Над вечерней рекой

Увлечённые своими художественными занятиями, купанием, разговорами друг с другом, ребята и не заметили, как длинный, весенний день прошёл и приближается вечер.

Небо окрасилось в розовый цвет. Перед ними, на той стороне реки, за чёрным лесом и церковью, полыхал огонь заката, отражаясь в воде, над рекой поднимался вечерний туман, а сверху спускалась темнота, и уже зажигались первые звёзды. Вечерняя картина поражала художественное, нежное воображение юноши и девушки своей красотой.

Откуда-то поблизости, со стороны железной дороги, доносилась пронзительная, грохочущая музыка и грубый, хриплый вокал, звуки которого совсем не вязались с величественным пейзажем и ясным, погожим вечером. Ребята вспомнили, что это в деревенском клубе идёт концерт той самой фашистской рок-группы «Добей слабого» - а может быть, это уже шла дискотека.

Алёша взглянул на часы и удивился, как незаметно пролетело время: было уже около половины одиннадцатого – как всё-таки поздно темнеет весной!

Саша, в своём чёрном раздельном готическом купальнике, звонко шлёпнула себя по голой ноге, и почти сразу же после этого – по плечу, тихо ругаясь неприличными словами: начинали кусать комары. К тому же, становилось довольно прохладно. Ребята оделись – Алёша натянул свои джинсы, свитер и кожаную косуху.

Саша надела свою готическую чёрную вельветовую куртку с островерхим капюшоном, и достала из рюкзака длинные штаны, тоже вельветовые. Оказалось, это у неё был целый такой костюмчик.

И почти сразу же они почувствовали, как незаметно проголодались – ещё бы! Они весь день провели на свежем воздухе, да ещё раздетыми, много купались и загорали, но так были увлечены своим рисованием и общением друг с другом, что ни разу и не вспомнили о еде! И только теперь оба ощутили зверский голод.

Алёше не раз приходилось участвовать в походах, и он взялся разводить костёр, а Саша отправилась к их складу – неглубокой яме за палаткой, где они сложили свои припасы. Быстро спускалась ночь, становилось совсем темно.

- Чёрная Роза, открой мой чёрный пакет, - сказал Алёша, с улыбкой слушая, как Саша долго и неумело возится в темноте, шурша полиэтиленом.- Там есть варёная картошка, мы просто подогреем её с тушёнкой. Поищи, там рядом должны быть консервы. И ничего не нужно будет готовить. Да, и принеси котелок…

- О, здорово! С тушенкой! – обрадовалась Саша. – Блин, я безумно хочу жрать!

Вскоре она появился у костра с котелком, Алёшиным пакетом и ещё чем-то под мышкой. Это оказалась какая-то красивая коробка, упакованная в блестящую бумагу.

- Вот, смотри, - сказала Чёрная Роза, - это тоже прислала мне принцесса Женевьева. Она сказала, что это «потребительская корзина». – Они оба засмеялись. – Я ещё не смотрела, что там такое. Ну-ка…

Она открыл коробку и расхохоталась: - Ну, Женька, прикольщица!

Сверху лежали две небольших розы - белая и чёрная, символически перевязанные красивой голубой ленточкой. К ним была приколота маленькая глянцевая открытка в форме сердечка, так называемая валентинка, на которой было написано: «С пожеланиями ТВОРЧЕСКИХ успехов!”»

Ниже, под белой крахмальной скатёркой, в коробке лежало всего понемножку для приятного пикника на свежем воздухе: тонко нарезанное мясо белуги в фольге, сухая охотничья колбаска, замечательные спелые персики, завёрнутые по отдельности в папиросную бумажку, какое-то белоснежное домашнее печенье, издающее восхитительный, прямо-таки возбуждающий, запах ванили. Видно, Женька положила им всё подряд повкуснее, не особенно задумываясь, что к чему лучше подходит.

Была здесь даже бутылка какого-то, видно, очень хорошего и дорогого заграничного вина. Такая большая, округлая зелёная бутылка с золотыми надписями. При более внимательном рассмотрении оказалось, что это марочный португальский портвейн.

Саша удивлённо приподняла брови и присвистнула.

- Вот это совсем здорово! Как у пиратов Карибского моря. Как раз под картошку с тушёнкой! – сказала она убеждённо, взглянув на Сашу.

Алёша хмыкнул.

- Ты что, всерьёз думаешь, что такое вино надо пить под картошку с тушёнкой? – он даже не смог сдержать смех. – Я не уверен…

- Ну, тогда, значит, будем пить его под персики и печенье! – сделалf вывод Саша.

Алёша довольно легко управлялся с костром и котелком, и уже вскоре вокруг начали разноситься волнующие запахи пищи, смешиваясь с ароматами ночной реки, леса и дыма…

Ужин удался на славу. Печенье, персики и другие деликатесы тоже оказались замечательными. Выпив по очереди из стальной эмалированной кружки португальского портвейна, ребята развеселились. Алёша стал разговорчивее, а лицо Саши с влажно блестящими глазами приняло совсем уж вдохновенное выражение.

Они сидели, глядя на игру пламени костра, на луну, отражающуюся в реке, и говорили обо всём – обо всём на свете. Например, об искусстве – о том, как у них здорово получается работать вместе. Сегодня они в этом могли убедиться!

- Возможно, это потому, - предположил Алёша, - что мы перестали стесняться друг друга. Видимо, прав был Сергей Александрович, когда говорил, что мы должны стать друзьями – это плодотворно для нашего искусства…

- Да, - согласилась Саша, - но тогда надо действительно быть откровенными друг с другом по-настоящему…если так. Алёшка, - она повернула лицо, освещённое пламенем костра, к новому другу, - ты ведь пишешь стихи: почитай что-нибудь из своего!

Алёша смутился, пожал плечами, неловко улыбаясь:

- Пожалуйста, если хочешь!

Он немного помолчал, собираясь с мыслями, затем негромко стал читать.

П О П У Т Ч И К

Темное небо белеет слегка,
Скоро проснётся день.
В небе, бледнея, бегут облака,
Вокруг голубеет тень.

Мы по дороге к солнцу идём,
Навстречу грядёт рассвет.
Сколько тропинок прошли мы вдвоём,
Сколько мы бродим лет!

Верный попутчик, ласковый друг,
Как без тебя прожить!
Дай мне припасть к родникам твоих рук -
Жажду мою утолить!

Ночь на рассвете прохладнее дня.
Небо светлеет чуть.
Ветер дороги ласкает меня
Лёгким движеньем в грудь.

Здравствуй, осенний листок сентября,
Вестник багряных рощ!
Не для тебя ли явилась заря
Утренним гостем в ночь?

Верный попутчик, ласковый друг,
Как без тебя прожить!
Дай мне припасть к родникам твоих рук -
Жажду мою утолить.

Они немного помолчали.

- Здорово, - сказала Саша проникновенно, посмотрев Саше в глаза. – Просто чудесно. Пожалуй, чуть-чуть чем-то напоминает Киплинга. Ты, наверное, любишь стихи Киплинга?

- Немного, - кивнул Алёша. Ему было очень приятно такое сравнение. – Но в основном, если на военную, походную тематику…

- Я это заметила по твоей куртке и ботинкам! – улыбнулась Саша, но совсем не насмешливо. – Такая походная романтика, в военном стиле, да? Тебе обязательно должен нравиться Киплинг.

- Да, но это если на военную тему. А если просто про любовь – ну, тут многое нравится у Блока, но не всё. Кое-что я у него просто не понимаю, - он улыбнулся, - не дорос ещё!

Саша кивнула.

- Многое – у Есенина, - продолжал Алёша. - Ну и, конечно, Пушкин, как и всем, наверное!

- Слушай, а почему ты это написал? – осторожно спросила Саша.- То есть, я хотела спросить - для кого? Кому это посвящается?

Алёша сильно смутился.

- Видишь ли…Я давно это написал. И тогда ещё не знал – кому. Просто я, - он запнулся, - я давно хочу иметь такого друга, настоящего, верного. С которым я бы мог разделить опасность. Мог бы пойти в огонь и в воду. Такого друга, который никогда не предаст. Поэтому мне так близка тема войны. Но у меня не было такого друга. Не повезло! Поэтому оно никому не посвящено.

- Понятно, - сочувственно кивнула Чёрная Роза.

-Но сейчас, - Алёша помедлил, - хочешь, я посвящу это стихотворение тебе?

- Хочу! – живо кивнула Саша, глядя в огонь…

- Посвящаю!

Саша крепко пожала ему руку.

Алёша налил в чашку ещё вина, отпил немного сам, затем протянул Саше:

- Теперь ты исполни что-нибудь своё!

Саша кивнула, взяла из его рук чашку.

- Тут многовато, - заметила она, - больше, чем ты выпил! Я ведь напьюсь, буду хулиганить! – она рассмеялась. – Ну ладно!

Она одним махом выпила вино, затем ушла в палатку и вскоре вернулась, на ходу настраивая гитару.

Она села на траву, скрестив ноги, держа гитару, высоко подняв гриф, как делают испанцы, звонко ударив длинными ногтями, выкрашенными чёрным лаком, по струнам, взяла несколько аккордов, потом лихо пробежалась пальцами по грифу сверху вниз. Здорово у неё получалось! Ей бы играть в какой-нибудь группе.

С минуту она подумала, что спеть.

- Вот, - сказала она серьезно, - слушай. Это такая готическая баллада, как будто из старинной жизни, только не о подвигах, а о любви. «Жемчужный огонь». Слушай…

(Это была романтическая песня на старинный лад, вроде песен менестрелей… Звонкий голос Саши далеко разносился над простором ночной реки.)

У прибоя, у бледных цветов и лимонов
Нам несчастье случилось влюбиться детьми -
Изнывая в пучинах житейских законов,
Задыхаясь от глупой и нежной любви.

Это очень смешно...безнадёжно и больно,
Если минуло только четырнадцать лет!
Мы на улицах, пахнущих солнцем и солью,
Всё следили - не смотрит ли кто-нибудь вслед.

Помню тёмные волосы с ровным пробором,
И тобой мне подаренный бледный цветок...
Как со мной во сне убегал через горы!
Как, взойдя на корабль, плыли мы на восток!

О, ты помнишь, меня ты, когда мы купались,
Апельсиновым соком поил изо рта...
Мы в лимонном саду на камнях целовались,
И кричал попугай, и шумела вода.

Вот бы в это мгновение время застыло!
О, мы так бы смогли все пути повернуть,
Чтобы, за руки взявшись тогда, у обрыва,
Унестись в свой немыслимый огненный путь!

Мир понять не желал нашей страсти преступной,
Разделить нас пытаясь незримой стеной.
Мы в жемчужном огне, никому не доступном,
Любовались, как узники, первой звездой.

Это очень смешно - до рыданий, до муки!
Но когда БЫТЬ КАК ВСЕ больше стало невмочь,
Мы сцепили горячие, тонкие руки
И сбежали в кромешную южную ночь!..

Сотрясали цикады окрестности звоном,
И, когда серп луны за листвою погас,
В огнедышащем мраке, жемчужно-лимонном - ...
Мать и старый швейцар обнаружили нас.

А потом увезли тебя в город нездешний
Твой отец и семья его за океан.
И уже никогда...И в слезах, безутешна,
Я смотрела на синий стеклянный туман…

Мне никак не избыть этих детских мучений!
Светит бледный твой лик, и с тех пор для меня
Мир поблек, и ничто не имеет значенья!
И звезда. И прибой набегает, звеня.

В заключение Чёрная Роза взяла на гитаре красивый и пронзительный, чисто средневековый аккорд. Звук его ещё долго, долго плыл над ночной рекой, постепенно затихая, пока вовсе не умолк…

Алёша от такой песни буквально потерял дар речи.

- Вот это действительно замечательно, - искренне сказал Алёша. – Это лучше, чем у меня.

Саша отрицательно покачала головой:

- Нет. Всё-таки у тебя – чистая поэзия, она тоньше, нежнее. Ты передаёшь свои чувства через описание того, что видишь вокруг, обращаешься со словами к другу – ну, то есть теперь получается, что ко мне… - Она смутилась и улыбнулась. – А у меня – песня, у меня – повествовательное содержание, рассказ. Это уже попроще!

- Ну, не знаю, - Алёша вконец запутался. – Но слушать тебя не менее интересно, даже намного интереснее, чем меня! Мои чувства – это мои личные переживания, а ты – ты рассказываешь интересную, увлекательную историю, и, к тому же, что ты плетёшь? У тебя не меньше чувства, даже больше, чем у меня, и у тебя оно яркое, страстное – в общем, замечательно!

- Ничего не поняла из того, что ты сказал! – дурашливо замотала головой Чёрная Роза. – Слушай, мы с тобой пьяные! – она громко захохотала и уронила голову Алёше на плечо, хлестнув его волосами по лицу.

Алёша почувствовал их запах и протрезвел в то же мгновение – или, скорее, опьянел вдвойне. Сложно сказать, как в молодом теле смешивается адреналин с алкоголем…

И он спросил немного невпопад, но именно то, что его действительно интересовало:

- Ну, а почему ты это написала? О чём это? – и, не дожидаясь ответа, добавил: - Ты вспоминаешь кого-то из прежней жизни, да?

-Нет, не совсем так, - медленно ответила Чёрная Роза, с усилием, словно пытаясь решить какую-то задачу. – Не совсем так, как ты, наверное, думаешь. Это – не реальные события. Это, скорее, выдуманные воспоминания. А если смотреть глубже… Понимаешь, моя песня – она тоже о желании иметь друга, верного друга, надёжного, такого, который никогда не предаст. Так же, как и у тебя. Но…несколько иначе. У тебя идёт речь о дружбе на равных, а у меня…понимаешь, у меня был в жизни период, когда…

Она замолчала, задумалась. На её молодом лбу прорезалась одна глубокая морщина.

– Когда мне очень нужен был человек, который помог бы мне в жизни, протянул бы руку помощи. Который взял бы меня с собой в дальние страны. Я стала бы его рабыней, его игрушкой. И отдала бы за него жизнь.

- Понятно, - Алёша вымученно улыбнулся. – Ну и как? Такой человек нашёлся?

- И да, и нет, - просто ответила Саша, спокойно посмотрев ему в глаза. – К тому же прошу не понимать всё, что я тут сейчас пьяный наговорил, чересчур буквально. Что ж, были у меня разные случаи в жизни, было много разных друзей – но ненастоящих. Были, наоборот, прекрасные люди, которые во многом мне помогли – но они не стали по-настоящему моими друзьями.

И она произнесла слова, от которых Алёша содрогнулся:

- Например, был один человек, взрослый мужчина, в моей прошлой жизни. Он мне во многом помог…

Алёша почувствовал, словно тяжёлый камень лёг ему на сердце, и оно тоскливо заныло от боли. Ему стало невыносимо горько от ощущения своей ничтожности и никчёмности.

Только что он посвятил свои самые лучшие стихи этой девочке с такими душистыми волосами. Он, Алёша, готов десять раз отдать за неё жизнь. Но если там был… и может быть, ещё будет... взрослый, состоятельный мужчина, то, конечно, где уж Алёше, сопляку, тут с ним сравниться…ни по каким статьям. Почему-то Алёша действительно совершенно искренне так считал.

Он совсем не боялся этого воображаемого соперника – нет, Алёша вообще был неробкого десятка. Но что там какие-то его стихи по сравнению с тем, что может предложить Саше какой-нибудь молодой успешный бизнесмен…и многое попросить взамен – и где уж тут Саше устоять!…

Но Алёше тут же самому стало мучительно стыдно, что он так думает о Сашке. Она, конечно, немного вредная и жестокая, и любит дразнить и делать больно – иногда, и то в шутку. Но он совсем не мог обвинить её в продажности, это точно!

А Саша между тем продолжала говорить:

- Только здесь всё не так просто. Тот человек сделал для меня много, но всё же я не могу назвать его своим другом. Покровителем, помощником – да, я ему действительно очень многим обязана, но… он меня очень жестоко предал и оскорбил, и с этим всё покончено. Как ты говоришь, не повезло. В общем, настоящего друга у меня тоже нет. Да и не было.

- Значит, такой человек до сих пор не нашёлся? – спросил Алёша.

- Я не сказала бы «нет», я сказала бы «и да, и нет», - улыбнулась Саша. – Точнее, сначала нет, а теперь… теперь, когда мы с тобой так хорошо рисовали друг друга, потом вместе готовили ужин…

- Ужин я один готовил, - поправил Алёша, светлея лицом.

- Не усложняй! – махнула рукой Чёрная Роза, и они дружно рассмеялись.

-…и вот сейчас, когда вместе смеемся, и так откровенно разговариваем, в общем, Алёшка, скажи: а разве ты мне не друг? – она посмотрела на Алёшу.

- Конечно, друг! – Алёша даже удивился. – Конечно!

«А ты мне?!» – хотелось ему закричать.

О, как тяжелы, как болезненны были эти разговоры вокруг да около. «Жестокое, любимое, неуловимое существо! – мысленно восклицал Алёша. – Ты говоришь о дружбе – и словно ни о чём, ты рядом – но тебя словно нет…»

Он ждал, не скажет ли чего Саша. Но Саша молчала. Она о чём-то думала, медленно перебирая струны гитары. Стояла тишина. Лишь издалека доносилась музыка, да тихо потрескивали угли в костре…