Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


ПАДЕНИЕ КОНСЕРВАТИЗМА 4 страница




Либеральные догмы мешают нам заметить те грозящие либеральному обществу опасности, что кроются в проводимой ныне политике. Они туманят нам зрение, не позволяя видеть прежде всего угрозу общественно-политической стабильности, исходящую от автономии рыночных институтов. В частности, мало внимания до сих пор уделялось проблемам, возникающим из сочетания централизованной экономики с крайне низкими темпами роста со стремительно распространяющимися технологическими новациями, рождению которых рыночные институты способствуют в большинстве, если не во всех развитых экономиках мира. Вряд ли проблемы такого сочетания мог предвидеть Джон Стюарт Милль, писавший о находящемся в состоянии стабильности государстве в середине XIX века. Основной трудностью, порожденной данным сочетанием, является то, что увеличение свободного времени, обусловленное, как ожидал Милль, в отличие от более мрачно настроенных представителей классической политэкономии, устойчивостью численности населения и объемов производства при одновременном усовершенствования технических навыков, происходит за счет все большего роста вынужденной безработицы. Едва ли можно сомневаться, что сегодня основным предметом внимания в контексте среднесрочных или долгосрочных перспектив должно стать новое определение полной занятости как цели социальной политики, определение, отличное от прежнего, характерного для условий экономического роста, понятия работы в течение всего трудового дня. Вероятно, несмотря на всю сложность этой задачи, надо будет вернуться и к предложениям по введению минимального дохода, гарантированного каждому человеку, — эти проекты следует отличать от неолиберальной идеи отрицательного подоходного налога, — а также по

 

лучшему распределению капитала среди граждан в качестве элементов социальной политики, направленной на примирение потребности человека в экономической защищенности с подрывающим эту защищенность динамизмом рыночных институтов34. Однако сегодня по-прежнему едва различимы даже примерные очертания программ, ориентированных на подобную модель полной занятости.

Тем не менее мы можем быть вполне уверены, что нелегкий переход к новому порядку вещей окажется вообще невозможным, если неумолимая ликвидация рабочих мест вследствие технологического прогресса в развитых экономиках будет дополнена разрушительным влиянием глобального режима свободной торговли на занятость населения. Утверждение, что рабочие и служащие в странах Запада должны или могут приспособиться к глобальному рынку труда, где их конкуренты получают в десять раз меньшую зарплату — не из тех, что привлекают своим согласием со здравым смыслом или политической мудростью. Принятие глобального режима свободной торговли не следует для нас с необходимостью из теории сравнительных преимуществ Рикардо, поскольку региональная зона свободной торговли, такая как Европейский Союз, уже превышает своими масштабами все подобные объединения, существовавшие в истории, и разностороннее развитие ее экономики удовлетворяет всем требованиям, определенным Рикардо. И в самом деле, совсем не ясно, требует ли теория Рикардо или даже просто подтверждает идею глобального режима свободной торговли. Сам Рикардо испытывал некоторые сомнения относительно концепции сравнительных преимуществ, особенно когда достижение последних предполагает такой результат технологического прогресса, как сокращение занятости, что как видно, не учли его новоявленные последователи. В 31 главе своих «Принципов политической экономии и налогообложения», озаглавленной «О машинном производстве», Рикардо заявляет: «Я убежден, что замена человеческого труда машинным крайне губительна для интересов класса трудящихся». И продолжает: «...создание и использование механизмов может сопровождаться уменьшением валовой выручки, и там, где так и случается, это влечет пагубные последствия для рабочего класса, поскольку какое-то количество трудящихся оказывается за бортом сферы занятости, и численность трудоспособного населения превышает возможности использования его в производстве». «...Мнение, поддерживаемое трудящимися, о том, что применение машин часто наносит ущерб их интересам, вовсе не основано на предрассудках или заблуждениях, а вполне согласуется с истинными принципами политической экономии», — заключает Рикардо35. Справедливо предположить, что сомнения Рикардо могли только усилиться в условиях, что сложились сейчас, когда наметилось развитие глобального рынка в области трудосберегающих технологий, и в данном направлении делаются практические шаги благодаря соглашениям ГАТТ. Безусловно, именно такую ситуацию предвидел Рикардо, — когда наниматели добиваются большей производительности и доходности ценой безработицы и снижения заработков трудящихся. Однако для его современных последователей преимущества свободы торговли, напротив, являются априорной истиной, которую наблюдатель не может подвергнуть сомнению.

Судя по доступным на сегодня данным, вероятным итогом соглашений ГАТТ, если они будут воплощены в жизнь, станет не только крах сельского хозяйства «третьего мира», когда всего за одно поколение, если не меньше, свыше миллиарда крестьян окажутся отлученными от земли, но и, как предупреждал сэр Джеймс Голдсмит36, в развитых странах начнется война классов, вызванная снижением зарплат и ростом доходности капитала, вкладываемого за рубежом. Было бы просто вызовом здравому смыслу и историческому опыту предполагать, что экономические и социальные потрясения, порожденные навязыванием обществу глобального рынка, более всеобъемлющего, динамичного и неравномерного в своем развитии, чем все, что существовало до него, можно компенсировать снижением заработной платы и увольнением персонала в совершенно беспримерных масштабах, не получив при этом политическую реакцию в ответ на опустошающее влияние процесса структурной адаптации на уровень жизни трудящихся. Такой ответ будет тем более вероятным, что процесс адаптации предъявляет свои суровые требования к рабочему классу именно в тот момент, когда оказывается, что прежняя система социальной защищенности, гарантированная послевоенным государством благосостояния, по большей части демонтируется. В подобном историческом контексте глобальный режим свободной торговли является верным средством вызвать крупномасштабный социальный конфликт и политическую нестабильность. Обязательным условием любого политического курса, призванного обеспечить населению достаточную степень экономической защищенности, соответственно, должен быть безотлагательный пересмотр догмы экономического либерализма о глобальном режиме свободной торговли.

Политика экономического либерализма наносит ущерб сложившейся общности и во многих других отношениях. В свое время в Великобритании имела место до нелепости жалкая политика в отношении городов: как сообщества они существенно изменились с распространением личного автотранспорта и появлением больших универсальных магазинов. В этом повинно не столько влияние чьих-либо особых интересов, хотя оно, конечно же, имело место, сколько неолиберальная слепота по отношению собственно к городу как институту и форме жизни, достойным сохранения и воспроизводства. Города — по крайней мере, как они всегда понимались в контексте европейской традиции, к которой принадлежит и Британия, — это не скопления людей, посторонних друг другу. Это не лагеря кочевников, не острова в транспортном потоке и не временные становища предприятий и домашних хозяйств. Это поселения, насчитывающие долгую историю, здесь сменилось множество поколений, и их благополучие нельзя ни понять, ни обеспечить, если усматривать в феномене города только мириады разрозненных частных решений. Защита городов как человеческих поселений требует создания тех самых институтов учета и планирования, переходящих, насколько это возможно и целесообразно, по наследству к будущим поколениям, которые неолиберальная догма трактует как проклятие общества. Это только один, но жизненно важный пример того, насколько неблагоприятно сказывается консервативная политика, облеченная в неолиберальную форму, на ценнейших культурных достижениях и устоях коллективной жизни.

Я не намерен обращаться здесь ко всему спектру вопросов социальной политики, относительно которых теория экономического либерализма уже сбила нас с толку37. Ключевые изменения в теории, которые должны предварять всякий пересмотр социально-экономического курса, позволят нам отбросить, сдать в утиль концепцию рыночных институтов как вечных двигателей экономического роста и отказаться от бесконечного роста объемов производства как разумной цели наших усилий. Это не значит, что вместо роста целью должно стать его отсутствие. Последнее едва ли было бы более обоснованным, так как экономический рост сам по себе является статистической абстракцией, совершенно не учитывающей, в какой мере обеспечивает благополучие человека та деятельность, которая по идее должна таким благополучием измеряться. Скорее это значит, что экономическая деятельность не является самоцелью и что она должна служить нуждам и ценностям тех культур и обществ, которые ее осуществляют. Она должна быть состоятельной с точки зрения своего долгосрочного влияния на природную и социальную среду, то есть как минимум не вызывать их необратимую деградацию. И еще она должна быть состоятельной в более позитивном понимании — то есть укреплять, а не подрывать стабильность внутри сообществ, находящихся в зоне ее влияния. Конечно, стабильность — это не идея фикс, и мы не можем вновь заточить в бутылку джинна технологической искушенности. Это означает лишь то, что экономические перемены непрерывны и неизбежны, и их надо направить в определенное русло, — а не то, что их следует предоставить самим себе, пока дьявол не направит их так, как ему угодно.

Такая попытка придать направленность неизбежным экономическим переменам вряд ли будет успешной до тех пор, пока движущей силой политики и, конечно же, культуры общества выступает идея неутолимых, постоянно растущих потребностей человека. Я уже ранее говорил, что в осмысленных рассуждениях по вопросам политики ведущую роль играет как раз концепция потребностей, могущих быть удовлетворенными38. Однако идея способных быть удовлетворенными человеческих потребностей будет «работать» в общественном дискурсе, только если господствующий ныне идеал неограниченного преумножения человеческих желаний уступит место понятию достатка, в соответствии с которым главной целью политики становится не количество товаров и услуг, а качество социальной жизни. Одной из тем этой главы было то, что политические партии в Великобритании и подобных ей странах не спешили признать, что в условиях низких темпов экономического роста политический дискурс обязан во все большей мере обращаться к вопросам качества жизни. С этим связан и следующий момент: если мы больше не будем рассчитывать или уповать на возобновление экономического роста, позволяющее вернуть полную занятость в привычном ее понимании, это дает нам возможность обсуждать новые формы получения средств к жизни, которые можно выработать в дополнение или взамен старых форм постоянного заработка. Здесь особенно важно заметить, что путь к достатку, то есть обеспечению людям возможности содержать себя и удовлетворять иные потребности, предполагает, что рыночные институты должны подлежать определенным политическим ограничениям. Бесполезно надеяться на обеспечение всех людей средствами к существованию, когда развитие технологий приводит благодаря глобальному режиму свободной торговли к сокращению занятости. Содержание понятия достатка в каждом конкретном обществе и в каждое конкретное время должно быть плодом взвешенного политического решения, доказательного и публичного. Кроме того, обеспечение достатка требует проведения такой политики, в рамках которой автономия рыночных институтов была бы подчинена политическим целям поддержания социальной стабильности и гармонии общества.

Ни одно из выдвинутых здесь положений не имело целью подвергнуть сомнению первостепенное значение и незаменимую роль рыночных институтов в экономической жизни. Суть моих рассуждений состоит в том, что, если рыночные институты предназначены служить потребностям человека, то им следует поставить политические ограничения и заставить работать на эти потребности. При соблюдении указанного условия в некоторых сферах политики вполне можно допустить и более широкое применение рыночных институтов, если такое расширение способствует их более прочному встраиванию в местные сообщества. Здесь, например, имеется хорошая почва для внедрения образовательных ваучеров не на неолиберальной основе поощрения рыночной конкуренции, а на том основании, что хорошо продуманная система таких ваучеров может сделать связь школы с семьей и местными сообществами гораздо более прочной, чем сегодня. Опираясь скорее на идеи Ивана Иллиха, чем на неолиберальную теорию, я уже ранее выдвигал предложение относительно системы образовательного кредита, не привязанной к какой-то конкретной форме обучения и могущей использоваться представителями самых различных институтов, традиций и сообществ39. Четко сформулированный или базовый Национальный образовательный стандарт мог бы обеспечивать лишь некий общий перечень ключевых знаний и навыков, единый для всех семей, в то время как в дополнение к нему каждая семья могла бы выбирать учебные дисциплины, отвечающие специфическим потребностям конкретного сообщества, к которому она принадлежит. Детали такой системы образовательного кредита менее важны, чем его основная цель, состоящая в использовании рыночных институтов для более прочной привязки школ и других образовательных учреждений к тем сообществам, чьим потребностям они призваны служить. В некоторых областях социальной политики системы ваучеров также могут быть оправданы как средство перевода институтов государства благосостояния на уровень, более близкий к индивидам, семьям и сообществам. Несомненно, есть и другие способы расширить с пользой дела сферу применения рыночных институтов. Подобное расширение всегда должно быть нацелено на укоренение рыночных институтов в тех сообществах, которым они служат, а ни в коем случае не предполагать автономию и свободу рынков от политических ограничений, т. е. привилегию, что была дарована им неолиберальной теорией.

ВЫВОДЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Подчинение консервативных партий неолиберальной идеологии и воплощение этой идеологии в политике необратимо изменили общественный и политический ландшафт таких стран, как Великобритания. Отказывая в легитимности традиционным институтам и спутывая планы и ожидания, которыми руководствовался весь электорат консерваторов, но особенно средний класс, авторы неолиберальной политики сделали ничто иное, как подорвали социальную базу консерватизма в Великобритании. Светский консерватизм, нацеленный на защиту экономических интересов своих избирателей, — единственный сколько-нибудь вероятный тип консерватизма в такой пострелигиозной стране, как Великобритания, — в обозримом будущем не встанет в политическую повестку дня благодаря политике тори, которая разрушила и почти полностью лишила британский консерватизм его традиционной экономической опоры. Сегодня в политической жизни Британии и схожих с ней стран уничтожение консерватизма силами экономического либерализма является установленным фактом. Вероятность длительной полосы электоральных неудач, которую этот факт предвещает консервативным партиям и правительствам, с точки зрения перспектив нашего исследования менее важна, чем предрекаемое им истощение самой консервативной мысли. Шанс на то, что какая-нибудь случайность, которую мы не можем предвидеть сегодня, в будущем вернет консерваторов к власти, нельзя полностью исключить. В отличие от спятивших неолиберальных идеологов 1980-х годов, провозглашавших, что «лейбористы больше никогда не придут к власти», мы всегда должны помнить о роли случая в политической жизни — о постоянном политическом значении «носа Клеопатры»40 — и не отвергать всякую мысль о таком подобном случаю феномене, как внезапное и непредсказуемое обращение вспять глубоко укорененных тенденций.

Если на долю консерваторов в Великобритании, как я рискну предположить, выпадет долгий период политической маргинальности, возможно, равный времени смены в политике целого поколения, то этот период пребывания на второстепенных ролях, тем не менее, может быть сокращен ошибками и неудачами, допущенными в эпоху правления «левых» партий. Однако остается совершенно неясным, консервации чего посвятит себя консервативная власть, возникшая на местах поражений правительства «левых». Парадоксально, но здесь есть вероятность того, что, во всяком случае в Великобритании, задача сохранения, возможно, в уже измененной форме лучшей части нашего институционального наследия перейдет к тем партиям, которые сегодня сами себя относят к «левым». Если эти предполагаемые консерваторы уступят свои позиции псевдорадикализму свободно-рыночной идеологии, то истинным консерваторам ничего не останется, кроме как стать настоящими радикалами. И если рядовые граждане не увидят, что партии «правых» озабочены тем, как защитить их от преступности, экономического риска и распада общности, то они станут смотреть в другую сторону. Таким образом, они лишь придадут электоральную форму выражения тому давно известному факту, что консерватизм в Великобритании утратил всякое отчетливое понимание того, что больше всего на свете хотят защитить рядовые граждане. Именно этот куда более веский повод отречься от всей приснопамятной философии тори, чем ее усталость и утрата воли к власти, вызванные слишком долгим бессменным правлением, наилучшим образом объясняет то электоральное поражение, с которым сегодня сталкивается британский консерватизм.

Пока еще не ясно, что в ближайшие годы будут значить для нас такие понятия, как «левые» и «правые», и вообще останутся ли они столь же широко употребительными, как раньше. Безошибочно можно утверждать только то, что интеллектуальная гегемония «правых» в привычном нам понимании этого слова в политической жизни закончена. Более того, сегодня стало очевидным, что консервативная мысль, не располагавшая интеллектуальными ресурсами, необходимыми для того, чтобы справиться с проблемами, низвергшимися на нас вследствие консервативного курса 1980-х годов, тем самым создала условия для собственного свержения с пьедестала. Ни отрицание консерваторами реальности противоречий между нерегулируемыми рыночными институтами и стабильными общностями, ни реакционный проект возрождения того, что кануло в прошлое, не входят в число достойных решений наших проблем. Обе эти альтернативы, хотя и каждая по-своему, уклоняются от того, чтобы принять вызов постсоциалистической эпохи, то есть поставить рыночные институты на службу потребностям стабильного общества, тем самым снова дав либеральной цивилизации право на жизнь.

Явное бессилие консервативной мысли — это всего лишь один из признаков устаревания принципиальных западных идеологий, отражающегося в практически повсеместной эрозии политических и экономических моделей, духовной подоплекой которых они служили. Мне здесь были прежде всего интересны благовидные, на первый взгляд, претензии архаично-либеральной идеологии, в которых индивидуальный выбор возводится в категорию высшей ценности и в то же время лишается всякого нравственного значения. Наша нынешняя ситуация затруднительна тем, что мы сможем воспроизводить и развивать свою либеральную цивилизацию, только признав то, что она заключается в коллективных формах жизни, — именно этот факт не признавался в либеральной теории. Мы едва ли преуспеем в том, чтобы снова дать право на жизнь либеральному обществу, если наше интеллектуальное мировоззрение, по крайней мере, ход мыслей о либеральной цивилизации, не станет пост либеральным. В рамках либерального мышления, так нее как и в рамках консервативного, нам вряд ли откроются такие догадки и истины, которые уцелеют, несмотря на крушение либеральной идеологии; но именно крах идеологии либерализма является несомненным фактом нашей нынешней непростой ситуации. Как только мы смиримся с этим фактом и тем самым начнем строить для себя постлиберальные перспективы, мы просто вынужде-

 

ны будем отвергнуть все те разновидности консерватизма, в которых нашел политическое пристанище фундаменталистский либерализм.

Надлежащим ответом на нашу сегодняшнюю ситуацию станет стратегия спасения и возвращения, которую мы попытались построить здесь применительно к истинам, уцелевшим после крушения консервативной философии. С новыми дилеммами, стоящими перед нами, мы справимся наилучшим образом только в том случае, если смиримся с закатом консерватизма и усвоим уроки, которые этот закат должен нам преподать. Тогда мы сумеем собраться с духом и заново поразмыслить о мире, в котором консервативная мысль больше не служит для нас ни путеводной нитью, ни источником вдохновения.

 


Поделиться:

Дата добавления: 2015-07-26; просмотров: 50; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.006 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты