Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Основные сложности философского познан




1. Предмет теории познания

Знание всегда носило практи­ческий информационный харак­тер (см. схему). Если по­являлась потребность в каких-то идеях, то они получали на производстве, в практике более быструю реализацию, чем в университетских лабораториях и на кафедрах.

Гносеология (греч, gnosis - знание, познание) является од­ним из разделов современной философии. Она исследует при­роду человеческого познания, формы и методы перехода от поверхностных знаний к глубинным.

Процесс познания изучается с точки зрения форм, законо­мерностей развития, возможности достижения истины. Су­ществуют его различные подходы, модели. Материалистичес­кие модели имеют основной принцип отражения мира в саг знании человека: у Демокрита - образы (эйдосы), у филосо­фов Нового времени - сенсорные сигналы, у В. И. Ленина - ощущения субъекта, которые дают субъективный образ объек­тивного мира. Идеалисты полагают, что познание не имеет дела с реальным, объективным миром. Лейбниц считал, что познание есть воздействие обожествленной идеи на врожден­ные понятия человека. У Гегеля - самопознания абсолютной идеи. У Маха, Авенариуса и других субъективных идеалистов (конец XIX - начало XX вв.) процесс познания - это реали­зация простой и экономной связи ощущений. Познание неиз­бежно сталкивается с такими вопросами: Познаваем ли мир? Как это происходит? Существуют ли границы познания или нет? Позиции мыслителей в целом можно определить следую­щим образом:

когнитивный оптимизм;

скептицизм;

агностицизм

Оптимисты абсолютно уверены в возможности познания. На (Г. Гегель, В. И. Ленин и др.); скептики выражают сомнение (Д. Юм, XVIII в.); агностики отрицают возможность познания мира (И. Кант - «вещь в себе» непознаваема, отсюда - надо дать предпочтение вере, а не разуму). Агностицизм - гипертрофированная форма скептицизма.

Субъект, объект, предмет познания. Познание и практика находятся в тесной связи. Об этом всегда говорили материалисты. Интерес представляют взгляды на познание немецкого философа К). Хабермаса. В труде «Познание и интерес» он выделяет три фундаментальных типа интересов, которыми руководствуется в своей деятельности человек: 1) технический, 2) практический, 3) эмансипационный.

Первый вид интереса соответствует трудовой деятельности; второй - общению; третий - рефлексивной деятельности сознания.

Личность в целом, а не только ее познающая основа - мозг, занимается познанием. Познание вплетено в различные виды жизни и деятельности людей. Оно слито с потребностями, интересами, целями людей. Сущность процесса познания связана практикой. Категория практики дает возможность осмыслить общественно-исторический характер познавательной деятельности, ступени развития познания, субъект и объект познавательного процесса.

Объект познания - часть реального бытия, подвергающая- анализу, изучению. Так, сознание человека исследуется разными науками: историей, философией, психологией, биологией, медициной. Но у каждой есть свой «участок», свой срез, свой угол исследования. Предмет исследования - конкретный аспект научного поиска.

Человек есть участник и творец исторического процесса. Это усложняет процесс познания роли субъекта. А. Г. Спиркин выделяет следующие виды субъектов познавательной деятельности: 1) все человечество; 2) отдельные народы; 3) группы индивидов (скажем, сообщество ученых); 4) личность; 5) под субъектом познания часто имеют в виду некий безличностный сгусток интеллектуальной активности.

Практика - это материальная, научная, социально-преобразующая целенаправленная деятельность людей, которая носит конкретно-исторический характер по преобразованию общества, человека, природы. Роль практики в процессе познания следующая:

она является основой познания;

практика - цель познания;

практика выступает критерием истины.

Обыденное и теоретическое познание. Обыденное позна­ние базируется на социальном опыте различных сфер бытия человека. Знание на обыденном уровне характеризуется здравым смыслом, обыденным языком, наивными представления­ми; адекватное отражение действительности соседствует с ир­рациональным; велика роль опыта. Знание на обыденном уров­не формирует рецепты деятельности, правила использования, различные предписания. Обыденное знание дает верное, но неполное представление об объекте исследования. Типичным литературным примером обыденного сознания может служить рассказ А. Л. Чехова «Письмо к ученому соседу».

Теоретико-научное знание отличается от обыденного глуби­ной отражения объекта, проникновением в сущность вещей, выявлением законов развития, использованием логического по­нятийного аппарата. Научное знание носит концептуальный ха­рактер, его достижение связано с особой процедурой доказа­тельства, с использованием методов проверки знания. Знание носит практический характер, позволяя человеку правильно ориентироваться в окружающем мире. Скажем, идеи академи­ка С. Л. Королева вывели людей в Космос. Они реализовали тысячелетние мечты человечества в действительность.

2. Истина в философии

Знание должно соответствовать законам объективного мира, т. е. быть истинным. Истина - цель по­знания, она же предмет исследования, важнейшая категория гносеологии.

Аристотель понимал под истиной соответствие мысли объ­екту.

Истина есть логическая форма, выраженная в виде мысли, где утверждается или отрицается наличие тех или иных связей. Истинно то, что определяется объектом, а не соглашением.

Австрийский физик Эрнст Мах понимал истину как дости­жение наиболее простых и экономных связей между ощуще­ниями. Внешний мир не брался в расчет. Знания соответство­вали не объективной реальности, а принципу простоты и эко­номии мышления. Развитие неевклидовой геометрии привело конвенционалиста Анри Пуанкаре к мысли о том, что лежащие в основе математических теорий системы аксиом есть результат соглашения, конвенции. Поэтому последователи данного течения в философии полагают, что внешний мир и знания не зависят друг от друга. Та или иная теория есть результат соглашения ученых по критерию удобства и простоты.

Прагматизм полагает, что истинно то, что полезно.

Марксистская гносеология дает свое понимание истины. Объективность истины В. И. Ленин связывает со следующими положениями:

1) источник знания - объективная реальность;

2) качества субъекта сами по себе не определяют истинность утверждаемого суждения;

3) вопросы истинности не решаются арифметическим большинством; истина субъективна по форме своего выражения, носителем ее является человек;

4) категории для выражения, обозначения истины не создаются произвольной игрой воображения, а сформированы длительной эволюцией науки и социума;

5) истина есть процесс;

6) истина всегда носит конкретный характер.

В марксизме разработаны категории АБСОЛЮТНОЙ и ОТНОСИТЕЛЬ-НОЙ истины. Абсолютное выражает момент устойчивости, неизменное в явлениях. Относительное - изменчиво, переходящее в знаниях в связи с ростом новых фактов, теорий.

Несовпадение представлений субъекта с отражаемым объектом приводит к заблуждению, неистине. Знание должно соответствовать предмету исследования.

Истина и заблуждения не просто противоположности, они связаны друг с другом, переходят друг в друга и являются условиями развития ЗНАНИЯ.

Заблуждения - спутник научного работника и ученого во все эпохи. Попытка создать вечный двигатель предшествовала рытою закона сохранения и превращения энергии. Идеи эфира, теплорода были предпосылкой развития волновой оптики и электродинамики, а также физического учения о тепловых процессах. Но бывают и более жесткие ситуации, когда искажение истины не приводит к ней, а дает в результате заблуждение.

Стремление к истине должно быть связано с ее критерием. Часть мыслителей (скажем, агностики) отрицали такой критерий. Другие считали, что таковым может быть ОПЫТ человека, т.е. его ощущения; третьи полагали, что ясность и самоочевидность суждений суть их критерий.

Согласно К. Попперу, истинное подтверждение может проистекать только из неудач всех попыток опровергнуть данную теорию

Марксизм считает, что практика - основа, цель и критерий истины.

Практика, будучи критерием истины, не является абсолютным критерием истины. Практика осмысливает общее направление путей, ведущих к решению проблемы критерия истинности. Важное значение при определении истинности противоречащих друг другу теорий могут сыграть так называемые ВТОРИЧНЫЕ КРИТЕРИИ.

Таковыми принято считать принцип простоты и непротиворечивости теории, принцип красоты и изящества, принцип плодотворности и эффективности. Принцип простоты предпол­агает, что в основу теории должно быть положено наименьшее количество независимых понятий с тем, чтобы получить остальные как следствие исходных. Простота не есть нечто абсолютное. Теория может быть проста с точки зрения количества общих идей и принципов, в другом отношении она быть сложной, например, с точки зрения применяемого математического аппарата. Принцип простоты, как вторичный критерий, применяется в научном знании в ЕДИНСТВЕ с другими критериями. При выборе любой теории предпочтение отдается той, которая более проста, экономична, непротиворечива Вторичные критерии не заменяют основного - практику, а дополняют его.

 

Вопрос 5. Основные

 

Философия - это такой способ мыслить, который имеет порой радикальные последствия для самой жизни. Всякое философское суждение не только является своеобразным частным выводом определенного способа понимать этот мир, но несет на себе печать того строя жизни, который отличает мыслящую индивидуальность. К примеру, актерское амплуа вызывает у нас ожидание соответствующего поведения актера в обычной жизни, однако, это ожидание зачастую сменяется разочарованием. Так и мысль, выраженная философом, вызывает у аудитории или, как говорил поэт, у дальнего собеседника - ожидание соответствия мысли иповседневной жизни. Это ожидание не случайно. Как мы увидим далее, философию изначально отличало от других человеческих "практик" именно соответствие слова и поступка. Философ не может не чувствовать, не может игнорировать ожидание подобного соответствия, именно потому, что оно задано традицией. Тем самым, для философствующего внешнее ожидание "правильной" жизни, сообразной высказываемым суждениям, не является

основополагающим мотивом философствования. Философ мыслит и быть может живет определенным образом вовсе не потому, что к тому его обязывает общественное мнение. Для мысли как и для всякого события требуются более весомые основания и традиция дает их философствующему. Традиция помогает философствующему преодолеть нелепый алгоритм повседневности, поступая в соответствии с которым мы, как правило, оставаясь вполне состоятельными духовно, все же ценим мнение окружающих о себе гораздо более своего.

Однако, и здесь нет однозначности. Дело в том, что пришедшее из древности классическое соответствие мысли и жизни нарушено в нововременной философии, а в социальной практике оно никогда и не было неким каноном - во все времена люди не считали жизнь коррелятом мысли. О необходимости такого соответствия люди имели лишь "теоретическое" представление - "теория" (мораль) предписывала недопустимость расхождения слов с делом, в то время, как "практика" (жизнь) показывала чрезвычайную полезность данного расхождения. Так жизнь общества сделала подобное расхождение основополагающим принципом своей наиболее престижной сферы - дипломатии. Жизнь, построенная философским образом, ставшая прототипом мысли, с одной стороны, была внешне согласна с моралью, но с другой стороны, во все времена угрожала самому ее существованию. Нужда в морали как социализированном каноне отпала бы, будь мыслящий,- а в силу этого и любой человек,

поскольку он является мыслящим существом,- ригористом в вопросах соответствия мысли и поступка. Отсюда, жизнь философа, будучи согласной с моралью общественной жизни в основополагающем принципе соответствия мысли и поступка, на деле оставалась и остается усердием в одиночестве.

Искусство следования морали, а вместе с тем и условие общественного преуспеяния, в частности условие политического успеха,заключается в трудноуловимом чувстве меры - меры во всем и прежде всего в последовательности исполнения моральных предписаний. Излишняя последовательность в деле воплощения мысли в жизнь чревата социальным отчуждением, что и было судьбой философа и судьбой самой философской мысли, воплощая которую в жизнь в классические времена философ, порой, отказывался от собственной жизни. Мысль тем самым как бы исключала жизнь и была неприемлема в ней. Обыватель это чувствовал, именно чувствовал и избегал философии (мысли) во все времена и весьма успешно.

Действительно, философская мысль, да и мысль вообще, не является необходимой в повседневной жизни. Без мысли человек может и обойтись.Мы в настоящее время видим достаточно ситуаций такого рода, в том числе и в массовом сознании, в социальной практике. Мысль не является необходимым условием поступка, действия, слова. И тем важнее длячеловека, избравшего мысль своей профессией, по крайней мере не считать жизнь в мысли единственно возможной. Философ(М.К.Мамардашвили), предупреждая об искушении жить только философией,чреватом зачастую иллюзией избранности и соблазном конфронтации ссоциумом, сказал об этом так: "Эмпирическая жизнь в смысле своего внутреннего дыхания может совпадать с философской жизнью, но внешне может и отличаться...; лучше философствовать, не нося колпак философа в жизни, а нося просто шапку или кепку. Такую же, какую носят другие.Колпак может быть весьма тяжелым одеянием" (См.: 6; С. 23-24). Однако,если в общественной жизни философ достаточно легко может воспроизвестиобраз внешне обычного гражданина, то в содержании "внутренней жизни",чтобы оставаться философом, он должен соответствовать некимнепременным требованиям своего ремесла и, в частности, его суждениядолжны быть проникнуты пафосом ответственности. Персонификация ответственности за философские суждения, пожалуй,одно из очевидных отличий философии от науки. Содержание последней,как правило, не является поименованным, чаще оно сведено к безличномусистематическому изложению сведений, касающихся какого-либо фрагмента или частного принципа в общей картине мироздания. "Имя" теоремы,закона, теории в науке не более чем фиксация их принадлежности. Если вистории науки человеческие качества исследователя и приобретаютзначение, то лишь в связи с вопросом о первенстве в том или иномнаучном открытии. Объективизм науки возводит свободу от субъективного, свободу от собственно человеческого элемента в ранг критерия научной состоятельности. В настоящее время данное требование распространяетсяи на философию - она начинает рассматриваться как строгая наука.

К примеру, в истории науки достоинство Джордано Бруно (1548-1600), представляющее ныне хрестоматийный пример следования требованиямистины вопреки воле к жизни, менее значимо, чем содержание научных сведений, развиваемых им. В философии же, высокий этос убежденности мыслителя существенен, поскольку представляет подтверждение истинностисуждений: этическая целостность личности Д.Бруно является как бы моделью его космологических интерпретаций, утверждающих принципиальное единство земного и небесного миров.

Философия расценивает жизнь как аргумент в борьбе за истину,порой, последний аргумент. Для науки этический элемент не являетсяпреобладающим. Действительно, так ли уж важно современному исследователю Вселенной: что предпочел бы сохранить Галилео Галилей(1564-1642) - жизнь или истину? Главное, что его новации в космологии сохранены научной традицией и в свое время внесли существенный вклад в создание современной картины мира. В науке господствует принципцелесообразности, довольно безразличный к этической составляющей средств достижения истины и формирования точного знания.

В философии, напротив, средства достижения истины, их характер и этическая состоятельность весьма существенны. Порой, эти средства крайне "необычны". Так в знаменитом трактате "Диогена Лаэрцияжизнеописания и мысли тех, кто прославился в философии, и в кратком виде сводка воззрений каждого учения", посвященном истории раннегреческой философии, со слов Антисфена Родосского рассказывается об античном мудреце Зеноне Элейском (ок. 480-430) следующее: он былсхвачен тираном Неархом, против которого выступал, и принужден кдопросу и даче сведений против других тираноборцев. Однако, оказавшисьв ситуации выбора между собственным представлением о должном и жизнью(гораздо раньше Галилео Галилея), Зенон презрительно бросилокружающим: "Дивлюсь я вашей трусости: чтобы не пострадать, как я, вы ползаете перед тиранном!" (вспомним, в этой связи, и предсмертные слова Джордано Бруно, обращенные к суду инквизиции: "Быть может, вы с большим страхом произносите этот приговор, чем я его выслушиваю!"(См.: 13; С. 141)), а затем отгрыз себе язык и выплюнул его тирану в лицо; этот поступок Зенона так взволновал сограждан, что они тут женасмерть побили тирана камнями (правда, по иному свидетельству (Гермипп), Зенон был заживо истолчен в ступе) (См.: 3; С. 341).

Способен ли современный человек - дитя цивилизации - столь же свободно располагать собой? Вопрос риторический. Мысль о должном у заурядного человека культуры уже давно не способна воплотиться в поступке и тем более стать волей других людей. Мысль, проникнутая высоким этосом достоинства, вытеснена из реальности и обречена стать ее альтернативой - жизнью в мысли. Почему мысль и поступок разведены между собой? Почему с позиций "жизни" чистая мысль ныне воспринимается как сфера умственных спекуляций? Вопросы, скорее не к мысли, а к логике культуры: является ли современная культура полноценным образованием, в котором должным образом реализовано человеческоепредназначение?

Культура, изменяя человека, изменяет и содержание его деятельности и, в частности, мыслительной деятельности. Редуцируя феномены, создававшие сознание человека как мыслящего существа целые тысячелетия (в частности, христианство и греко-европейская философия), культура устраняет присущий им пафос. Так, философия интерпретируется как разновидность научной деятельности, результатом данного понимания является и ваша поспешная реакция на вопрос: "Что такое философия?" -

"Философия - это наука..."

Конечно, отчасти, философия подлежит интерпретации как наука, но все же представляется очевидной ее над-научная состоятельность: воснованиях своих - это экзистенциальный выбор. Другими словами, этовыбор способа познания как способа существования, познания как способаи образа жизни - жизни в познании. Однако, это выбор, по сути,собственно выбора-то и лишенный. Нельзя сказать, опускаясь до банальности, что философами не становятся - ими рождаются. Хотя вполне может быть, что тот, кто рожден для этого, отказаться от философии не может, не может не философствовать, даже если бы и хотел. Философия как дело-судьба в пределах частного существования в определенном смысле есть вынужденный ответ на требования того корреспондента,которого мы называем Богом. Мы не можем проигнорировать его требования просто потому, что мы так устроены, мир так устроен, да и Бог так устроен, что не предполагает, задавая неразрешимые вопросы, что мы посмеем на них не ответить. Эта вот "так-устроенность" Бога, мира и нас самих, этот порядок вещей, заведенный задолго до нашего появления на свет, и можно назвать вместе с философами - Бытием, с которым считается сам Бог. "Бытие" есть фундаментальная категория в философии. И дело не столько в том, что категория бытия является своеобразным эпицентром понятийного пространства философии, но более всего в том, что именно "связанность" Бытием отличает философа по определению от человека, интересующегося философией, изучающего философию или специализирующегося на изучении определенной философской проблематики.

Чувство Бытия (настроенность на Бытие), как и чувство веры, не противоречит, а скорее составляет достоинство и состоятельность точного философского мышления. Бытие мира и бытие человека взаимосвязаны и эта взаимосвязь, взаимоопределенность бытия мира (его онтологии) и бытия человека (его экзистенции) осуществлена именно в мышлении, которое тем самым приобретает статус самостоятельной, как бы посредничающей между миром и человеком, реальности, но реальности при этом все же самым тесным образом связанной именно с глубинами существования человека, с основаниями экзистенции, за которой лишь угадывается "присвоенность" и самого "большого" Бытия: "Мышление, философствующее внутри онтологического опыта, - экзистенциально. Раскрытие источника, качества и мучения бытия как всегда-моего-бытия... В мышлении и речи вообще не только и не столько говориться о..., сколько нечто впервые вымысливается, выговаривается, открывается в своем бытии, ибо только так и может сбыться" (См.: 1; С. 115). Отсюда, "уклончивость" и часто "абстрактный" характер философского языка, призванного всякий раз впервые, на собственный страх и риск устанавливать суть вещей, а установив, держать ее до времени в себе и для себя, словно оберегая разум человека и его душу перед доселе неведомым, непростым и даже страшным началом этого мира, началом как таковым, началом всего, началом как Бытием. И быть можетпоэтому, рождение философа, что называется, от Бога, происходит так редко.

Мышление - это ведь испытание, добровольный характер которого является порой непреодолимым препятствием. Мышление отстраивает человека, создает его, но все же не является необходимым. В том смысле, что в растиражированном виде, в социальной жизни мышление не является силой, руководящей человеком. Человек обходится и без мышления. Чтобы назвать себя человеком перед миром и людьми, человеку вовсе не нужно мышления, порой, достаточно самого факта полагания, что ты - человек. Иначе, достаточно воли. Сколь часто мы можем видеть это- пустой человек, переполненный "собственного" достоинства.

Другое дело - назвать себя человеком перед Богом. Это иной уровень ответственности, иной уровень притязаний. Подобные претензии должны быть оправданы, подтверждены чем-то, что свидетельствовало бы о превосхождении человека над самим собой, о способности быть не только самим собой, но и чем-то большим. Самопревосхождение как трансценденция - выход за пределы сознания, за границу достаточного -одно из необходимых условий самоидентификации человека. Такой выход требует усилий. Философия как жизнь на пороге усилия – усилия понимания не может быть массовой практикой, ее задача в другом - сказать человеку о пределах возможного, вернее, об отсутствии этих пределов. В этом смысле, философия как дело (профессия, разновидность социализированной практики) и философствование как экзистенциальный выбор - разные вещи. Если дело можно сменить, то выбору – только изменить, в свою очередь, измена предполагает отказ от этики усилия как своеобразного "механизма" философствования – того необходимого условия, которое, предопределяя сбываемость философии, определяет и бытийственную состоятельность человека. Измена выбору и отказ от усилия влекут за собой выпадение не столько из философского сообщества, сколько из диалога с Богом, с тем всегда предполагаемым собеседником, от молчаливого присутствия которого зависит состоятельность философского обращения к миру.

Экзистенциальный характер философии, ее тесная "связанность" с существованием человека делает проблематичным экспликацию, выявление в ее пределах неких неизменных оснований, онтологических предпосылок -тех констант, что отличают науку, одновременно, сближая ее как это ни парадоксально с религией, содержание которой также определяется фиксированными положениями, принимаемыми без доказательства или, что называется, на веру. Тем самым, экзистенциальный характер философии отменяет возможность установления некоей философской парадигмы -философствования по раз и навсегда заданному образцу. Парадигма философствования как способ мыслить определенным образом если и возможна, то скорее может быть выражена в общей атмосфере философского сообщества, в его открытости, плюралистичности, но не в "параметрах" и измерениях философствования и его результатов. Иначе, парадигма в философии как таковой (речь не идет о пределах школы, направления, конкретной традиции) возможна только как отсутствие парадигмы.

В этом смысле, наверное, нельзя сформулировать однозначные критерии, применив которые, мы могли бы ответить на вопрос:"насколько" философским является тот образ мысли, который мы имеем перед собой в каждом конкретном случае в качестве философского познания? Опыт советской философской науки представляет яркую иллюстрацию того, что бывает, если философию стремятся подчинить неким "философским" образцам - философия как таковая не существовала, а философы, которые могли состояться, но не могли отдать свой разум и душу во владение ограниченной спекулятивной игре "диалектических" категорий, предпочитали либо историко-философские разыскания, либо вступали в конфликт с властью, которая создавала зависимость философии от идеологии. Сколько "молчаливых" страданий философской мысли ушло в небытие, сколько судеб и высоких претензий...

Как, наверное, жизнь и философия в этом смысле похожи - то же величие повседневного, молчаливое достоинство людей многое понимающих, но не состоятельных что-либо изменить, да и не призванных к этому.

Содержание философии не только экзистенциально, не только сугубо индивидуально преломляет онтологические основания, воплощенные в конкретно-личном бытии, представляя всегда некую "философию-Я", но итавтологично, другими словами, определимо только через самое себя -практически буквально: философия - это философствование. Однако, в гомогенности данной тавтологии, не должна растворяться критическая позиция, скепсис которой направлен прежде всего на опыт индивидуального самовыражения - оно состоятельно лишь в том случае, если осуществляется "под знаком Бога": помимо репродукции экзистенциального "ядра", означающего причастность к некоей универсальности, частное философствование может состояться, если служит своеобразным экзистенциальным "дополнением", если расширяет существующие представления о сути человеческого бытия -философствующий должен как бы раскрыть в собственном философском опыте то, что предназначено человеческому существованию как таковому - что, быть может, в нем содержится и содержалось, но не было эксплицировано,выявлено в предшествующем философствовании, не было актуализировано традицией.

И здесь есть один очень важный момент, о котором М.К.Мамардашвили говорит в своих картезианских размышлениях. Это касается того условия, без которого "дополнение" существовавшего в философии до тебя не может быть достигнуто. Речь идет о "возрасте познания" - этот возраст соотносится с возрастом "акмэ" - вершиной жизненной зрелости. Возраст познания есть некая точка в судьбе философствующего человека, остановившись в которой, он должен решиться на суждение от своего собственного имени, он должен отважиться на самостоятельное мышление:"И Декарт говорит то же самое: хоть раз в жизни надо решиться убрать все это, стереть и заново, на полную катушку, начать думать самому, всерьез, но, повторяю, под знаком Бога. Под этим знаком переписывать жизнь и "книгу мозга", ибо так и только так она переписывается". При этом, Бог, который в том или ином виде присутствует в любом философствовании не есть нивелирующий принцип. Напротив, Бог как философский принцип свидетельствует о том, что существует универсальное как возможность индивидуального бытия, как возможность конкретно-личного человеческого существования и мышления. Другими словами, в пространстве Бытия существует возможность установления "взаимопонимания" между Богом и человеком, в акте которого возникает "действительная индивидуализация и позитивная, реальная сила человеческого самоопределения, включающая истинную бесконечность... и являющаяся, как выражается Декарт, добавлением к реальной природе каждого человека" (См.: 5; С. 29-31).

В нашем опыте определения содержания предмета философии речь пойдет, с одной стороны, о философии как особом явлении, автономной реальности, которая обладает собственной интеллектуальной нишей среди способов мировосприятия и, одновременно, является метафизическим пространством, способным аккумулировать альтернативные способы мировосприятия, такие как мифопоэтический, религиозный, мистический, сциентистский. Речь пойдет о философии как о том, что существует помимо нас самих. С другой стороны, речь пойдет о философии как о явлении, существующем рядом с нами, быть может, внутри нас, а значит благодаря нам - в сознании или, как говорят, в душе, то есть, в последнем случае, речь пойдет о философии как об особом опыте, который сосредоточен в самом существовании человека.

Итак, с одной стороны, философия представляет самостоятельное интеллектуальное образование, которое сохраняет себя на протяжении тысячелетий, безотносительно к тому, появились мы в этом мире или нет. То есть философия есть индифферентный безличный самодостаточный феномен с собственными ресурсами существования. Это "философия-традиция". С другой стороны, поскольку философия представляет способ восприятия и отношения к миру, она не может существовать вне человека, вне нас, если мы появились на свет, если мы существуем. Это наш, личный опыт. Причем, это особый,"экзистенциальный", как говорят философы, опыт. Экзистенциальный как преломленный в призме оснований, благодаря которым существует сам человек, существует личность, индивидуальность как конкретное воплощение замысла Бога о человеке как таковом. Можно думать, что для существования философии как экзистенциального опыта необходимо существование самого человека, тем самым, философия как экзистенциальный опыт представляет собой "опыт второго порядка", некий вторичный опыт, это "существование существования" – существование философии в качестве особого опыта, обусловленное существованием самого человека. Это, рассуждая по аналогии с традицией, "философия-экзистенция" или более символично - "философия-Я".

В замысле, две эти вещи: феномен философии как таковой (философии-традиции) и феномен экзистенциального опыта (философии-экзистенции) должны совпасть, тогда философия становится состоянием, состоянием души, сознанием, она становится нами и, одновременно, собой - поскольку, как мы помним, философия без нас существовать не может. Иначе, есть мы, и есть философия. И если состоится встреча, то что-то должно произойти, какое-то событие, более значимое, чем сам этот факт встречи человека и философии. Должно состояться нечто более содержательное, чем то, что представлял из себя человек до встречи с философией или философия, не обогащенная его опытом. Очевидно, должно произойти событие мысли, то, благодаря чему философия продлевает себя в качестве себя самой и в качестве собственно человеческого начала, воплощенного в конкретно-личном существовании.

Итак, встреча "философии-традиции" и "философии-Я" (философии как нетранслируемого экзистенциального опыта) имеет своим следствием (возможным следствием) рождение мысли. Это предположение дает нам возможность для проведения своеобразного эксперимента, для осуществления которого нам достаточно избрать "парламентеров", с однойстороны, философской традиции и, с другой стороны, философии, понимаемой нами как конкретно-личный опыт, воплощенный в частном существовании.

Однако, прежде отметим одно обстоятельство, которое мы должны учитывать, делая свой выбор. Люди, избравшие неочевидное (мысль) как свое призвание весьма ревнивы. Ярче всего эта ревность проявляет себя в феномене профессионального спора - того спора, о котором почему-то принято думать, что он рождает истину. В этой связи, Р.Дж.Коллингвуд (1889-1943) писал: "Живой голос философии - великолепная вещь, когда речь идет об учителе и ученике... Там же, где он делается аргументом, имеющим целью либо опровергнуть, либо убедить, он бесполезен... В общей же дискуссии он становится оскорбительным" (См.: 4; С. 352-353). Однако, при всей ревности, с которой как правило члены философского сообщества относятся друг к другу, вряд ли кто поставит под сомнение установившиеся имена, составившие достоинство историко-философской традиции.

Выбирая представителя традиции, и не желая связывать себя интеллектуальными обязательствами с представителями древних эпох, мы можем утверждать, что в истории европейской философии, Рене Декарт (1596-1650) - одна из определяющих фигур. Вот как написал о нем другой великий философ Г.В.Ф.Гегель (1770-1831): "Рене Декарт является героем, еще раз предпринявшим дело философствования, начавшим совершено заново все с самого начала и создавшим снова ту почву, на которую она (философия,- авт.) теперь впервые возвратилась после тысячелетия отречения от нее" (См.: 2; С. 318). С другой стороны, в истории современной философии, причем столь недавней поры, что называть ее "историей" можно лишь условно, Мераб Константинович Мамардашвили (1930-1990) представляет не только яркий феномен экзистенциального преломления традиции, но и воплощенное существование отечественной философской мысли как имманентного элемента европейской философии. При этом, если за Р.Декарта говорит его текст, то М.К.Мамардашвили индуцирует философские смыслы устно, в форме беседы, которая даже будучи записанной, звучит как устная речь, как осуществление его философского кредо: "Философия есть сознание вслух". Важно и то, что между Декартом и Мамардашвили реально существует вневременной экзистенциальный диалог. По мысли М.К.Мамардашвили, читая Декарта, каждый философ встает в точку некоего самоопределения, как бы доопределения чего-то крайне важного в себе как человеке и более всего- в себе как философе. Подобное установление "координат" и есть один из "механизмов" самоосуществления философской традиции. Тем важнее для нас стремление выполнить условия философского "эксперимента".

 


Поделиться:

Дата добавления: 2015-04-21; просмотров: 87; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.008 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты