Мы отвечаем на него отрицательно по двум основаниям.

Прежде всего право собственности отнюдь не исчерпывается тремя названными правомочиями собственника, отнюдь не "слагается из трех отдельных прав: владения, пользования и распоряжения", как это утверждал в ряде своих решений русский Сенат (к. р. 1869 г., N 1334; 1903 г., N 115). Собственник может быть лишен всех трех правомочий и тем не менее может сохранить право собственности, и притом не только в качестве dominium nudum ("голая собственность"), как думал редактор дореволюционного тома Х - М.М. Сперанский[16]. В самом деле, при судебном аресте имущества с изъятием его из владения и пользования собственника и с запретом ему распоряжения арестованным имуществом (ср. ст. 275 и 280 ГПК РСФСР) у собственника остается все же какой-то реальный "сгусток" его права собственности. Если претензия взыскателя отпадет[17], право собственности восстановится в полном объеме в лице собственника (jus гесаdentiae - так называемая "упругость", или "эластичность", права собственности)[18]. Если имущество будет продано за цену, превышающую претензию взыскателя, собственник получит излишек вырученной цены. Таким образом, "суммой" трех правомочий не исчерпывается содержание права собственности.

Утверждая это, мы должны в то же время решительно предостеречь против недооценки роли названных правомочий в деле осуществления права собственности, в деле реализации тех общественно-производственных отношений, которые находят в праве собственности свое юридическое выражение. Мы докажем ниже ту огромную роль, которую право владения, пользования и распоряжения играет не только в реализации отношений капиталистической собственности, но и в осуществлении права государственной социалистической собственности. Тем не менее они не исчерпывают собой всего содержания права собственности, - и это первое основание против того, чтобы "сумму" этих правомочий мы могли положить в основу общего понятия права собственности. Решающим является, однако, второе основание. Когда перед теорией права стоит задача построить такое общее понятие права собственности, которое как всеобщее абстрактное определение могло бы быть отнесено ко всем общественным формациям[19] именно в качестве многократно расчлененного и выраженного в различных определениях понятия[20], это понятие должно само по себе обязывать к раскрытию специфических классовых особенностей отдельных форм собственности в каждой формации. Внешне сходные формулы легальных определений права собственности, данных в источниках римского права[21], в буржуазных гражданских кодексах (ст. 544 Кодекса Наполеона, ст. 420 т. Х ч. 1) или ст. 58 ГК РСФСР, с их jus utendi, fruendi, правом владения, пользования и распоряжения и т.п., не удовлетворяют этому требованию не потому, что они не раскрывают перед нами непосредственно социальной сущности рабовладельческой, буржуазной или социалистической формы собственности. Мы вообще не вправе были бы ожидать этого от абстрактной формулы, имеющей своей задачей определить общее понятие права собственности, применимое ко всем - исторически известным - правовым системам. Содержащийся в ней традиционный перечень правомочий собственника по владению, пользованию и распоряжению его имуществом представляет собой юридическое выражение того общего, что свойственно праву собственности на средства производства, обращения и потребления во всех формациях, в которых в том или ином объеме и форме действует закон стоимости.Мы имеем в виду товарно-денежную форму, которую приобретают в той или иной мере средства производства, обращения и потребления в названных формациях и которая предполагает признание определенных правомочий за их собственниками[22]. Известные положения Маркса о товаре как потребительной стоимости и вещественном носителе стоимости (меновой стоимости), о товаре как единстве потребительной стоимости и стоимости[23] относятся не только к капиталистическому обществу, которое непосредственно имел в виду Маркс в своем анализе товара[24] и в котором "потребительные стоимости вообще производятся... лишь потому и постольку, что и поскольку они являются материальным субстратом, носителями меновой стоимости"[25]. С соответствующими модификациями они могут быть отнесены и к другим антагонистическим формациям - к тем этапам их развития, на которых существовали товарное производство и товарное обращение, "несмотря на то, что подавляющая масса продуктов, предназначаемая непосредственно для собственного потребления", не превращалась в товары, "и следовательно, общественный процесс производства далеко еще не во всем своем объеме" был подчинен в них "господству меновой стоимости"[26]. В дополнении к т. III "Капитала" Энгельс указывал, что "закон стоимости Маркса имеет силу... для всего периода простого товарного производства", "для периода, который длится с начала обмена, превратившего продукты в товары, и вплоть до XV столетия нашего летоисчисления", иначе говоря, что "закон стоимости господствовал в течение периода в пять-семь тысяч лет"[27].

В этом действии закона стоимости - в качестве всеобщего стихийного закона, регулирующего и определяющего весь общественный процесс производства и обращения в капиталистическом обществе, или в качестве подчиненного, но столь же стихийного закона на соответствующих этапах рабовладельческого и феодального общества, - следует искать объяснения сходства легальных формулировок отдельных правомочий собственника, которые положительное право разных эпох давало в применении к столь различным типам и формам собственности. Когда римские формулы о jus utendi et abutendi, jus utendi fruendi, jus possidendi, jus disponendi получали широкое применение не только в период рецепции римского права, но и в ряде гражданских кодексов XVIII и XIX вв.[28], это не было простым заимствованием формулировок, простым внешним сходством. Римское право собственности отразило в приведенных формулировках те черты "чистой частной собственности"[29] простого товарного производства, которые получили широкое признание и дальнейшее развитие - на иной социальной основе - в условиях капиталистического товарного производства. Характеризуя различные формы "законодательного освящения" новых буржуазных экономических отношений, Энгельс писал: "Можно было также, как это произошло в Западной Европе, принять за основу первое всемирное право общества, состоящего из товаропроизводителей, т.е. римское право, с его тончайшей разработкой всех существенных отношений простых товаровладельцев: купли и продажи, ссуды, долга, договора и прочих обязательств... Можно, наконец, после великой буржуазной революции создать, на основе все того же римского права, такой образцовый свод законов буржуазного общества, как французский Code civil"[30].

Каким образом, однако, "одно и то же право собственности" могло сохранить "свою силу" в условиях и простого и капиталистического товарного производства - несмотря "на полный переворот" в способе присвоения?[31] Еще во введении к "К критике политической экономии" (1857 г.) Маркс указывал на необходимость исследования "трудного пункта (der eigentlich schwierige Punkt)" о том, каким образом "производственные отношения, как правовые отношения, вступают в неравное развитие (wie die Produktionsverhältnisse als Rechtsverhältnisse in ungleiche Entwicklung treten)". Как пример подобного "неравного развития" производственных отношений и опосредствующих их правовых отношений Маркс приводил "отношение римского частного права... к современному производству"[32]. В написанном непосредственно вслед затем "черновом наброске" (Rohentwurf) основных положений критики политической экономии (1857-1858 гг.) Маркс дал первоначальный вариант того замечательного анализа превращения законов стоимости простого товарного производства в законы капиталистического производства[33], который был позднее развернут им в изумительные по глубине и яркости формулировок страницы главы 22 т. I "Капитала"[34] и который дает возможность понять действительные основания рецепции римских формул о правомочиях собственника буржуазным законодателем.

Исходным моментом и основой превращения законов присвоения простого товарного производства в законы капиталистического производства явился обмен эквивалентов - покупка капиталистом рабочей силы, - ставший "только видимостью" обмена эквивалентов, "пустой формой, которая чужда своему собственному содержанию и лишь затемняет его"[35]. Однако и для отправного акта эксплуатации (для найма рабочего), и для реализации произведенного рабочим товара, без чего не может быть реализована полученная капиталистом прибавочная стоимость[36], - иначе говоря, для реализации права капиталистической собственности как права присвоения чужого неоплаченного труда - капиталистический собственник нуждается в тех же правомочиях, в каких нуждается простой товаровладелец при реализации своего права собственности как права присвоения продукта своего собственного труда. В условиях товарного производства и частной собственности на средства производства отчуждение товара как единства потребительной стоимости и стоимости требует одних и тех же - по своей юридической форме - правомочий в лице товаровладельца, будет ли им мелкий товаропроизводитель или капиталистический собственник: права владения, пользования и распоряжения, наличие которых дает собственнику возможность осуществить свою власть над товаром в его "натуральной форме"[37]. Абстрактная же форма права собственности товаровладельца и акта обмена дает капиталистическому собственнику возможность скрыть за прежней формой права собственности и акта купли-продажи новый способ присвоения: присвоение чужого неоплаченного труда наемного рабочего.

Поскольку и при социализме действует закон стоимости, - правда, в преобразованном виде, в качестве сознательно применяемого, а не стихийного, и подчиненного, а не основного закона, вне всякой связи с эксплуатацией[38], - право собственности в СССР в ряде отношений также осуществляется с использованием товарно-денежной формы, и двойственная природа товара как потребительной стоимости и вещественного носителя стоимости проявляется и в построении ряда общественно-производственных отношений в СССР. Этим обусловливается и некоторая абстрактность в формулировке правомочий собственника в ст. 58 ГК РСФСР, внешне сходной с приведенными выше формулами римских юристов или буржуазных кодексов. Глубоко отличный характер производственных отношений в СССР и революционно-творческая роль социалистического государства в построении новой - социалистической - экономики предопределяют, однако, качественно иные содержание и роль товарно-денежной формы в СССР[39], а вместе с тем и иное конкретное содержание тех правомочий, которые социалистическое право признает и закрепляет как за самим социалистическим государством и кооперативно-колхозными организациями, так и за отдельными трудящимися. Но вскрыть специфический характер этих правомочий можно, только отправляясь от принципиальных различий в способах присвоения между правом собственности в буржуазных странах и в СССР и конкретных различий между отдельными формами собственности в самом СССР. Оставаясь же в плоскости юридического анализа самих правомочий собственника по владению, пользованию и распоряжению его имуществом, взятых вне их связи с различием в способах присвоения, исследователь оказался бы в плену у абстрактной формы этих правомочий, обусловленной двойственной природой товара, и так же не смог бы установить специфических различий между формами собственности в СССР и в буржуазных странах, как исследователь права собственности мелкого товарного производителя и капиталиста не мог бы вскрыть всей глубины различий между собственностью того и другого, если бы он ограничился юридическим анализом их правомочий по владению, пользованию и распоряжению товаром, не вскрывая различия в способе присвоения.

Именно поэтому в основу общего понятия права собственности не могут быть положены сумма отдельных правомочий собственника или право распоряжения как наиболее характерное, по утверждению некоторых авторов, правомочие собственника, равно как и отдельные формальные критерии, выдвинутые буржуазными юристами[40] и отчасти нашедшие признание в буржуазных гражданских кодексах[41]: определения права собственности как права всеобъемлющего, высшего, наиболее полного, абсолютного, неограниченного или исключительного господства над вещью.

Подобные определения, аналогично правомочиям собственника по владению, пользованию и распоряжению его имуществом, могут быть наполнены специфическим конкретным содержанием только в их связи со способом присвоения, присущим той форме собственности, для характеристики которой эти определения привлекаются.

Итак, ни названные правомочия собственника (в их совокупности или отдельно взятые), ни приведенные выше формальные критерии не могут быть положены в основу такого общего понятия права собственности, которое, оставаясь абстрактным и потому применимым ко всем общественным формациям, тем не менее обязывало бы к раскрытию специфических классовых особенностей отдельных форм собственности в каждой формации.