Определение права собственности

Итак, при определении понятия права собственности марксистско-ленинская теория права должна отправляться от Марксова понятия собственности как присвоения природы индивидом внутри и посредством определенной общественной формы, собственности как отношения индивида или коллектива к условиям или средствам производства "как к своим".

Можно ли при переводе этого понятия собственности как определенного общественно-производственного отношения на язык права ограничиться простым определением права собственности как права присвоения?

Сложность вопроса заключается в том, что собственность как присвоение внутри и посредством определенной общественной формы, как общественно-производственное отношение, в отдельных формациях получает юридическое выражение не только в праве собственности как особом юридическом институте данной системы права, но и в ряде других юридических институтов той же системы. Так, например, собственность капиталиста как присвоение неоплаченного труда наемного рабочего опосредствуется не только при помощи права собственности в юридически-техническом смысле (права собственности в том его виде или форме, как его регулирует буржуазный закон), но и при помощи договоров найма рабочей силы, купли-продажи товаров, займа, имущественного найма и т.д. Достаточно напомнить также сложнейшее "переплетение" отношений частных собственников-капиталистов в период империализма, опосредствуемое при помощи акционерной формы и огромного числа договорных и иных связей[68]. Что экономические понятия вообще нельзя механически переводить на язык права, нагляднее всего можно проиллюстрировать на ссуде денежного капитала, анализ которой дан Марксом в т. III "Капитала". Маркс указывает три возможных формы ссуды денежного капитала: 1) ссуду определенной суммы денег, 2) ссуду стоимости определенной массы товаров, фиксированной в сумме денег, и 3) ссуду таких товаров, которые "по характеру своей потребительной стоимости могут быть даны в ссуду лишь как основной капитал, например дома, суда, машины и т.д.". "Но, - подчеркивает Маркс, - всякий ссужаемый капитал, какова бы ни была его форма и как бы природа его потребительной стоимости ни модифицировала обратную уплату, всегда является лишь особой формой денежного капитала". И далее: "Если в ссуду дается товар как капитал, то он является лишь замаскированной формой денежной суммы"[69]. Поэтому для экономиста ссуда денежного капитала во всех трех формах представляет собой одно и то же общественно-производственное отношение: ссуду денежного капитала. Юристы же, напротив, квалифицируют: 1) ссуду денег как заем или, применяя банковский термин, как "ссуду", 2) ссуду товаров - как куплю-продажу в кредит и 3) ссуду домов, судов и машин - как имущественный наем (аренду)[70]. С точки зрения буржуазного закона - это три различных юридических отношения, в которых по-разному решается и вопрос о праве собственности: при ссуде денег и ссуде товаров юристы говорят о переходе права собственности к промышленному капиталисту, при ссуде домов, судов и машин - о сохранении права собственности за денежным капиталистом[71].

Ввиду этого при переводе на язык права Марксова понятия собственности как присвоения индивидом природы внутри и посредством определенной общественной формы юридическая наука должна найти те специфические признаки, которые помогли бы ей отграничить право собственности как право присвоения, закрепленное в законе соответствующей страны, от других прав на средства производства, которые также играют немалую роль в опосредствовании присвоения, но получают в системе права соответствующей страны иную юридическую квалификацию, чем право собственности в юридически-техническом смысле слова - право собственности в том его виде, в каком оно дано в гражданском кодексе этой страны. Отдельные правомочия собственника: право владения, пользования и распоряжения вещью - ни порознь, ни в своей совокупности, мы видели, не выражают собой ни всего объема права собственности, ни существа права собственности. Что право собственности не исчерпывается тремя указанными правомочиями собственника, давно признано и буржуазной наукой гражданского права. Как мы уже отмечали и как мы сумеем показать подробнее при анализе права собственности в буржуазном обществе, буржуазные цивилисты, наряду с традиционным перечислением трех основных правомочий собственника или вместо него, нередко вводят в свои определения права собственности ряд других формальных моментов, при помощи которых они стремятся отграничить право собственности от всех остальных вещных прав. С этой целью они определяют право собственности как право всеобъемлющего, высшего, наиболее полного, абсолютного или исключительного господства над вещью и с особенной настойчивостью подчеркивают так называемую "упругость", или "эластичность", права собственности: его способность автоматически приобретать нормальный объем при отпадении связывающих его ограничений[72]. Эти попытки выйти за пределы традиционного перечня трех правомочий собственника не выводят, однако, и не могут вывести буржуазную юридическую мысль из рамок формально-догматических определений права собственности: для этого потребовалось бы раскрытие существа права собственности как права присвоения - со всеми присущими капиталистическому присвоению специфическими чертами. Эту задачу может выполнить только марксистско-ленинская теория права, отправляясь от Марксова понятия собственности как присвоения и раскрывая специфический характер этого присвоения для каждой общественной формации и каждой формы собственности, известной этой формации. Выполняя свою задачу юридического анализа права собственности, она должна установить, как было уже указано, те признаки, которые характеризовали бы право собственности именно как присвоение, как отношение индивида или коллектива к средствам производства "как к своим".

Что же означает - в переводе на язык права - это отношение к средствам производства "как к своим"? Мы думаем, что "своими" средства производства являются для того, кто может использовать их своей, а не полученной от другого властью и в своем интересе. Для частной собственности это будет интерес частного собственника, для такой формы коллективной собственности, как государственная социалистическая собственность, - интерес всего социалистического общества.

Говоря о власти собственника использовать принадлежащие ему средства производства в своем интересе, мы имеем, конечно, в виду власть (волю), признанную за ним законом как выражением воли господствующего класса[73] (в социалистическом обществе - воли всего народа)[74], - власть, предоставленную или признанную государством[75]. Каждый собственник вправе использовать принадлежащее ему имущество своей властью и в своем интересе только на основе господствующей в данном обществе системы классовых отношений и в соответствии с нею[76]. В неоднократно цитированной нами рукописи 1857-1858 гг. Маркс, определяя собственность как "известное отношение к условиям производства как к своим", особо оговаривал: "Что касается отдельного человека, то это отношение создано коллективом, объявлено законом и гарантировано им"[77]. Дело идет о собственности именно как об общественном отношении людей по поводу средств производства, а не об "отношении" индивида к средствам производства вне определенной общественной формы. Переводя Марксово понятие присвоения как отношения индивида к условиям производства как "к своим" на язык права и определяя право собственности как право индивида или коллектива использовать средства и продукты производства своей властью и в своем интересе на основе существующей в данном обществе системы классовых отношений и в соответствии с нею, мы исключаем тем самым всякие попытки трактовать предлагаемое нами понятие права собственности как понятие, отправляющееся от идеи "правоотношения" между собственником и объектом его права собственности.

Подчеркнем также, что введенные нами в понятие права собственности признаки своей власти и своего интереса в их классовой обусловленности прежде всего обязывают исследователя вскрыть классовый характер каждого типа собственности, раскрыть ту "самую глубокую тайну, сокровенную основу всего общественного строя", которую представляет собой "непосредственное отношение собственников условий производства к непосредственным производителям"[78], - иными словами, установить "тот особый характер и способ, каким осуществляется... соединение" рабочей силы со средствами производства и который "различает отдельные экономические эпохи социальной структуры"[79]. Но, подчеркивая, что вопрос о собственности на средства производства неразрывно связан с вопросом о характере и способе их соединения с рабочей силой, не следует сводить все существо собственности только к особым отношениям собственника с теми, кто применяет труд к его средствам производства, т.е. с работниками производства. В праве собственности получает правовое выражение и закрепление вся сумма общественных отношений собственника по поводу принадлежащих ему средств производства - отношений не только с непосредственными производителями, но и с другими собственниками, и с самим государством, какова бы ни была его классовая природа. Установившаяся в данном обществе система распределения средств (а также продуктов) производства, закрепленная волей господствующего класса (законом) и охраняемая принудительной силой государства, признающая за каждым собственником право использовать его средства (а также и продукты) производства своей властью и в своем интересе, - вот что прежде всего представляет собой система отношений собственности в каждом данном обществе. Кто, какой класс владеет средствами производства и какой класс лишен их - вот первый и основной вопрос, который должен быть разрешен при анализе отношений собственности любого общества (мы имеем в виду антагонистические общества).

Решение этого основного вопроса - вопроса о присвоении средств производства - предопределяет решение всех остальных вопросов. Класс рабовладельцев должен был прежде всего присвоить себе рабов, чтобы получить и реализовать возможность внеэкономического принуждения над их личностью и их трудом. Класс феодалов должен был овладеть основным условием производства - землей - вместе с жившим на ней населением или хотя бы пустошью ("окняженье" и "обояренье" земли); это владение землей и являлось основой власти феодала над крепкими "земле и лицу" крепостными[80]. Класс капиталистов должен был пройти через эпоху первоначального накопления капитала, чтобы приобрести фабрики и заводы как основу тех "незримых цепей", которыми прикован к капиталисту современный раб: наемный рабочий. При этом закрепленное буржуазным законом за капиталистом право собственности как право на присвоение неоплаченного труда формально свободного рабочего на основе формально свободного договора охватывает не только отношения капиталиста с его рабочими, но и отношения с другими капиталистами по купле-продаже товаров, без чего он не в состоянии реализовать извлеченной им прибавочной стоимости[81].

Итак, собственность - всегда общественно-производственное отношение, отношение между людьми по поводу средств и продуктов производства, но не между людьми и принадлежащими им средствами производства. В правовом опосредствовании этого общественно-производственного отношения должны найти выражение оба элемента каждого правового отношения как волевого отношения, в котором отражается экономическое отношение[82]: и элемент воли, т.е. признанной правопорядком за собственником власти, и элемент интереса (интереса класса, группы, отдельного лица)[83]. Именно в сочетании своей власти и своего[84] интереса заключается специфическое отличие права собственности от других - как вещных, так и обязательственных прав - на те же[85] объекты. Арендатор также использует арендованное имущество в своем интересе, но использует это имущество властью, полученной от собственника[86]. В отличие от него собственник использует принадлежащие ему средства и продукты производства своей властью и в своем интересе. Ибо право собственности как право присвоения представляет собой право индивида или коллектива использовать средства и продукты производства именно своей властью и в своем интересе. Отдельные же правомочия, признаваемые положительным правом за собственником, являются лишь средством осуществления собственником его права собственности как права присвоения средств производства. Собственник должен обладать этими правомочиями, чтобы реализовать присвоение средств и продуктов производства в соответствии со способом или характером присвоения, присущим данной форме собственности.

Учитывая принципиальную противоположность между правом собственности в СССР и правом собственности в антагонистических формациях - в особенности между государственной социалистической собственностью и частной капиталистической собственностью, - можно было бы поставить под сомнение самую возможность или целесообразность создания такого общего понятия права собственности, которое оказалось бы применимым - в этой своей общей форме - ко всем правовым системам. Мы думаем, однако, что высказанные Марксом во введении к "К критике политической экономии" соображения об общем определении производства могут быть распространены и на общее определение права собственности, тем более что в том же введении Маркс высказал и приведенное выше положение о производстве как присвоении и о собственности (присвоении) как условии производства. "... Все эпохи производства, - говорит Маркс, - имеют некоторые общие признаки, некоторые общие определения. Производство вообще, это - абстракция, но абстракция разумная, поскольку она действительно подчеркивает общее, фиксирует его и избавляет нас таким образом от повторений". Но, продолжает Маркс, "это всеобщее или выделенное путем сравнения общее само есть нечто, многократно расчлененное, и выражается в различных определениях. Кое-что из этого принадлежит всем эпохам, другое - обще лишь некоторым... Определения, которые действительны для производства вообще, должны быть выделены именно для того, чтобы из-за единства, которое вытекает уже из того, что субъект - человечество и объект - природа - одни и те же, не было забыто существенное различие"[87].

Приведенные высказывания Маркса в полной мере могут быть отнесены и к "общим определениям", к общим понятиям в праве, в том числе и к общему понятию права собственности как права присвоения. Отказываясь от построения - на основе марксистско-ленинской методологии - общих юридических понятий (категорий), советская юридическая наука лишила бы себя возможности сопоставлять и противопоставлять, а тем самым и выявлять принципиальную противоположность основных понятий и институтов социалистического права правовым понятиям и институтам антагонистических обществ. Классики марксизма дали непревзойденные образцы построения таких основных общих понятий, как понятия государства и права, закона и конституции. Раскрыв классовую обусловленность этих понятий, они показали методологию их применения к различным формациям, методологию их превращения в "различные определения", отражающие и выражающие специфические особенности государства и права каждой общественной формации.

Мы имеем уже в советской юридической науке плодотворный пример построения одного из центральных общих понятий и применения его к советскому социалистическому праву. Предложенные А.Я. Вышинским и принятые первым совещанием научных работников права в 1938 г. общее определение права и специальное определение советского права[88] быстро завоевали полное признание среди советских юристов. В этом общем определении права дано такое диалектическое сочетание основных признаков права, взятых в их материалистической, классовой обусловленности, которое раскрывает самую сущность права и обязывает исследователя при применении этого общего понятия к каждой отдельной формации установить специфические особенности ее правовой системы. На этом пути "всеобщее абстрактное определение" права превращается в "многократно расчлененное" и выраженное "в различных определениях" понятие права отдельных исторических формаций.

Тем же путем необходимо идти и при построении общего понятия права собственности. Общее определение права собственности как "всеобщее абстрактное определение" может быть - аналогично понятию "производства вообще" - отнесено ко всем формам права собственности лишь в качестве "многократно расчлененного" и выраженного "в различных определениях" понятия. Оно должно быть наполнено конкретным содержанием, выражающим специфические особенности права собственности для каждой отдельной формации и даже для отдельных форм собственности внутри одной и той же формации. Специфические черты отдельных форм права собственности определяются характером присвоения, присущим той или иной форме собственности, и поэтому проявляются именно как специфические особенности этого присвоения. Некоторые из них являются общими для права собственности ряда формаций. Так, общей чертой права собственности рабовладельца, феодала и капиталиста на средства производства является его эксплуататорский характер[89]. Частная собственность на средства производства как основа производственных отношений любого антагонистического общества была и остается правом присвоения чужого неоплаченного труда[90]. Во всех своих разнообразных формах и при всем различии способов эксплуатации она представляет собой право частного собственника (рабовладельца, феодала, капиталиста) использовать собственной властью принадлежащие ему средства производства в целях присвоения чужого неоплаченного труда или продукта этого труда. Но наряду с этим общим признаком право собственности рабовладельца, равно как и право собственности феодала или капиталиста, имеет и свои отличительные признаки, характерные только для права собственности той или другой формации. Эти специфические признаки права собственности - и притом именно как права присвоения - неоднократно указывались классиками марксизма. Последняя - изумительная по своей четкости - формулировка их дана товарищем Сталиным в главе IV "Истории ВКП(б)"[91]. Определения, данные товарищем Сталиным отдельным формам собственности каждого общественного строя, являются основой для характеристики самого содержания права собственности как права присвоения.

Отправляясь при построении общего понятия права собственности от понятия собственности как присвоения, юридическая наука может и обязана ввести в характеристику каждой формы собственности присущий ей способ или характер присвоения. Общее понятие права собственности как права собственника использовать средства производства своей властью и в своем интересе - на основе господствующей в данном обществе системы классовых отношений - обязывает при анализе каждой формы собственности прежде всего ответить на вопросы: 1) в чьем владении или распоряжении, т.е. в чьей власти, находятся средства производства, и 2) в каких целях, т.е. в чьем интересе, они используются - для эксплуатации ли другого класса или же в интересах всего общества в целом? Нетрудно видеть, что предлагаемое нами определение отправляется не только от Марксова понятия собственности как присвоения, но и от данного товарищем Сталиным и основанного на том же Марксовом понятии разграничения господствующих форм собственности в отдельных общественных формациях. Кому принадлежит власть над средствами производства, в чьих интересах они используются - вот тот вопрос, на который должен ответить исследователь при анализе каждой формы собственности.

Примечания:

[68] См. характеристику этого "переплетения" отношений частных собственников у В.И. Ленина (Соч., т. XIX, стр. 173–174).

[69] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 1, стр. 372–373 и 384.

[70] Вот другой пример разнообразия юридических форм при единстве экономического типа отношений. Говоря о "типе сельского рабочего с наделом", свойственном всем капиталистическим странам, В.И. Ленин пишет: "В разных государствах он принимает различные формы: английский коттер (cottager) не то, что парцелльный крестьянин Франции или Рейнских провинций, а этот последний опять-таки не то, что бобыль или кнехт в Пруссии. Каждый из них носит на себе следы особых аграрных порядков, особой истории аграрных отношений, – но это не мешает, однако, экономисту обобщать их под один тип сельскохозяйственного пролетария. Юридическое основание его права на кусочек земли совершенно безразлично для такой квалификации. Принадлежит ли ему земля на праве полной собственности (как парцелльному крестьянину) или ее дает ему лишь в пользование лэндлорд, или Rittergutsbesitzer, или, наконец, он владеет ею, как член великорусской крестьянской общины, – дело от этого нисколько не меняется" (В.И. Ленин. Соч., т. III, стр. 129–130; курсив наш. – А.В.).

[71] Во избежание недоразумений необходимо подчеркнуть различие между правом собственности как правом присвоения – в нашем понимании, отправляющемся от Марксова понятия собственности как присвоения, и правом присвоения (Aneignungsrecht) плодов чужой вещи с разрешения собственника, присвоения бесхозяйных движимых вещей, диких зверей и т.п. (§ 956–958 BGB; L. Enneccerus – Th. Kipp – M. Wоlff. Lehrbuch des Bürgerlichen Rechts, Bd. II 1, 20/21 Aufl., 1926, S. 237–239). В этом последнем случае дело идет об особом праве на приобретение в собственность определенных категорий вещей путем овладения ими, а не о самом праве собственности как основном институте каждой гражданско-правовой системы.

[72] См. § 34 главы IV.

[73] Ср. критические замечания Маркса по поводу учения Гегеля о частной земельной собственности, усматривавшего в ней "не определенное общественное отношение, но отношение человека как личности к "природе", абсолютное право человека на присвоение всех вещей" ... "Ясно во всяком случае, что отдельная личность посредством одной только своей "воли" не может утвердить себя как собственника, вопреки чужой воле, которая также желает воплотиться в том же самом клочкеземли. Тут необходимы вещи совершенно иного порядка, чем добрая воля" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 166). В этих кратких замечаниях, направленных против идеалистической трактовки проблемы собственности и воли, данной Гегелем в "Философии права" (Соч., т. VII, Соцэкгиз, 1934, стр. 71; ср. стр. 69, 72–73, 77–78, 80, 83–84, 89 и 97), так же ярко выражено принципиальное различие между материалистическим и идеалистическим понятиями собственности, как и в учении Маркса о договоре и воле в главе 2 т. I "Капитала", – различие между материалистическим и идеалистическим понятиями договора. Маркс, как и Гегель в его учении о договоре (Соч., т. VII, стр. 97), также начинает учение о процессе обмена с "общего им обоим (товаровладельцам. – А.В.) волевого акта", при посредстве которого один товаровладелец может присвоить себе товар другого, отчуждая свой собственный. Но Маркс тотчас же устанавливает, что в этом волевом отношении отражается экономическое отношение, что "содержание этого юридического, или волевого, отношения дано самим экономическим отношением" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVII, стр. 95). Таким образом, как для собственности, так и для договора мало одной "воли", в особенности одной частной воли. Это вынужден был признать, впрочем, и сам Гегель: "Когда я владею чем-нибудь, рассудок тотчас же приходит к заключению, что моим является не только непосредственно владе­емое, но и связанное с ним. Здесь должно делать свои постановления положительное право, ибо из понятия нельзя ничего больше выводить" (Соч., т. VII, стр. 80). Маркс, указав, что подобное "понятие" "вообще "ничего" не понимает в действительном характере этой земельной собственности", добавляет: "Вместе с тем здесь заключается признание, что с изменением потребностей общественного, т.е. экономического, развития "положительное право" может и должно изменять свои постановления" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 166). См. также высказывания Маркса в т. III "Капитала" о соотношении между юридическими сделками или юридическими формами и способом производства (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 1, стр. 368).

[74] Ср. А.Я. Вышинский. Основные задачи науки советского социалистического права: "Наше право – это возведенная в закон воля нашего народа... Наши законы – выражение воли нашего народа, правящего и творящего новую историю под руководством рабочего класса. Воля рабочего класса у нас сливается с волей всего народа, это и дает основание говорить о нашем советском социалистическом праве как о выражении воли всего народа" (цит. сборник Института права Академии Наук СССР, стр. 40).

[75] В качестве примера крайнего субъективного идеализма в трактовке собственности, полностью снимающего роль государства в ее признании и закреплении, нельзя не привести определения права собственности, данного представителем психологической теории права Л.И. Петражицким: "Собственность не есть явление внешнего и объективного (хотя бы метафизического) мира... Она есть психическое – эмоционально-интеллектуальное – явление и существует единственно в психике того, кто приписывает себе или другому право собственности. Кто приписывает другому право собственности, тот считает себя (и других) обязанными терпеть любое отношение к вещи... со стороны этого другого и со своей стороны воздерживаться от всякого воздействия на вещь... Кто приписывает себе право собственности... тот считает других обязанными терпеть любое (какое ему заблагорассудится) хозяйничанье, обращение с вещью и воздерживаться от вмешательства... В результате этой двусторонней координированной мотивации и соответственного поведения получается такой социальный процесс, что имения, орудия производства и т.д. представляются как бы закрепленными за разными лицами какими-то "невидимыми связями"... "Принадлежность" вещи "собственнику" ecть эмоциональная проекция, эмоциональная фантазма" (Теория права и государства в связи с теорией нравственности, т. I. Изд. 2, 1909, стр. 190–192: аналогично: С. Рынкевич. О природе собственности. Сб. "Новые идеи в правоведении", N 4, 1915, стр. 133–131). Все сказанное Марксом по поводу учения Гегеля о собственности с еще большим основанием может быть противопоставлено приведенной концепции Л.И. Петражицкого. См. также критическую оценку психологической теории права в целом и предложенного Л.И. Петражицким понятия права собственности в частности в статье В.К. Райхера "Ленинская борьба с идеализмом и психологическая теория права" (Вестник Ленинградского университета, l946, N 3, стр. 59–65).

[76] Это получает свое выражение частично и в том, что в легальных определениях права собственности, даваемых гражданскими кодексами самых различных по своему социальному укладу и политическому строю государств, почти всегда содержалась и содержится ссылка на использование собственником его права лишь в пределах, установленных законом (ср. art 544 Cod. civ., ст. 420 т. X ч. 1, § 641 SchwZGB или ст. 58 ГК РСФСР).

[77] Каrl Marx. Grundrisse, S. 393 (русский перевод, стр. 167).

[78] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 353.

[79] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVIII, стр. 37.

[80] См. § 25 главы III.

[81] См. § 30 главы IV.

[82] Ср. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIII, ч. 1, стр. 25; т. XVII, стр. 95; т. XIX, ч. 1, стр. 368.

[83] Поскольку содержание юридического (волевого) отношения определяется самим экономическим отношением, примат принадлежит интересу, а не воле (ср. приведенные в примечании 1 на стр. 36 высказывания Маркса в т. I и III "Капитала"). Утверждая это, мы ни в какой мере не умаляем значения волевого элемента в правовых отношениях,

[84] столь ярко подчеркнутого самим Марксом как в "Капитале", так и в письме Швейцеру о Прудоне от 24/I 1865 г. (см. произведения, указанные в предшествующем примечании). Недооценка волевого элемента в отношениях собственности может повлечь за собой неправильную трактовку права собcтвенности, в частности подмену юридического анализа отношений собственности их экономическим анализом (см. ниже, § 23 главы III). – Как известно, вопрос о соотношении воли и интереса в субъективном праве был на протяжении всего XIX в. и продолжает оставаться и в настоящее время предметом острых разногласий в юридической науке вообще, в цивилистической науке в особенности. Теория воли получила наиболее яркое выражение у Савиньи: правовое "состояние представляется нам прежде всего как принадлежащая отдельному лицу власть (Macht): область, в которой господствует его воля и притом господствует с нашего согласия. Эту власть мы называем правом этого лица, что равнозначаще с правомочием (Befugniss). Некоторые называют его правом в субъективном смысле" (F.С. Savigny. System des heutigen Römischen Rechts. I Bd., 1840, S. 7). В соответствии с этим Савиньи определял сущность правоотношения как "область независимого господства индивидуальной воли" (ibid., S. 334). Определение субъективного права у Виндшейдапредставляет уже некоторый отход от волевой теории в той ее формулировке, которую она получила у главы исторической школы: "Право есть предоставленная правопорядком власть воли или господство воли" (Willensmacht oder Willensherrschaft). В этом, по признанию самого Виндшейда, заимствованном у Тонаопределении автор исходил из того, что "требуемая в субъективном праве воля есть только воля правопорядка, а не воля (самого. – А.В.) управомоченного" (В. Windscheid. Lehrbuch der Pandekten. I Bd., 9 Aufl., 1906, S. 156–158). К теории воли склонялись также Серман (Serment. Associations et corporations, 1887, p. 43–44) и Гельдер; последний, в частности, в вопросе о праве собственности (Holder. Natürliche und juristische Personen, 1905, S. 121–122, 127, 309). Широко известен протест, с которым выступил против теории воли Иеринг:"Воля не является целью и движущей силой прав; понятие воли и власти не в состоянии открыть путь к практическому пониманию прав. Два момента конституируют понятие права: субстанциональный, в котором лежит его практическая цель, а именно: польза, выгода, прибыль, которые должны быть обеспечены правом, и формальный, который является в отношении к этой цели лишь средством, а именно: защита права, иск. Первый есть зерно (Kern) права, второй – защищающая его скорлупа (Schale)... Понятие права покоится... на правовой обеспеченности пользования (auf der rechtlichen Sieherheit des Genusses), права суть юридически защищенные интересы (Rechte sind rechtlich geschützte Interessen)... Право есть юридическая обеспеченность пользования" (R. Jhering. Geist des römischen Rechts auf den verschiedenen Stufen seiner Entwicklung. Teil III 1, 1865, S. 316–317, 327). Конструкция Иеринга – в том виде, в каком ее формулировал сам автор, – не была поддержана даже многими из тех, кто считал, что иеринговское определение субъективного права "схватывает существо (Kern – зерно) проблемы, так как права существуют ради интересов" (A. Ehrenzweig. System des österreichischen allgemeinen Privatrechts. Bd. I 1, 6 Aufl., 1925, S. 111–112), или понимал под правом в субъективном смысле "обусловленную объективным правом возможность осуществления интереса" (Г.Ф. Шершеневич. Учебник русского гражданского права, т. 1. Изд. 11, 1914, стр. 85–87). Однако удар, нанесенный Иерингом теории воли, был так силен, что решительное преобладание в дальнейшем получили так называемые "ком-

[85] бинационные теории", объединявшие в понятии субъективного права и элемент воли, и элемент интереса. При этом одни из авторов механически объединяли оба элемента, не указывая, какой из них они считают определяющим в понятии субъективного права. Еллинек определил субъективное право как "признанную и защищенную правопорядком власть человеческой воли, направленную на какое-либо благо или интерес" (G. Jеllinek. System der subjectiven öffentlichen Rechte. 2 Aufl., 1905, S. 44; 1-е изд., 1892). Более или менее аналогичные определения дали: F. Regelsberger. Pandekten. I Bd., 1893, S. 74–76; Enneccerus-Kipp-WoIff, op. cit., Bd. I 1, S. 153–157; H. Lehmann. Allgemeiner Teil des Bürgerlichen Gesetzbuches. 2 Aufl., 1922, S. 58; ср. также: H. Dernburg. Pandekten. I Bd., 7 Aufl., 1902, S. 85–86; Ю.С. Гамбаpов. Курс гражданского права. Т. I, 1911, стр. 173–178. Другие, объединяя в понятии субъективного права оба элемента: волю и интерес, решительно подчеркивали, что основным элементом права является интерес и что нельзя точнее сказать, чем это сделал Иеринг, определив право как юридически защищенный интерес, охраненный путем власти, признанной за волей представлять и защищать его (Мiсhоud. La théorie de la personnalité morale et son application en droit français. 1909, t. I, p. 102–104, 105). Напротив, третьи отдавали столь же решительное преимущество воле или власти, признанной правопорядком за этой волей (Otto Gierke. Deutsches Privatrecht, I Bd., 1895, S. 253–254: "первичное в праве – всегда власть воли и связанность воли". – А. Тhur. Der Allgemeine Teil des Deutschen Bürgerlichen Rechts, I Bd., 1910, S. 56–61; Bürgerliches Recht. Allgemeiner Teil. 2 Aufl., 1926, S. 7; по-видимому, к "той же группе ученых следовало бы отнести и R. Saleilles. De la personnalité juridique. Histoire et théories. 1910, p. 372–373). Остается, наконец, упомянуть о том, что и после того, как господствующее мнение решительно склонилось к "комбинационным теориям", отдельные ученые продолжали отстаивать теорию воли в ее чистом виде (ср. Hölder, op. cit., S. 121–122, 127–309. – K. Cosack. Lehrbuch des Вürgerlichen Rechts. I Bd., 7 Aufl., 1922, S. 36). Все эти многочисленные теории не выходят за рамки формально-догматической (как правило, идеалистической, значительно реже – вульгарно-материалистической) трактовки понятий воли и интереса, посредством которых они тщетно пытаются раскрыть действительную сущность субъективного права. Как было уже подчеркнуто нами в начале настоящего примечания, марксистско-ленинская теория государства и права ни в какой мере не умаляет значения волевого элемента в праве. Но, исходя из учения о классовой природе государства и права, положений Маркса о соотношении между волевыми (юридическими) и экономическими отношениями или между юридическими формами и способом производства (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVII, стр. 95; т. XIX, ч. 1, стр. 368; т. XIII, ч. 1, стр. 25), необходимо признать ведущим элементом правоотношения интерес, а не волю. При этом, в отличие от Иеринга или представителей буржуазных "комбинационных теорий", под "интересом" понимается классовый интерес – классовый в самом широком смысле, включая не только экономические, но и духовно-культурные и иные интересы соответствующих классов, признанные "общей волей" (законом) господствующего класса и охраняемые всей принудительной силой государства. Признание интереса ведущим моментом правоотношения находится в полном соответствии с тем фактом, что во всех действующих системах гражданского права субъектом права является каждый носитель интереса, регулируемого и охраняемого "общей волей" (законом) господствующего класса, хотя бы у него отсутствовала та психологическая воля, которая является, в виде общего правила, предпосылкой юридической воли (власти), признаваемой законом за носителем интереса. Там, где эта психологическая воля отсутствует (у малолетнего или душевнобольного), закон заменяет ее волей другого дееспособного субъекта гражданского права, не нарушая тем самым основных принципов действующей в данном обществе системы гражданского права. Тот, кто стоит на позициях волевой теории субъективного права, либо должен объявить исключением из общей системы права признание гражданской правоспособности за значительной частью населения (малолетними и др.), либо, будучи последовательным, – отказать этой части населения в гражданской правоспособности, как это и делает Гельдер (Hölder, op. cit., S. 116–117, 123, 128; ср. Binder, Das Problem der juristischen Persönlichkeit. 1907, S. 63). Явное несоответствие этого вывода реальным правоотношениям, действующему гражданскому праву вряд ли требует доказательств. Кроме того, признание интереса, а не воли ведущим элементом в правоотношении позволяет наиболее удовлетворительным образом объяснить, почему воля, являясь необходимым элементом в осуществлении каждого правового отношения как волевого отношения, в котором выражается общественно-производственное отношение, может в некоторых случаях отсутствовать у того или другого участника этого отношения в момент возникновения, изменения или прекращения данного правоотношения.

[86] Не будучи собственником арендованного имущества (например, участка земли), арендатор является, однако, собственником применяемого им капитала (при капиталистической аренде) или принадлежащих ему как мелкому товарному производителю средств производства (при трудовой аренде).

[87] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XII, ч. 1, стр. 175;см. также стр. 190 и 199.

[88] См. доклад и тезисы (п. 24) А.Я. Вышинского в цитируемом сборнике Института права Академии Наук СССР, стр. 37–39 и 183.

[89] Ср. И.В. Сталин. Вопросы ленинизма. Изд. 11, стр. 412.

[90] Ср. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XV, стр. 422.

[91] История ВКП(б). Краткий курс, 1938, стр. 119–122 (Вопросы ленинизма, стр. 554–558). Данные товарищем Сталиным характеристики рабовладельческой, феодальной, капиталистической и социалистической собственности послужили отправным пунктом и основой для соответствующих глав нашей работы и приведены в начале глав, посвященных каждому из названных типов собственности (см. § 5 главы II, § 12 главы III, § 30 главы IV и § 40 главы V).