Психоанализ в детском возрасте и воспитание427

приемы, применяемые при анализе взрослых, не могут быть использованы для лечения ребенка, что мы должны отказаться от многих требований науки и добывать материал для анализа там, где мы можем его найти, — аналогично тому, как мы посту­паем в повседневной жизни при желании познакомиться с ин­тимными переживаниями человека. Разочарование относится в данном случае, как мне кажется, еще и к другому пункту. Дру­гие аналитики часто спрашивали у меня, не имела ли я случая подойти гораздо ближе, чем это возможно при анализе взрос­лых пациентов, к процессам развития, которые имели место в течение первых двух лет жизни, и на которые все настойчивее направляются наши аналитические изыскания, связанные с открытием бессознательного. Эти аналитики полагают, что ре­бенок стоит еш,е ближе к этому важному периоду, что вытеснение выражено у него еще не столь резко, что нам еще легко проник­нуть через материал, наслоившийся на эти ранние пережива­ния, и что таким образом здесь откроются, может быть, неожи­данные возможности для исследования. До сих пор я всегда должна была отвечать на этот вопрос отрицательно. Правда, материал, который доставляет нам ребенок, как вы уже видели из приведенных мною примеров, особенноясен и понятен. Он дает нам ключ к пониманию содержания детских неврозов; я оставляю за собой право дать описание их в другом месте. Этот материал дает нам много веских подтверждений таких фактов, о которых мы до сих пор говорили лишь на основании выводов, сделанных из анализов со взрослыми людьми. Однако суще­ствующий у меня до настоящего времени опыт, накопленный с помощью описанной здесь техники, показывает, что мы не мо­жем перешагнуть за тот период, когда у ребенка появляется речевая способность, то есть когда его мышление приравнива­ется к нашему. Теоретически это ограничение наших возмож­ностей, на мой взгляд, нетрудно понять. Все, что мы узнаем относительно этого «доисторического» периода времени при анализе взрослых пациентов, добывается с помощью свобод­ных ассоциаций и толкования реакций перенесения, т. е. с по­мощью тех двух технических приемов, которые неприменимы при детском анализе. Но, кроме того, наше положение в данном слу­чае можно сравнить с положением этнолога, который тщетно

.428 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование

пытался бы получить у первобытного народа ключ к понима­нию доисторического времени более кратким путем, чем при изучении культурного народа. Напротив того, у первобытного народа он был бы лишен такого источника, как сказания и мифы, которые позволяют ему при изучении культурного на­рода сделать вывод о доисторических временах. Точно так же и у маленького ребенка нет еще реактивных образований и по­крывающих воспоминаний, которые возникают лишь во время латентного периода и из которых проведенный впоследствии анализ может добыть скрытый за ними материал. Таким об­разом, вместо того чтобы иметь какие-нибудь преимущества перед анализом взрослых пациентов, детский анализ оказы­вается менее благодарным также и в добывании бессознатель­ного матсрггала.

Теперь я перехожу к третьей и последней части нашего кур­са: к использованию аналитического материала, который был получен после тщательно проведенного подготовительного пе­риода с помощью описанных здесь прямых и окольных пу­тей. После сделанных до сих пор выводов вы подготовлены к тому, чтобы услышать от меня нечто новое и отступающее от классических правил анализа.

Рассмотрим еще раз более подробно аналогичную ситуацию у взрослого пациента. Его невроз разыгрывается, как мы зна­ем, в пределах его психических инстанций между тремя фак­торами: между его бессознательными влечениями, егоЯи сверх-Я, которое является представителем этических и эстетиче­ских требований общества. Задача анализа заключается в том, чтобы путем осознания бессознательных влечений упразднить конфликт, существующий между этими тремя инстанциями. Побуждения, находившиеся до сих пор в вытесненном состоя­нии, не подвергались вследствие этого воздействию сверх-Я. Анализ освобождает их, делает доступными влиянию сверх-Я, которое определяет теперь их дальнейшую судьбу. Место вы­теснения занимает теперь сознательная критика, осуждение одной части влечений, в то время как другие частично субли­мируются, отклоняются от сексуальных целей, частично же до­пускаются к удовлетворению. Этот новый благоприятный ис­ход связан с тем, что Я пациента начиная с того времени, когда

Психоанолиз в детском возрасте и воспитание429

было осуществлено первоначальное вытеснение, вплоть до того времени, когда анализ выполнил свою освободительную рабо­ту, проделало все свое этическое и интеллектуальное развитие, и, таким образом, Я пациента может принимать теперь совсем иные решения, чем те, которые принимались им раньше. Вле­чения должны подвергнуться теперь разнообразным ограниче­ниям, а сверх-Я должно отказаться от некоторых своих преуве­личенных притязаний. На общем поприще сознательной рабо­ты осуществляется теперь синтез между обеими инстанциями.

Сравните теперь с этим ситуацию, с которой мы встречаем­ся у ребенка. Конечно, невроз ребенка тоже разыгрывается в пределах психических инстанций, и в данном случае он тоже определяется тремя силами: влечениями, Я и сверх-Я. Но мы уже дважды сталкивались с обстоятельствами, подготовивши­ми нас к тому, что при анализе ребенка внешний мир является, хотя и неудобным для анализа, но органически важным факто­ром и оказывает очень сильное влияние на внутренние соотно­шения: во-первых, при рассмотрении начальной ситуации дет­ского анализа мы были вынуждены считаться с тем, что такой важный момент, как сознание болезни, существует не у самого ребенка, а у окружающих его лиц, и, во-вторых, при описании ситуации перенесения выяснилось, что аналитику приходится делить любовь и ненависть ребенка с его фактическими объек­тами. Таким образом, нас не должно удивлять, что внешний мир оказывает на механизм инфантильного невроза и на течение ана­лиза гораздо более сильное влияние, чем у взрослого пациента.

Мы сказали раньше, что сверх-Я взрослого индивида явля­ется представителем моральных требований общества, в кото­ром живет человек. Мы знаем, что сверх-Я обязано своим про­исхождением отождествлению ребенка с первыми и самыми важными любовными объектами — с родителями, на которых опять-таки общество возложило задачу внедрить в ребенка об­щеобязательные этические требования и добиться требуемого обществом ограничения влечений. Таким образом, требование, которое имело первоначально личный характер и исходило от родителей, становится лить в ходе прогресса (от объектной любви к родителям до отождествления с ними) Я-идеалом, не­зависимыми от внешнего мира и его прототипов.

430 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование

У ребенка же о такой независимости не может быть и речи. Освобождение от привязанности к любимым объектам произой­дет лишь в далеком будущем, отождествление же при продол­жающейся объектной любви происходит очень медленно и ча­стично. Тем не менее в этот ранний период сверх-Я существует, и многие отношения между ним и .Я аналогичны соотношени­ям, существующим в более позднем возрасте. Однако не следу­ет упускать из виду постоянной смены взаимоотношений меж­ду сверх-Я и объектами, которым оно обязано своим возникно­вением; мы можем сравнить их с соотношениями, имеющими место в двух сообщающихся сосудах. Если усиливаются хоро­шие отношения с родителями во внешнем мире, то одновремен­но усиливаются и притязания сверх-Я и энергия, с которой оно их предъявляет. Если эти отношения ухудшаются, то одновре­менно слабеет и сверх-Я.

Приведем в качестве первого примера совсем маленько­го ребенка. Если матери или няне удается приучить малень­кого ребенка после первого года жизни отправлять вовремя естественные надобности, то у нас получается такое впечат­ление, что ребенок соблюдает это требование чистоплотнос­ти не только из боязни или любви к матери или няне, но что у него самого возникает определенное отношение к этому тре­бованию, что он сам радуется своей опрятности и огорчает­ся, если с ним случается несчастье в этом отношении. Прав­да, мы всегда замечаем, что последующая разлука с лицом, которое научило ребенка соблюдать опрятность (временная разлука с матерью или перемена няни), ставит под угрозу это завоевание. Ребенок становится опять неопрятным, таким же, каким он был до того, как его научили соблюдать опрят­ность; он снова начинает соблюдать ее лишь тогда, когда воз­вращается его мать или когда у него возникает привязанность к новой няне. Тем не менее впечатление, что ребенок предъяв­лял уже сам к себе требование соблюдать опрятность, не было ошибочным. Это требование существует, но оно только тогда ценно для ребенка, если авторитетное лицо существует как объект во внешнем мире. Если ребенок теряет связь с объек­том, он утрачивает также и радость от исполнения этого тре­бования.