Н.В. Гоголь. Мертвые души.

Один Бог разве мог сказать, какой был характер Ма­нилова. Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се; ни в городе Богдан ни в селе Селифан, по словам пословицы. Может быть, к ним сле­дует примкнуть и Манилова. На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в приемах и оборотах его было что-то заиски­вающее расположения и знакомства. Он улыбался за­манчиво, был белокур, с голубыми глазами. В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: «какой приятный и добрый человек!» В следующую затем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: «чорт знает что такое!» и отойдешь подальше; если ж не отой­дешь, почувствуешь скуку смертельную. От него не дождешься никакого живого или хоть даже заносчивого слова, какое можешь услышать почти от всякого, если коснешься задирающего его предмета. У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых со­бак; другому кажется, что он сильный любитель музыки иудивительно чувствует все глубокие места в ней; тре­тий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пя­тый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гуляньи с флигель-адъютан­том, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незна­комым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол ка­кому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотри­теля или ямщиков, – словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не было. Дома он говорил очень мало ибольшею частию размышлял и думал, но о чем он ду­мал, тоже разве Богу было известно. Хозяйством нельзя сказать, чтобы он занимался, он даже никогда не ездил на поля, хозяйство шло как-то само собою. Когда приказчик говорил: «Хорошо бы, барин, то и то сделать», –«Да, недурно», – отвечал он обыкновенно, куря трубку, которую курить сделал привычку, когда еще служил в армии,где считался скромнейшим, деликатнейшим и образованнейшим офицером. «Да, именно недурно», – повторял он. Когда приходил к нему мужик и, поче­савши рукою затылок, говорил: «Барин, позволь отлу­читься на работу, подать заработать», – «Ступай», – говорил он, куря трубку, иему даже вголову не при­ходило, что мужик шел пьянствовать. Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подзем­ный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в нихсидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян.