Психология развития 2 страница. Этническая психология*

Этническая психология*

* Раздел написан Т. Г. Стефаненко.

Специфику этнопсихологии можно обозначить как изучение систематических связей междупсихологическими и культурными переменными при сравнении этнических общностей.Однако сам термин этнопсихологиянельзя назвать общепринятым. Многие специалисты в той науке, которая по сути является этнопсихологией, предпочитали и предпочитают называть себя исследователями «психологии народов», «психологической антропологии», «сравнительно-культурной психологии» и т. п.
Во многом наличие нескольких терминов для обозначения этой науки связано с тем, что она представляет собой междисциплинарную область знания. В состав ее «близких и дальних родственников» разные авторы включают такие научные дисциплины, как социология, лингвистика, биология, экология и т. д. Что касается ее «родительских» дисциплин, то, с одной стороны, это наука, которая называется этнологией или культурантропологией, а с другой - психология.
Первые крупицы этнопсихологических знаний разбросаны в трудах античных авторов - философов и историков: Геродота, Гиппократа, Тацита, Плиния Старшего, Страбона. Так, древнегреческий врач и основатель медицинской географии Гиппократ (460 -377 или 356 гг. до н. э.) отмечал влияние окружающей среды на формирование психологических особенностей людей и выдвинул общее положение, согласно которому все различия между народами, в том числе их поведение и нравы, связаны с природой и климатом. В своей «Истории» Геродот (родился между 490 и 480 гг. до н.э. - умер ок. 425 г. до н.э.) также стремился объяснить заинтересовавшие его особенности жизни и характера разных народов окружающей их природной средой и при этом сравнивал между собой характерные различия в образе жизни народов.
В Новое время первые попытки сделать народы предметом психологических наблюдений были предприняты в XVIII в. И снова именно среда и климат рассматривались в качестве факторов, лежащих в основе различий между ними. Так, французские просветители XVIII в. ввели понятие «дух народа» и пытались решить проблему его обусловленности географическими факторами. Самый яркий представитель географического детерминизма среди французских философов - Ш Монтескье (1689-1755) полагал, что многие вещи управляют людьми: климат, религия, законы, принципы правления, примеры прошлого, нравы, обычаи, и в результате всего этого образуется общий дух народа. Но среди множества факторов на первое место он ставил климат. Например, «народы жарких климатов», по его мнению, робки, ленивы, не способны к подвигам, но наделены живым воображением. А северные народы отважны и мало чувствительны к наслаждениям.
Идея народного духа проникла и в немецкую философию истории XVIII в. Один из ее виднейших представителей - И. Г. Гердер (1744-1803) рассматривал дух народа не как нечто бесплотное, он практически не разделял понятия «народный дух», «душа народа» и «народный характер». «Душу» Гердер упоминал среди других признаков народа, вместе с языком, предрассудками, музыкой и т.п. Он подчеркивал зависимость психических компонентов от климата и ландшафта, но допускал и влияние образа жизни и воспитания, общественного строя и истории. Душу народа, по мнению Гердера, можно узнать через его чувства, речи, дела, т. е. необходимо изучать всю его жизнь. Но на первое место он ставил устное народное творчество, считая, что именно мир фантазии отражает народный дух наилучшим образом. Гердер - один из первых европейских фольклористов - пытался применить результаты своих исследований при описании черт, присущих «душе» народов Европы, в частности немцев и славян.
Взгляды Гердера - это лишь один пример пристального внимания европейских философов к проблеме национального характера или народного духа. Свой вклад в развитие знаний о характере народов внесли и английский философ Д. Юм, и великие немецкие мыслители И. Кант и Г. Гегель. Все они не только высказывались по поводу факторов, влияющих на дух народов, но и предлагали «психологические портреты» некоторых из них.
Развитие ряда наук, прежде всего этнографии, психологии и языкознания, привело в середине XIX в. к зарождению этнопсихологиикак самостоятельной науки. Основателями новой дисциплины стали немецкие ученые М.Лацарус (1824-1903) и X. Штейнталь (1823-1899), которые в 1859 г. приступили к изданию «Журнала психологии народов и языкознания». В программной статье «Мысли о народной психологии» необходимость развития психологии народов-новой науки, входящей в состав психологии, - они объясняли потребностью исследовать законы душевной жизни не только отдельных индивидов, но и целых общностей, в которых люди действуют «как некоторое единство», прежде всегонародов(этнических общностей в нашем понимании), так как именно народ как нечто историческое является для любого индивида абсолютно необходимой и самой существенной из всех общностей, к которым он принадлежит.
Все индивиды одного народа имеют «сходные чувства, склонности, желания», все они обладают одним и тем же народный духом,который немецкие мыслители понимали как психическое сходство индивидов, принадлежащих к определенному народу, и одновременно как их самосознание. По мнению Штейнталя, именно народный дух, который проявляется прежде всего в языке, затем в нравах и обычаях, установлениях и поступках, в традициях и песнопениях, и призвана изучать психология народов. Основными задачами новой науки Лацарус и Штейнталь считали: 1) познание психологической сущности народного духа; 2) открытие законов, по которым совершается внутренняя деятельность народа в жизни, искусстве и науке; 3) выявление основных причин возникновения, развития и уничтожения особенностей какого-либо народа. Выделение этих задач свидетельствует о том, что немецкие мыслители рассматривали психологию народов как науку объяснительную, сводящую общие законы языка, религии, искусства, науки, нравов и других элементов духовной культуры к психологической сущности.
Идеи Лацаруса и Штейнталя сразу же нашли отклик в научных кругах многонациональной Российской империи: уже в 1859 г. появился русский перевод изложения их программной статьи. Во многом этот интерес связан с тем, что в России к тому времени уже была предпринята попытка сбора этнопсихологических, по сути, данных, хотя концептуальной модели новой науки построено не было.
В нашей стране рождение этнопсихологии связывают с деятельностью Русского географического общества, члены которого рассматривали «психическую этнографию» как один из разделов этнографии. Н. И. Надеждин, предложивший этот термин, полагал, что психическая этнография должна изучать духовную сторону человеческой природы, умственные и нравственные способности, силу воли и характера, чувство человеческого достоинства и т. п. Как проявление народной психологии рассматривалось Н. И.Надеждиным и устное народное творчество - былины, песни, сказки, пословицы.
Позднее, в 70-е годы прошлого века, и в России, вслед за Германией, была предпринята попытка «встроить» этнопсихологию в психологию. Идеи эти возникли у правоведа, историка и философа К.Д.Кавелина (1818-1885), который в 40-е годы участвовал в осуществлении программы этнографических исследований Русского географического общества. Не удовлетворившись результатами сбора субъективных описаний «умственных и нравственных свойств» народов, Кавелин высказал мысль о возможности «объективного» метода изучения народной психологии по продуктам духовной деятельности - памятникам культуры, обычаям, фольклору, верованиям. По его мнению, задача психологии народов - установление общих законов психической жизни на основе сравнения однородных явлений и продуктов духовной жизни у разных народов и у одного и того же народа в разные эпохи его исторической жизни. Однако в России первая попытка создания научной этнопсихологии в рамках психологии окончилась неудачей, так как Кавелин потерпел поражение в научной дискуссии с основоположником естественно-научного направления в российской психологии И.М.Сеченовым, считавшим невозможным изучение психики по продуктам духовной культуры.
Рубеж XIX-XX вв. отмечен несколькими вариантами целостных этнопсихологических концепций и первыми примерами эмпирических исследований. Прежде всего следует вспомнить немецкого психологаВ.Вундта (1832-1920), создателя психологии народовкак одной из первых форм социально-психологического знания. Первую этнопсихологическую статью Вундт напечатал в 1886 г., а последние двадцать лет своей жизни ученый полностью посвятил созданию десятитомной «Психологии народов». Предшественниками Вундта в создании новой науки были Лацарус и Штейнталь, но он серьезно отклонился от предложенного ими пути и последовательно проводил основополагающую для социальной психологии мысль, что совместная жизнь индивидов и их взаимодействие между собой должны порождать новые явления со своеобразными законами, которые хотя и не противоречат законам индивидуального сознания, но не содержатся в них. А в качестве этих новых явлений, иными словами, в качестве содержания души народа, он рассматривал общие представления, чувства и стремления многих индивидов.
По мнению Вундта, общие представления многих индивидов-проявляются прежде всего в языке, мифах и обычаях, а остальные элементы духовной культуры вторичны и сводятся к ним. Уже в ранних работах немецкого исследователя мы находим четкую структуру продуктов творческого духа народов: языксодержит общую форму живущих в душе народа представлений и законы их связи; мифы,понимаемые Вундтом в широком смысле как все первобытное миросозерцание и даже начала религии, таят в себе первоначальное содержание этих представлений в их обусловленности чувствованиями и влечениями; обычаивключают возникшие из этих представлений поступки, характеризующиеся общими направлениями воли и зачатками правового порядка.
В России в начале XX столетия философ Г.Г.Шпет (1879-1940) предпринял еще одну попытку создания этнической психологии,причем именно под этим названием. Наиболее подробно он изложил свои взгляды в книге «Введение в этническую психологию», которая вышла из печати в 1927 г.
Полемизируя с Вундтом, для которого продукты духовной культуры есть психологические продукты, Шпет утверждал, что в самом по себе культурно-историческом содержании народной жизни нет ничего психологического. Психологично другое - отношениек продуктам культуры, к смыслу культурных явлений. Шпет полагал, что все они - язык, мифы, нравы, религия, наука - вызывают у носителей культуры определенные переживания: как бы ни были люди различны, есть типически общее в их переживаниях как «откликах» на происходящее перед их глазами, умами и сердцем. Согласно концепции русского мыслителя, анализируя продукты культуры, этническая психология должна выявлять типические коллективные переживания, иными словами, отвечать на вопросы: что народ любит? Чего боится? Чему поклоняется?
Многие идеи Шпета звучат исключительно современно, в частности его утверждение, что принадлежность человека к народу определяется не биологической наследственностью, а сознательным приобщениемк тем культурным ценностям и святыням, которые образуют содержание истории народа. Он писал, что человек сам духовно определяет себя, относит себя к данному народу, он может даже «переменить» народ, войти в состав и дух другого народа, но не «произвольно», а путем долгого и упорного труда пересоздания детерминирующего его духовного уклада.
Идеи Лацаруса и Штейнталя, Кавелина, Вундта, Шпета в большинстве случаев остались на уровне голых объяснительных схем, а их концептуальные модели не были реализованы в конкретных психологических исследованиях. Но непреходящая ценность этнопсихологии XIX - начала XX в. состоит в том, что ее творцы попытались соотнести мир личности не с миром природы, а с миром культуры. Хотя социальная психология, которая в XX в. получила развитие как экспериментальная наука, отбросила психологию народов за «спекулятивность» методов и средств анализа, идеи первых этнопсихологов о связях культуры с внутренним миром человека в США были подхвачены другой наукой - культурной антропологией, к чему мы еще вернемся в дальнейшем.
Первые серьезные сравнительно-культурные исследования в экспериментальной психологии, точнее в общей психологии, датируются концом XIX в. Основателем сравнительно-культурной психологии является английский исследователь У. Риверс (1864-1922). На островах пролива Торреса, на Новой Гвинее и в Индии Риверс проверял так называемую компенсаторную гипотезу, согласно которой первобытные народы достигли высокого развития перцептивных процессов, но за счет меньшего развития умственных способностей. Он изучал зрительное восприятие (остроту зрения, восприятие цвета, пространства, зрительные иллюзии), а также слух, обоняние, вкус, опознание веса, время реакции на различные стимулы, память. Были выявлены отдельные межкультурные различия в восприятии цвета и подверженности иллюзиям. В результате Риверс утвердился во мнении, что культура воздействует на то, каким образом человек видит окружающий его мир. Однако полученные данные позволили ему прийти к заключению, что нет оснований утверждать, будто примитивные народы обладают более высокоразвитым восприятием, чем европейцы.
В XX в. этнопсихология получила значительное развитие в мировой науке. В результате разобщенности исследователей даже возникли две этнопсихологии: этнологическая, которую в наши дни чаще всего называютпсихологической антропологией,и психологическая, для обозначения которой используют термин сравнительно-культурная (или кросскультурная) психология*.Как отмечала М. Мид, даже решая одни и те же проблемы, культурантропологи и психологи подходили к ним с разными мерками и разными концептуальными схемами.

* Для отечественной науки советского периода было характерно явное отставание в развитии этнопсихологических знаний. Исследования практически не проводились, но в зависимости от принадлежности авторов к определенной науке этнопсихология рассматривалась: как субдисциплина этнографии, как область знания на стыке этнографии и психологии, как раздел психологии.

Но вне зависимости от того, в русле какой из «родительских» дисциплин проводились и проводятся этнопсихологические исследования, все они осуществляются с точки зрения одного из трех основных подходов - релятивизма, абсолютизма или универсализма.
Релятивизмзаключается в подчеркивании различий между культурами. Его крайний полюс - максимизация межкультурных различий в содержании и структуре психических процессов, что, впрочем, не означает явного или скрытого расизма. Напротив, релятивисты испытывают чувство уважения к каждому изучаемому народу, пытаясь понять людей на «их собственном языке» и «исходя из их ценностей»; они подчеркивают, что все культуры равные, но разные. Яркими примерами культурного релятивизма являются гипотеза лингвистической относительности Сепира-Уорфа и концепция французского философа и социолога Л.Леви-Брюля, противопоставлявшего первобытное мышление логическому мышлению европейцев.
К релятивистским относится и теория «Культура и личность», занявшая начиная с 30-х годов XX в. пространство между культур-антропологией и психологией. Главной своей задачей исследователи этой школы считали выяснение того, как индивид действует, мыслит, чувствует в условиях данного культурного окружения. Их интересовало прежде всего вхождение ребенка в культуру, а связь между культурой в широком смысле, включая социальные, экономические, политические и даже экологические аспекты, и личностными характеристиками была для них опосредована социализацией.
Именно в школе «Культура и личность» разрабатывалась концепцияР.Бенедикт (1887-1948) о фундаментально различающихся между собойконфигурациях культур,каждая из которых имеет свою культурную доминанту - установку. Первостепенное значение для понимания теории «Культура и личность» имеет и выдвинутая А. Кардинером (1891-1981) идея о наличии в каждой культуре базовойличности,определяемой как основная личностная структура, формируемая культурой в процессе воспитания ее членов в раннем детстве. Базовая личность - это все то, что делает индивида максимально восприимчивым к определенной культуре и позволяет ему достигать удовлетворенности и устойчивости в рамках существующего порядка.
Усомнившись в возможности исследования сложных современных культур на основе выделения базовой личности, Р.Линтон (1893-1953) отказался от этого глобального, но абстрактного понятия в пользу статистического понятиямодальной личности,представляющей собой не «среднюю» личность, а сравнительно прочно сохраняющиеся черты личности, чаще всего встречающиеся у взрослых членов данного общества. В дальнейшем, столкнувшись с трудностями выделения одной модальной личности в любом индустриальном обществе, культурантропологи стали разрабатывать концепцию мультимодальных обществ,согласно которой каждый народ представлен не одной модальной личностью, а несколькими, с переходными формами между ними.
В рамках школы «Культура и личность» работали многие всемирно известные исследователи, кроме уже названных - К. Дюбуа, А. Инкелес, М. Мид, но в начале 50-х годов она утратила ведущее положение в американской науке. В дальнейшем культурантропологические исследования, имеющие психологический аспект, объединяются под названием психологическая антропология,предложенным Ф.Хсю (Сюй Лангуаном). Американский исследователь, также исповедовающий релятивистский подход, считает, что имеющиеся у людей социальные представления, существующие в сознательной и бессознательной форме и управляющие их действиями, совпадают у большинства членов той или иной культуры.
Абсолютизмзаключается в максимизации сходства между культурами: отрицается любая специфика, игнорируются очевидные различия между ними. Если различия обнаруживаются, они интерпретируются как количественные, иными словами, осуществляются оценочные сравнения. В результате культуры рассматриваются как одинаковые, но неравные.
Пример абсолютистского подхода - использование тестов интеллектав межэтнических и межрасовых исследованиях. Французские исследователи А. Бине и Т. Симон в начале XX в. создали тесты для измерения готовности детей к школе и выявления тех из них, кому требуется специальное обучение. Но после того, как тесты попали в США, их стали широко применять не только в школах, но и в других правительственных программах, в частности при обследовании прибывающих в США иммигрантов. В результате столь неадекватного использования тестов, требующих знаний в области языка и культуры, многие выходцы из стран Центральной и Восточной Европы признавались умственно отсталыми.
Более того, тесты интеллекта могут использоваться (и действительно неоднократно использовались) при попытках доказать расовое превосходство одних народов над другими (например, белого над цветным населением США из-за «научно доказанной» интеллектуальной неполноценности последнего). При этом абсолютисты не учитывают, что существует несколько обусловленных культурой причин различий в IQ (коэффициенте интеллекта) у представителей разных народов: в различных культурах существуют разные представления о том, что собой представляет интеллект, могут не совпадать представления о достойном пути проявления своих способностей.
Сторонники третьего подхода отстаивают универсализм-единство психики с возможными достаточно существенными внешними различиями, полагая, что базовые психологические процессы являются общими для людей повсюду на Земле, но на их проявления серьезное влияние оказывает культура. В исследованиях универсалистов проводятся сравнения, но с большими предосторожностями, со стремлением избежать оценок и предпочтения своей культуры.
Примером универсалистского подхода в этнопсихологии могут служить взгляды французского мыслителя, создателя школы этнологического структурализма К. Леви-Строса. У народов, которые Леви-Строс изучал, его в первую очередь интересовали не особенные и экзотические, а общечеловеческие черты. Всегда за внешними различиями он искал внутренние универсальные структуры, которые лежат в основе любого явления культуры, в том числе универсальные структуры человеческого мышления.
Универсальной человеческой потребностью Леви-Строс считает «жажду объективного познания». Он приводит множество ярких примеров того, что в любом обществе мир является объектом мысли, по меньшей мере, настолько же, насколько и средством удовлетворения потребностей.
Леви-Строс выделяет еще одну функцию мышления на любых этапах истории человечества, отражающую его общее свойство -требование порядка и состоящую в категоризации и классификации мира с помощью бинарных оппозиций жизнь-смерть, небо-земля, день-ночь, животное-человек и т. п.
Хотя Леви-Строс по сути сводит мышление человека к одному аспекту - категоризации, в современной психологии признаются его заслуги, поскольку он стремится за бесконечно разнообразными явлениями внешне абсолютно различных культур обнаружить универсальные операции человеческого ума.
В ходе развития этнопсихологии доминировали разные направления, но в целом наблюдалось явное движение к универсализму, осознание того, что культуры - равные, внешне разные, но в основе своей одинаковые - «играют разные вариации на общую тему», как писал Бэрри.

Социальная психология*

* Раздел написан Е. П. Белинской и Е. М. Дубовской.

Убеждение, что социальная психология имеет короткую историю, но богатое прошлое, разделяется, наверное, абсолютным большинством социальных психологов вне зависимости от их теоретических пристрастий и стало уже традиционным для историко-гносеологических обзоров в данной области психологии. Во многом подобная согласованность мнений определяется тем, что проблема социальной детерминации различных психологических реальностей имеет многовековые традиции, причем не только изучения, но и сомнения.
Является ли человек в своей социальной сущности продуктом и «слепком» своего окружения, или же он творит его? Психологическое есть результат социального влияния, или те или иные социальные явления суть отражения психологических закономерностей? Какой логике отдать предпочтение: социальному конструированию личности или же конструированию личностью поля социального? Рефлексии этих оппозиций подчинена история всего гуманитарного знания - от Аристотеля и Платона, Гоббса и Локка, Дюркгейма и Тарда до современности. Предмет социальной психологии как самостоятельной науки складывался во многом через попытки ответить на эти вопросы. И в этом смысле «богатство прошлого» социальной психологии определяется западноевропейской традицией постановки проблемы человека.
Единодушие социальных психологов в констатации многообразия своих «исторических корней» имеет и другие причины. Дело в том, что формирование социальной психологии как составной части психологической науки имело некоторые особенности. При возникновении любой самостоятельной дисциплины можно выделить содержательные предпосылки в разнообразных смежных науках, однако основные составные части психологического знания имели в качестве базовой (для становления их проблемного поля, понятийного аппарата и т.д.) именно психологическую науку. Принципиальная особенность социальной психологии состоит в том, что для нее таких «материнских» наук было, по крайней мере, две - психология и социология. Этим объясняется, в частности, тот факт, что многие исследователи, работавшие в этой области, имеют отношение как к социологии, так и к социальной психологии - достаточно вспомнить Э. Дюркгейма, Г. Тарда, Дж. Г. Мида и многих других. Но дело не только в том, что социальную психологию как на ранних этапах ее становления, так и сегодня «делали и делают» не только психологи. Другим очевидным следствием наличия подобной «родительской семьи» стало основное предметное содержание социальной психологии. Соотношение индивидуального и социального: социальная детерминация поведения человека, с одной стороны, и психологизация социальных процессов, с другой, - таковы два вектора становления предмета социальной психологии. Изначально обе эти тенденции складывались и развивались достаточно изолированно, в рамках различных научных дисциплин, но постепенно, с усложнением взглядов как на психологические, так и на социальные явления, формировался самостоятельный, социально-психологический подход к решению одной из краеугольных проблем гуманитарного знания - проблемы личности и общества.
Понятно, что попытка рассмотреть становление предмета социальной психологии через призму данной проблемы сталкивается с определенными трудностями выбора: «богатство прошлого» оборачивается в этом случае своей противоположностью, своеобразным embarras de richesses (богатством выбора), тем более что собственная «короткая история» социальной психологии задает для прошлого довольно локальные временные рамки.
Отдавая себе в этом отчет, мы посчитали возможным остановиться в дальнейшем лишь на некоторых ключевых фигурах классической западноевропейской социологии, тем более что в других разделах учебника многие их них представлены достаточно полно. Мы также пошли по традиционному пути, характеризуя историю становления социально-психологических идей сначала на Западе, а затем в России конца XIX - начала XX в. Заметим сразу же, что подобное разделение не является следствием каких-либо идеологических разногласий, а, скорее, отражает желание проследить истоки достаточно драматичной судьбы социальной психологии в нашей стране.
Родоначальниками классической социологии по праву считаются О. Конт и Г. Спенсер. Не останавливаясь детально на характеристике их концепций (это сделано в главе 6 данного учебника), отметим еще раз, что в большинстве случаев становление социологии как новой предметной области было вызвано успехами естественно-научного знания и подчинялось требованиям методологии позитивизма.
Хотя заимствования и аналогии производились этими исследователями из разных областей естественных наук (Контом - из ньютоновской физики, Спенсером - из дарвиновской теории эволюции), общими для зарождающегося структурного функционализма в социологии стали интерес к анализу социальной структуры и утверждение представления о развитии общества как о процессе нарастающей социальной дифференциации. Известный «закон трех стадий» социальной динамики Конта и «теория социальной эволюции» Спенсера, по сути, сходным образом решали вопрос о взаимоотношении личности и общества. Так, ведущим фактором социального прогресса признавался прогресс человеческого духа, считалось, что развитие общества обусловлено развитием определенных идей, основные интеллектуальные действия людей, какова бы ни была сложность современной им общественной структуры, универсальны и строятся по одинаковым законам, что, в свою очередь, определяет последовательное накопление знаний человека о себе самом и окружающем его социальном мире. Очевидно, что подобная доминанта свободы и рационализма в данных концепциях была обусловлена общим влиянием интеллектуальной революции эпохи Просвещения. Однако последняя была все-таки уже достаточно удалена во времени, и остается неясным, унаследованный или же собственный гуманистический пафос заставил, в частности, Спенсера во второй половине XIX в. рассматривать социальный прогресс как постепенное освобождение личности от оков «социального порядка».
Общим было также и понимание основной задачи новой науки -прояснить законы установления и поддержания «социального порядка», причем причины его возникновения рассматривались через призму определенных человеческих качеств. Так, согласно Конту, у человека есть два психологических свойства, ведущих к «всеобщему согласию»: потребность пребывать в обществе себе подобных и потребность в доброжелательной кооперации. Оба они есть следствие победы в ходе исторического развития социального инстинкта над индивидуалистическим, доказательством чему служат возникающие на определенном этапе специфические формы деятельности (совместный труд) и социальные институты (семья). Закреплению же подобного положения вещей способствуют конкретные механизмы социального контроля, базирующиеся, по выражению Спенсера, на «страхе перед живыми и перед мертвыми» и воплощающиеся в создании государственных и религиозных социальных институтов.
С точки же зрения специфики способов анализа новое («позитивное») знание о человеке как продукте окружающей социальной реальности должно было опираться на методы наблюдения и эксперимента. И если в теории Конта формулируются лишь самые общие требования к данному методическому аппарату (часть из них не утратила актуальности и в наши дни, например: необходимость предварять результаты наблюдения определенными теоретическими схемами, возможность анализа «патологических» вариантов протекания социальных процессов как естественного эксперимента для прояснения социально-нормативных закономерностей и т.п.), то Спенсеру принадлежат интересные в своей социально-психологической конкретике «правила социологического метода».
Согласно им, основная методологическая проблема любого знания о социальной сущности человека коренится в факте вовлеченности исследователя в те процессы, которые он анализирует. Эта идея впоследствии не раз обсуждалась в социальной психологии, особенно в критические, «переломные» периоды ее развития (например, на рубеже 60-70-х годов XX в.). По мысли Спенсера, трудности, связанные с тем, что людей изучают тоже люди, заставляют исследователя в социальных науках:
- обращаться только к общим, фундаментальным закономерностям общественного развития и стремиться к созданию адекватного им теоретического знания;
- постоянно отдавать себе отчет в собственной несвободе от своих интеллектуальных, эмоциональных и социально-статусных пристрастий и предрасположенностей;
-видеть вытекающие из этого различия между конкретными данными и их интерпретацией;
- осознавать опасность идеологического прессинга, a priori грозящую социальным наукам, и потому «не потрафлять социальному заказу власть имущих и избегать искушений рыночного спроса».
Во многом именно эти, значительно опередившие свое время, соображения Спенсера задали основной вектор последующей полемики Э. Дюркгейма и Г. Тарда, предметом которой стала научная рефлексия взаимосвязи социального и индивидуального. В ее рамках впервые отчетливо были заданы идеологии социологизма и психологизма в анализе личности.
С точки зрения Э.Дюркгейма, социальная реальность имеет собственную оригинальную природу и потому должна объясняться социальными фактами. Она не может быть сведена к реальности человеческой индивидуальности, и, следовательно, любые заимствования социальными науками объяснительных моделей из других областей знания неплодотворны. Конечно, подобная точка зрения во многом была связана с актуальными для того времени задачами институционализации социологии, решению которых Дюркгейм уделял много времени и сил. Однако его идеи опережали непосредственные задачи организационного развития молодой науки и имели большое значение для становления социальной психологии.
Так, идея Дюркгейма о двойственной природе социального факта, с одной стороны, и его объективном, независимом от индивида, существовании, с другой стороны, обусловила определенное понимание механизмов регуляции социального поведения человека -сначала для социологически ориентированных исследователей, а затем и для социальных психологов. Именно Дюркгейму исходно принадлежит представление о двух возможных формах «социального принуждения»: с одной стороны, социальное поведение человека регулируется и ограничивается внешними, объективно существующими правилами социального взаимодействия, а с другой -не менее действенным способом социальной регуляции выступают интериоризированные социальные нормы и ценности. Причем последним Дюркгейм отводил главенствующую роль, так как считал, что истинная основа солидарности в обществе состоит не в принуждении, а в интериоризированном моральном долге по отношению к нормам группы.
Рассмотрение в качестве социальных фактов специфического вида (в качестве объективно существующей социальной реальности, оказывающей на человека «внешнее» давление) коллективных представлений, отражающихся в определенных способах мышления, чувствования и деятельности и приобретаемых человеком в ходе социализации, имело еще более значимые, хотя и отдаленные, последствия для социальной психологии. Становление и бурное развитие когнитивистской ориентации в социальной психологии практически через сто лет после анализа Дюркгеймом возможной структуры социологической теории в значительной степени были связаны с возникновением теории социальных представлений Московией, унаследовавшей многие идеи своего соотечественника. Так, социально-психологическое воплощение нашли тезисы Дюркгейма о действенной, регулирующей социальное поведение, роли коллективных представлений; об их символической функции; о возможности изучения социальной действительности через анализ содержания коллективных представлений, которые, по сути, и являются единственной действительностью, адекватной задачам социальных наук.
Заметим здесь же, что мысль Дюркгейма о существовании уровня коллективных представлений как одного из двух уровней индивидуального сознания в дальнейшем в преобразованном виде отразилась в одном из основных концептов Дж.Г. Мида - понятии обобщенного другого,представляющем собой результат интернализации индивидом социальных установок.
Таким образом, в центре внимания Дюркгейма как исследователя «фактов коллективного сознания и коллективных способов действия» были проблемы формирования социальных норм и их воздействия на человека. Именно этот аспект анализа он считал собственным предметом социологии: «Основные социальные явления - религия, право, мораль, эстетика - являются не чем иным, как системой ценностей, или общественных идеалов. Социология движется в сфере идеала: не приближается к нему, а берет его в качестве исходного пункта. Именно идеал составляет характерную область ее изучения».
Во многом подобное понимание предмета было связано со спецификой решения вопроса о соотношении индивидуального и социального. Согласно Дюркгейму, человек есть «раздвоенная реальность» (Homo duplex), в которой индивидуальное и социальное сосуществуют, фактически не смешиваясь. Наличие в языке множества дихотомий для описания человеческой природы (тело и душа, чувства и разум, инстинкт и сознание) лишний раз доказывает, что полюс индивидуального, связанный с физическими потребностями человека, и полюс социального, отражающий наличие у него понятийного мышления и морали, достаточно жестко разведены. Более того: человека делает человеком именно «всеобщее» как символически представленное в его сознании общество.
Собственно, именно этот тезис Дюркгейма и вызывал наибольшее сопротивление его современников. Так, родоначальник линии психологизма в социологии, оказавший большое влияние на формирование социальной психологии как самостоятельной области знания, Г.Тард не без иронии отмечал: «Очень трудно понять, как может случиться, что, окончательно отбросив индивидов, мы получим в остатке общество». С его точки зрения, социум есть совокупность индивидов, каждый из которых определен веером потребностей, мотивов, влечений, причем большая часть из них имеет иррациональную природу и является бессознательной. Будучи «итоговой суммой» подобных разнородных элементов, общество закономерно не подлежит однонаправленным изменениям, а потому всякие попытки изучения социальной динамики обречены на провал. Источником не только индивидуально-психологического, но и социального служит «неизменная человеческая натура», и, следовательно, единственно возможная задача исследователя в социальных науках - изучение взаимного влияния людей друг на друга как в межличностном взаимодействии, так и в рамках большой группы. И в том и в другом случае основным механизмом социального влияния выступает, по мысли Тарда, подражание: благодаря последнему не только транслируются модели поведения, верования, убеждения, но и само общество получает возможность поддерживать свою целостность.
Заметим, что эта критика не учитывала того факта, что Дюркгейм отмечал не только регулирующую, но и «творящую», конструктивную функцию коллективных представлений. С его точки зрения, не только все собственно человеческие «атрибуты» имеют социальную природу, но и общество «живет» в коллективных представлениях своих членов и соответственно само в определенной степени есть результат коллективного сознания. «Так как Вселенная существует лишь постольку, поскольку она мыслится, и так как в своей целостности она мыслится только обществом, то оно становится родовым понятием, без которого не существует ничего». Но этой идее Дюркгейма опять же было суждено «ожить» лишь спустя многие годы в методологии когнитивизма в социальной психологии.
Г. Тард был первым исследователем в области социальных наук, который поставил под сомнение страстную веру в человеческий разум, унаследованную западноевропейскими мыслителями от эпохи Просвещения. И хотя он остался на позициях парадигмы объяснения, соответственно отмечая, что основная роль социальной психологии суть роль прогностическая (предсказание социального поведения отдельного человека и групп людей через знание индивидуально-психологических особенностей), его творчество послужило своеобразным толчком для последующего становления парадигмы интерпретации в социологии и социальной психологии («понимающей социологии» Вебера, феноменологии Гуссерля и Шюца, символического интеракционизма Мида и др.).
Идеи Тарда о роли иррациональных факторов в социальном поведении людей, о наличии определенных психологических механизмов регуляции социального взаимодействия (подражания, заражения, внушения) нашли свое более конкретное воплощение в одной из первых социально-психологических концепций - психологии массГ. Лебона (1841-1931).
С точки зрения Лебона, главной чертой наступающей эпохи (имелся в виду XX век) станет замена сознательной деятельности отдельных индивидов бессознательной властью толпы. Причину подобного торжества «массы» над личностью Лебон видел в господстве в обществе определенных идей, а именно идеи социализма. Продолжая линию психологизма в анализе проблемы личности и общества, Лебон считал причиной социальной динамики постоянную смену идей: будучи исходно интеллектуальным и духовным достоянием одного человека, определенная идея «путем заражения» проникает в «душу массы», находя все больше и больше приверженцев. Поэтому «на судьбу народов влияют не революции и войны, а перемены в основных идеях». Сама идея при этом неминуемо упрощается, почти теряя свое исходное интеллектуальное своеобразие, превращаясь в догмат, т. е. абсолютную истину на эмоциональной основе. Собственно говоря, только в этом своем превращенном, практически иррациональном виде идея и может оказывать социально-регулирующее влияние на «массу». Под воздействием каких-то идей мысли и чувства отдельных индивидов в большой группе принимают общее направление, что и составляет «закон духовного единства толпы».
Хотя анализу собственно толпы, или «массы», Лебон уделял много внимания (детально останавливаясь на классификации разных толп, их качественных особенностях, про- и антисоциальной направленности действий), основным предметом социального исследования он видел именно личность. Как изменяется сознание и поведение отдельного человека в рамках подобной большой группы - вот тот вопрос, который оказался в центре его концепции.
Лебон отмечал следующие основные особенности поведения личности в «массе» (толпе):
- становясь частью толпы, человек приобретает большее сознание собственной силы и перестает обуздывать свои врожденные инстинкты, следовательно, повышается уровень его импульсивной активности;
- вырвавшаяся на свободу иррациональность человека заставляет его жить больше чувствами, а не прислушиваться к доводам разума, следовательно, повышается уровень его эмоциональности и снижается уровень критичности;
- возросшая в силу перечисленного восприимчивость к внушению и подверженность «заражению» идеями заставляют человека принести в жертву свои индивидуальные интересы и отказаться от произвольного поведения;
- закономерным следствием становится снижение уровня индивидуальной ответственности и фактическая передача этой функции лидеру («вождю массы»).
Нетрудно видеть определенную парадоксальность исследовательской позиции Лебона: личность он характеризует через те атрибуты, которые, по сути, являются «безличностными». Заметим, что подобный аспект анализа - изучение личности через процессы деперсонализации, через «недостаток личностности» - довольно долго потом преобладал в социально-психологических исследованиях личности.
Лебон завершил характеристику личностных изменений, происходящих с человеком в результате его включенности в большие социальные группы, необходимым требованием появления фигуры вождя, в котором должны персонифицироваться утерянные каждым членом толпы личностные атрибуты. Однако, описав его психологические качества и те чувства, которые связывают вождя и рядовых членов толпы, он никак не объяснил механизмов его выдвижения. Именно эта проблема стала в дальнейшем предметом анализа для 3. Фрейда, а ее специфическое решение в рамках психоаналитической концепции обусловило основное содержание полемики Фрейда с Лебоном.
Основное содержание социально-психологических воззрений Фрейда представлено в его работе 1921 г. «Психология масс и анализ человеческого Я» (вышедшей, заметим, спустя более 20 лет после «Психологии масс» Лебона). Задавая в качестве ее центрального сюжета проблему взаимоотношений личности и общества, Фрейд сам достаточно сдержанно оценивал возможные перспективы ее решения, отмечая, что «есть проблемы, до которых нельзя долететь, но можно дойти хромая, и в таких случаях не грех и похромать...».
Содержательная характеристика этапов развития психоаналитической теории довольно объемно представлена сегодня в историко-психологической литературе, и потому мы остановимся лишь на тех позициях Фрейда, которые он сам сформулировал как оппозиционные по отношению к идеям Лебона. Каковы же основные критические замечания Фрейда к «психологии масс»?
Соглашаясь с Лебоном в том, что индивиды в толпе образуют некоторое единство, Фрейд закономерно предполагает, что должно быть что-то, их объединяющее; именно эта психологическая реальность требует изучения, однако она не стала предметом анализа для Лебона, ограничившегося простым указанием на факт ее наличия.
В отличие от Лебона, объяснявшего процесс деперсонализации механизмами заражения идеями и подражания, Фрейд видел причину единообразия действий и чувств индивидов в толпе в обнажении одинакового для всех людей бессознательного «фундамента», в актуализации основных врожденных инстинктов.
Соглашаясь с Лебоном в том, что «человек массы» обладает повышенной внушаемостью, Фрейд закономерно спрашивал о том, кто, собственно, является гипнотизером, т.е. обращался к анализу фигуры вождя, чем в свое время фактически пренебрег Лебон.
С точки зрения Фрейда, при анализе механизмов выдвижения лидера («вождя») следует отказаться от понятия внушения - в силу его малой объяснительной способности. В качестве альтернативного объяснительного принципа он выбирал libido(«масса объединяется любовью»), т.е., по его мнению, человек позволяет на себя влиять из-за желания быть в согласии и в любви с окружающими. Любое разрушение либидозных связей приводит к групповой дезинтеграции, разложению «массы» (что проявляется, например, в феномене паники).
Таким образом, природа связей индивидов в группе - эмоциональная, причем эти связи организуются в двух направлениях: по вертикали (с «вождем») и по горизонтали (с остальными членами группы). Заметим здесь, что эта мысль основоположника психоанализа более чем через 30 лет была положена в основу одной из самых заметных концепций стадиального развитиямалой группы -теориюгруппового развитияамериканских социальных психологов У. Бенниса и Г. Шепарда.
В качестве основного механизма установления горизонтальных и особенно вертикальных связей Фрейд выделял механизм идентификации, в результате действия которого человек, будучи частью «массы», отказывается в конечном счете от своего «Идеала-Я» и заменяет его массовым идеалом, воплощенным в «вожде». Тем самым исходно личностная инстанция объективируется и унифицируется, становясь «внешней силой» по отношению к человеку, выполняя по отношению к нему социально-регулирующую функцию и создавая дополнительное напряжение «несвободы». Таким образом, именно благодаря механизму идентификации индивид приобретает собственно социальное качество: во-первых, потому, что его индивидуальное «Сверх-Я» образовано в результате идентификаций со значимыми объектами (прежде всего - родительскими фигурами), а во-вторых, потому, что при условии включения в «массу» его идеальные представления о самом себе воплощаются в другом человеке (фигуре «вождя»). Именно поэтому, с точки зрения Фрейда, психология личности всегда есть социальная психология - ведь в психической жизни человека всегда присутствует «другой».
Детальный анализ закономерностей процесса интернализации этого «другого» дан в феноменологической социологии,заложившей, по сути, одну из наиболее влиятельных парадигм современного социального знания, а именно интерпретативную.
Ее теоретическим основанием стала феноменология Э.Гуссерля (1859-1938). В рамках интересующего нас аспекта анализа -рассмотрения теоретических предпосылок становления предмета социальной психологии через историю решений проблемы личности и общества - отметим лишь некоторые ее положения, имевшие непосредственное отношение к предмету.
Основное несогласие Гуссерля с позитивистской традицией социальных наук состояло в том, что она заставляет исследователей исходить из допущения объективного существования окружающей действительности. Между тем из того факта, что любому человеку (в том числе исследователю) социальная реальность дана в результате простого наблюдения, еще не следует, что мы можем с уверенностью о ней высказываться, так как неизвестно, с помощью каких правил конституируются наши опыт и знание. Из этого закономерно вытекают следующие положения:
- сама социальная действительность есть продукт конституирования нашего знания о ней, следовательно, традиции естественно-научного знания не применимы при изучении социальных явлений;
- важнейшей способностью человека является способность интерпретировать и сводить к различным типам все разнообразие своих впечатлений о мире; следовательно, человека нельзя рассматривать как социальный объект, он всегда субъектен - в силу факта интеракции с социальной действительностью;
- подлинно социальное в личности скрыто от глаз исследователей; научный интерес представляет не столько внешняя сторона социального (например, социальное поведение), сколько внутренняя (например, субъективное понимание человеком целей своего социального поведения). Следовательно, основная исследовательская задача состоит в том, чтобы «сконцентрироваться на постоянном потоке ежедневного опыта», т. е. описать природу обыденного сознания.
Таким образом, основной характеристикой человека как социального субъекта является способность к смысловой интерпретации действительности. Эта мысль Гуссерля в дальнейшем была значительно развита в «понимающей социологии» М. Вебера, в интерпретативной социологии нашего времени (А.Шюц, П.Бергер, Т. Лукман) и в конечном итоге отразилась на наиболее влиятельной теоретической позиции современной социальной психологии - позиции социального конструкционизма.
Завершая краткий обзор истории влияния классической западноевропейской социологии на становление социально-психологических идей, следует еще раз подчеркнуть, что:
-неоднозначность, «многомерность» представлений о предмете социальной психологии во многом была обусловлена традициями психологической, социологической и феноменологической редукции в одной из ее «родительских» дисциплин;
- еще на ранних этапах развития в социальной психологии были заложены некоторые общие представления о социальной природе личности, получившие значительный отклик в ее дальнейшей истории. Прежде всего, к ним можно отнести понимание социальной детерминации как преимущественно социокультурной, представление о социализации как процессе интернализации форм социального контроля и возможность изучения «поля социального» через анализ структур индивидуального самосознания.
Однако для любого исследователя, обратившегося к истории становления и развития своей области научного знания, интересны не только «всеобщие», но и «частные» предпосылки ее формирования. Обратимся поэтому теперь к анализу влияния русской общественной мысли на развитие представлений о предмете социальной психологии.
Необходимо отметить тесную связь становящейся в России социальной психологии с общественной, точнее философской, традицией. Такая зависимость характерна и для западной науки, но в отечественной истории социальной психологии она была особенно ярко выражена. Во многом это было связано с особенностями самой философии. Важной ее особенностью является тесная связь с реалиями социальной жизни. Трудно говорить о причинно-следственных отношениях, но, как бы то ни было, русская философия характеризуется двумя весьма важными и специфическими особенностями. Первая из них - несомненный приоритет онтологических проблем над гносеологическими. В западноевропейской философии теория познания всегда стояла в центре философских концепций, процесс и результат познания жизни выступали главным объектом философских построений.
Второй особенностью отечественной философии является ее «утилитаризм», т. е. направленность на конкретные социально-политические, культурно-просветительские и религиозно-этические проблемы. Разрыв между философской мыслью и социальными проблемами, стоящими перед обществом, всегда был в России минимальным. С.Л.Франк подчеркивал «кружковость» и оппозиционность русской философии.
Отечественная социальная психология имеет достаточно длительную предысторию. Довольно поздно оформившись в самостоятельную дисциплину, она существовала внутри других гуманитарных наук. Начало социально-психологической проблематики в русской общественной мысли часто связывают с именем философа, социолога, общественного деятеляН.К.Михайловского (1842-1904). Он был одним из активных участников движения «Народная воля», идеологом народничества. В его деятельности в полной мере проявились те особенности, о которых мы писали выше. Задачи исследования социального процесса были тесно связаны с целями переустройства общества. В своих работах он касался довольно широкого спектра социально-психологических проблем, но наиболее полно и систематично разрабатывал вопросы психологии толпы*. Толпа, по Михайловскому, представляет собой некую социальную общность, функционирование которой не лишено закономерной последовательности, несмотря на присущие ей элементы стихийности и разнородности. Фокусируя внимание в основном на вопросах стихийных общностей, Михайловский тем не менее различает понятия «толпа» и «народ» (что сопоставимо с современным разделением больших групп на организованные и стихийные). Он подчеркивает историчность понятия «народ» и связь его с феноменом личности. Он явно склоняется к психологическому, личностному детерминизму социальных процессов.

* Его взгляды на эту проблему нашли отражение в следующих работах: «Герой и толпа» (1882), «Научное письмо (к вопросу о героях и толпе)» (1884), «Еще о героях» (1891), «Еще о толпе» (1893) и др.

Вернемся, однако, к позиции Михайловского по вопросу об особенностях толпы. В целом он оценивает возникновение толпы как сугубо отрицательное явление, он даже употребляет понятие «патологическое состояние», включая в это понимание и оценку самой толпы, и изменения, происходящие с человеком в толпе.
В качестве одного из важнейших, но не единственного механизма образования и управления толпой рассматривается подражание.С одной стороны, это вполне встраивается в общее русло развития социально-психологического знания (мы уже рассматривали систему взглядов Тарда и др.), с другой - в позиции Михайловского существуют особенности. Так, он достаточно широко понимал термин «подражание», включая в него и внушение, и самовнушение, и гипноз и др. Любопытно, что Михайловский использовал и сочетание «социальный гипноз», рассматривая вопрос о социальном влиянии, и подчеркивал близость к подражанию таких явлений, как повиновение и покорность. Он выделял два вида подражания -автоматическое, бессознательное и осознанное - и предостерег от абсолютизации механизма подражания, что характерно, например, для Тарда.
Интересно, на наш взгляд, звучит задача исследования подражания. Согласно Михайловскому, она состоит в том, чтобы определить условия, способствующие или противостоящие подавлению сознания и воли человека, которое обязательно имеет место в тех случаях, когда человек оказывается в толпе.
Обратим внимание на то. что для Михайловского явления толпы и массового движения достаточно близки. Возникновение того и другого довольно сложно детерминировано. Сначала выделяется два ряда причин: с одной стороны, для возникновения массовых движений, конечно, необходимы политические, экономические, нравственные предпосылки. Но они как бы составляют внешнюю рамку ситуации. Второй ряд причин - собственно психологические. К ним Михайловский относил два альтернативных (как сказали бы современные ученые) фактора: возникновение очень сильного единого впечатления, которое подавляет все остальные, и хроническую скудность впечатлений. Возможно и одновременное наличие этих двух факторов. Иными словами, для возникновения стихийной толпы необходимо или общее сильнейшее эмоциональное потрясение (например, известие о каких-то трагических событиях может привести к отчаянию, озлоблению, агрессии против действительного или мнимого источника этих несчастий), или ситуация, в которой при монотонности, скудности впечатлений почти любая новая информация может показаться крайне значимой и сильно переоцениваться. Источником таких сильных эмоциональных переживаний может оказаться так называемый герой, или вождь. Определяя позицию героя, Михайловский подчеркивал, что это человек, увлекающий своим примером массу на хорошее или дурное. Понятие «герой» крайне условно и не имеет оценочного оттенка. Так, герой толпы не имеет ничего общего с великими, знаменитыми людьми. Здесь-то и играет свою роль механизм подражания. Аккумулируя эмоциональное состояние массы, герой выступает образцом для подражания, что, естественно, приводит к усилению данного эмоционального переживания. Подчеркивая значимость позиции героя, Михайловский обращал внимание на то, что герой зависим от толпы. Он управляет массой, но одновременно масса управляет им.
Взгляды Н. К. Михайловского хорошо иллюстрирует двойственность общественных наук в России. Содержательный анализ явлений тесно связывается с целями изменения жизни к лучшему. Возможно, в этой плоскости лежит одна из причин дальнейшей идеологической ангажированности советской гуманитарной науки. Народничество в России, одним из основных идеологов которого был Михайловский, разделилось в пространстве общественной мысли на два противоречащих друг другу направления: русский марксизм и неоидеализм. Влияние двух этих философско-мировоззренческих течений на развитие социальной психологии в России было определяющим, хотя и опосредованным.
Вопрос о содержании и развитии русского марксизма* выходит далеко за рамки темы нашего разговора. Не делая даже попытки анализировать в полной мере влияние марксистской философии на отечественную социальную психологию, попробуем лишь в общих чертах обрисовать те принципиальные моменты, которые отличали становление социальной психологии в русле марксизма. Два положения К. Маркса являются основой подхода к социальным процессам: материалистическое понимание истории и социально-экономический детерминизм. Для отечественной традиции (Г.В.Плеханов, В.И.Ленин и др.) характерны минимизация влияния субъективных факторов социальной жизни и принятие идеи о классовой борьбе как основном двигателе истории.

* Говоря о русском марксизме, мы не противопоставляем философию отечественных и западных марксистов, но лишь подчеркиваем неоднородность и многообразие подходов внутри марксизма.

Традиционно в отечественной философии во главу угла ставилось справедливое преобразование общества, что для социальной психологии выливалось в абсолютизацию социальных детерминант, примат коллективного над индивидуальным. Отдельное место заняла разработка теории коллектива(В. М. Бехтерев, А. С. Залужный, А. С. Макаренко и др., а позже А. В. Петровский, Л. И.Уманский), которая берет свое начало в идеях К. Маркса о существовании коллектива как социальной общности нового типа, связанного с общественной формой собственности на средства производства. Он разделял понятия мнимой и подлинной коллективности. В перспективе исследования малой группы давали возможность изучать механизмы взаимодействия социальных и межличностных отношений, что и произошло позже. В отечественной социальной психологии эти исследования имели двойственный характер. С одной стороны, изучалась собственно психология группы, а с другой - социально-идеологическим факторам придавалось доминирующее значение.
Материалистическому, детерминистскому подходу марксистов противостояло в российской общественной мысли течение неоидеализма. О наиболее влиятельном и известном представителе этого направления - Н. А. Бердяеве уже упоминалось выше. Он и еще ряд значительных философов опубликовали в 1909 г. сборник «Вехи», в котором в наиболее концентрированном виде изложили позиции этого направления. Кроме обращения к идее высшей силы, божественного провидения для неоидеалистов характерны отрицание существования закономерного исторического процесса и, следовательно, фокусирование анализа отношений личности и общества целиком на проблеме самосовершенствования личности. В статьях сборника «Вехи» можно найти много пересечений с теми вопросами, которые позже получили отражение всоциальной психологии личности,но в начале века влияние их было не столь сильным, так как в общественном процессе ассоциировалось с консервативным мировоззрением.
Проблематика, позже вошедшая в поле социально-психологического знания, разрабатывалась не только в социологии, но и в правоведении, лингвистике и др. Так. правовед Л. И. Петражицкий, основатель психологической школы права, апеллировал к психологическим причинам социального поведения отдельных людей и говорил, что социально-исторические образования также являются следствием, проекцией эмоциональных состояний человека. Если конкретные положения Петражицкого достаточно проблематичны, то сам факт попытки психологического объяснения явлений социально-исторического ряда заслуживает внимания. Другой юрист - К. Д. Кавелин развивал идеи о культурной детерминации психики.
Следует вспомнить имена Л. Н. Войтоловского, П. А. Сорокина, А. Копельмана, А. А. Потебни и других, которые с различных сторон двигались в направлении формирования самостоятельной дисциплины - социальной психологии. Так, журналист Войтоловский, описывая и анализируя конкретные случаи массовых движений, рассматривал вопросы эмоционального настроя толпы и т.д. По-тебня, разрабатывая вопросы языкознания, также касался механизмов социальной детерминации психологических явлений.
В рамках собственно психологической науки также возникали отдельные социально-психологические проблемы. Так, еще в работах И.М.Сеченова берет свое начало изучение психофизиологического фундамента социального поведения человека. Социальная психология личности может найти начала многих своих проблем в работах Н. Н.Ланге, А. Ф. Лазурского и др. Особого внимания заслуживает система взглядов В.М.Бехтерева (1857-1927).
Важное место занимает коллективная рефлексология Бехтерева. Область его деятельности чрезвычайно широка, об основных ее направлениях сказано ниже. Здесь же уместно коснуться именно социально-психологических исследований Бехтерева, которые обобщены в его основной социально-психологической работе «Коллективная рефлексология» (1921). С одной стороны, коллективная рефлексология, являясь составной частью общей рефлексологии, несомненно, испытывает ее методологическое влияние. Однако в решении конкретных вопросов социального поведения Бехтерев явно выходил за рамки классического рефлекса. Его понимание взаимодействия коллективного и индивидуального было достаточно сложным и не однонаправленным. Бехтерев формулировал предмет коллективной рефлексологии как «изучение возникновения, развития и деятельности собраний и сборищ, проявляющих свою соборную соотносительную деятельность, как целое, благодаря взаимному общению друг с другом входящих в них индивидов». При этом он подчеркивал, что рассматривает коллективную рефлексологию как попытку построения части социологии (в то время этот термин еще использовался в общественных науках, позже он надолго ушел из языка советских обществоведов). Бехтерев разводил понятия организованного и неорганизованного коллектива и критиковал Тарда за смешение двух этих типов сообществ и распространение психологии толпы (неорганизованной группы) на все виды групп.
В основном интерес Бехтерева концентрировался вокруг таких образований, которые в современной психологии называются малой группой.Известны его эксперименты по сравнительному анализу индивидуальных и групповых способов решения, он изучал конформные реакции индивида в группе (правда, не используя этот термин, который был введен американским ученым С. Ашем значительно позже), рассматривал причины образования группы. Бехтерев выделял три основные причины возникновения коллектива:
- социальный инстинкт, который существует у человека и заставляет его входить в сообщества;
- невозможность решения большого числа задач в режиме индивидуальной деятельности;
- механизмы социального отбора и социальной поддержки регулируют индивидуальное поведение с позиций интереса коллектива.
Позиция Бехтерева, будучи во многом механистической, тем не менее предвосхитила многие современные вопросы психологии малой группы.
Таким образом, в начале XX в. в российском гуманитарном знании сложилась довольно сложная, противоречивая, но содержательно перспективная ситуация для вычленения и формирования самостоятельной научной дисциплины - социальной психологии. Однако исторические события наложили сильнейший отпечаток на конкретный событийный ряд формирования отечественной социальной психологии. Первым этапом этой истории стала дискуссия о предмете социальной психологии, развернувшаяся в 20-х годах. Она достаточно подробно проанализирована в «Социальной психологии» Г. М.Андреевой, поэтому мы лишь вкратце и в общих чертах коснемся ее содержания.
Дискуссия о соотношении психологического и социального, куда составной частью входила дискуссия о предмете социальной психологии, была в определенной степени подготовлена всем ходом развития общественной мысли в России. Конечно, исторические изменения оказали решающее воздействие на ситуацию в гуманитарных общественных науках. Существование официальной философско-мировоззренческой идеологии ставило социально-политическую задачу формирования в каждой из общественных наук фундаментального базиса, ориентированного на марксистскую философию. Однако, как уже говорилось, в России существовали две достаточно сильные традиции интерпретации социальной жизни, содержание которых отразилось в различных подходах к пониманию предмета социальной психологии. Как известно, идеалистическую представлял Г. И. Челпанов, а материалистическая была более обширна и неоднородна - В.А.Артемов, К.Н.Корнилов, П. П.Блонский и др.
Несмотря на широкое обсуждение вопросов социальной психологии, оно не завершилось оформлением ее в самостоятельную науку. Более того, дискуссия послужила началом длительного перерыва в социально-психологических исследованиях в России. Основой такого положения послужили две «аксиомы», принятые политической власт