Стендаль.

1.

Стендаль — это псевдоним. Настоящее имя этого писателя было Анри Бейль. Но ему как-то пришлось стоять с армией Наполеона в саксонском городке Штендале, отсюда и произошел псевдоним Стендаль.

1783—1842. Даты — это не просто арифметика. Даты всег­да что-то говорят. Вот Стендаль 1783 года рождения; а Баль­зак — 1799. Разница этих дат говорит о том, что Стендаль в более или менее сознательном возрасте воспринимал Французскую революцию. А Бальзак — нет. Бальзак родился, когда Французская революция уже отшумела. Французская революция вошла в Стенда­ля в гораздо большей степени, чем в Бальзака.

Стендаль был замечательный человек. Как, впрочем, все люди его эпохи. Вы можете о нем прочесть, у нас есть много книг. Есть даже (неважный, правда) роман о Стендале Виноградова «Три цвета времени».

Стендаль отчасти со­временник революции. Это человек Наполеона. Лучшие годы его жизни связаны с Наполеоном, наполеоновскими похода­ми. Еще почти мальчиком он служит в армии Наполеона, про­делывает Итальянский поход, что для него имело огромное значение. Первое его знакомство с Италией произошло именно во время Итальянского похода Наполеона.

Он делал карьеру в наполеоновской армии. Занимал до­вольно высокие посты, участвовал в кампании 1812 года. Был в Москве во время пожара, переходил через Березину и едва спасся. Только великое самообладание помогло ему спастись. Он не впадал в панику, очень строго за собой сле­дил. Переходил Березину чисто выбритым. Несмотря на разгром наполеоновской армии, он каждое утро аккуратно брился. А такая деталь помога­ла человеку сохранить самого себя. В 1814 году, — говорил он, — я и император получили отставку.

С тех пор никаких постов Анри Бейль не занимал. Все его усилия были направлены на то, чтобы жить в Италии. Он был влюб­лен в эту страну. Но только после 1830 года, при Июльской монархии, ему удалось получить маленькую должность в Ита­лии. Он был назначен консулом в итальянский портовый городишко Чивита-Веккиа. Но он был счастлив.

Стендаль особая фигура. Он был писателем, жив­шим вне литературы. У него не было друзей, связей в лите­ратуре. Он никогда не ощущал литературу как профессию, хотя писал много.

Стендаль — автор нескольких романов, его романы — од­ни из лучших романов XIX века, и множества книг: об Ита­лии, о музыке, об итальянских композиторах XVIII века, ко­торых он очень любил. Он писал о Гайдне, о Моцарте...

Всего написанного Стендалем перебирать не будем. Ска­жем о главных произведениях. Это роман «Красное и чер­ное», который вышел в 1831 году. И в 1839 году вышел ро­ман «Пармская обитель». Еще один, незаконченный роман, который даже не имеет заглавия, и поэтому его печа­тают под теми заглавиями, которые придут на ум издателям: «Люсьен Левен», «Красное и белое».

Стендаль любил шутить. Он любил точно предсказывать неточное. И он говорил о себе: меня оценят в 1889 году. Он был при жизни совершенно неизвестным пи­сателем. Его никто не читал. Очень немногие знали его. (К чести наших тогдашних петербургских литераторов, они знали Стендаля. Пушкин знал его и, по всей видимости, чрезвы­чайно ценил.) Стендаль угадал неточное почти точно. Этот никому не известный писатель с 80-х годов XIX века стал входить в славу. Сейчас общепризнанно, что Стендаль — один из величайших писателей. Великий современник и соперник Бальзака. Соперник в особом смысле. Он писатель совсем другой, чем Бальзак. Бальзак и Стендаль — это примерно такая же параллель, как у нас Толстой и До­стоевский. Но это очень приблизительный аналог.

Роман «Красное и черное» похож на романы Бальзака. Это история провинциа­ла Жюльена Сореля, который приезжает в Париж с целью покорить Париж, как к этому стремятся Растиньяк или Люсьен де Рюбампре у Бальзака.

Завоевание жизни, молодость, когда завоевывают жизнь — это любимая тема Бальзака и любимая тема Стендаля. Но Стендаль ее разрешает по-иному. Герои Бальзака в конце концов стремятся к материальному успеху. Они хотят богат­ства, еще раз богатства и еще раз богатства. Они хотят славы. Герои Стендаля — это гораздо более утонченные натуры. Бо­гатство, слава — это не главные их цели. Это входит в их программу, но не это главное. Они в большей степени, чем герои Бальзака, личности, и их задача — осуществить себя в Париже в качестве личностей. А слава, богатство — это толь­ко подспорье. Слава, богатство, власть. Герои Стендаля, как, впрочем, и герои Бальзака, — это великие честолюбцы. Для них самоосуществление связано с честолюбием. Они хотят осуществить себя, они добиваются признания для себя.

«Красное и чер­ное»

История Сореля такова. Сорель происходит из городка Верьера. Он сын плотника и прокладывает себе путь в выс­шие сферы общества. Это стремление в высшие сферы было бы примитивно рассматривать как простое тщеславие. В тог­дашней Франции настоящее общество, культурное, утончен­ное, существовало только в верхнем социальном слое. По­этому те, кто стремился завладеть какими-то верхушками культуры, рвались в аристократическую среду, искали спосо­ба ее завоевать. То же самое было и у нас. Наши большие писатели начала века были связаны с салонами — крайне примитивно было бы думать, что это слабость. Дело в том, что настоящее общество только и существовало, что наверху. Какое другое общество мог найти для себя Сорель? Об­щество мучников, лабазников и т.д.?

Так вот, Париж. В Париже он через всякие промежуточные инстанции попадает в секретари к всемогущему маркизу де ла Моль. Его цель — завоевать общество маркиза де ла Моль, стать здесь кем-то и чем-то. Добиться того, чтобы его не просто вос­принимали как какую-то часть антуража маркиза де ла Моль. У Сореля высокие ставки. Он ищет для себя больших успехов.

В романе очень большую роль играют две женщины. Первая — госпожа де Реналь. Она еще в Верьере встретилась с Сорелем. Это жена верьерского мэра. И свою карьеру Сорель начал как гувернер вдоме Реналя. Здесь завязывается любовь между молодым гувернером и хозяйкой дома. Луиза де Реналь замечательная женщина, красивая, добрая, чувствительная. Душевно развитая. Она отчасти по отношению к Сорелю, который ее моложе, выполняет мате­ринские функции.

А в Париже появилась другая женщина — совсем не по­хожая на госпожу де Реналь, ее антипод. Это дочь маркиза де ла Моль Матильда. Очень гордое, очень взбалмошное суще­ство, полное всяких капризов. И вот начинается мучитель­ный, трижды мучительный для Сореля роман с Матильдой. Матильда мучит его всякого рода неожиданностями, переме­нами. Когда ему кажется, что он достиг власти над ней, она начинает подозревать, что ему так кажется, — она старается его вся­чески в этом разочаровать.

Этот роман между Сорелем и Матильдой — очень характер­ный для новой литературы. Это «злая» любовь. Была такая добрая, пасторальная любовь: Сорель — Реналь. И вот злая любовь: Матильда — Сорель. Эта тема злой любви прорубалась в грандиозных очертаниях еще у романтиков: у Лермонтова — Печорин. Это как раз герой злой любви. Это очень в духе литературы того времени. Сорель совершенно измучен своими отношениями с Ма­тильдой. Матильда — великая мучительница, она по этой части виртуоз.

Но есть еще и многое другое, что его терзает, пока он находится в обществе маркиза де ла Моль. Он все время боится себя уронить, боится, чтобы ему не напомнили, что он сын плотника.

И вот чрезвычайно знаменательная подробность. Он бе­рет уроки верховой езды и учится фехтованию. А для чего он учится фехтованию? Чтоб в случае чего постоять за себя на дуэли. Он постоянно опасается обид, и не зря опасается. Он чрезвычайно умен. Красив, умен — но это его не спасает. Все равно он сын плотника из Верьера.

Маркиз де ла Моль по-своему его ценит, и он быстро делает карьеру. Но вдруг в этом романе наступает неожидан­ный поворот. Происходит нечто очень странное в истории Жюльена Сореля. Да, он все-таки преодолел все, он сделал блистательную карьеру: он жених Матильды, несмотря на все сопротивление ее отца, он богат, не сегодня-завтра он станет командиром полка. Не забудьте, что все это происходит на фоне аристократической Реставрации, когда недворянину так трудно было добиться подобных успехов.

И вдруг все срывается и поворачивается в другую сторону.

За подписью госпожи де Реналь к маркизу де ла Моль прибывает письмо, очень неблагоприятное для Сореля, где Сорель представлен с дурной стороны. Сорель пони­мает это так, что госпожа де Реналь желает погубить его брак. Как вы потом узнаете, это письмо сочинил ее духовник. Забыв обо всем на свете, Сорель скачет в Верьер, находит госпожу де Реналь в церкви и стреляет в нее. Она остается жива, но он арестован, отдан под суд.

Дальше идет история Сореля, который находится под судом и которого по тогдашним законам ждет гильотина.

Этот крутой оборот событий очевидным образом не под­готавливается. Но все дело в том, что неочевидным образом он подготовлен. Сорель совершает дикий поступок, стихий­ный поступок, когда он стреляет в госпожу де Реналь.

Взгляните, какова была жизнь Сореля до этой минуты. С тех пор как он стал делать карьеру, Сорель все время занимался под­линным самоистязанием. Он следил за каждым своим движени­ем, за каждым своим поступком. Он превратил себя в какой-то предмет для математических испытаний, проверок. Это с самого начала было так. Вот как он завоевывал госпожу Реналь: он об­думывал всякое прикосновение к госпоже де Реналь. Весь его роман с госпожой де Реналь строился на расчете. И его отноше­ния с Матильдой тоже были строго рассчитаны. Все было рас­считано на успех и на победу. А на самом деле Сорель был очень живая личность. В нем жили страсть, темперамент. И вот этот темпераментный юноша превращает себя в быту в математика, калькулятора. Он стал себя рассматривать как орудие успеха, требующее строжайшей проверки. И когда калькуляция достиг­ла высшей точки и Сорель всего добился — все идет прахом. Прорвался настоящий Сорель, стихийный, эмоциональный Со­рель, которого он сам в себе всегда и всюду, сколько мог, подав­лял. И вот отсюда эти верьерские выстрелы. Совершенно безум­ные выстрелы в Верьере, которые поворачивают его судьбу.

Герой «Красного и черного» Сорель — это человек, который намеренно, умышленно подверг себя рациональной дисциплине, проверяя каждое свое движение, каждый свой шаг, каждое свое слово. Он живет как на сцене… — нет, это не совсем удачное сравнение. Он, собственно говоря, не живет, а играет партию в шахматы. И, играя шахматную партию, каждое движение обдумывает на много ходов вперед. Со всеми людьми, с которыми ему приходится встречаться, он ведет эту партию, и, что особенно прискорбно, главные его партнеры по шахматам — это женщины. Собственно говоря, его романы, его влюбленности — это шахматные партии. Сна­чала он поставил себе целью выиграть мадам де Реналь. А даль­ше, в Париже, начинается другая борьба, чтобы выиграть Ма­тильду де ла Моль. В конце концов, после величайших труд­ностей, он оказался как будто бы победителем. Во всяком случае, Матильда де ла Моль согласилась стать его женой.

Вот что важно иметь в виду, когда читаешь Стендаля. Его обычно не очень верно трактуют. И русские его интерпрета­торы, и французские. Обычно его трактуют как писателя-аналитика. Великий аналитик Анри Бейль. Его романы тоже считаются своего рода математикой души. Психологический анализ — вот где область Стендаля, по обычному приговору. И он сам отчасти поддерживал такую репутацию. А он вооб­ще очень любил создавать себе ложные репутации. Он играл в это. И вот известная его фраза: когда я начинаю писать роман, для того, чтобы вдохновиться, я беру Кодекс Наполео­на и прочитываю несколько параграфов. То есть он вдохнов­ляется из самого такого отъявленно рационалистического до­кумента. Он себя настраивает на роман сводом законов. Тем самым он подчеркивает, что его романы построены в рацио­нальном ключе. Он сам высмеивает писателей безудержных, открыто эмоциональных. Совершенно не выносит Шатобриана. А позднее — уничтожающий отзыв о Жорж Санд, кото­рая тоже была автором эмоциональным.

Но все эти его заверения, что он пишет в духе Кодекса Наполеона, требуют осторожности. Очень было бы наивно брать все это на веру. Если бы он в самом деле писал по Кодексу Наполеона, вряд ли бы его читали с таким энтузи­азмом миллионы людей во всем мире.

Все дело в том, что эта аналитика, раскладка лежат только на поверхности и совсем не исчерпывают его романы. И Стендаль менее кого бы то ни было склонен был тракто­вать человека как рациональное существо, как существо в рациональном ключе.

Если говорить о писателях XVIII века, близких Стендалю (он был гораздо ближе к XVIII веку, чем Бальзак), то Стендаль стоял очень близко, как ни странно это кажется, к Жан-Жаку Руссо. К этому вот великому эмоционалисту, апологету чувст­вительности. Близок он и к другому писателю XVIII века, кото­рый является антиподом Жан-Жака, — к Вольтеру. Вот в том-то и дело, что он близок и к Жан-Жаку, и к Вольтеру. И притом к Жан-Жаку, по существу, ближе, чем к Вольтеру.

Что Стендаль сам больше всего ценит в людях? Поверх­ностно можно было бы заключить: он больше всего ценит в людях расчет, дисциплину. Но это не так. Стендаль больше всего ценил в людях (и он об этом говорил много раз, забывая, что его вдохновляет Кодекс Наполеона) непосредственность. Дар непосредственности. Настоящие люди — это те, в которых непосредственность развязана, а не подавлена, как в Сореле.

Стендаль провел большую часть жизни в Италии. Он боготворил эту страну. И обыкновенно объяснял так: вот нация, в которой еще сохранилась непосредственность. Это са­мое ценное для него в итальянцах. Итальянцы умеют любить, ненавидеть, на что французы мало способны. Итальянцы жи­вут безотчетно. А француз живет с отчетом во всем, что он делает.

Возьмите другой замечательный роман Стендали — «Пармская обитель. Итальянский роман. И что его восхищает в итальянцах этого романа? Кик раз эта непосредственность. Можно ли придумать более непосредст­венное существо, чем героиня этого романа, чем Сансеверина? Сансеверина, Фабрицио — на первых местах. А в углублении романа Моска — полумуж Сансеверины. Такой безнадежно влюбленный в нее муж, который потому и является персонажем второстепенного значения, что этой непосредственности, которая сильна в Фабрицио, в Сансеверине, — в нем нет.

Стендаль много раз высказывался о том, что это самое лучшее в людях. Есть такое словечко: I`imprevu. Что это значит? Непредвиденное. Человек хорош, поскольку в нем есть непредвиденное. Итальянцы тем прекрасны, что это нация, в которой все непредвиденно. Вы никогда не можете угадать, как поступит итальянец. А у французов все известно. Поэтому французы по сравнению с итальянцами для Стендаля люди второго сорта.

Вот эта непосредственная жизнь, которой полон человек, этот порыв к непредвиденному, это, с точки зрения Стендаля, самое ценное в людях. И Сороль по сути своей был очень непосредственной натурой. И в Сореле жило это непредвиденное, I`imprevu. Непосредственность — это и есть, по Стендалю, человеческая личность. А вся внешняя жизнь осуществляется только для того, чтобы вы могли этой непо­средственности дать форму, опору.

Теперь надо еще раз взглянуть на историю Сореля. Ис­тория Сореля, его биография — это то, что как будто бы называется историей карьеры. Не правда ли? Он великий карьерист. Чрезвычайно способный карьерист. Но не пош­лый карьерист. Есть роман Мопассана «Милый друг»? Его герой — вот пошлый карьерист. Но между Сорелем и этим героем Мопассана — огромное расстояние.

Для Сореля карьера важна не сама по себе. Он не карье­рист ради карьеры, как таковой.

У него в замысле — завоевание Парижа (как у героев Бальзака). Для чего завоевывать Париж? Для Сореля карье­ра — это самоосуществление. Вот в чем смысл его карье­ры. Он надеется, что в карьере он себя раскроет, что карьера окажется для него неким самопознанием, самовыявлением. Вот это непредвиденное, I`imprevu, живущее в его душе, раскрывается через его карьеру.

Роман «Красное и черное» — это роман трагический; и трагедия прежде всего в том, что карьера, которой так добивается Сорель и на которую он тратит всего себя, все свои дарования, силы, — как выясняется для него поне­многу, и это только в середине романа начинает ему брезжить, — карьера — это самоубийство. Выясняется, что карьерой, рас­считанным поведением он не развертывает, а уничтожает се­бя. Он даже начинает желать самоуничтожения. Он делает карьеру через женщину, через любовь. Через госпожу де Ре-наль, через Матильду. Любовь, область чувств — это НЗ, не­прикосновенный запас. То, чего не тратят, и то, что оставля­ют напоследок. И вот трагедия Сореля начинается с того, что этот нищий мальчик сразу ставит на карту НЗ: любовь, чувство. Так было с мадам де Реналь, и так было с Матильдой.

Вот какой в этом романе происходит внутренний поворот, в этом замечательном психологическом романе. Вот чем Стендаль отличается от Бальзака. У Бальзака нет особого интереса к психологии, как таковой. Стендаль — психолог, великий мастер психологического романа. Собственно говоря, он создатель психологического романа в XIX веке.

Так вот, в этом психологическом романе происходит поворот. Этот поворот не обозначен черным по белому у Стендаля, вы его сами должны угадать.

Поворот заключен в том, что с какой-то минуты Сорель пони­мает, что его карьера - это не самоосуществление, а потеря самого себя. Он начинает понимать, что каждый его успех — это, по сути дела, поражение. Победа надуманных чувств, разы­гранных чувств. Ему самому вскоре становится ясно, что он ни­когда не любил Матильду де ла Моль. А зачем она ему была нужна? Как орудие успеха, и больше ничего. И вот запрятанная глубоко непосредственная жизнь у Сореля вырывается наружу и опрокидывает все расчеты. И когда он скачет в Верьер, стре­ляет в госпожу де Реналь, охваченный негодованием,— тут, как видите, всякий расчет кончается. Тут заговорила его душевная жизнь. Выстрел в Верьере — это и есть срыв Сореля; и, если хо­тите, это возвращение Сореля к самому себе.

Да, так оно потом и идет. Помните, когда он сидит в тюрьме, когда мадам де Реналь выздоравливает и начинает его посещать, он начинает понимать, что единственное существо, которое он любил, — это госпожа де Реналь и что наименее нужный ему в мире человек — это Матильда де ла Моль. Да, вот когда он мог быть самим собой — когда его карьера в Верьере только нача­лась, когда он гувернерствовал в доме мэра, господина де Реналя.

Но Стендаль, как и Бальзак, — и в этом их величие — понимают, что невозможны никакие возвращения. Не бывает возвращений.

Бальзак показал, как людей губит ненасытная страсть к приобретательству, как она их извращает. Но Бальзак никог­да не стал бы проповедовать любимые пошлости XVIII века: мол, довольствуйся малым. Так же и Стендаль. Пошло ду­мать: зачем же ты поехал в Париж и добивался влияния, славы; сидел бы ты в своей бедной рубашке у ног мадам де Реналь; была бы идиллия, все было бы хорошо. Это идея пошлая и, кроме того, в высшей степени нереалистичная.

И вот Сорель кончает свою жизнь на гильотине. Он не хочет спасения. Он идет на гильотину, потому что нет воз­вращения. Потому что в том пути, по какому он прошел жизнь, была своя огромная и неодолимая необходимость. Гобсек тоже ведет безумную жизнь. В ней заложена необхо­димость и тоже возвращения нет. Нет возврата. Это одна из самых жалких идей, придуманных человечеством, будто бы возможно возвращение. Люди с подлинным чувством судь­бы, событий понимают, что невозможно возвращение. Ведь вы не стали бы проповедовать Наполеону, когда он был на острове Святой Елены: жили бы вы, Бонапарт, на Корсике — и не было бы у вас никаких неприятностей. Вы ведь пони­маете, что это была бы величайшая глупость и пошлость...

Роман называется «Красное и черное». Как будто бы по­нятно: красный цвет - революция, черный цвет - Реставра­ция, монастырь, монашеский цвет. Вот была революция, ко­гда восходил юный Сорель. А вот сейчас черный цвет, гос­подство духовенства. Сам Сорель готовится одно время к духовной карьере. Этот смысл есть в заглавии, но он не гла­венствует. Это слишком элементарный смысл.

Можно понимать еще и так: красный - это кровь гильо­тины, кровь Сореля. Но и это не все. Вообще Стендаль лю­бит многосмысленность. В настоящем искусстве у символа никогда не бывает только одного смысла. Это в арифметике так бывает. А в искусстве не бывает одного ответа. Искусство всегда дает множество ответов. Помимо этех значений, есть еще одно значение; и это самое главное. Красное и черное - это цвета рулетки. Рулетка крутится, останавливается на красном и черном. Но откуда рулетка в этом романе? Почему роман назван цветами рулетки?

Вся жизнь Сореля была игрой в ру­летку. Он ставил на красное и черное. Он все рассчитал и все предвидел, не правда ли? Но видите, он ошибся. Он всех рассчитал, все рассчитал. А чего не рассчитал? Самого себя. Игрок рассчитал игру, но не рассчитал себя, игрока, играю­щего в эту игру. А вот в игроке произошел срыв, и, видите, все пошло прахом. Рулетка не так сыграла. Это и есть окон­чательный и наибольший смысл романа.

Я думаю, что вы сами догадываетесь, без особых коммен­тариев с моей стороны, что Стендаль, этот великий реалист, великий мастер реалистического романа, психологического романа, что он в то же время был человеком романтической эпохи. Реалист романтической эпохи.

Надо держаться такого правила: не надо никогда чересчур объяснять. Когда людям чересчур объясняют, они перестают понимать.

VI -A

Помня, что «этот поворот не обозначен черным по белому у Стендаля», вы его сами должны угадать:

Задание: