OS-028. Тигра 7 страница

Это была женщина – крепкая индеанка или полукровка невысокого роста. Лицо было строгим, но дружелюбным, несмотря на отсутствие даже легкой улыбки. Она посадила меня на соломенный матрас и на ломаном испанском сказала, что сейчас принесет воды. Я остался один в полутемной комнате, и тут возник испуг - где я собственно нахожусь? Я подошел к окну, отодвинул деревянные жалюзи, но увидел только фруктовые деревья и высокую стену сада невдалеке. Женщина вернулась совсем скоро, протянула пиалу с холодной водой и спросила, что я делаю в этом городе. Я сказал, что здесь нахожусь проездом. Я не хотел пугать ее рассказами о том, что ищу магов и шаманов, уже будучи научен горьким опытом, - местные жители попросту высмеивали меня, когда я спрашивал у них что-то вроде «не знаете ли вы как пройти к шаману?» Но она знала, что я приехал именно за этим. Я пил сладко-кислую воду, и тело становилось все тяжелее. Захотелось спать, и она уложила меня на матрас, который показался очень удобным несмотря на то, что лежать было довольно жестко. Еще какое-то время я слышал ее голос, который то ли напевал, то ли медленно проговаривал на непонятном мне языке, вплетался в меня, порождая чувство полной защищенности. И вдруг я оказался в какой-то пустынной местности, но это был не сон! В это трудно поверить, но это был не сон.

Андрей всхрапнул, переворачиваясь на другой бок, Олег сбился, замолчал на несколько секунд, но, почти стыдливо бросив на меня взгляд, продолжил.

- Несколько раз у меня были осознанные сновидения, поэтому я знаю, что это такое, но ЭТО было совсем другим, это было реальностью. Я был в этой пустыне так же, как я есть здесь сейчас рядом с тобой. Я полностью владел своим телом, я мог рассматривать все, что хотел, я щупал каменистую сухую землю, я щипал себя, чего я только не делал, чтобы убедиться в том, что все происходящее – это бодрствование. У меня не было и нет никаких сомнений в том, что это был не сон, - с горячностью снова произнес он, - хотя лучше бы это было сном, тогда не было бы таких страданий, тогда я просто вернулся бы домой и попытался стать обычным человеком... Я пошел по пустыне, вдалеке виднелись горы и я знал, что сейчас что-то обязательно произойдет, но мне не было страшно, ведь я ждал этого так долго. Очень скоро я увидел человека, шедшего по направлению ко мне. Когда до него оставалось лишь несколько метров, я наконец смог его отчетливо разглядеть. Это был индеец в рабочей одежде, он будто ненадолго оторвался от работы в поле, чтобы минутку поговорить со мной, а потом опять вернуться к своему делу. Он подошел ко мне почти вплотную, и черт меня побери – он выглядел именно так, как я представлял себе магов из книг Кастанеды! Я никогда не забуду его глаз, это были глаза бога! (Все-таки ты, парень, явно не в себе…). Он сказал мне всего несколько фраз – «ты можешь пойти со мной, и тогда ты никогда не вернешься назад, но прямо сейчас твой отец умирает от рака, и рядом с ним нет никого, кто бы мог облегчить его страдания». В этот момент меня охватило такое страдание, такая невероятная жалость к отцу, что я чуть не расплакался. Это был настоящий удар – как я мог идти вперед, зная, что мой отец, который дал мне ЖИЗНЬ, прямо сейчас умирает в страданиях? И как я мог отказаться от этого единственного шанса освободиться от тупой, серой жизни, уйти в бесконечность? Я не мог сделать выбор, и я упустил свой шанс...

Олег замолчал и стал совсем мрачным, как будто только что заново пережил свою трагедию. И вдруг я поняла, что он еще никому не рассказывал этой истории, что я была первой, кто узнал об этом выдуманном или невыдуманном случае, но вот уж что точно не было выдумано – так это страдание, которое мешало ему говорить.

- Когда я очнулся от той чудовищной раздвоенности, то увидел, что сижу на тротуаре около шершавой стены, а вокруг столпились местные дети. Они наверное думали, что я напился, и смеялись над моей неуклюжестью. В ушах стоял звон, все тело болело, как будто меня избили, ноги подкашивались... С большим трудом я добрался до отеля, не встретив по дороге ни одного человека, к которому смог бы обратиться за помощью. В отеле я упал на кровать и уснул замертво. Не знаю, сколько я спал, но проснулся уже в другом городе, в другом отеле, на другой кровати. Я не мог вспомнить, как сюда попал. Кажется, я в невменяемом состоянии сел на автобус, потом я кажется пил пиво… много пива… с кем-то разговаривал… и кто-то довез меня досюда. Даже не причесавшись, я схватил свой рюкзак и кувырком понесся к портье, чтобы узнать, когда я сюда приехал. Портье дал мне свою книгу, а в это время, мерзавец, подал знак мальчишке-слуге, чтобы тот вызвал полицию. В книге я увидел свою роспись напротив даты, которая ничего не проясняла, - я не мог вспомнить ничего. Это привело меня в ярость, и я стал требовать от портье сам не знаю чего, и может быть даже побил бы его, если бы не боялся полиции, которая вот-вот должна была приехать. Выскочив из отеля, я схватил первое попавшееся такси, приехал на вокзал, и только тогда подумал – а с чего это я собственно решил, что портье вызвал полицию? Какая-то нескончаемая череда фантасмагорий и бессмысленных поступков… дикость, почти сумасшествие… меня в этой стране уже больше ничто не интересовало, и вскоре я улетел домой.

- А что твой отец? Это была правда, что он смертельно болен?

- Это была правда, но я опоздал и тут, - когда я вернулся, то успел только на поминки.

После этой истории я стала воспринимать Олега еще более мрачно, чем до нее. Я была уверена в том, что все, что он рассказал, это самая обычная галлюцинация – наверное, наелся чего-то в Мексике, там много разной отравы. Имея серьезные сомнения в его психическом здоровье, я решила поговорить об этом с Андреем, ведь восхождение – это не прогулка по парку, где в любой момент можно уйти домой.

(9)

Сквозь сон проник деликатный стук, и волна мягкой эротичности напомнила о Дэни. Я крикнула, что сейчас буду, быстро оделась и вылезла на улицу. Дэни ждал, опершись о хлипкие деревянные перила. Этот парень мне определенно нравится, хочется взять его за руку и почувствовать прикосновения его пальцев… такая тонкая сексуальная игра, которая, скорее всего, возможна только в самом начале знакомства, когда страсть еще только зарождается.

- Привет, Майя! - в его глазах прыгал тот же чертенок, что и у меня где-то в глубине и внизу живота. – Здесь есть неплохой ресторанчик неподалеку, ты ведь хочешь ужинать?

- Хочу – не то слово. Пошли, морда!

При слове «морда» он слегка опешил, но взглянув на мой носик, сморщившийся в хитрой улыбке, переосмыслил услышанное (давай, не будь тормозом, привыкай к тому, что я тебе не дама с камелиями).

Я подпихнула его к шикаре, мы запрыгнули в нее и поплыли вдоль плавучих домов, бросающих световые блики на воду. Эти дома-лодки, освещенные изнутри, похожи на большие торшеры с плетеными абажурами, внутри которых так легко дорисовывается какая-то сказочная жизнь. Всплески воды, далекая музыка, кажущаяся красивой, мелодичной, редкие трели ночных птиц, - все это завораживает, покрывает ажурной рябью поверхность глубокой тишины.

Мы сидели так близко друг от друга, что я чувствовала его тепло и запах. Как здорово, что он не пользуется никаким одеколоном, и я могла почувствовать, как пахнет именно он, - солнечно и спокойно. Дэни как будто почувствовал мое настроение и властно, но нежно взял меня за плечи и притянул к себе. …Ни поцелуя, ни другого стандартного сценария, - он просто крепко прижал меня к себе, и это подтолкнуло всплеск эротических переживаний, слегка закружилась голова, всё отзывалось проблесками щекочущего блаженства в груди. Музыка, то близкая, то далекая, вкрадчиво стелющаяся по воде меж лотосов, особенно сладостно вплетается в этот клубок чувств, – она сама похожа на эротические прикосновения. Внизу живота, в самой глубине, глухо пульсирует предвкушение, и по всему телу сверху вниз струится сладостное, едва проявленное чувство – как вязкая вода из сновидений.

- Здесь есть терраса с видом на озеро, пойдем?

- Да, терраса это здорово. Идем!

Мы подплыли к ресторану. Низкие мягкие кресла похожи на небольшие шезлонги, в них можно и сидеть и полулежать. Каждый столик отделен от других густыми кустами в кадках, большая лампада источает мягкий теплый свет, отодвигающий темноту лишь на расстояние вытянутой руки. Где-то в углу еле слышно звучит мантра и дымятся благовония. Я сдвинула чуть в сторону свое кресло, вытянула ноги и положила их к Дэни – прямо между его колен. Обхватив мои ступни, он стал довольно откровенно их тискать, гладить. Я приспустилась чуть ниже, и мои ножки уткнулись ему между ног. Там было упруго и горячо... Я смотрела ему в глаза и мягко нажимала пальчиками ног... эта игра восхитительна (только не кончи, малыш)... Сумасшедшая мысль пришла мне в голову. Неторопливо отдавая каждое слово пространству, соединяющему нас, я произнесла:

- Дэни, если я… попрошу тебя… расстегнуть свои джинсы… достать член… и отдать его на расправу моим ножкам… ты сделаешь это?

Под моими пальчиками стало совсем упруго – наверное, ему даже стало больно от тесноты. Дыхание Дэни участилось, секундное колебание, едва заметный взгляд по сторонам, еще секунда, чтобы убедиться, что вокруг полный интим, и даже если подойдет официант, то все равно ничего не разглядит в полном мраке в глубине кресла. Руки Дэни потянулись вниз, но я остановила его.

- Ты не понял, я не прошу тебя сделать это, я лишь спрашиваю – сделаешь ли ты это, если я попрошу?

Он понял мою игру.

- Конечно.

- Ты достанешь его и отдашься моим ножкам?

- Достану...

- Хочешь этого?

- Хочу...

Мы смотрели друг другу в глаза и обменивались короткими фразами, смысл которых значил меньше, чем сам факт их произнесения в такой ситуации.

- Дэни, какой он?

- Он хочет тебя...

- Я чувствую.. он такой горячий и такой упругий... тебе не больно, ведь он так напряжен, и ему тесно в джинсах?

- Немного больно...

- Ты хочешь поцеловать мне ножки?

- Да...

- Ты поцелуешь мне каждый пальчик? Потрогай, посмотри, какие у меня маленькие, аккуратные ножки.

- Поцелую..

- Представляешь, если ты сейчас его вытащишь, я обхвачу его пальчиками ног... ты сможешь не кончить?

- ...

- Сможешь?

- Возможно...

- Не сможешь… представь себе – я зажимаю его своими ножками, стискиваю, поддрачиваю, горячая волна накатывает изнутри, и ты не можешь ничего с этим поделать, безвольно отдаешься наслаждению и кончаешь, я чувствую как бесстыдно вздрагивает твой член каждый раз, когда очередная струйка спермы вырывается из него… прямо на мои носочки… горячая…

- Подожди, стой… остановись… иначе я уже сейчас…

Бац!! Я с размаху ударила кулаком по столу. Дэни вздрогнул и чуть не вскочил с места. Индусы-официанты вспорхнули как курицы где-то в глубине кафе, но тут же затихли.

- Дэни, - я убрала ноги, наклонилась вперед и посмотрела ему прямо в глаза эсесовским взглядом. – Давай закончим тот разговор на ручье о твоем тибетском Ламе. Поставим точку, чтобы не оставлять в прошлом что-то недосказанное. Я буду с тобой предельно пряма и откровенна, потому что ты меня возбуждаешь, ты вызываешь симпатию, и не только эротическую, поэтому давай начистоту. Взять да и перестать испытывать полностью негативные эмоции… Этот совет мне кажется верхом абсурда – это все равно, что посоветовать возлюбить всех людей, поэтому либо твой Лама обычное трепло, которых я не переношу, либо ты что-то не так понял.

Похоже, буря в джинсах Дэни мгновенно утихла, он придвинул кресло к столу, сжал руки в кулаки и положил их на стол.

Прошла минута молчания.

Вторая.

- Дэни?

- Хорошо, я дорасскажу тебе ту историю, и мы вместе подумаем, что это все означает.

- А… не умею я вместе думать…

- Майя?

- Что? Что Майя? – Хотела сказать еще что-то, то ли грубость какую-то, то ли просто заплакать отчего-то захотелось… на минуту все показалось бессмысленным, убогим - сидят два идиота, рассказывают сказки, плачутся друг другу, а жизнь проносится мимо, говори, не говори… - Ладно, Дэни, забудь об этом… Так что там?

Дэни еще с минуту пристально смотрел на меня, смешно высунув кончик языка. Всплыла картинка из яслей – карапуз сидит на горшке, и кончик языка вот так же высунут… мне холодно, поздний вечер, кафельный пол, все чужое… да, все чужое – это чувство я с гордостью пронесла через всю свою жизнь – ощущение себя совершенно чужой в этой тусклой убогой тарелке.

- Когда я услышал от Лобсанга этот совет, я испытал и недоумение и разочарование – примерно как и ты. Если бы мне это сказал кто-то за столиком в кафе, я бы скорее всего поступил именно так, как ты там в горах – встал бы и пошел домой. Но мне это говорил человек, само присутствие которого уже красноречивее всяких слов. Мне, конечно же, не удастся словами передать ту атмосферу, но этот человек... не знаю, как сказать – в его присутствии я чувствовал что-то такое, что отзывалось во мне пронзительно, ярко, в какой-то момент даже захотелось заплакать, прижавшись к нему, как дети прижимаются к матери, и не от жалости к себе, а от глубинного восторга, словно я нашел свой остров сокровищ, и это все происходило со мной! А я не склонен к фонтанирующей сентиментальности, я не рыдаю по ночам в подушку, не читаю вслух стихи и не бью себя в грудь, декламируя на улицах:) Все-таки я рационален и не склонен э... как это ты говорила... да, вот, я не склонен к пузыристой и поверхностной экзальтации, поэтому мне тем более невозможно было отмахнуться от того, что я испытывал в его присутствии, списав все на недосып или излишнюю впечатлительность... С грустью я сказал, предвидя какой-то скучно-вежливый конец разговора, что на мой взгляд это невозможно – устранить все негативные эмоции, на что он ответил, что не имеет значения – что я об этом думаю, а имеет значение – готов ли я поставить перед собой такую цель и решить ее во что бы то ни стало, или не готов? Понимаю ли я, что эта задача в высшей степени важная, без решения которой не будет вообще ничего, никаких путей, никакого буддизма, никакого христианства, никаких просветлений – вообще ничего, или я не понимаю этого, не чувствую так?

- Дэни, - я нетерпеливо перебила его, - ну важная, важная это задача, но решить-то ее невозможно, где ты видел людей, которые ее решили?

- Я спросил у него в точности то же самое! Он ответил – «а где ты видел людей, которые ставили перед собой эту задачу и пытались ее решить со всей серьезностью и самоотдачей? А если ты хочешь видеть человека, который и поставил и решил эту задачу, то он перед тобой».

- Я бы хотела на него посмотреть... интересно все-таки – человек, полностью прекративший испытывать негативные эмоции... если это не дешевое позерство... А где найти этого Ламу, ведь он где-то здесь, в Индии, в Непале?

Дэни усмехнулся и покачал головой.

- Да хоть бы он был в соседней комнате... что толку... слушай дальше.

Чертенок, сидящий во мне, неожиданно вильнул хвостом, я знаком попросила Дэни замолчать, спустила с плеч обе бретельки, на которых держалось мое платьице, и позволила ему медленно соскользнуть вниз. Под его взглядом мои обнаженные соски напряглись и бесстыдно торчали.

- Хочешь потрогать?

Молчание было красноречивее любых слов.

- А полизать, пососать, потискать... нежно и сильно схватить, держать мои грудки в своих руках, потискивать и смотреть мне в глаза – хочешь?

Люблю контрасты…

Выждав еще с полминуты, я оделась. Сглотнув, Дэни продолжил.

- Ни на что особенно не рассчитывая, я спросил – можно ли мне научиться, ну в смысле – могу ли я у кого-нибудь научиться этому? Может ли он сам меня научить или сказать – у кого я могу научиться? Чтобы произвести на него хорошее впечатление, я сказал, что мне кажется, что я человек уже в значительной степени свободный от негативных эмоций, и под руководством опытного мастера я смогу, наверное, быстро добиться успеха.

Лобсанг задумался и минуту пристально смотрел куда-то сквозь меня: «Приходи завтра сюда же, в пять утра. Тебе станет все намного яснее».

Официант принес соки, тушеные овощи и столь желанного чикена! Последующие пятнадцать минут нам было не до рассказов и не до эротики. Мы чавкали, грызя курицу как волки, отнимая друг у друга самые аппетитные куски, рычали и смеялись. Постепенно курица занимала предназначенное ей место в наших желудках, темп пожирания замедлялся, замедлялся... и сошел на нет. Допив сок, я отвалилась в кресле.

- И что было дальше?

Бросая взгляды на мои открытые коленки, Дэни продолжил.

- В пять утра рассвет только-только начинал угадываться за высокими горами, было довольно прохладно, абсолютно тихо и невероятно красиво. Я подошел к гомпе, меня никто не встретил, но двери были не заперты. Я поднялся на второй этаж и попал в коридор, ведущий к комнате Лобсанга. Я думал – не разбужу ли я его, ведь было еще темно. Я сделал уже несколько шагов по коридору и вдруг понял, что с самого первого шага «что-то не так». По инерции я продвинулся еще немного и остановился – «что-то не так» усиливалось. Никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Было такое ощущение, что меня из темноты углов кто-то ощупывает взглядом, причем взглядом недобрым, тяжелым, опасным. Да, повеяло именно опасностью. Я стоял и переваривал ощущения. Они определенно усиливались, и мне стало совсем нехорошо. Помню, мелькнуло изумление – ведь еще вчера здесь все было пронизано солнечным теплом, какой-то экстатической безмятежностью, что же изменилось, почему?

Я сделал еще пару шагов, и неожиданно слабая, но острая боль пронзила меня, как игла. Я даже чуть не вскрикнул. Теперь сомнения исчезли. Я совершенно определенно чувствовал, что меня кто-то ненавидит. Кто-то злобный, мрачный сидит и ненавидит меня, ненавидит всех, и ненависть эта исходила, казалось, отовсюду. Мне стало по-настоящему страшно, я развернулся и сделал несколько шагов назад к выходу. У лестницы я остановился, перевел дух и отметил, что ненависть исчезла, осталось только чувство напряженной недоброжелательности.

Я стоял и не знал – что делать дальше. Неужели я мог так ошибаться в человеке? Вот что крутилось у меня в голове беспрерывно. Как я мог увидеть в Лобсанге просветленное существо, в то время как вокруг него такая атмосфера ненависти?

В моей голове стали стремительно разворачиваться картины всяких ужасов. Ты, наверное, знаешь, что в Индии иностранные туристы время от времени пропадают?

- Да, я несколько раз видела объявления о пропаже туристов.

- Это происходит здесь не так уж редко. Индия считается довольно безопасной страной, и многие путешествуют тут в одиночку, даже девушки, но на самом деле эта безопасность существует в определенных границах. На Мэйн-Базаре или в Тамеле все ОК, но сделай шаг в сторону, и там совершенно фантастические трущобы, где твою безопасность уже никто не гарантирует. Тем более, если ты употребляешь наркотики… Я слышал, что белых людей иногда крадут для жертвоприношений. Мне в голову полезли всякие мысли о том, что Лобсанг тоже исповедует какой-то культ, ведь в древней тибетской традиции «бон» тоже были ритуалы, связанные с человеческим жертвоприношением… или это я уже додумал от страха? Образ Лобсанга стал замещаться чем-то зловещим, возникло определенное желание поскорее отсюда убраться, я даже попытался вспомнить – как выглядят ворота в монастырь, чтобы понять, сумею ли я через них перелезть, если они закрыты, и убежать?

Еще через минуту я все-таки пересилил страх, снова вспомнив вчерашние переживания, и попробовал вновь подойти к двери Лобсанга. И все повторилось снова. На этот раз во мне проснулась ответная неприязнь, я преодолел свой страх и, собравшись, решил встретиться лицом к лицу с Лобсангом, каким бы он ни оказался – злобным сектантом или мудрым учителем. Сделав еще несколько шагов по коридору, я опять вынужден был остановиться. Голова буквально раскалывалась от диких приступов боли – так сильна была ненависть, которую я теперь ощущал каждой клеткой своего тела. Я даже наклонился вперед, словно борясь с ураганом, сбивающим меня с ног, и продвинулся еще на пару шагов. Теперь дверь Лобсанга была уже в нескольких шагах от меня, но это расстояние превратилось в бесконечность. Я не мог сделать ни шагу, в голове туман, в глазах красные пятна, я чувствовал, что еще немного, и я либо умру, либо потеряю сознание. Боль и страх парализовали меня, и я теперь даже не мог уйти – даже не мог пошевелиться, мне казалось, что я умру от чего-то ужасного, если хоть на дюйм сдвинусь вперед или назад. Силы покидали меня, я чувствовал, что умираю, казалось, что от ненависти, направленной на меня, сейчас закипит кровь.

Рассказ Дэни захватил, мне даже передался его страх, я почувствовала себя неуютно в темноте, окружавшей нас, свет лампы стал казаться тревожным.

- Внезапно все закончилось. Из меня словно вынули всё – и страх, и ненависть, и боль – всё. Нежная прохлада тонкой струйкой втекала, наполняла свежестью, переживанием красоты. Я снова узнавал оттенки тех чувств, которые испытал вчера в общении с Лобсангом. Дверь в его комнату распахнулась, и я ввалился через порог, чуть не упав ему на руки.

- Но как же так?? Как же это совмещается одно с другим – такая ужасающая ненависть и заявления про свободу от негативных эмоций?

- Именно об этом я его и спросил, когда пришел в себя и выпил чашку чая омерзительного вкуса, которым он тут же меня угостил. Его ответ меня шокировал. Он сказал, что весь тот ужас, который я испытывал, - это были мои собственные негативные эмоции! Все, что он сделал, это «всего лишь» наполнил пространство коридора безликой силой, которая усиливает все, что попадает в это поле. Он сказал, что вопреки моим представлениям о себе, как о сравнительно беззлобном существе, я непрерывно культивирую, поддерживаю в себе огромный спектр самых разнообразных негативных эмоций, и даже тогда, когда, как мне кажется, я от них совершенно свободен, то и тогда я непрерывно переживаю фоновые, придонные негативные эмоции – разные виды беспокойств, озабоченностей и так далее. Я, конечно, не согласился с ним и сказал, что не обманываю его и говорю совершенно откровенно, и он, как мудрый человек, должен видеть, что я честен перед ним, не приукрашиваю себя сейчас, не пытаюсь преподнести себя в лучшем свете, но совершенно искренне говорю, что когда я к нему шел, то был настроен очень позитивно, испытывал вдохновение, глубокую симпатию, любопытство, и у меня не было никаких таких придонных негативных фоновых эмоций, так что если эта ужасающая ненависть и появилась, то не из меня, это что-то постороннее, оно и ощущалось как постороннее.

- Выглядит как-то подозрительно, ты ведь ничего не знаешь о том, как и что он там «наполнил»… Что же он ответил тебе?

- Он сказал, что верит мне в том, что я на самом деле считаю так, как говорю, но тем не менее я хоть и искренне, но заблуждаюсь, и этот пример как раз и может послужить мне уроком того, как глубоко в человека въелся вирус под названием «негативные эмоции», ведь человек их даже не замечает. В тот момент я согласился с тем, что негативные эмоции – это действительно вирус, но потом я постоянно терял эту ясность, которая кажется такой простой и такой доступной всегда, когда она есть.

- По поводу вируса я согласна, но только совершенно непонятно, как с ним бороться, если даже заметить его зачастую невозможно.

- Лобсанг сказал, что работа по прекращению негативных эмоций начинается с тех, которые лежат на поверхности, проявляются очевидно, и если эта работа проводится успешно, то постепенно можно научиться замечать и тонкие слои негативных эмоций и устранять их. Он еще раз повторил, что если бы во мне в самом деле не было бы негативных эмоций, то нечему было бы усиливаться, и тогда вместо ненависти я бы испытал столь же интенсивно растущее блаженство.

- Да... Возможно, этот Лобсанг в самом деле очень необычный человек... Так ты мне не ответил – где он сейчас, или по крайней мере где он бывает? Я хочу найти его!

Я и сама не заметила, что по мере того, как Дэни рассказывал мне свою историю, интерес к Лобсангу стал определенным, настороженность почти ушла.

- Дэни, я хочу его найти!

Чем больше я повторяла это, тем более настойчивым становилось мое желание.

- Я совершенно определенно хочу его найти, ты же меня уже знаешь чуть-чуть – если я что-то решила, я от этого не отступлю, пока не сделаю всего, что в моих силах. Ты знаешь – где его можно найти?

- И да, и нет.

- Нет, давай ты оставишь свое глубокомыслие для других ситуаций, давай ближе к делу и будь попроще, пожалуйста. Я как пиявка – если присосусь, то не отстану:) - я перевела взгляд пониже, Дэни вздохнул и рассмеялся.

- Ты не понимаешь, дай мне сказать. Лобсанг на прощанье сказал, что если я захочу, то смогу его найти, что он ОБЕЩАЕТ мне это, но у него нет желания иметь дело с пустыми фантазерами, а потому я должен сдать что-то вроде экзамена, прежде чем смогу его встретить и прежде чем мы сможем с ним вернуться к обсуждению вопроса о моем ученичестве. У этого экзамена две стадии, и первая – это как раз найти его. Лобсанг сказал, что найти его я смогу, руководствуясь своим желанием встретиться с ним и теми знаками, которые я увижу на своем жизненном пути. Он отказался говорить что-либо более определенное об этих знаках, сказав лишь, что знаки эти проявятся для любого человека, который пустится в поиск истины, и при этом начнет искреннюю и безжалостную практику устранения всех негативных эмоций, и когда эти знаки проявятся, то даже если сомнения в их отношении и возникнут, то они будут поверхностны и не смогут заслонить желаний, которые и поведут ищущего дальше. Знаки начнут проявляться и показывать дорогу только в том случае, если вся моя жизнь, все мои силы и вся моя устремленность будут направлены на безжалостное, бескомпромиссное устранение всех видов негативных эмоций, которые я только буду в себе видеть.

- А второй экзамен?

- Второй экзамен будет тем же, что я испытал в коридоре. Если я найду его и смогу «пройти по коридору», то это и будет означать, что достижение достойно его внимания, и тогда он и другие его друзья уделят моему дальнейшему обучению столько времени и внимания, сколько будет необходимо.

- И это все? Все, с чем ты от него ушел?

- Не совсем. Мы поговорили немного о тибетском буддизме, мне было интересно из первых рук получить информацию без искажений. Например, меня интересовало – правда ли то, что некоторые тибетские учителя перевоплощаются из одной жизни в другую. Как происходит распознание того, что вот этот ребенок – не просто ребенок, а какой-нибудь бывший Лама. Лобсанг не слишком подробно отвечал на вопросы, и почти все, что он рассказал, я и так знал из прочитанных книг, но теперь это стало более реальным, более ощутимым. Мне захотелось пожить среди тибетцев несколько месяцев и поучить тибетский язык, чтобы быть ближе к носителям той практики, которую представлял Лобсанг, но он сказал, что в этом нет смысла, и тем не менее посоветовал пожить в Дарамсале – это маленький городок в Индии, где сейчас находится резиденция Далай-Ламы и несколько тибетских монастырей. Кстати, я наверное туда поеду в этом году. Запишусь на курсы тибетского или даже возьму кого-нибудь из монахов в качестве частного преподавателя. Я до сих пор не сделал этого лишь потому, что по словам Лобсанга в этом нет вообще никакой необходимости, потому что для того, чтобы устранить негативные эмоции, не нужно знание тибетского. Он отказался говорить подробно об основателе этой практики и сказал только, что в отличие от других тибетских школ, основатели которых воплощаются почти всегда в границах Тибета - Далай-Лама, Кармапа, Траши-Лама, Панчен-Лама и другие, он путешествует в своих воплощениях из культуры в культуру, и практика эта называется «практикой прямого пути», потому что не опирается ни на какую религиозность, ни на какую доктринальность, а лишь на свой собственный опыт, и фактически любой человек может прибегнуть к ней, если только у него хватит на это упорства, и, в случае успеха, в течение одной жизни он сможет реализовать немыслимые для обычного человека способности, в том числе и способность сохранения сознания после, во время и ВМЕСТО смерти, способность сознательного перевоплощения или прямой трансформации, получая таким образом непрерывность своего опыта, и жизнь таких людей становится настолько необычной и настолько насыщенной удивительными переживаниями и приключениями духа, что говорить об этом со мной сейчас бессмысленно. Суть этой практики заключается в том, что ты можешь научиться менять одни восприятия на другие по своему желанию и закреплять эти изменения, и если в жизни обычного человека смена восприятий происходит автоматически, без его сознательного участия, то человек, занимающийся этой практикой, может полностью контролировать этот процесс. Когда я думаю об этом, дух захватывает – это же какой может стать моя жизнь, если я смогу чувствовать то, что мне нравится, думать лишь о том, о чем я хочу думать, и даже хотеть именно то, что на самом деле хочу! Да и идея такого путешествия сознания сама по себе захватывающа.

- А как зовут основателя этой практики, или как они его называют – патриарха, главного Ламу? Где он сейчас? Как можно найти других монахов из этой школы? Как сделать так, чтобы перестать испытывать негативные эмоции, ведь если это «школа», то наверняка есть какие-то отработанные методики? А что будет, если я прекращу их испытывать – не превращусь ли я в бесчувственное бревно, или какие-то новые восприятия придут им на смену? Придут они сами, или тоже надо применять какую-то практику… – ты спрашивал об этом?

Вопросы так и сыпались из меня, так что я не сразу заметила улыбку Дэни.