Глава 7

Ярославская археология в 1970-80 е годы

Истории раскопок в крае Верхне-Волжской и Волго-Окской экспедиций, работавших здесь подолгу и систематически, посвящены в этом обзоре специальные разделы. Предмет настоящей главы составляют хроника и результаты работы экспедиций Государственного Исторического музея, Ленинградского университета и Эрмитажа, Ростовского краеведческого музея и других исследовательских организаций.

Начало нового десятилетия в ярославской археологии было отмечено появлением в крае экспедиции Ленинградского Государственного университета.

В 1972 году Ярославским отрядом кафедры археологии исторического факультета ЛГУ во главе с И.В. Дубовым были проведены разведочные работы по течению реки Которосль от озера Неро до Волги. Разведками охвачены участки территорий Ярославского, Гаврилов-Ямского и Ростовского районов. В ходе обследования осмотрено более 20 памятников. Обследование селища у деревни Петровское на берегу реки Шатерки [Дубов, 1973; 63] и селища XIV – XVII вв. у села Солонец дало богатый подъемный материал.

Рис. 1. И.В. Дубов

Дубов Игорь Васильевич (1947 – 2002 гг.) – археолог. Родился в Ленинграде в семье военнослужащего. Школьные годы провел в Ярославле, здесь впервые попал в археологическую экспедицию, начал работу в ЯИАХМЗ. В 1965 г. поступил на исторический факультет ЛГУ, после его окончания остался аспирантуре при кафедре археологии. В 1974 г. досрочно защитил кандидатскую диссертацию по теме «Проблемы становления раннефеодального общества на территории Ярославского Поволжья». В этом же году начинается его преподавательская деятельность в ЛГУ, длившаяся более четверти века. С 1972 г. им велись археологические раскопки на Тимеревском и Петровском могильниках и поселениях, у с. Городище Переславского района и в Ярославле на территории Стрелки. Высказал предположение, что на месте Тимерева располагался один из возможных центров Арсы, впервые по-новому осветил вопрос о наличии скандинавских культурных элементов в Восточной Европе в период складывания древнерусского государства. Выдвинул и обосновал теорию «переноса городов» от ранних племенных центров к княжеским резиденциям. С 1980 г. занимался общественно-политической деятельностью, был секретарем партийной организации ЛГУ, депутатом Ленсовета. В 1983 г. защитил докторскую диссертацию «Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья». В 1987-2002 гг. – сотрудник Музея этнографии народов СССР, в течение 10 лет – директор музея. Был ярким популяризатором археологии, выпустил несколько научно-популярных работ для школьников.

В 1973-1976 годах отряд продолжил разведки в Ярославском и Гаврилов-Ямском районах, дополнив обследования раскопками. Было раскопано шесть курганов Заморинского курганного могильника в Гаврилов-Ямском районе – четыре в 1973 и два в 1976 году. Обнаруженные погребения безинвентарные, совершены по обряду трупоположения. Комплексы датируются XII-XIII вв. [Кириченко, 2007; 41].

Работами ленинградской экспедиции в начале 1970-х гг. было продолжено изучение знаменитого Тимеревского археологического комплекса. В 1972 году проведено обследование окрестностей курганного могильника, которое подтвердило наличие на участке следов двух поселений, по-видимому, непосредственно связанных с могильником. В 1973 году был раскопан один из курганов (№ 95), датированный IX веком. После публикации материалов этих раскопок сомнения относительно правильности датировки кургана потребовали новых, дополнительных исследований. Сравнительный анализ находок, аналогичных найденным в этой насыпи, в дальнейшем подтвердил правильность первоначального вывода о дате кургана [Дубов, 1982a; 126].

Рис. 2. План Тимеревского археологического комплекса

Одновременно с исследованием Тимеревского могильника Ярославская экспедиция ЛГУ разворачивает полевые работы по изучению селища у деревни Тимерево. Культурный слой селища (площадью 0,2 га) оказался сильно перепаханным. Тем не менее удалось обнаружить остатки деревянной постройки; найдены фрагменты лепной и гончарной керамики, остатки литейного производства, камни от очагов, а также крупнейший для IX века клад дирхемов [Дубов, 1985; 91-92]. Работы были продолжены в 1974-1977 гг.; всего вскрыто около 6000 кв.м. Благодаря раскопкам большими площадями, дополненным шурфовкой, удалось определить границы поселения, структуру культурного слоя, характер и плотность застройки памятника.

Рис. 3 Клад серебряных дирхемов из Тимерева

Результаты раскопок позволили датировать поселение приблизительно тем же временем, к которому относится Тимеревский могильник – IX-XI столетиями. На первом этапе население селища было смешанным (представлены славянский, финно-угорский и скандинавский этнические элементы). На втором, начиная с XI века, в сложившемся древнерусском этническом массиве иные компоненты присутствуют уже в только в качестве включений, в той или иной степени значительных. Скандинавский компонент к этому времени минимален [Дубов, 1985; 97]. Находки достаточно полно характеризуют хозяйственную жизнь поселения - материалами вещевого комплекса доказывается, что его обитатели занимались охотой и рыболовством, земледелием и скотоводством, ремеслом и торговлей. Они знали кузнечное и литейное дело, ткачество, обработку дерева, кости, кожевенное дело. Ремесленно-торговые элементы, по мнению И.В. Дубова, занимали доминирующее положение в хозяйственном комплексе, о чем свидетельствует многообразие предметов этой группы [Дубов, 1985; 96].

В 1976 году Ярославской экспедицией Ленинградского университета был исследован еще один курган на юго-восточной окраине Тимеревского могильника, близко подступающей к территории селища. Во время раскопок обнаружен меч и кострище с кальцинированными костями, часть которых собрана в урну, а также оплавленными или полусожженными остатками предметов из бронзы, железа, кости. Особенности меча свидетельствуют о том, что он был изготовлен после середины Х века. Облик других находок не противоречит этой дате. Меч представляет собой наиболее репрезентативный предмет погребения; он орнаментирован, снабжен надписью и отличается неплохой сохранностью.

Большая часть вещей из кургана погибла на погребальном костре. Среди сохранившихся предметов помимо меча наибольший интерес представляют фрагменты накладок орнаментированного костяного гребня, часть ладейной заклепки, две бочонковидные гирьки со знаками кратности, а также фрагмент бронзового крепления для ношения меча, со звериным орнаментом. Лицевая поверхность пластины крепления покрыта масками фантастических чудовищ. Сюжет – изображения зверей, пожирающих друг друга - хорошо известен в орнаментике этого времени [Дубов, 1982a; 128-129].

В середине семидесятых годов на Тимерево вновь возвращается экспедиция Государственного Исторического музея. Новый этап ее работ на этом памятнике стал органически целостным продолжением раскопок, проводившихся ГИМ на этом памятнике в предшествующий период. Как объясняет М.В. Фехнер (в отчете о раскопках 1974 года), в шестидесятые годы работы экспедиции ГИМ на Тимереве были прерваны началом строительства нефтеперегонного и сажевого заводов, так как по первоначальному плану территория могильника была включена в зону застройки. Однако впоследствии она все же осталась незанятой и спустя значительный отрезок времени вновь привлекает внимание как объект полевых исследований.

Рис. 4. И.В. Дубов

После десятилетнего перерыва исследования экспедиции ГИМ на одном из крупнейших памятников на территории Ярославской области получают новый импульс. Начавшись в 1974 году, раскопки велись пять сезонов подряд. На раскопках 1975 года землекопами на Тимереве работали учащиеся средней школы и техникума города Ярославля, а также пожарные недавно построенного Ново-Ярославского нефтеперегонного завода. В первый же сезон был раскопан ставший впоследствии знаменитым Тимеревский курган № 100, содержавший парное погребение в деревянной камере, с исключительно интересным погребальным инвентарем - в частности, торгового характера (монеты, весы). По монетам погребение было точно продатировано 970-980 годами.

Всего в 1974 году исследованы 17 курганов. В 1975 и 1976 годах раскопано по 19 курганов за сезон. В 1977 году исследовано 8 курганов и 16 небольших насыпей, в 1978 - еще 18 курганов [Архив ЯИАМЗ, д. 81, л. 2]. В результате нового этапа исследований получен обширный и разнообразный материал, характеризующий хозяйство, культовую деятельность, торговые связи и этнический облик населения, оставившего этот могильник.

Итоги раскопок и исследований ярославских курганных могильников, проведенных экспедициями Государственного Исторического музея и Ленинградского Государственного университета в 60-е и 70-е годы, подведены в нескольких публикациях разных лет. Выводы, сделанные в результате анализа новых материалов Тимеревского и Петровского могильников, позволили уточнить хронологические рамки бытования этих некрополей, проследить торговые связи жителей Ярославского Поволжья (арабский Восток, Волжская Булгария, Скандинавия, Балтийский берег), подробнее осветить социально-экономический уклад и этнический состав населения этих территорий, охарактеризовать бытовавшие здесь культы бобра и медведя.

Ярославские могильники, как следует из результатов их многолетнего изучения, использовались приблизительно два с половиной столетия – с IX по первую половину XI века. Апогей развития этого культурного раннеславянского сообщества приходится на середину X века. Таким образом, период существования Тимеревского и Петровского комплексов приходится на начальную стадию формирования древнерусской культуры в Волго-Окском междуречье [Дубов, 1982a; 138-140].

Рис. 5. Меч каролингского типа из Тимерева

Подведение итогов широких многолетних исследований Тимеревского археологического комплекса привело также к появлению популярных обобщающих работ – таких, как «Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья» и «Города, величеством сияющие» И. В. Дубова. Некоторые из положений, содержащихся с этих трудах, впоследствии вызвали дискуссию о характере и значении поселения. Прежде всего это касается отстаиваемой Дубовым резко преувеличенной роли Тимеревского поселения как крупного торгово-ремесленного центра и политического центра едва ли не европейского звучания [Дубов, 1982a; 96]. Дубов фактически приравнивает его по значению к древнерусским протогородам, подобным Гнездову.

Однако, по мнению других исследователей (Е.А. Леонтьев), такая точка зрения выглядит необоснованной. Материалы поселения не дают оснований для такого или даже близкого к нему утверждения. Вещевой комплекс поселка, расположенного вдали от водного пути, лишенного укреплений и небольшого по площади, рисует его как обычное для своего времени, достаточно развитое в хозяйственном отношении, но ничем особенным не отмеченное сообщество. Единственное, что его выделяет – это географическая близость к действительно уникальному некрополю, но такое соседство носит характер исключительно территориальный и для характеристики поселения значения не имеет [Леонтьев, 1989; 79-85].

В 1973 году Ростовский отряд МГУ под руководством А.Е. Леонтьева раскапывает неукрепленную часть поселения в излучине реки Сары. Материалы, полученные в ходе работ на юго-западном и северо-восточном участках террасы, позволили отнести время возникновения этой части поселения ко второй половине Х века. В результате сопутствующих разведок в Ростовском районе были обследованы остатки нескольких селищ и две курганные группы - у Коленовского карьера и деревни Талицы, состоящие соответственно из 10 и 23 насыпей. Одиночные курганы отмечены также у деревни Коленово и села Спасское. Кроме того, Ростовским отрядом была проведена разведка в Пошехонском районе по верхнему течению реки Согожи - от деревни Носово до места впадения в Согожу реки Ухтомы. Интерес представляют три зафиксированных в ходе обследования памятника - селище с лепной и гончарной керамикой у деревни Носово, хорошо сохранившиеся селище железного века и курганная группа у деревни Телешово [Леонтьев, 1974; 63].

Все перечисленные работы семидесятых (а равно и шестидесятых) годов прошлого века лежат в русле изучения сельских археологических памятников. Раскопки средневековых городов в Ярославской области в описываемый период практически не велись. Последние крупные работы были проведены Н.Н. Ворониным в Ростове еще в середине пятидесятых. После этого на протяжении почти многих лет Ростов, Ярославль, Углич, Романов оставались, за редким исключением, в стороне от большой дороги советской археологии, увлеченной тогда исследованием Киева, Новгорода, Смоленска. Если, по словам П.П. Толочко, «уже в начале 70-х гг. ХХ в. расширение источниковой базы позволило определить новые задачи в изучении древнерусского города» [Толочко, 1989; 5], то территорий Верхнего Поволжья это касалось лишь в незначительной степени, и те небольшие исследования, которые все-таки имели место, проводились редко, от случая к случаю и носили отрывочный характер.

В первой половине семидесятых годов такие случаи единичны. Так, в 1971-1973 годах Е.В. Каменецкая проводила наблюдения за земляными работами на нескольких участках территории Переславля-Залесского. В 1972 году совместно с И.Б. Пуришевым она частично занималась исследованием конструкции городского вала Переславля путем зачистки котлованов с внутренней и внешней его сторон. В результате этих работ установлено, что основание земляной насыпи было укреплено приставленными один к другому продольными дубовыми срубами, сохранившимися в три-четыре венца, рублеными «в обло» и забутованными глиной [Комаров, 2005; 155].

В 1975-76 гг. экспедиция Ленинградского университета под руководством И.В. Дубова уделила некоторое внимание городу Ярославлю. В поисках вещественных признаков связи между древнейшим Ярославлем и Тимеревским поселением были разбиты несколько шурфов на юго-западной оконечности Стрелки, у церкви Никола Рубленый город - на предполагаемом месте древнейшего вала самого раннего кольца укреплений. Закладкой первого разведочного шурфа предполагалось найти следы древнейших оборонительных сооружений, идущих по краю Медведицкого оврага.

В ходе работ была обнаружена глиняная прослойка, частично уничтоженная в результате строительства XVII-XVIII вв., и конструкция из обгоревших бревен, углубленная в материковую глину. Бревна, расположенные перпендикулярно предполагаемому направлению вала, по мнению И.В. Дубова, были частью укреплений Рубленого города, построенных, предположительно, в XI веке [Дубов, 1980; 22]. Эта датировка нуждается, как особо оговорено в цитируемой статье, в дополнительном подтверждении, ввиду ограниченности площади раскопок и невозможности проведения дендрохронологического анализа. В переотложенном слое было найдено также шиферное прясло и фрагменты керамики, датированные автором X-XI вв.

Работы экспедиции ЛГУ в Ярославле наметили в целом проблему изучения и реконструкции городских оборонительных сооружений, хотя некоторые выводы И.В. Дубова о датировке и интерпретации материалов этих раскопок в последнее время подвергаются критике [Иванов, 2003; 89-99].

В 1977-78 гг. археологическая экспедиция Ленинградского университета изучает поселение, расположенное на холме между городищем Клещин и Александровой горой на склоне, обращенном в сторону города Переславля-Залесского и Плещеева озера. К.И. Комаров полагал, что это селище было посадом Клещина [Дубов, 1978б; 60; Дубов, 1978а; 61]. Поселение расположено на плато коренного берега озера Плещеево и занимает площадь 6-7 га. Средняя мощность культурного слоя 35-40 см, а в отдельных местах, особенно у края площадки, достигает 1 м. на поселении была вскрыта очажная яма, углубленная в материк и заполненная обгоревшими камнями и углем. Здесь же находился развал лепного сосуда IX-X вв.

Среди находок на поверхности поселения и в культурном слое - фрагменты лепной керамики, в том числе орнаментированной зубчатым штампом, обломки сосудов, сделанных на гончарном круге, шлаки, куски криц, глиняной обмазки, железные и костяные предметы. В изобилии встречаются кости домашних и диких животных, птиц, рыб. Часты скопления пережженных камней от очагов. Есть единичные фрагменты сосудов с текстильным орнаментом. Керамика поселения аналогична по форме и составу теста находкам в Ярославских курганах и на Тимеревском поселении. Не только по керамике, но и по топографии, размерам, характеру культурного слоя и другим признакам эти поселения близки между собой. Аналогичны и их датировки - IX-XI вв. Селище на Плещеевом озере было распахано еще в древности, и это обстоятельство крайне затрудняет его изучение [Дубов, 1985; 109].

В 1977 году проводит свои изыскания сотрудник Ростовского музея Морозов, собравший коллекцию «Донный материал озера Неро», куда вошли предметы (керамика, кость, железо) III тыс. до н. э. – XVII в. [Архив ГМЗ РК. Инвентарная книга №1; 3-5].

С началом восьмидесятых годов в археологии края отмечается все более устойчивый рост интереса к средневековым городам. Так, в 1982 году в Ярославле начинает планомерные раскопки отряд архитектурно-археологической экспедиции Ленинградского отделения института археологии АН СССР и Государственного Эрмитажа под руководством О. М. Иоаннисяна, работавший при участии сотрудников Ярославского историко-архитектурного музея-заповедника. В ходе раскопок 1982-1983 гг. детально исследуются фундаменты Спасского собора Спасо-Преображенского монастыря [Иоаннисян, 1983; 56-57; Иоаннисян, 1984; 57-58]. В 1984-1986 гг. экспедицией проводится исследование комплекса монастырских построек начала XIII века Спасского собора и церкви Входа Господня в Иерусалим.

Рис. 6. О.М. Иоаннисян

Работы были сосредоточены в подклете придельной существующему сегодня зданию собора (1516 г.) церкви Ярославских чудотворцев (1830 г.), стоящей в свою очередь на нижнем ярусе Входоиерусалимской церкви 1617 г. При этом выяснилось, что остатки стен и столбов церкви 1218 г. сохранились под основанием стен 1617 г. на высоту до 0,5 м. Они сложены из плинфы на цемяночном растворе; в убранстве здания был использован и белый камень. Церковь Входа в Иерусалим 1218 г. представляла собой не маленький бесстолпный храм, как предполагалось после работ 1983 года, а большое четырехстолпное сооружение. При его возведении частично был использован фундамент Спасского собора, заложенного в 1216 г., но еще не достроенного к моменту возведения Входоиерусалимской церкви.

Таким образом, по мнению авторов раскопок, после завершения строительства собора в 1224 г. получилось, что он оказался пристроенным к церкви Входа в Иерусалим, причем восточный участок стены собора не был возведен, так как на его фундаменте уже стояла северная стена церкви Входа Господня в Иерусалим, ставшая общей для обоих зданий. Таковы были общие выводы экспедиции О.М. Иоаннисяна, изложенные в ряде работ и в течение долгого времени не подвергавшиеся сомнению. [Иоаннисян, 1997; 199-228].

Рис. 7 Раскопки Спасо-Преображенского собора в Ярославле

Забегая вперед, отметим, что обострение интереса к храмовому комплексу Спасского монастыря по прошествии почти двух десятилетий породило новую дискуссию по этой теме. Некоторые внутренние несоответствия и противоречия концепции О.М. Иоаннисяна привлекли внимание исследователей А.В. Яганова и Е.И. Рузаевой. Обнаружив логические и технические несообразности в его построениях и отталкиваясь от необходимости проверить положения, которые в течение многих лет считались бесспорными, они сочли нужным заново целиком и полностью проследить цепочку фактов, которые привели к общепринятому представлению о существовании в Спасском монастыре начала XIII века двоицы огромных храмов почти одного года постройки.

Подобное представление, как и всеобщая убежденность в его непогрешимости, по мнению А.В. Яганова и Е.И. Рузаевой стали следствием вереницы неточностей, игнорирования или неверной интерпретации летописных данных. К сожалению, данные археологических исследований в данном случае оказались материалом, используемым для создания искусственных, недостаточно обоснованных теоретических концепций [Яганов, 2006; 363-391]. Полная выверка всех относящихся к этому вопросу материалов привела авторов к совершенно иным выводам, далеко расходящимся с точкой зрения О.М. Иоаннисяна.

Помимо Ярославля архитектурно-археологическая экспедиция ЛОИА АН СССР и Государственного Эрмитажа проводит также работы в Переславле-Залесском. В 1986 году были проделаны раскопки в интерьере Спасо-Преображенского собора (1152 г.). В ходе работ выявлен продольный ленточный фундамент, соединяющий северную пару столбов и идентичный лентам фундамента в церкви Спаса в Галиче. Эти находки подтверждают, с точки зрения О.М. Иоаннисяна, высказанные ранее предположения о том, что в середине XII века в распоряжении Юрия Долгорукого находилась артель галицких мастеров [Иоаннисян, 1988; 59].

В первой половине восьмидесятых начинаются также полевые исследования в Угличе, открывшиеся разведками 1983 года, которые провел архитектурно-археологический отряд Государственного Эрмитажа под руководством О.М. Иоаннисяна. Во время этих работ был обнаружен культурный слой X в. с керамикой и остатками сооружений, а также следы древнего городского рва. Разведки были начаты с целью поиска следов домонгольского каменного храма, а также обследования остатков дворца удельных князей XV века, открытых И.А. Тихомировым в 1900 году [Томсинский, 2004; 23].

В 1985 на территории Угличского кремля начинает исследования архитектурно-археологическая экспедиция, возглавляемая В.А. Булкиным. Работы продолжались по 1989 год включительно. Задачей экспедиции было уточнение планировки дворца удельных князей конца XV века и Спасо-Преображенского собора, а также исследование культурного слоя на прилегающих к нему участках. Расположение раскопов и шурфов на территории кремля определялось характером исторической топографии памятника. Шурфовка позволила сделать вывод о том, что в древности мысовая часть кремля с напольной стороны была защищена широким и глубоким оврагом, который выполнял функции оборонительного рва. Позже он был засыпан мусором, а окончательно его сровняли с землей при сносе кремлевских укреплений, в связи с перепланировкой города на началах регулярности.

Рис. 8 Раскопки на территории Угличского кремля

На всех исследованных участках четко прослеживаются три культурных слоя, различающихся по составу, цвету и консистенции. Слой 1 может быть датирован первой половиной XVIII-XX вв., слой 2 относится к периоду XIII-XVII вв.. Наконец, слой 3 датируется периодом раннего железного века - ХII в. Анализ материалов раскопок приводит к следующим выводам. Поселение на месте угличского кремля возникает в эпоху раннего железа; очевидно, это был неукрепленный поселок, располагавшийся на пологом склоне берега Волги. Древнерусское поселение на месте поселения эпохи раннего железа в Х в. уже существует, но возникает, возможно, и несколько раньше – основания для такого предположения дает известный клад арабского серебра IХ в., обнаруженный в Угличе. Дальнейшие исследования культурного слоя угличского кремля призваны уточнить окончательно время возникновения древнерусского города.

Архитектурно-археологические работы экспедиции под руководством В.А. Булкина позволили получить новые данные по Спасо-Преображенскому собору, которые дополнили и уточнили представление о первоначальном храме, но не дали о нем исчерпывающей информации, поскольку велись только снаружи здания. Выяснилось, что ныне существующий собор значительно больше древнего и поставлен южнее первоначального храма. Вероятнее всего, храм был четырехстолпным, имел подклет, фасады завершались закомарами, а весь объем венчался одной главой на постаменте, украшенном кокошниками. Каких-либо пристроек с севера и юга храм не имел, его приделы находились внутри [Томсинский, 1990; 231-237; Булкин, 1991; 238-242].

В ходе работ 1985-1989 гг. удалось обнаружить место, где стоял первоначальный деревянный Спасо-Преображенский собор XIII в. Уточнить место его расположения позволили погребения, обнаруженные на береговой террасе Волги. Некоторые из них были повреждены при строительстве собора и дворца XV в. В целом приходится признать, что среди индивидуальных находок периода формирования Угличского княжества либо вовсе отсутствуют, либо представлены в крайне незначительном количестве предметы, которые могут быть отнесены к археологическим признакам древнерусского города [Томсинский, 1991б; 8-14].

Большое внимание в восьмидесятые годы было уделено Ростову. В 1983 году сотрудник Ростовского музея В.Н. Хохлов в ходе подготовки материалов для составления охранных зон города Ростова провел обследование культурного слоя в районе церкви Спаса-на-Песках. Из общей датировки его находок слоев XVI –XIX вв. выделяется нательный крест XII-XIII вв. Еще один шурф был заложен В.Н. Хохловым на территории Авраамиева монастыря. В результате этого исследования найдены фрагменты чернолощеной, красно- и сероглиняной керамики, нательные кресты, которые позволили датировать нижний слой раскопа не ранее XIII в. [Архив РК. А-1279, л. 1-5].

В 1986 году в Ростове начинается многолетний комплекс работ, которые проводит архитектурно-археологическая экспедиция Государственного Эрмитажа под руководством О.М. Иоаннисяна в сотрудничестве с Волго-Окской экспедицией Института археологии РАН. Работы велись целое десятилетие (по 1996 год включительно), в течение которого детально изучались ростовские памятники древнерусского зодчества – церковь Бориса и Глеба и Успенский собор.

Во время раскопок 1986-1991 гг. в интерьере здания Борисоглебской церкви 1761 года были обнаружены руины постройки, относящейся, по результатам исследования, к 1287 году. Строительным материалом, используемым при возведении этого сооружения, служили, по-видимому, остатки еще более раннего строения – домонгольской церкви Бориса и Глеба 1214-1218 гг. В ходе исследований был вскрыт максимально возможный объем остатков церкви 1287 года – прослежены западная пара столбов, центральная и южная абсиды и часть южного нефа. Выяснено также, что оси храмов 1287 и 1761 гг. не совпадают, и остатки древнего здания находятся в интерьере церкви XVIII века лишь частично. Полностью раскопать памятник не представляется возможным, так как фундаменты XVIII в значительной степени опираются на стены этого храма.

Исследования Успенского собора начались в 1992 году, когда они носили характер археологического надзора при прокладке дренажа. С 1993 года работы получают планомерный характер. Раскопки показали, что в обойму фундамента собора XVI века включены не только остатки стен соборов XIII и XII вв., но и фундамент последнего, в результате чего собор XVI века получил исключительно мощный по глубине заложения и по ширине фундамент. Открытие фундаментов северного притвора собора XIII века дало основание для предположений, что такие же притворы имелись у западной и южной стен. Таким образом, собор имел трехпритворную схему, аналогичную планам других белокаменных храмов Северо-Востока второй половины XIII века. Раскопки показали, что все три последовательно возводившиеся на этом месте каменных собора повторяли одну плановую структуру, за исключением трех притворов, имевшихся только у собора XIII столетия.

Работы 1992-1994 гг. дали также дополнительные доказательства отмечавшегося ранее родства между архитектурными формами Успенского собора и собора Хутынского монастыря в Новгороде, подтвердив очевидное сходство некоторых конструктивных элементов и строительных приемов двух памятников. Это позволило уточнить дату возведения собора в Ростове. Дополнительное свидетельство близости между ростовскими и новгородскими постройками было обнаружено при раскопках на Успенской площади Ростова. Здесь были открыты остатки церкви типа «иже под колоколы», составлявшей с собором единый ансамбль. Точно такое композиционное решение отличает и ансамбль Хутынского монастыря в Новогороде [Иоаннисян, 1994; 189-215].

В описываемый период пристальный интерес по-прежнему вызывает Тимеревский археологический комплекс, и в восьмидесятые годы остающийся объектом проведения обширных полевых работ. На протяжении восьми сезонов подряд (в 1983-1990 годах) здесь работала археологическая экспедиция Ленинградского университета (руководитель В. Н. Седых). В ходе планомерных работ было выяснено, что наиболее ранние комплексы поселения, раскрытые к этому времени, очевидно, располагались на северо-западной его окраине. Они содержат чистое собрание лепной керамики, украшений и бытовых предметов, кусочков янтаря и монет конца VIII – начала IX вв. Исследованы были остатки различных по предназначению наземных построек столбовой и, предположительно, срубной конструкции, почти полностью разрушенные распашкой.

Рис. 9 В.Н. Седых

Постройки располагались гнездами (усадьбами?), планировка беспорядочная. В усадьбу входили жилые и производственные сооружения, хозяйственные ямы, открытые очаги. Жилища столбовой конструкции подпрямоугольной в плане формы были одно-, двух- и трехкамерными, с открытым очагом в одной из камер, иногда на глиняной подушке. Преимущественно в пределах жилищ найдены многочисленные бытовые предметы, оружие, принадлежности одежды и украшений. Лепная керамика составляет до 80% всего керамического материала. Гончарная посуда представлена горшками и мисками общеславянских форм с линейным и волнистым орнаментом [Комаров, 2005; 83-85]. Впоследствии ранние комплексы поселения были перекрыты могильником с погребениями по обряду трупосожжения на стороне, затем вновь поселением, среди остатков которого открыты следы уникальной обжигательной печи Х в. Наконец, верхний горизонт этого «слоеного пирога» представлен погребениями по обряду трупоположения на горизонте, датирующимися концом Х – началом ХI, а также в ямах ХI-ХII вв.

После возобновления исследований было обнаружено еще 77 экземпляров дирхемов на месте находки клада 1973 года. Новые находки не изменили общей нумизматической оценки клада и подтвердили его первоначальную датировку. Основное внимание при раскопках было уделено исследованию курганного могильника. В 1984-1990 годах был доисследованы девять курганов, имевших повреждения насыпей в виде ям и траншей – следы грабительских или несовершенных в методическом отношении раскопок прошлого. Раскопкам подверглись насыпи в центральной и западной частях могильника, в том числе наиболее крупные (№ 285, 297, 382). Среди них погребения в камерах, как мужские, так и женские, парные (мужчина и женщина), сопровождающиеся находками монет, торгового инвентаря, богатыми поясными наборами, фибулами, предметами культа, остатками богатых уздечных наборов, шкатулок с предметами роскоши и т. п.

Комплексы погребений, некогда скрытые курганными насыпями, уничтоженными в ходе многовековой распашки, были зафиксированы также при раскопках пограничного с могильником участка поселения. Самым поздним является захоронение мужчины, исследованное в сезоне 1989 года, в котором был найден денарий, датируемый 1038-1057 гг. Богатый по разнообразию видов комплекс находок Тимерева вновь послужил свидетельством большой роли ремесла в хозяйственной деятельности местного населения, в особенности кузнечного и ювелирного, а также торговли. Значительное место в хозяйстве занимало земледелие со скотоводством и подсобные промыслы – охота и рыболовство. Найденные на поселении изделия из кремня относятся к стоянке эпохи мезолита, разрушенной селищем и распашкой.

В восьмидесятые годы проводились исследования и других ярославских сельских памятников. Сотрудник Ростовского музея В.Н. Хохлов, проводивший в 1983 году раскопки в Ростове, не ограничился территорией города. Под его руководством археологическая деятельность музея продолжилась разведками, а затем более пристальным изучением памятников в Ростовском и Переславском районах. В результате разведок 1983 года в Ростовском районе были открыты четыре селища - Богослов-II, Максимовицы, Варницы и Хонятино. Подъемный материал, представленный лепной и гончарной керамикой, позволил датировать их X-XVI веками [Архив ГМЗ РК. А-1279, л. 5-6].

В 1985 году В.Н. Хохлов возглавил археологические наблюдения за земляными работами сразу в нескольких городах области - в Ярославле (у церквей Спаса-на-Городу и Николы Рубленый город), в Угличе, Ростове, а также на селище Богослов-II в Ростовском районе [Научный архив ДКТ. Д. 116, 115].

В связи с подготовкой материалов для разрабатывавшейся тогда «Схемы охраны памятников истории и культуры Ярославской области» экспедиция отдела по делам строительства и архитектуры Ярославского облисполкома в 1986 году проводит широкие археологические обследования, которые велись тремя отрядами - Ростовским (руководитель - В.Н. Хохлов), Даниловским (руководитель - В.И. Вишневский), Некрасовским (руководитель – И.А Юдина). В Переславском районе В.Н. Хохлов провел архитектурно-археологическое исследование шатровой Никитской церкви (60-е годы XVI века) в селе Елизарово. Шурфы, заложенные внутри и около храма, выявили основание не существующей ныне алтарной преграды между двумя западными пилонами основного объема. Определены форма и размеры цоколя. Открыта хорошо сохранившаяся первоначальная отмостка.

Основной задачей работ в Ростовском районе было уточнение датировок отдельных архитектурных комплексов и исторических сел. Отряд продолжил обследование берега реки Ишня и северо-восточного участка озера Неро. Из семи средневековых памятников, осмотренных в ходе работ, три - Ангелово, Белогостицы, Мятежово - выявлены впервые.

Особый интерес представляют результаты исследований в селе Белогостицы. При обследовании Белогостицкого монастыря определена часть стен несохранившегося Благовещенского собора (1657 г.). Найденные фрагменты белокаменных блоков подтвердили легендарные известия о существовании на месте монастыря в начале XIII века белокаменного храма. Керамика позволяет предварительно датировать нижние слои домонгольским временем. К юго-западу от монастыря, на территории современного села, обнаружено средневековое селище [Хохлов, 1988; 100; Научный архив ДКТ. Д. 114].

Под руководством научного сотрудника Загорского историко-художественного музея-заповедника В.И. Вишневского студенты Ярославского государственного университета в составе Даниловского отряда экспедиции участвовали в разведках с целью уточнения и пополнения Свода археологических памятников. В результате этих работ было открыто пять средневековых селищ, собраны сведения о двух прежде существовавших курганных могильниках, а также осмотрены селища, открытые ранее [Научный архив ДКТ. Д. 111].

Экспедицией ЛГУ (руководитель - В.Н. Седых) в 1988 году проводит, помимо изучения Тимерева, небольшие работы в зоне комплекса археологических памятников у деревни Петровское Ярославского района. В Петровском курганном могильнике насчитывается 26 курганов, которые имеют нарушения насыпи в результате кладоискательских или несовершенных раскопок. Четыре из них были исследованы в 1988 году [Cедых, 2003; 267-278]. Затем было проведено обследование могильника у села Беркайцево в Ярославском районе [Комаров, 2005; 82].

Завершают рассматриваемый период локальные полевые работы, проведенные в крае на рубеже двух десятилетий сотрудником ИА АН СССР К.В. Ворониным. В 1989-1990 годах он проводит раскопки стоянок на озере Неро. Параллельно обследуются стоянки Липовка-I и Песошня-I – памятники середины и конца II тыс. до н. э. Среди находок наибольший интерес представляют круглодонные сосуды, бронзовое тесло, браслеты [Архив ИА РАН; 13992, 15430].

Подводя итоги, отметим прежде всего, что период семидесятых и восьмидесятых годов прошлого столетия составил новую главу в почти вековой истории исследования крупнейшего и по-прежнему неисчерпаемого памятника в окрестностях Ярославля - Тимеревского археологического комплекса. В это время его разработкой занимались экспедиции Ленинградского Государственного университета и Государственного Исторического музея. На основании изучения новых материалов более точно определено значение Тимерева как памятника, оставленного раннеславянским сообществом, смешанным по составу на ранних этапах своего существования и древнерусским на высшем этапе развития. Отмечена значимость торгово-ремесленного элемента в хозяйственной жизни тимеревцев, прослежены пути и границы ареала их торговых связей. Наиболее вероятный статус Тимеревского поселения в административно-территориальной системе древнерусского государства - погост, то есть место сбора дани и опорный пункт княжеской власти в округе [Комаров, 2005 83-85].

Для второй половины периода характерен пристальный интерес к исследованию средневековых городов, недостаток которого остро ощущался на протяжении всей послевоенной археологии края.

Наибольшим вниманием в это время пользуются Ростов, Ярославль и Углич. В двух первых городах экспедиция Ленинградского отделения ИА АН СССР ведет обширные архитектурно-археологические работы. Исследование ростовских храмов, начавшись в 1986 году, продолжалось почти десять лет и принесло существенные результаты по истории построек Успенского собора, церкви Бориса и Глеба, а также для характеристики пространственно-планировочной структуры города в целом. Тем самым получает свое развитие и продолжение исследовательский замысел Н.В. Воронина, в свое время много работавшего над изучением архитектурных остатков собора и Борисоглебской церкви. Пятилетнее изучение фундаментов храмового комплекса Спасо-Преображенского собора в Ярославле в значительной степени прояснило архитектурную историю монастырских строений, поставив в то же время новые, дополнительные вопросы, окончательное решение которых еще ждет своего исследователя.

В Угличе экспедиция ЛОИА (отряда О.М. Иоаннисяна) ограничилась проведением разведок, положивших начало последовательному изучению городской территории, которое продолжается уже более двадцати лет. Начавшись разведками, в ходе которых был обнаружен многообещающий культурный слой, изучение города получило свое продолжение в работах архитектурно-археологической экспедиции В.А. Булкина (1985-1989гг.), а затем С.В. Томсинского, ведущего полевые работы в Угличе с рубежа восьмидесятых-девяностых годов и по сей день.

На рубеже семидесятых и восьмидесятых годов вниманием исследователей впервые отмечен Рыбинск. Правда, за небольшими по объему работами последовал значительный перерыв, и основные исследования Рыбинска принадлежат уже последующим десятилетиям (начиная с 1989 года), но как объект археологического изучения на карте области он появляется именно в это время.