Современное понимание геополитики

Поскольку с приходом к власти нацистов Германии геополитика стала активно использоваться для обоснования «расового превосходства», завоевания «жизненного пространства», «великой исторической миссии господства Германии над всем остальным миром», постольку многие исследователи как в Европе, так и в Америке стали сомневаться в научной обоснованности самого термина. При этом одна часть ученых стала рассматривать понятие «геополитика» как псевдонаучный неологизм, служащий для попыток оправдания стремлений к изменению европейского порядка, как орудие, власти, пропагандистский инструмент [9] . Другие, не отрицая в целом сам термин, высказывают серьезный скептицизм относительно его инструментальных возможностей [10] . Третьи полагают, что геополитика способна давать определенные научные результаты, но лишь в очень узкой сфере, отражающей взаимовлияние политики и пространственно-географических характеристик государств или их союзов. Четвертые высказывают мнение, в соответствии с которым геополитика должна рассматриваться не как наука или дисциплина, а лишь как метод социологического подхода, связывающего географическую среду и международную деятельность государств. Наконец, есть и такие, которые считают, что геополитика — это не наука, а нечто гораздо более сложное.

Столь же многочисленны — и это, как мы увидим далее, отнюдь не случайно — попытки определить содержание самого термина «геополитика». Первичное и наиболее общее определение квалифицирует ее как изучение отношений между державной политикой государства и теми географическими рамками, в которых она осуществляется. При этом широко распространенной является точка зрения, в соответствии с которой разница между геополитикой и политической географией отражает отличие внешней политики от внутренней: «Политическая география обычно определяется как наука о территориальной расстановке политических сил внутри какого-либо географического пространства — страны, области, региона, штата, избирательного округа и т. п. Геополитика же связана с отношениями между пространственно-географическими единицами — странами, регионами, континентами». Однако такое определение может быть справедливым лишь отчасти. В геополитику составной частью входит и элемент внутренней политики государства, и прежде всего ее региональные аспекты. В свою очередь, данные политической географии широко используются в международной стратегии государств. Не случайно Р. Челлен, например, рассматривал геополитику, главным образом как средство для привлечения внимания политических деятелей к роли географических характеристик в управлении государством. К подобному определению склонялся и Хаусхофер. Поэтому приведенное выше определение вряд ли является исчерпывающим.

То же самое можно сказать и об узком понимании термина «геополитика», когда оперирующие им имеют в виду споры между государствами по поводу территории. Вольно или невольно напрашивается сомнение в операциональности любого из имеющих хождение определений. И оно, думается, вполне естественно. Дело в том, что в эпоху постиндустриальной революции разрушаются практически все традиционные «императивы» «классической геополитики». Современное мировое пространство все труднее характеризовать как «межгосударственное» — с точки зрения способов его раздела, принципов функционирования социальных общностей, ставок и вызовов нынешнего этапа всемирной истории. Представители одного из новых направлений в политической науке — социологии международных отношений — обращают внимание на то, что сегодня из трех главных принципов, на которых базировались классические представления о международных отношениях — территория, суверенитет, безопасность — ни один не может больше считаться незыблемым или же полностью адекватным новым реалиям. Феномены массовой миграции людей, потоков капиталов, циркуляции идей, деградации окружающей среды, распространения оружия массового уничтожения и т. п. девальвируют привычные представления о безопасности и государстве, национальном интересе и политических приоритетах. Еще раньше (в 1962 г.) известный французский ученый Р. Арон указал на другой важный недостаток «узкого» понимания геополитики — его способность легко вырождаться в идеологию.

Вот почему в последние годы все более влиятельным становится гораздо более широкое толкование геополитики — как совокупности физических и социальных, материальных и моральных ресурсов государства, составляющих тот потенциал, использование которого (а в некоторых случаях даже просто его наличие) позволяет ему добиваться своих целей на международной арене. Одним из его представителей является Пьер Галлуа — французский генерал, преподаватель Сорбонны и Коллеж де Франс, автор целого ряда книг, посвященных международно-политической стратегии. Опубликованная им в 1990 г. книга «Геополитика. Истоки могущества» 18 не только поражает широтой взглядов и эрудиции автора — как пишет об этом в предисловии к ней профессор Коллеж де Франс Рене Жан Дюпюи. Это еще и один из немногих трудов — в том числе и в современной мировой научной литературе — целиком посвященных теоретическому осмыслению проблем геополитики с позиций новейших достижений человеческого знания и технического прогресса, с позиций состояния мира на пороге нового тысячелетия. В данной статье нас будут интересовать, прежде всего методологические основания геополитической концепции Галлуа. Думается, что с учетом интереса, проявляемого сегодня в нашей стране к геополитике, ее значимости для осмысления происходящих глобально-политических сдвигов, есть смысл подробнее остановиться на этой, практически неизвестной отечественному читателю работе.

В книге освещаются четыре группы важнейших проблем: историко-теоретические основания геополитики и ее главные составные элементы, современная фаза геополитической эволюции мира с характерным для нее значением ракетно-ядерного оружия, роль геополитического анализа в прогнозировании будущего мирового развития и, наконец, опыт «прикладной геополитики» (главы XVI и XVII, посвященные анализу причин возникновения и развития мировой экспансии России и СССР, а также США). Такое деление, конечно, условно, ибо в каждой главе фактически речь идет и о прошлом, и о настоящем, и о будущем геополитики, а также о теоретических и прикладных вопросах. Вместе с тем оно дает представление о приоритетах, расставляемых автором в той или иной главе, о круге рассматриваемых им вопросов, о логике его рассуждений.

В результате анализа множества взглядов и мнений на содержание термина «геополитика» П. Галлуа приходит к выводам, содержание которых может быть резюмировано следующим образом.

Во-первых, современная геополитика не имеет ничего общего как с географическим детерминизмом, который имел определенное оправдание в эпоху зависимости человека от природы, так и с нацистской интерпретацией этого термина в 30—40-е годы XX в., когда он использовался в целях грубой пропаганды, служившей орудием войны. Во-вторых, геополитику следует отличать и от политической географии, объясняющей международную политику влиянием окружающей среды. В-третьих, к традиционным элементам геополитики — пространственно-территориальным характеристикам государства, (его географическое положение, протяженность, конфигурация, его недра, ландшафт и климат, размеры и структура населения и т.п.) — сегодня добавляются новые, переворачивающие наши прежние представления о силе государств, меняющие приоритеты при учете факторов, влияющих на международную политику. Речь идет о появлении и распространении оружия массового уничтожения — прежде всего, ракетно-ядерного,— которое как бы выравнивает силу владеющих им государств, независимо от их удаленности, положения, климата и населения. Кроме того, традиционная геополитика не принимала в расчет массовое поведение людей. В отличие от нее геополитика наших дней обязана учитывать, что развитие средств информации и связи, а также повсеместное распространение феномена непосредственного вмешательства населения в государственную политику способны привести человечество к последствиям разрушительного характера, возможно, сравнимым лишь с последствиями ядерного катаклизма. Наконец, поле изучения традиционной геополитики было ограничено земным пространством — сушей и морями. Современный же геополитический анализ должен иметь в виду настоящее и будущее освоения космического пространства, его влияние на расстановку сил и их соотношение в мировой политике.

• [1] Краткий политический словарь. М., 1989. С. 111.
• [2] Л. Д. От сакральной географии к геополитике.— «Элементы». 1992. 17. С. 19.
• [3] Поздняков Э. А. Понятие национального интереса. /«Национальные интересы: теория и практика (сборник статей)». М., 1991. С. 34.
• [4] Стойкерс Робер. Теоретическая панорама геополитики.— «Элементы». 1992. №1. С. 2.
• [5] А. Д. От сакральной географии... С. 19.
• [6] Свои основные идеи Хэлфорд Джон Макиндер изложил в таких известных работах, как «Гео­графическая ось истории» (1904), «Демократические идеалы и реальность» (1919) и «Мировой круг и завоевание мира» (1943). В этих работах были впервые сформулированы понятия «Мировой Остров» и «Срединная Земля» («Хартленд»), включающие, соответственно, соединение трех компонентов Европы, Азии и Африки, с одной стороны, а с другой— обширную долину, которая простирается от Северного Ледовитого океана до азиатских степей, выходя на Германию и Северную Европу, и сердцем которой является Россия. Проводя прямую линию от Адриатики (к востоку от Венеции) до Северного моря (восточнее Нидерланд), Макиндер разделял Европу на две непримиримые между собой части — Хартленд и Коустленд (Прибрежная земля). При этом Восточная Европа оставалась для него зоной притязания обеих сторон, а следовательно,— зоной нестабильности. Германия, считал исследователь, претендует на господство над славянами (Вена и Берлин в середине XII в. были славянскими, а Эльба служит естественной границей между славянскими и неславянскими народами).
• [7] Lacoste Y. Questions de la gopolitique. P. La Dcouverte. 1988.
• [8] Для Спайкмена «Римленд» представлял собой дугу территориальной окружности, соединяющую СССР и Мировой Остров и проходящую от Балтики до Центральной и Юго-Восточной Азии через Западную Европу, Средиземноморье и Ближний Восток. Являясь периферией Срединной Земли, Римленд, по мысли ученого, был призван стать платформой сопротивления советской экспансии и ее сдерживания. По своему содержанию термин «Римленд» совпадает с тем, что Макиндер называл «внутренней маргинальной дугой».
• [9] Ancel J. Geopolitique. P. Delagrade. 1936. Р . 103.
• [10] Aron A. Paix et Guerre entre les nations. P. Calmarm-Levy. 1984. P. 189, 196.
• [11] Что, скорее всего, и удерживает автора на позициях вышеприведенного понимания геополитики: как известно, геополитика с самого своего зарождения всегда оставалась ветвью политического реализма, «парадигмы Клаузевица», составляя ту ее часть, которую принято называть стратегическими исследованиями.
• [12] Однако в этом отношении возникают дополнительные проблемы, связанные с размежеванием теории и практики (наподобие того, как это имеет место во взаимосвязи политологии и политики), а также с необходимостью считаться с традиционным использованием термина «политология».
• [13] Так, например, Р. Арон считал, что содержание понятия «национальный интерес» слишком многозначно, ему трудно, если вообще возможно, дать объективное определение. С этих позиций он критиковал одного из «отцов-основателей» политического реализма Г. Моргентау, для которого «национальный интерес» был центральным понятием международно-поли тической теории и главной, если не единственной движущей силой во взаимодействии государсти (см.: Area R. Up. cit. Р . 97—102).
• [14] См .: Rosenau J. Turbulence in world politics: A theory of change and conliiiuhv. Princeton, New Jeresey. 1990.
• Книга П. Штомпки «Социология социальных изменений» представляет собой критическое осмысление всего исторического наследия теоретической социологии и сегодняшних дискуссий по фундаментальным проблемам социальной теории. Вызывает восхищение способность автора филигранно вычерчивать парадигмы различных теоретических подходов и таким образом как бы подталкивать читателя к поиску ответов на вопрос: как можно согласовать эти парадигмы (исходные положения теории, концептуальный аппарат, логику доказательств), или каким путем следует идти в рассуждениях далее, чтобы, не утрачивая объяснительную способность одного подхода, обогатить теоретическую парадигму социальных изменений включением других категорий. Что есть движущая сила социальных изменений? - рассуждает автор и прослеживает, как изменялись теоретические представления о субъекте социального процесса.
• Вначале субъект располагался вне социальной системы (Бог, Абсолютная идея...), затем был помещен внутрь социального организма, но дегуманизированно, как его собственная организмическая способность к развитию, далее персонифицирован в Великом человеке. Исторической личности. Следующий радикальный шаг - обращение к коллективному субъекту. Здесь П. Штомпка выделяет две парадигмы: логику коллективного действия и логику индивидуальных взаимодействий, образующих сложные сети. В предлагаемой им теории субъект, деятель предстает в многообразии своих модусов, в том числе в актах его коллективного творения в форме надындивидных социальных структур. В такой (или примерно такой) логике рассуждения мы охватываем в очень сжатом виде логику поиска великих мыслителей прошлого и одно временно становимся соучастниками творческого процесса теоретиков нашего времени.
• Теория структурации Гидденса послужила в определенной мере толчком для появления в 1990-х гг. работ польского социолога, профессора Ягеллонского университета Петра Штомпки, посвященных комплексному и целостному анализу социального становления и социального изменения.^*109 Прежде всего, следует отметить, что рассматриваемая теория социальных изменений удивительно четко вписывается в те трансформации современной теоретической социологии, которые были обозначены нами выше в ходе анализа позиции В.А. Ядова. Назовем их еще раз в лаконичном варианте. По мнению российского социолога, в новейшей теоретической социологии совершаются (совершены) два принципиальных поворота: а) переосмысление масштабов социального пространства в сторону его глобализации; 6) перенос центра внимания с изучения социальных структур на социальные процессы и изменения^*110.
• *109: {Основные концептуальные положения этого анализа содержатся в 15-й главе книги [Штомпка. 1996. С. 268-292].}
• *110: {Ядов В. А. Социологическое исследование: методология, программа, методы. Самара, 1995. С. 13-14. }
• Эти повороты хорошо просматриваются в теории социальных изменений Штомпки, за счет чего она оказывается вполне адекватной современным процессам и общественным реалиям. Необходимо сделать лишь одно небольшое уточнение. Сами социальные структуры рассматриваются польским социологом "процессуально", что составляет одну из главных особенностей его подхода. Именно здесь и сказывается влияние теории структурации Гидденса
• Основными составляющими теоретической модели Штомпки являются четыре категории: структуры, деятели (агенты), деятельность, действие. Уже здесь нетрудно обнаружить определенное сходство с "дуальностью" структуры Гидденса, по крайней мере в стремлении соединить два узловых понятия: структуру и действие. Но дальше дискурс (стиль мышления и способ аргументаций) Штомпки приобретает иную направленность.
• Главным становится анализ взаимодействия структур друг с другом по отношению к субъектам действия. Оказывается, что структуры проявляют себя совершенно независимо и неожиданно (эмерджентно). Польский социолог говорит о трех формах независимой динамики структур, которые он рассматривает в виде трех принципов: инерции, момента, последовательности. Принцип инерции означает, что "обычно предпочтительнее, чтобы функционирование продолжалось в том же режиме, без радикальных поворотов (например, в странах "реального социализма" в течение долгого времени типичной реакцией на экономические трудности было скорее повышение цен и налогов, нежели переход от планируемой к рыночно-ориентированной экономике...)". Принцип момента состоит в том, что за определенной стадией чаще всего наступает следующая (если, к примеру, сделаны инвестиции в какую-то определенную сферу экономики, это влечет за собой и инвестиции в другие сферы, с ней связанные). Наконец, принцип последовательности заключается в том, что "следующие одна за другой фазы не могут быть пропущены (например, экономику нельзя модернизировать без предварительного обучения рабочей силы...)". Все эти примеры Штомпка приводит для того, чтобы показать: структуры в обществе могут проявить себя относительно индивидов самым неожиданным образом [Штомпка. 1996. С. 269-270],
• Несмотря на то, что структуры независимы от агентов и в этом смысле могут "вести себя" неожиданным образом, они не в состоянии существовать без субъектов деятельности. В свою очередь, сами агенты в реальной действительности обязательно включены в структуры. "Мы, - пишет Штомпка, — не найдем ни одного примера в общественной жизни, в котором не было бы слияния структур и агентов, операций и действия. Покажите мне агента, который не встроен в какую-нибудь структуру, или структуру, которая существует отдельно от индивидов, или действие, которое не включено в социальные операции, или, наконец, социальное оперирование, которое не распадается на действия. Нет бесструктурных агентов, и нет 6е-загентных структур" [Там же. С. 272]. В этом контексте польского социолога поражает мудрость сентенции, приписываемой Ч. Кули: "Личность и общество – близнецы-братья". Нам же так и хочется добавить слова В.В. Маяковского (сказанные, правда, совсем по другому поводу): "Кто более матери-истории (читай: социологии. — Г.З.) ценен?"
• То, что было сказано, — лишь исходный момент модели социального становления, разработанной Штомпкой. Чтобы она "не повисла в воздухе", социолог помещает ее в двуединую среду, включающую природу и сознание. Первую он рассматривает как неизбежный "контейнер", в котором "помещается" социальная жизнь. Это внешние природные условия, в которых действуют люди и оперируют структуры. Природная среда включает в себя и внутренние черты индивидов, в целом же она влияет на общество не только извне, но и изнутри — через биологическую конституцию и генетический багаж популяции. Что касается второй среды — сознания, среды мыслей, верований, идей, то оно (социолог рассматривает сознание в трех видах — как индивидуальное, коллективное и социальное) не только воздействует на практику, но и является "посредником" между природной средой и человеком (обществом).
• Наконец, еще один элемент модели социального становления, без которого се нельзя понять, — фактор времени. Как пишет Штомпка, "и природа, и сознание вступают во взаимоотношения с обществом, которое формирует и формируется одновременно" [Там же. С. 287]. Несмотря на эту одновременность, исторический процесс рассматривается им как смена различных временных точек самопреобразования общества. Схематично социолог предлагает пять таких точек: общество в далеком прошлом, общество в прошлом, общество сегодня, в настоящем, общество в будущем, общество в отдаленном будущем.
• Процесс исторического развития осуществляется, согласно модели социального становления, благодаря наличию четырех типов причинных узлов: структурных воздействий, способностей субъектов, "очеловеченной природы", видоизменяющегося сознания. Эти узлы и составляют, по мнению ученого, механизм социального становления исторического процесса. Сам исторический процесс непрерывен, ничем не предопределен и не необходим. История имеет множество альтернативных путей развития.
• Рассматривая исторические изменения, польский социолог доказывает, что они "охватывают не только действия и практику, не только природу и сознание, но и связи между всеми ними, способы, которыми они объединяются и своими действиями порождают социальную динамику". Таким образом, к своей модели Штомпка добавляет самый последний, наиболее сложный узел обратной связи: "дело не только в том, что деятельность агентов (субъектов) изменяется в процессе их собственной практики, но и в том, что само социальное становление изменяет свой облики ходе истории" [Штомпка. 1996. С. 290].
• Завершая анализ концепции социального изменения, следует отметить как ее реалистический, так и в целом оптимистический характер. Социолог видит в качестве общего знаменателя основных тенденций исторического процесса растущий контроль над природной средой, управление ею и обособление от нее. Общество, с одной стороны, постепенно подчиняет природные ресурсы потребностям людей, с другой — стремится к собственной защите от негативного воздействия природы. Что касается сознания, то благодаря росту знаний, развенчанию всякого рода мифов, иллюзий и других продуктов "ложного сознания", становится возможным точнее предвидеть, планировать и целенаправленно изменять социальную жизнь.