно, тем, что их облик ассоциируется с сытостью. А сытый человек не может быть недобрым, т. к. злыми считаются только голодные, т. е., в соответствии с этой незамыслова-той логикой, худые люди. Поэтому худых воспринимают как желчных, въедливых, язвительных, недобрых людей.

Некоторые ассоциации могут иметь под собой вполне реальные основания. Так, скажем, мнение о том, что тонкие губы свидетельствуют о жестокости, сложилось благодаря меткому наблюдению, что губы в момент гнева сжимаются. Правильное наблюдение привело, тем не менее, к неверному обобщению, поскольку признак ситуативного эмоционального состояния начинает расцениваться как свидетельство постоянной черты характера. Ведь здесь подразумевается, что губы становятся тонкими у тех людей, которые постоянно испытывают злобу. Но тонкие губы у человека могут быть просто врожденной чертой внешности, унаследованной от предков. Точно так же убеждение в том, что полные губы свидетельствуют о чувственности, основано на верном наблюдении — во время сексуального возбуждения губы набухают, наливаются кровью. Но пухлыми губы могут быть у человека и по той простой причине, что он таким родился (Экман П., 1999).

Внешность и реальная информация

Однако если отвлечься от унаследованных черт внешности, то облик человека — его одежда, украшения и даже прическа — многое может сказать о нем внимательному и грамотному наблюдателю. Прическа, например, может свидетельствовать о складе ума человека, быть показателем его склонностей и интересов, о чем сообщается в книге "Нереактивные исследования в социальных науках". Психологи обратили внимание, что существует связь между длиной волос студентов и их методологическими склонностями. Исследователи сравнивали прически тех, кто посещал доклады по экспериментальной психологии, и тех, кто ходил на доклады по проблемам самоидентификации личности. Результаты красноречиво свидетельствуют, что те, кто интересовался "эксперименталкой", а, следовательно, обладал склонностью к формализации и расчетам, носили более короткие прически, чем те, кого привлекала психология личности (Пайнс Э., Маслач К., 2000).

Как видим, к одним людям, обладающим определенной внешностью, окружающие безотчетно проникаются доверием, симпатией, даже любовью, к другим, обладающим иной внешностью, они равнодушны, а третьи — вызывают страх, неприязнь, антипатию. О том, почему это так, мы сейчас и поговорим.

Факторы социальной привлекательности

Какие черты внешности вызывают у нас расположение? Чей вид нас привлекает, а чей — настораживает и отталкивает? Рядом с кем мы чувствуем себя спокойно, уверенно, а с кем — испытываем беспокойство и тревогу?

Социальные психологи выделили ряд факторов, которые делают человека социально привлекательным для других людей.