Художественная выставка

Шло время, наступила весна, первый курс заканчивался. Перед самым экзаменом, в ясный солнечный день они всем училищем, вместе с преподавателями, ездили в Пушкинский музей, где тогда была привезённая из Франции экспозиция - выставка импрессионистов.

Саша Чёрная Роза явилась туда в очень красивом и, видно, дорогом чёрном кружевном готическом мини-платье, с голыми ногами, с зачесанными назад, аккуратно прилизанными волосами – сейчас в её внешности было что-то испанское.

И что было самое неприятное для Алёши, она всё время находилась рядом с руководителем курса, Сергеем Александровичем. Они тихо о чём-то переговаривались. Учитель показывал девушке на полотна, объяснял что-то, обняв её левой рукой за узкие голые плечи. Саша заинтересованно слушала, кивала, а один раз засмеялась, показывая белые зубы.

Алёша страдал, испытывая муки ревности, ненавидя в этот момент и весёлую, ни в чём не повинную Сашу, и в общем-то симпатичного учителя.

Наверное, от Алёши исходила такая боль, что Саша неожиданно оглянулась и точно попала в него взглядом, безошибочно отыскав в толпе учащихся.

- А вот Алексей, - громко сказала она. – Давайте у него спросим!

- В самом деле, Алёша, идите-ка сюда, - позвал Сергей Александрович, высокий видный мужчина лет шестидесяти, с длинными седыми волосами, собранными на затылке в хвост, в тонких золотых очках, в модной рубашке на кнопках и в замшевом пиджаке, автор книги «Юная красота в древнем мраморе».

Эту самую красоту он сейчас обнимал за плечи, и чувствовалось, что ей это приятно…

- Вот объясните нам, в чём принципиальная разница между Моне и Сезанном, - сказал он. - Я спросил Сашеньку, но она не знает. Правда,Саша?

- Да, - сказала Саша весело. – Я глупая.

- Ну как же, - оживился Алёша. – Между ними огромная разница. Моне как бы световой художник, а Сезанн – цветовой. У Моне очень богатый колорит, и даже сложно выделить, определить какой-то отдельный цвет. Главное, он передаёт освещение и пространство. А у Сезанна освещение играет второстепенную роль, словно всё происходит в пасмурный день. Главное у него – это цветовая гамма. Мне он из наших художников чем-то напоминает Сомова или Бакста. Впрочем, возможно, я неправ, - закончил он неуверенно.

- Нет, нет, почему же, всё замечательно. Вы очень вдумчиво подошли к моему вопросу, - сказал одобрительно Сергей Александрович. – Видите, уважаемая Чёрная Роза, вам надо побольше общаться с Алёшей.

- А я и не против, - с живостью кивнула Саша, заинтересованно глядя на Алёшу. Она улыбнулась, и Алёше показалось, что вроде бы солнце стало светить немножко ярче.

Учитель взглянул на часы.

- Вот что, коллеги, - сказал он, откинув маленькую, изящную кожаную сумку на ремешке за спину, и правой, свободной рукой обняв за плечи Алёшу. – Экскурсия уже заканчивается, я думаю, они там без нас разберутся. Могу я вас обоих пригласить выпить чашечку кофе и кое-что обсудить?..

На улице, неподалёку от музея, под деревьями, освещёнными весенним солнцем, находилось небольшое уютное открытое кафе. Они подошли к высокой стойке бара.

- Что вы желаете заказать? – спросил Сергей Александрович. – Вам, Чёрная Роза, как всегда, «каппучино»?

- Да, - кивнула Саша. – И, пожалуй, вот это пирожное – «Нежность».

Глядя на губы Саши, когда она произнёсла это слово, Алёша заволновался. Он торопливо сказал:

- Я тоже хочу… «Нежность». И «каппучино». Как ей.

Саша хитро взглянула на него, затем на художника.

- Это для начала, - сказала она. – А там посмотрим. Правда, Сергей Александрович?

Шумела Москва, мимо проносились разноцветные автомобили, ветер дул с реки, солнце играло на куполах Храма Христа Спасителя.

Они сели за белый пластиковый столик на веранде, увитой зеленью. Учитель расположился с одной стороны стола, а ребята – напротив него. Он с ласковой улыбкой смотрел то на юношу, то на девушку, потягивая холодное немецкое пиво из высокой запотевшей кружки с рисунком. Когда он смотрел на Сашу Чёрную Розу, глаза его затуманивались какой-то особенной нежностью.

Саша бросала на учителя весёлые взгляды, тот ласково посмеивался, и вообще они вели себя, как близкие друзья. Когда же художник переводил взгляд на Алёшу, в глазах его просыпался живой интерес. Алёше было неловко, он чувствовал себя немного не в своей тарелке. Он думал: что же будет дальше?

Покончив с пирожным, Саша быстро допила свой кофе (она всё делала быстро), достала пачку «Салема», предложила учителю и Алёше, затем сама вынула сигарету. Учитель поднёс зажигалку Саше, затем Алёше. Все трое закурили, глядя на выходящую из музея пёструю толпу.

- Здесь сегодня много наших ребят, - сказал Сергей Александрович. – Вон, я вижу, все старшекурсники – обычно они не приходят. Вон Саша Челноков и Лиза Белкина, как всегда вдвоём. Вон Серёжа Синицын, почему-то один – надо будет спросить его, не случилось ли чего-нибудь. А вон, смотрите, - он особенно оживился, - смотрите, Саша! Вашего готического полку прибыло! Вон явились наши заочники, теперь они семейная пара: Женя Семицветова и Леонид Журавлёв. У Женьки на голове наушники плеера, я уже слышу в душе Третью или Пятую симфонию Густава Малера или «Элизу» Бетховена, или наоборот, что-то тяжёлое, металлическое! Видите, вон они, в чёрной машине!

Просто «в чёрной машине» - это было мягко сказано!..

Алёша увидел, как рядом, у края тротуара, где была стоянка, медленно остановились две машины: огромный, словно корабль, чёрный лимузин и большой чёрный джип. Стёкла лимузина были зеркальные, но одно из них было частично опущено, и в окно можно было видеть его пассажиров на заднем сидении – их было двое.

Из сопровождающего роскошный автомобиль джипа быстро выскочили три молодых охранника-атлета в чёрных банданах и с серебряными анкхами на шее, один красивее и готичнее другого, открыли дверцу лимузина и встали по сторонам.

Из машины вышел высокий стройный юноша, красавец брюнет с густыми, волнистыми волосами, спускающимися ниже груди, и густо подведёнными глазами – на вид ему было, может быть, года двадцать два. Через всю его левую щёку, сверху вниз, слегка оттягивая нижнее веко, проходил глубокий, бледный шрам, особенно заметный на его загорелом лице. На юноше был прекрасный чёрный костюм из тонкого бархата, на галстуке тускло блестели какие-то старинные украшения, а в руке он держал тонкий серебристый ноутбук.

Молодой готический аристократ отдал вполголоса какие-то распоряжения охране, они кивнули. В это время из глубины машины появился второй пассажир – это была девушка. Казалось, она была ещё моложе парня в тёмном костюме: высокая, худенькая, светловолосая, в больших солнцезащитных зеркальных очках, в тонком облегающем коротком платье, оставляющим открытыми её плечи и руки. Оно было из такого же бархата, как костюм её спутника, а на длинных ногах девушки были кроваво-красные колготки с дырками. Обута эта принцесса была в высокие зашнурованные ботинки «Гриндерс». Она вся была в украшениях – не то серебряных, не то платиновых, на шее был чёрный ошейник, а губы её были накрашены чёрной помадой. Похоже, они с кавалером собирались потом на какую-то светскую вечеринку.

Выходя из машины, она сняла с головы наушники плеера и бросил на сиденье. Охранники замерли по стойке «смирно».

Девушка в чёрном платье, уперев тонкие руки в бока, с улыбкой смотрела на голубей, гуляющих по асфальту, на золотые купола храма, на весенний город вокруг с таким выражением, словно всё это принадлежало лично ей. Зеркальные очки сверкали на солнце…

- Вот это и есть Женя Семицветова, по прозвищу «Женевьева, готическая принцесса», - сказал Сергей Александрович. – Она дочь президента крупной компании, торгующей золотом, миллионерша, богатая принцесса. Потом, когда ей исполнилось восемнадцать лет, она и сама стала директором южного филиала отцовского предприятия. Теперь ей никто не указ, она живёт, как хочет – отец безумно её любит. Он растил её один, без матери, и Женька его тоже очень любит. Между прочим, её отец – тоже гот, по прозвищу Готический король, довольно редкая и интересная личность. О нём можно прочитать в Википедии.

Вот этот молодой человек, высокий – Леонид Журавлёв, по прозвищу «Леонард, магистр готики». Он её муж, директор по развитию бизнеса, а его отец - начальник службы безопасности её отца. Между прочим, Леонард - замечательный парень, просто образец честности и надёжности, настоящий рыцарь без страха и упрёка…

- Ещё бы, - кивнула Саша, - конечно, если сумел так устроиться!

- Его отец, по прозвищу Ван Хельсинг, - продолжал Сергей Александрович, - полковник воздушно-десантных войск, участник Афганской кампании. Он тренировал Лёньку с трёх лет в различных видах спорта. Лёнька сам ещё сочинил такую теорию о воспитании тела и духа, о единении человека с природой, и они с Женькой вместе купаются в холодной воде, загорают на солнце, ходят обнажённые по лесу в дождь и в холод, и, что интересно, не мёрзнут.

- Да, - вставила Саша. – Я, кстати, тоже с ними гуляла… Голая. И не мёрзла…

- И при этом Леонард очень добрый парень, и удивительно скромный. Его отец - начальник службы безопасности Женькиного отца, президента компании. Леньку поместили в ту же школу, в тот же класс, где училась юная Женька, чтобы он её всячески оберегал – ну, и вы можете себе представить, как они нежно друг к другу привязались! Впоследствии Женька, конечно, сделала его своим помощником, директором по развитию бизнеса и так далее. Они оба, кстати, замечательные живописцы и рисовальщики для своего возраста. Они занимались у меня в студии живописи ещё тогда, когда учились в школе.

- А сама Женя Семицветова что из себя представляет? – спросил Алёша с интересом.

-Женька… Женька тоже добрая, и всегда поможет, если нужно. Но она бывает капризной и очень опасной, хотя внешне этого не показывает. Её хорошо иметь в качестве друга, но врагом – не приведи Господи. Особенно, если кто-то обижает слабых и беззащитных – и тех, кто ей нравится, тоже. Она ведь сама сирота – росла без матери, так что, при всём её благосостоянии, тоже по-своему чего-то лишёна. Поэтому умеет сочувствовать. А возможности её довольно велики! Она имеет большие деньги, её охрана – или, правильнее сказать, её собственная маленькая армия – прекрасно тренирована и вооружена. Ещё бы, если этим занимается Лёнькин отец. У Женьки есть свои юристы, адвокаты – так что с ней лучше не связываться. Но к вам это не имеет никакого отношения. Таким, как вы, ребятам она никогда не сделает ничего плохого – скорее даже, наоборот. Смотрите, сейчас будет кормить голубей! – Сергей Александрович засмеялся…

В это время Женевьева что-то сказала Леонарду, тот что-то сказал охраннику. Охранник кивнул, быстрым шагом направился в ближайший магазин и вскоре вернулся, держа в руке батон белого хлеба. Он улыбался, Женька и Лёнька тоже.

Вообще, Алёше понравилось, как они общались между собой. В Женьке, если присмотреться, не было ничего наглого, презрительного, хотя она и вёла себя с большим чувством собственного достоинства. В охранниках же не было подобострастия, они обращались с Женей, словно со старшей сестрой, которую действительно любили. Что касается Лёньки, то он всё время оставался серьёзным, даже когда улыбался. И он не отходил от Женьки ни на шаг, а та его как будто даже слушалась.

Женя стала крошить белый хлеб и бросать крошки голубям. Те слетелись к её ногам.

- Между прочим, она кормит не только голубей, - серьёзно сказала Саша. – Вот вы тут упоминали насчёт сирот. Вы же помните, Сергей Александрович, что это она сняла для меня квартиру на Тверской, и сразу оплатила за год вперёд, когда решался мой вопрос с жильём. Я ей объяснила, что не смогу вернуть такие деньги, и спросила, чем она хочет, чтобы я её отблагодарила. А она говорит: «Что ты, это же такие мелочи! Мы же готы, так же, как и ты. Ничего не надо - просто приходи к нам в гости, когда захочешь, мы с Лёнькой будем рады. И всегда говори, если что нужно».

Сергей Александрович кивнул:

- Да, они такие…

В это время Женевьева и Леонард увидели учителя с ребятами и заулыбались. Сергей Александрович помахал им рукой, и они быстро направились к его столику.

- Здравствуйте, Сергей Александрович! – сказала Женя весёлым голосом, подавая руку художнику. – Я смотрю, вы тут сидите прямо как в цветнике! – она весело блеснула своими большими зеркальными очками на ребят. – Приветик, Саша!

Саша радостно кивнула, привстав. Женя обняла её за плечи и поцеловала в щёчку.

- Познакомься, Женевьева, - сказала Саша. – Это Алёша, прекрасный художник и поэт…

- Да ладно тебе…- смущённо пробормотал Алёша, вставая со стула.

- Очень приятно! Принцесса Женевьева. Просто девочка. - Принцесса подала ему свою маленькую, холёную, руку в украшениях дружелюбно, но всё же как подарок. – А это Леонард. Он самый лучший и самый красивый. А ещё он решает проблемы, если надо. Любые проблемы. Вы же знаете, наверное: я дочь Готического короля, а он – сын его друга и помощника, Ван Хельсинга. Сейчас отец за границей, вместе с Жюстиной де Сад, Хельсингом и графом Владиславом (догадываетесь, о ком я?), и мы за них. Мы не любим, когда где-то творится непорядок, и если кого-то обижают. Лёнька, дай им на всякий случай свою визитку – вдруг пригодится?

Алёша пожал протянутую ему руку Леонарда. Рука готического аристократа была очень сильная, словно железная. Лёнька подал Алёше золотую прямоугольную визитную карточку. Там было написано: «Концерн «Южное золото». Журавлёв Леонид Павлович, директор по развитию бизнеса» - и телефоны, и адрес в Интернете.

- Присаживайтесь! – пригласил Сергей Александрович.

- С удовольствием, - Женевьева и Леонард взяли стулья из-за соседнего стола и устроились рядом, потеснив Сашу с Алёшей, но заказывать ничего не стали – наверное, они такого не едят (кофе, сладкие калорийные пирожные), решил Алёша.

- Сергей Александрович, а как насчёт выпускных экзаменов? – спросил Леонард. – Когда мы сможем прийти? Мы с Женькой специально прилетели – а то мы всё время на юге, на море…

- Здорово! Везёт вам, - улыбнулся художник. – Ну, какие вопросы! Звоните, когда удобно, договоримся.

- А Саша с Алёшей, значит, сейчас заканчивают у вас первый курс? – уточнила Женя.

- Да, - кивнул Сергей Александрович. – И небезуспешно.

- Из них получилась бы красивая пара, - невозмутимо сказала Женя, смерив ребят слепым взглядом своих зеркальных очков.

Саша поперхнулась и закашлялась, давясь от смеха и зажимая рот ладонью, а Алёша покраснел.

а учитель невинно-вопросительно взглянул на Женю:

- Простите, принцесса, в каком смысле?

- Я имею в виду, - пояснила Женевьева, - что было бы хорошо нарисовать их вместе, или написать красками на холсте – например, можно обнажёнными…

- Или мертвыми – будет готично! – опять захохотала Саша.

- Может быть, на природе – у моря или как-нибудь ещё… Они оба красивые! И они очень разные, но при этом как бы дополняют друг друга. Вроде нас с Лёнькой…

Сергей Александрович кивнул:

- Согласен с вами, Женя…

Саша скатала шарик из бумажной салфетки и кинул через стол в Женьку. Та, смеясь, ловко увернулась, припав к Лёнькиному плечу, и продолжала:

- Нет, серьёзно, я бы их нарисовала! Получилось бы здорово! Правда, Лёнька?

- Правда, Женька, - тихо ответил её супруг, тоже улыбаясь. Женька, шутя, толкнула его плечом, Лёнька легонько, осторожно толкнул её в ответ – они возились и играли, как маленькие.

«Как они удачно нашли друг друга, - подумал Алёша, завидуя белой завистью. – Какие они счастливые! Вот это и называется настоящая любовь – навеки вместе! Ах, если бы и мы…- он покраснел, постыдившись додумать свою мысль до конца, и покосился на Сашу.

Та, ослепительно улыбаясь, сверкая глазами, целилась в Женьку другим шариком из салфетки… Вообще, Саша с Женькой были чем-то очень похожи – особенно по темпераменту.

Женька молниеносно перехватила на лету брошенный шарик и, прицелившись, метнула в Сашу, точно снаряд – видно, она хорошо играл в волейбол, они с Лёнькой вообще выглядели очень сильными и спортивными, не смотря на худобу.

Саша, уклоняясь, с хохотом упала прямо на колени сидящему рядом с ней Алёше, перевернулась на спину и так осталась лежать на несколько секунд, откинувшись головой назад, содрогаясь от смеха и обводя компанию бессмысленным взглядом. У Алёши было такое ощущение, словно его облили кипятком…

«Ты жестокая, - подумал он с болью. – Ты беззаботная и жестокая! Как я люблю тебя!!! Нарисуй нас, принцесса Женевьева, нарисуй – на природе, обнажёнными или мёртвыми, как хочешь, мне всё равно. Пусть мы хотя бы на холсте будем вместе!»

- Уважаемая Чёрная Роза! – сказал Сергей Александрович с напускной учительской строгостью, нежно взяв Сашу двумя пальцами за маленькое покрасневшее ухо. –Саша, в конце концов, ведите себя прилично! Вы слишком возбуждены – отчего бы это? Что вы крутитесь, словно вам смазали в одном месте… не тем…

Последовавший за этим общий взрыв смеха заглушил его слова. Первой захохотала Женя Семицветова, за ней Саша, засмеялся даже Алёша, и даже Леонард снисходительно усмехнулся.

- А чем… чем надо было мне смазать, Сергей Александрович, чем? – давясь от смеха, простонала Чёрная Роза, утирая слёзы и ошалело моргая длинными ресницами.

За весёлой, шутливой беседой время летело незаметно. От деревьев протянулись тени, небо окрасилось в розоватый цвет, над городом начали сгущаться прозрачные весенние сумерки. Было уже очень поздно – стояли долгие майские дни.

Общий разговор за столом постепенно разделился на отдельные части: Женевьева с Сашей разглядывали иностранный журнал мод, оживлённо обсуждая вполголоса новые образцы мужской джинсовой и вечерней одежды от Кельвина Кляйна и от Карла Лагерфельда, а также изящные майки и трусики разных фирм, туалетную воду, кремы для лица и для тела и тому подобное.

Леонард, с наушником мобильного телефона в ухе, с отсутствующим видом печатал что-то на компьютере, иногда искоса поглядывая на Женьку, словно проверяя, на месте ли она, и тихо разговаривая с невидимым собеседником по мобильной связи – со стороны казалось, будто он думает вслух.

- Женя, - сказал он вдруг озабоченным голосом, - их представитель спрашивает твоего личного подтверждения.

Они переглянулись. Женька кивнула.

- Телефон, - сказала она тихо, ни к кому не обращаясь (оказалось, у неё под волосами тоже прятался миниатюрный наушник). Дождавшись ответа, она назвала имя абонента, затем сказала:

- Здравствуйте, Александр Николаевич. Скажите, что я даю согласие. Я думаю, цены ещё должны подняться, так что мы ничего не теряем. Насчёт письменного подтверждения – завтра вечером мы с Леонидом будем на Багамах. Подготовьте мне там в офисе полную документацию, я её рассмотрю и подпишу. Если что - по всем текущим вопросам обращайтесь к Леониду. Вот так мы и работаем, - сказала она учителю. – Днём и ночью, в машине, в самолёте, в кафе. Приходится помогать отцу. Особенно сейчас, когда его нет в стране.

- Молодцы! – улыбнулся Сергей Александрович. – Ну и как – не трудно?

- Трудно, - серьёзно кивнула Женька. - Иногда мозгов не хватает. Хотя нас ведь двое. Лёнька мне очень помогает!

«Да, вас-то двое…» - подумал Алёша с грустью.

За столом возникла пауза. Уже начинало темнеть. Зажглись круглые белые фонари на бульваре, сразу превратив вечерний город в сказку. Было уже около одиннадцати. Наверное, пора было идти домой, но очень не хотелось.

- Сергей Александрович, - спросил Алёша, - а что вы имели в виду, когда сказали, что хотите с нами кое-что обсудить?

Художник кивнул.

- Я вот что хотел сказать. Последнее время вы, Алёша, как-то немножко расслабились и стали отставать в академическом рисунке, особенно в том, что касается обнажённой натуры. Впрочем, я знаю ваше умение, и поскольку у нас, - он подчеркнул, - у художников, очень намётанный взгляд (не правда ли, дорогой коллега?), то я догадываюсь об истинной причине этого и склонен думать, что здесь кроется не только ваша вина, не только ваша… И я думаю, это нужно исправить. Вам следует договориться с нашей уважаемой Чёрной Розой, чтобы вы оба выбрали время, и она позировала для вас отдельно, как делает это для других. – Он испытующе взглянул на Алёшу, опустившего взгляд. – Неплохо я придумал? Скажем, в выходные, на природе – сейчас стоит такая чудесная погода! Отправляйтесь вдвоём и поработайте в своё удовольствие.

- Конечно! – живо воскликнула Саша Чёрная Роза, словно внимательно прислушивалась к их разговору. Поедем, Алёшка, поработаем! – сказала она просто и доброжелательно. – Когда нужно ехать? Я всегда готова!

Алёша густо покраснел, сердце его учащённо забилось.

«Конечно, ты-то всегда готова, - подумал он ревниво, - пионерка! Милая моя пионерка…»

- Вот и отправляйтесь в эти же выходные. Поезжайте на речку, позагорайте, поудите рыбку. Вы любите удить рыбку?.. Костерок, палатка, и так далее, а заодно Алёша и порисует как следует. И в понедельник представит мне работы, а я ему поставлю зачёт по рисунку. Годится?

- «Поезжайте на речку», - передразнила его Женевьева. – Не так нужно говорить об этом, Сергей Александрович, не так!

Она заговорила с особой, интригующей интонацией:

- Ночь… Туман стоит над спящей рекой… Угольки догорающего костра, ароматы дыма и леса…Восходит луна, освещая ваши лица и наводя шалые мысли – да, Сашенька?

Принцесса ласково погладила Сашу по щеке, та заулыбалась, а Женька продолжала своим коварным голосом:

- Нежные переборы гитарных струн… уж ты постараешься, я уверена! В импортной палатке будет тепло и уютно, особенно вдвоём с другом, особенно если в одном пуховом норвежском спальном мешке… холодно точно не будет…Тихие, нежные разговоры в ночи до утра о самом сокровенном…И так далее, и тому подобное… Палатку и спальник вам сегодня мой шофёр закинет… Ну вот. А ЗАОДНО, - воскликнула Женька, - заодно можно и порисовать! Правда, Сергей Александрович? А рыбка… при чём тут рыбка? Я не знаю!

- Да ну тебя, Женька! – выкрикнула Саша под общий хохот – даже учитель засмеялся, даже Лёнька, даже Алёша чуть-чуть улыбнулся, краснея, как утреннее солнце.

- Я согласен, Сергей Александрович, - сказал он взволнованно,- я согласен!

- Вот и отправляйтесь! Берите, Алёшенька, всё, что вам необходимо для работы, - сказал учитель, - и вперёд!

- Ну, а у Сашки всё своё всегда при себе, что необходимо для работы! В смысле, для позирования, – Женька по-дружески фамильярно ущипнула Сашу за бедро. – Так что вперёд, вперёд!

- А я тоже хочу рисовать! – запальчиво сказала Саша, туша сигарету в пепельнице. – Я, значит, буду перед ним голая красоваться на берегу реки, среди травы и васильков, да?

- Какая прелесть! – сладко сказала Женя Семицветова, продолжая дразниться по своему обыкновению.

- Да-а, а он всё это будет рисовать, расположившись, как барин! Ну уж нет, пусть тоже раздевается, иначе я не согласна, и пусть позирует мне – вот тогда это будет по-честному! –Саша задрала нос, вроде Жени Семицветовой, и хитро взглянула на Алёшу. – Ну как, согласен?

- Почему нет? Конечно, согласен! – Алёша, уже невольно настроившись на общую игривую волну, чувствовал себя вполне раскрепощённо в этой новой компании. Он весело блеснул глазами на Сашу. – Пусть всё будет по-честному. Что я, хуже тебя, что ли? – он засмеялся.

- Что ж, вполне разумное решение, - подытожил Сергей Александрович. – К тому же Алёшу приятно рисовать – у него очень хорошая фигура, развитые плечи и грудь, рельефные мышцы.

- Правда? – живо заинтересовалась Женька, одним глазом косясь на Леонарда, как тот отреагирует, но Лёнька уже давно знал Женьку и её шуточные приколы, когда она дурачилась, и невозмутимо продолжал читать что-то в Интернете.

Учитель продолжал:

- Это у вас с Сашей должно получиться нечто вроде обмена опытом. У вас, Алёша, неплохая теоретическая подготовка и очень развито чувство вкуса, а у Саши неисчерпаемая фантазия и очень ловкая, нежная рука: вы заметили, с какой лёгкостью она держит карандаш?

- Почему – карандаш? То есть, почему рука? Не только одна рука – она вся очень ловкая и нежная, а уж фантазий – фантазий ей не занимать, верно, Саша? – опять лукаво вставила Женька. Все опять засмеялись.

- В общем, договорились, - сказал Сергей Александрович. – В понедельник жду от вас обоих по самому настоящему шедевру. Надеюсь, - он выразительно взглянул на младших ребят, - что вам будет сопутствовать вдохновение. Вообще, я был бы рад, если бы вы стали друзьями – по-моему, вы очень подходите друг другу! Дружба – это красиво. Внутренней, духовной красотой. А то, что красиво, не может быть стыдно.

Он встал.

– Благодарю всех за приятную компанию, и пора по домам.

Алёша проводил Сашу до её новой квартиры на Тверской – отсюда ему самому было близко до метро. Весь путь от Пушкинского музея они проделали пешком, не спеша, беседуя о том, о сём, о предстоящей поездке, рассеянно глядя вокруг – на разноцветные огни реклам ночной Москвы, на огромные витрины дорогих магазинов, где товары были по карману разве что Женевьеве с Леонардом, но не им.

Игривая оживлённость, владевшая ими в компании за столом, постепенно улетучилась, когда они остались одни, сменившись лёгким смущением и тихой мечтательностью. Саша неловко предложила зайти к ней, выпить ещё кофе – на дорожку, Алёша так же неловко отказался, сославшись на то, что родители и без того уже беспокоятся.

Они попрощались у подъезда, условившись о месте встречи. Саша как-то по-особенному сильно пожала Алёше руку своими тонкими пальцами, и, весело блестя глазами во мраке подъезда, сказала: «Пока!»

Уже давно исчез где-то на лестнице огромного старинного дома звук быстрых Сашиных шагов, а Алёша всё ещё ощущал жаркое пожатие его руки в своей ладони.

Нежное сердце Алёши переполняли странные, непонятные, сладкие предчувствия.

Накануне назначенного дня он провёл беспокойную ночь, много раз просыпаясь в ожидании этого счастливого утра. Вечер, проведённый недавно в новой, весёлой компании, вспоминался, как волшебная сказка, полная необычайных встреч и знакомств, а мысли о приближающемся утре вызывали внутри сладкое томление. И когда он всё же изредка погружался в золотой зыбкий сон, его окутывали грёзы, которых он стыдился, которые не совсем понимал, но они ему жутко нравились. И ему хотелось пережить их ещё и ещё раз.

Он скользил ладонями по своему лицу, переворачивался на живот, обнимал себя за плечи, гладил своё тело – с боков, по животу, руки скользили ниже, ниже…Он переворачивался на спину и лежал, разметавшись, учащённо дыша и улыбаясь, воображая себе сам не зная что. И опять, и опять, снова и снова забывался в золотом сне.

А иногда, сквозь дремоту, ему вдруг становилось немножко страшно, появлялась какая-то робость перед завтрашним днём – а может, не ехать? Потом уже будет поздно, потом уже не остановиться! Но в голове возникали высокопарные рассуждения Сергея Александровича, мудрого философа - о поклонении красоте, святом долге художника, о стремлении к обладанию ею, полном и безоглядном: «Вперёд, вперёд!», вспоминались лукавые шутки Жени Семицветовой, шутки, подобные напитку, в котором сладкий мёд смешан с пьянящим дурманом.

Перед глазами являлась ослепительная улыбка Саши, блеск её глаз при свете уличных фонарей, слышался её звонкий смех, сводил с ума запах её волос, вспоминались стремительные движения её белых рук, чудились их лёгкие прикосновения – и где было Алёше устоять…

В комнате уже давно было светло, когда, наконец, прозвенел будильник, сгоняя последние остатки сна и объявляя, что всё, назад пути нет и пора собираться в дорогу.