Первое определение номинативного знания

Знание X—(A), образованное посредством одной операции практически-пред­ме­тно­го сравнения, является простейшим видом знания атрибутивного типа. Мы будем называть егоатрибутивно-номинативным или простономинативным.

Результат сопоставления предметов X и A и операции практически-пред­ме­тно­го сравнения может бытьдвояким. В одном случае мы обнаруживаем, что сопоставляемые предметыXиAведут себя относительно предмета-индикатора I одинаково (одинаково с точки зрения данного уровня развития производства и потребностей); это дает нам возможность "отождествить" предметы X и A, на основании этого "перенести" название предмета A на предметX, и, таким образом, выработать знание X—(A). В другом случае мы обнаруживаем, что сопоставляемые предметы X и Aведут себя относительно предмета-индикатораI различным образом (опять-таки, с точки зрения существующего уровня развития производства и потребностей); поэтому мы не можем перенести название предмета A на предметX, не можем образовать никакого знания и должны перейти к новым поискам, новым сопоставлениям: либо предмета X с другими эталонами и относительно других индикаторов, либо иных предметовY,Z... с тем же эталоном и относительно того же индикатора.

В первом случае мы будем говорить о положительном результате операции практически-предметного сравнения, во втором случае – об отрицательном результате этой операции.

Необходимо специально отметить, что пока речь идет не об утвердительном и отрицательномзнаниях, а о положительном и отрицательномрезультатахоперации практически-пред­ме­тно­го сравнения.Пока отрицательный результат практически-пред­ме­тно­го сравнения просто не учитывается, не фиксируется в специальном знании. Отрицательное знание как особый вид знания (и, соответственно, как особый положительный результат "отрицательного сопоставления") возникает значительно "позднее и в особых условиях (об этомсм.§13, §16 а пока "отрицательное сопоставление" дает не отрицательное знание, аотрицательный результат, т.е. просто не дает никакого знания.

Поэтому мы должны сосредоточить все свое внимание на исследовании положительных результатов практически-пред­ме­тно­го сравнения. Строение номинативного знания, так же как и любого другого атрибутивного знания, полностью определяется характером действий сопоставления и отнесения, составляющих операцию практически-пред­ме­тно­го сравнения. В характеристику строения всякого знания, как мы уже не раз говорили, входит: во-первых, определение типа отражаемого в этом знании содержания или категориальная характеристика знания; во-вторых, определение связи значения между объективным содержанием и формой; в-третьих, определение самой формы, т.е. определение числа знаков в ней и их связей между собой.

В том случае, когда знание получается посредством нескольких операций мышления, оно имеет сложную форму и связь каждого из знаков такой формы с объективным содержанием опосредована связью этого знака с другими знаками формы. Это крайне затрудняет исследование связи значения такого знания. В данном случае этой трудности нет.

Номинативное знание вырабатывается посредством одной операции практически-пред­ме­тно­го сравнения; его форма, в силу этого, состоит только из одного знака,и поэтому из всех характеристик строения у него остаются только характеристика содержания и характеристика связи значения.

Но это значит, что на примере этого знания можно рассмотреть связь значения "в чистом виде", никак не измененную, не модифицированную влиянием связей знаков внутри самой формы. Точно также, именно на примере этого знания легче всего выяснить категориальные характеристики отражаемого в нем содержания и зависимость от негосвязи значения.Но, чтобы сделать это, мы должны еще раз вернуться к рассмотрениюдействий сопоставления и отнесения, образующих операцию практически-пред­ме­тно­го сравнения.

Из уже сделанного анализа отношений сопоставления ясно, что атрибутивный знак (A) должен обозначать прежде всего выделенное в процессе труда свойство или способ использования предметов X,Y,Z...Ведь каждый из этих предметов берется в отношении к предмету I и лишь в этом отношении сопоставляется с предметом A (или с каким-нибудь другим), который выступает как олицетворение и субстанциальное выражение одного единственного свойства, именно, – проявляющегося в отношении к I. А раз так, знак (A), обозначающий предмет A (или какой-либо другой) как олицетворение одного определенного свойства, соответственно, – одного способа использования, может обозначать лишь это свойство, один этот способ использования предметовX,Y,Z.., и это вполне естественно, так как человеческий коллектив интересуется прежде всего (а на ранних этапах развития даже исключительно) этой стороной в предметах окружающего мира. Мы будем называть это объективное содержание, обозначаемое атрибутивным знаком языка, абстрактным содержанием.

Но после проделанного сопоставления знак (A) относится не к отношению предметов X и I, Y и I или Z и I, а отдельно к каждому из этих предметов–X,Y или Z (через их чувственные образы), к каждому из них в целом, и никак иначе отнесен быть не может. Но это значит, что во взаимосвязи номинации атрибутивный знак (A) должен обозначать каждый из предметовX,Y или Z как целое, со всем множеством его еще не открытых, не выявленных свойств. Мы будем называть это объективное содержание, обозначаемое атрибутивным знаком языка, содержаниемметки.

Поскольку человеческий коллектив интересуется прежде всего практически важными свойствами или способами использования предметов окружающего мира, а не их чувственными образами, постольку для него являются тождественными все одинаково (одинаково – с точки зрения данного уровня развития потребностей и производства) используемые предметы.

Это обстоятельство, собственно, и является основанием для отождествления предметов X и A (или Y и A, Z и A ...) в действии сопоставления и оно наглядно выражено вформе каждого единичного сопоставления. Но это значит, что один и тот же атрибутивный знак (A) может быть отнесен ко многим предметамX,Y,Z... и это тождество обозначения предметов X,Y,Z... "вещественно" и в общей для всех членов коллектива форме будет выражать то, что практическая деятельность превращает в опыт, именно, что эти предметы одинаково служат человеку, что они удовлетворяют одну потребность и обладают общим свойством. Их чувственно воспринимаемые признаки при этом могут не совпадать, представления, вызываемые ими у человека, могут быть весьма различными, но это не мешает им называться одним именем.

Поскольку атрибутивный знак (A) может быть отнесен к различным предметам, поскольку он выступает членом многих взаимосвязей номинации, – постольку он обозначает класс предметов. Мы будем называть этообъективное содержание,отражаемое атрибутивным знаком языка,содержаниемобобщения.

Этитри составляющих объективного содержания знака формы в атрибутивно-номинативном знании, т.е. в знании, полученном посредством операции практически-пред­ме­тно­го сравнения, неразрывно связаны друг с другом. Только благодаря тому, что в первом действии мы сопоставляем два и притом совершенно различных предмета, мы можем выделить одну сторону каждого из них (именно общую обоим) в противоположность всем другим сторонам. Если бы мы не сопоставляли два предмета, или если бы эти предметы – допустим такой случай – были тождественны друг другу именно как целое, во всем множестве своих свойств, то никакого выделения одной, тождественной стороны в противоположность другим, различным сторонам, не было бы, а вместе с этим не было бы акта абстрагирования и атрибутивный знак не имел бы своего абстрактного содержания. Иначе говоря, само выделение одной стороны предметов в знаке, само содержание абстракции как особое содержание становится возможным только благодаря тому, что происходитобобщение.

Но и обратно, обобщение двух различных предметов, т.е. обозначение их одним знаком, возможно только потому, что сопоставляемые предметы могут быть взяты в практически одном и том же отношении, обладают одним и тем же свойством, и это свойство может быть выделено в абстракции в противоположность всем остальным свойствам каждого из этих предметов. Точно также, чтобы стать полноценным знанием об объективном мире, абстракция и обобщение, фиксированные в знаке, после сопоставления должны быть отнесены к определенным предметам. При этом, обнаруженное в отношениях сопоставления свойство выступает уже не как реализованное отношение одного предмета к другому, а как способность самих предметов вступать в эти отношения, способность, заложенная в них как в таковых, и независимая от тех или иных установленных отношений. Иначе говоря, чтобы содержание, фиксированное в атрибутивном знаке, стало свойством предмета, этот знак должен быть отнесен к предмету. Но и наоборот: чтобы отнести какой-либо "обобщенный" знак к целостному предмету, надо найти и выделить в нем отдельное свойство, фиксированное в этом знаке. Таким образом, в объективное содержание номинативного знания, образованного посредством операции практически-пред­ме­тно­го сравнения, входят три компоненты:абстрактное содержание, содержание метки и содержание обобщения.

Это значит, чтознак, входящий в такое номинативное знание, всегда обозначаеткакую-то отдельную сторону предмета,предмет в целом и класс предметов, обладающих выделенной стороной.

При этом важно отметить, что стороны предметов, отражаемые в таком знании, носят принципиально иной характер, нежели стороны предметов, открываемые одним чувственным созерцанием. Операция практически-пред­ме­тно­го сравнения дает возможность открывать в предметах такие стороны-свой­ства, которые недоступны одному чувственному восприятию. Вряд ли кто-нибудь будет оспаривать тот факт, что "горючесть", "плавучесть", "твердость", "растворимость" и подобные им свойства нельзя созерцать. Но так обстоит дело с большинством содержаний, фиксируемых в знаках современного языка.

И, по-видимому, – не только современного. Вся совокупность имеющихся у нас фактов по этнографии и детскому развитию, а также понимание основных закономерностей развития языкового мышления из и на основе процессов труда (изложенное в 4-м разделе работы) заставляет предположить, что на ранних этапах развития языкового мышления с каждым атрибутивным знаком была связана масса совершенно не сходных друг с другом представлений. И основанием их связи и объединения было отнюдь не чувственное сходство, а лишь сходство в способе использования соответствующих предметов. То положение, которое мы наблюдаем в настоящее время, когда многим знакам языка соответствуют совершенно однородные группы представлений и, наоборот, когда все группы предметов, имеющие сходные представления, получили свои отдельные названия, – это положение дел является, по-видимому, результатом весьма длительного развития человеческого общества, в частности, процессов труда, а вслед за ними и речи.

Система языка в целом с самого начала и до конца развивается иначе, чем чувственное отражение, и независимо от последнего. Но, по-видимому, в какой-то момент исторического развития, в системе языка возникаетособый отдел, задача которого состоит в том, чтобы зафиксировать в знаках языка все те стороны предметного мира, которые уже отражены в чувственности.[3]

Но в целом абстрактное содержание языка остается принципиально иным, нежели абстрактное содержание чувственности, и, в соответствии с этим, остаются принципиально иными основания объединения предметов в классы, т.е. – содержание обобщения. Иначе говоря, абстрактное содержание и содержание обобщения атрибутивных знаков языка существенно отличается от абстрактного содержания и содержания обобщения чувственности и образуют специфику мышления, несводимую ни к одной чувственной форме. Этого нельзя сказать относительносодержания метки. Как мы уже выяснили, после проделанного сопоставления в операции практически-пред­ме­тно­го сравнения атрибутивный знак (A) относится не к отношению предметовXиI,Yи I или Z и I... и не к свойству предметовX,Y,Z...как таковому, а к самим этим предметамX,Y или Z через их чувственные образы, и никак иначе отнесен быть не может. Чувственные образы предметов являются тем посредствующим элементом, с помощью которого мы превращаем абстракцию, выраженную в знаке языка в реальное предметное знание. Наглядно-схематически эту взаимосвязь можно изобразить в формуле

X—O_X—(A),

где символом O_X обозначается чувственный образ предмета X). Таким образом, хотя, в соответствии с общим характером сопоставления в операции практически-пред­ме­тно­го сравнения, атрибутивный знак (A) должен обозначать только свойства предмета X (Y или Z), но во взаимосвязи отнесения он связан с обозначаемым предметом через его чувственный образ и, следовательно, замещает этот чувственный образ, выступает как его обозначение. И с другой стороны, чувственный образ всего предмета, индифферентный к тем или иным отдельным практически выделяемым свойствам, замещается или обозначается знаком, фиксирующим только одно, отнюдь не чувственное свойство предмета. Иначе говоря, поскольку мы всегда относим отдельный атрибутивный знак языка к предмету в целом, тот или иной чувственный образ этого предмета выступает как эквивалентный заместитель и выражение отдельного свойства предмета, а атрибутивный знак, по происхождению своему обозначающий только отдельное чувственно не воспринимаемое свойство предмета, выступает как эквивалентный заместитель и выражение чувственного образа всего предмета.

§3 Ориентация по содержанию "метки"

Это обстоятельство очень часто является причиной того, что в процессе мышления мы как бы "перескакиваем" на уровень чувственного отражения, перестаем учитывать специфически мысленное абстрактное содержание знаков языка и начинаем ориентироваться по содержанию метки и связанному с ним абстрактному содержанию чувственности. Многочисленные примеры такого явления дает нам психология мышления и, в частности психология обучения мышлению. Правда, все эти примеры относятся уже к более сложным видам мышления, чем то, которое мы разбираем, однако, и они могут служить хорошей иллюстрацией и пояснением к выдвинутому общему положению. В опытах Н.Ф. Талызиной, например, обнаружилось, что учащиеся 5-го класса называли прямой линией, как правило только горизонталь, наклонные же для них были не прямыми, а "косыми".[4] Этот факт можно объяснить только одним способом. Учащиеся 5-го класса при введении понятия "прямая" не выделили тех свойств линии, которые образуют специфически мысленное, абстрактное содержание этого понятия, а ориентировались на другие, чисто чувственные свойства линий, данных на чертеже. Фактически, эти учащиеся не смогли усвоить или выработать для себя понятие прямой, а просто связали этот термин с чувственным образом горизонтальных линий.

"Вследствие этого – пишет Зыкова – учащиеся не воспринимали углы как прямые углы; кроме того и положение самого перпендикуляра вызывало недоумение у некоторых учащихся.

Учащаяся Д. (слабая): – Я не понимаю, почему OK проведен так... перпендикуляр должен идти прямо (Рис. 1).

Учащаяся С. (средняя): – Угол COK=90°, я только что разглядела... перпендикуляр не так расположен и угол мало виден (Рис. 1).

Учащаяся Б. (средняя): – Я не поняла, что угол COK и угол KOD прямые... я не так рассматривала чертеж, перпендикуляр наклонный и не видно прямых углов.... потом я изменила положение чертежа и заметила прямые углы (Рис. 2).

Экспериментатор: – А что можно сказать про угол OKD? (Рис. 2)

Учащаяся А: (средняя): (пауза)

Экспериментатор: – Чем он образован?

Учащаяся А: – Перпендикуляром DK и пря мой OC.

Экспериментатор: – Значит, угол OKD какой?

Учащаяся А: (пауза)

Экспериментатор: – Может быть, ты забыла, что перпендикуляр с другой прямой образует прямые углы?

Учащаяся А: – Нет, я это помнила.

Экспериментатор: – Так, может быть, ты забыла, где перпендикуляр?

Учащаяся А: – Нет, это я тоже помнила.

Экспериментатор: – Так почему же?

Учащаяся А: – Я сама не знаю... вообще я его не видела, а потом увидела, но не понимала, что он прямой... (пауза) он не такой (чертит прямой угол, одна из сторон которого расположена горизонтально, а другая вертикально)."

Таким образом, с понятием "перпендикуляр" многие учащиеся связывали только перпендикуляры в вертикальном положении. Соответственно этому понятие "прямой угол" ограничивалось осознанием таких углов, при которых одна из сторон занимает вертикальное положение. Осознанная стандартность положения прямых углов в конце концов привела к тому, что у некоторых учащихся понятие "прямой угол" стало производным от "прямого" его положения.

"Учащаяся Д. (слабая, в процессе решения обращается к экспериментатору): – Я забыла сколько градусов прямой угол.

Экспериментатор: – А какой угол ты называешь прямым углом?

Учащаяся Д.: – Который стоит прямо.

Учащаяся М.: (слабая) – Перпендикуляр OK к стороне CD образовал острый угол.

Экспериментатор: – Почему острый?

Учащаяся М.: – Потому, что у прямого угла стороны идут прямо, а здесь, как-то не так, одна и другая сторона наклонные.

Приведенныефактыуказываютнато,чтопонятие "перпендикуляр" ипонятие "прямойугол" подвоздействиемличногоопытаунекоторыхучащихсяизменилосьнастолько,чтосущественныепризнакиэтихпонятийоказалисьсовершенновытесненныминесущественнымипризнаками.[5]

В заключении, оценивая обнаруженные факты, В.И. Зыкова пишет:

"Мышление учащихся VI класса при изучении нового материала еще слишком приковано к наглядности: учащиеся склонны связывать понятия с теми конкретными фигурами, которые имеют место в их опыте. Несущественные, но часто повторяющиеся особенности фигур осознаются ими как существенные признаки.

Такая конкретизация понятий характерна для первого этапа изучения геометрии. И хотя геометрическая наглядность не утрачивает свое значение на всех последующих этапах изучения геометрии, отношение учащихся к ним становится иным.

Чтобы учащиеся VI класса могли оперировать понятиями, необходим качественно разнообразный опыт. В действительности же наглядный опыт учащихся часто ограничивается книжным стандартным чертежом, вследствие чего оперирование понятиями суживается до пределов этого опыта. В этих условиях наглядность, помогающая учащимся усваивать геометрические понятия, становится помехой в применении их, так как приводит к тому, что понятия за пределами полученного наглядного опыта становятся бездейственными".

Приведенные примеры (а их можно было бы многократно увеличить)

См. по этому поводу: Е.Н. Кабанова-Меллер. Психологический анализ географических понятий и закономерностей. Известия АПН РСФСР [28], 1950: "Слабые и часть средних по успеваемости учащихся не сумели в констатирующем эксперименте применить понятие водораздела (подвести заданный объект под заданное экспериментатором понятие водораздела). Это неумение обусловливается тем, что учащиеся опираются на элементарное наглядное обобщение. Вследствие усвоения понятий только на однотипном материале, несущественный признак ("небольшая" возвышенность, изображенная на схеме) неразрывно связан с существенным и принимается учащимся за необходимый признак. Эту наглядную связь (т.е. неправильное обобщение) учащиеся переносят в свое понятие, что создает резко суженный его характер (водоразделом может быть только небольшая возвышенность). Наглядный образ (мысленно воспроизведенная схема из учебника) в этом случае оказывает тормозящее влияние на процесс применения понятия: учащиеся переносят частные детали с этого образа на заданный объект", (стр. 133-134)

убедительно показывают правильность выводов В.И. Зыковой, именно, что учащиеся склонны связывать изученное понятие с чувственными образами тех конкретных примеров, с которыми они имели дело в опыте. К этому выводу нужно только добавить, что у учащихся еще нет понятия, что по каким-то причинам они не смогли выработать соответствующего понятия и пользуются его суррогатом – связью термина с чувственным образом. После этих замечаний и примеров мы можем вновь вернуться к вопросу о строении атрибутивно-номинативного знания.

Содержание и значение

Итак, содержание атрибутивного знака, находящегося во взаимосвязи номинативного знания, носит сложный характер. Оно складывается, по крайней мере, из трех содержаний – абстрактного, метки и обобщения. Из этих составляющих содержания два – абстракции и обобщения – являются специфически мыслительными, т.е. присущими только мышлению и отличающими его от других видов отражения. Третья составляющая – содержание метки, хотя и является необходимой составляющей содержания атрибутивного знака, составляющей, без которой само атрибутивное знание не может существовать, тем не менее, не является специфически мыслительной и может существовать в качестве самостоятельного содержания в более простых, чувственных видах отражения. Кроме того, содержание атрибутивных знаков имеет свою частную специфику, которая отличает его не только от содержания чувственных видов отражения, но и от содержания других видов мышления. Пока, до анализа других, более сложных видов мышления, эту специфику содержания атрибутивного знания можно определить только через строение операции, посредством которой это знание вырабатывается.

В соответствии с этим, мы будем определять атрибутивное содержание мысли как то содержание, которое вычленяется в объективной действительности посредством операции практически-пред­ме­тно­го сравнения, и будем указывать, что оно складывается из трех составляющих – абстрактного содержания, содержания метки и содержания обобщения, – из которых абстрактное содержание является специфическим и определяющим все остальные, в частности, – содержание обобщения, его предметные границы или, как говорят в логике, его объем, а содержание метки является лишь вспомогательным и отнюдь не специфическим, ни для атрибутивного знания, ни для мышления вообще.

То, что мы выяснили относительно содержания атрибутивного знака, находящегося во взаимосвязи номинативного знания, может послужить основанием для анализа связи между объективным содержанием и формой этого знания, для анализа связизначения, так как все ее характеристики в номинативном знании с однознаковой формой (если элиминировать определения порождающей эту связь деятельности) есть определения того, с чем связана форма. По своему происхождению всякий атрибутивный знак имеет как абстрактное, так и обобщенное содержание. Другими словами, если языковый знак не имеет абстрактного и обобщенного содержания, то это значит, что он возник помимо операции практически-пред­ме­тно­го сравнения и, следовательно, не является ни атрибутивным знаком, ни языковой формой мысли.

В то же время, отдельный языковый знак является формой мысли только в том случае, если он отнесен к какому-либо реальному предмету. Отдельный знак языка, взятый вне этого отнесения, не может рассматриваться как элемент мысли и вообще, – как знак. Но в действии отнесения, которое мы проводим после сопоставления, два из трех сопоставляемых предметов, а именно – предмет-индикатор и предмет-эталон элиминируются, исключаются и знак языка через чувственный образ связывается только с одним из этих предметов. Потенциально, в соответствии со строением сопоставления, атрибутивный знак может быть связан с несколькими предметами, но актуально в номинативном знании он связан только с одним предметом.

Поэтому, если мы возьмем готовую взаимосвязь номинативного знания, то там сохраняется,и то неявно, только одно из содержаний, присутствующих в сопоставлении, именно, – абстрактное, и появляется за счет самого акта отнесения новое содержание – метки. Таким образом, какую бы отдельную взаимосвязь номинативного знания мы ни взяли, входящий в нее атрибутивный знак будет связан только с двумя объективными содержаниями: явно с содержанием метки и неявно, за счет предшествующего действия сопоставления, – с содержанием абстракции. Содержания обобщения ни в одном отдельном номинативном знании не будет.

Атрибутивный знак, взятый в связи с объективным содержанием метки, мы будем называть меткой, или иначе, будем говорить, что в этой связи, в этом значении атрибутивный знак несет на себефункцию метки.

Соответствующиекомпоненты связи значения в атрибутивно-номинативном знании мы будем называтьзначениями абстракции и метки.

Как мы уже сказали, ни в одном отдельно взятом номинативном знании не будет ни значения, ни соответствующей функции обобщения. Однако, как значение абстракции номинативного знания, так и функция абстракции номинативного знака предполагают в качестве своего условияобобщение.

Ведь выделение одной стороны предметов в знаке, выделение абстрактного содержания как особого содержания возможно только благодаря тому, что происходит обобщение. Но и наоборот, если существует абстракция, то это является уже достаточным условием обобщения. Таким образом, в значении абстракции и, соответственно, в функции абстракции уже заключена возможность обобщения. Условно можно сказать, что в значении абстракцииimplicit заключена возможность значения обобщения, в функции абстракцииimplicit заключена возможность функции обобщения. Однако в единичном номинативном знании значение обобщения и, соответственно, функция обобщения не выражены актуально и, чтобы обнаружить их, надо рассматривать в едином акте ряд номинативных знаний: X—(A), Y—(A), Z—(A)... Таким образом, содержание номинативного знания, выделяемое и анализируемое в действии сопоставления, включает в себя три составляющих: абстрактное содержание, содержание метки и содержание обобщения; связь значения отдельного номинативного знания, рассматриваемого изолированно, складывается из компонент: связи абстракции и метки.

Чтобы выявить связь значения, соответствующую третьей составляющей содержания – обобщению, надо рассмотретьрядноминативных знаний, в каждом из которых этого значения нет, но в их совокупности оно скрыто уже присутствует. В этом плане для каждого единичного номинативного знания значение обобщения существенно отличается от значений абстракции и метки. Она является для каждого из них такой же необходимой, как и последние, но если последние реализуются в единичном номинативном знании актуально, то связь обобщения носит пока потенциальный характер. Гегель сказал бы, что связь обобщения и, соответственно, функция обобщения реализуется "в роде" номинативного знания.

Что же касается взаимоотношения между связями значения абстракции и метки и, соответственно, функциями абстракции и метки, то о нем почти без всяких изменений можно сказать все то, что мы говорили относительно содержания абстракции и метки атрибутивного знания. Именно, что связь значения между объективным содержанием и формой в специфически мысленном атрибутивно-номинативном знании носит сложный характер. Она складывается из двух компонент: связей абстракций и метки; а атрибутивный знак, образующий форму этого знания, имеет, соответственно, два свойства-функ­ции. Из этих компонент одна – абстракция – является специфически мыслительной, т.е. присущей только мышлению и отличающей его от других форм отражения, а вторая связь или функция, называемая меткой, хотя и является необходимой составной частью, без которой сама эта взаимосвязь не может существовать, тем не менее, не является специфически мыслительной, и может существовать самостоятельно, отдельно от функции абстракции в более простых формах отражения, как собственное имя предметов (как таковое оно не может быть перенесено с одного предмета на другой). Поэтому только несущий на себе две указанные функции отдельно взятый атрибутивный знак языка является выражением понятия о предмете; наоборот, отдельный знак, не являющийся абстракцией, понятия и вообще мысли не выражает.