Модернизм в Англии

Творчество Вирджинии Вулф (1882 – 1941). Группа Блумсбери

Вступление

Западная культура конца XIX – начала XX веков характеризуется доминированием модернизма. Это было время бурных социальных процессов, ускорения темпов жизни, разрушения монолитных систем в науке и искусстве, возникновения в них различных направлений, течений. Экономический подъем буржуазии сопровождался духовным переворотом, который в культурном аспекте получил наименование модернизма.

Модернизм в Англии

В 1924 г. в лекции “Мистер Беннетт и миссис Браун” Вирджиния Вулф провозгласила: “Где-то в декабре 1910 г. человеческая природа изменилась”. Уже в 1919 г. она увидела новую литературу, которую назвала модернистской, употребив впервые слово “модерн” в качественном значении. Почва для развития модернизма была подготовлена. После войны появились произведения, объяснившие существо и характер нового феномена духовной жизни XX в.: “Влюбленные женщины” Д. Г. Лоуренса (1920 г.), “Бесплодная земля” Т. С. Элиота (1922 г.), “Улисс” Д. Джойса (1922 г.), “Миссис Дэллоуэй” В. Вулф (1925 г.).

Модернизм в Англии объединил разные тенденции в искусстве, различных писателей и поэтов. На ранней стадии он был связан с экспериментаторством. Даже в пределах творчества одного писателя того периода можно найти отражение самых великих достижений модернизма (“Улисс” Джойса) и его тупик (“Поминки по Финнегану”).

В творчестве многих писателей того времени отчетливо видна зависимость литературы от психологии 3. Фрейда, прослеживается влияние на нее психоанализа и концепции искусства, творчества как формы сублимации.

Другой фигурой, оказавшей существенное влияние на формирование английского модернизма, был Джордж Фрейзер (1854 – 1941 гг.). Он заведовал первой кафедрой социальной антропологии в Ливерпуле и провел большую часть жизни в Кембридже, где преподавал с 1879 г. Двенадцатитомное исследование Фрейзера (“Золотая ветвь”) посвящено эволюции человеческого сознания от магического к религиозному и научному. Этот труд посвящен особенностям примитивного сознания, тотемизма, в нем проведено сравнительное изучение верований людей в разные периоды развития человеческой истории.

Отвергая на первой экспериментальной стадии традиционные типы повествования, провозглашая технику потока сознания единственно верным способом познания индивидуальности, модернисты открыли зависимость художественного образа (основного инструмента эстетической коммуникации) от мифа, ставшего структурообразующим фактором (“Улисс” Джойса, поэзия Т. С. Элиота). Модернизм порывает в историческом и эстетическом планах с преемственностью культур, направляясь по пути дегуманизации. “История, — говорит Стивен Дедалус (“Улисс”), — это кошмар, от которого я пытаюсь пробудиться”. Модернизм в начале своего возникновения отличается крайней эстетической интенсивностью, что выражается в огромном числе экспериментов, формальных взрывов и революций, происходящих и в России, и в Германии, и во Франции, и в других странах.

Отказ от существующих стереотипов и систем, реорганизация и перестановка отдельных атомов этого материала, приспособление к новому строю, еще окончательно не сформировавшемуся, текучесть жизни и мысли, отказ от однолинейной зависимости причины и следствия, разъединение вещей, ранее казавшихся неразъемными, война всякой определенности, культ относительности и дезинтеграции — вот очевидные признаки модернизма. Изменилось и отношение писателя к материалу: от равноправия, допускающего мысль о мире как концентрации определенных категорий, абстрактных концепций и известных законов, поэт переходит на позицию активную, стимулированную интенсивностью поэтического видения. Сознание творца становится центром и координатором происходящего. Т. С. Элиот писал: “Поэтическое сознание собирает разрозненный опыт. Сознание обыкновенного человека хаотично, неправильно, фрагментарно. Последний влюбляется или читает Спинозу, и эти два вида опыта не имеют ничего общего друг с другом, или с шумом печатной машинки, или с запахом кухни: в сознании поэта эти виды опыта всегда образуют новые целостности”. Если представить себе развитие литературы от подражания к воссозданию новой реальности, то модернисты сосредоточиваются на самом процессе воссоздания, на языке, повествовательные формы становятся интровертными, сконцентрированными на внутреннем, индивидуальном сознании. Предыдущие века посредством действительности создавали характер, рисовали индивидуальность или тип. Модернист через огромный анатомизированный, разорванный, интровертный мир индивида создает внешний мир. Эпическое создается лирическим, материя — духом.

Внутренний мир Леопольда Блума (“Улисс”), рассеченный ассоциациями, аллюзиями, странными и причудливыми сочетаниями высказанного и невысказанного, продуманного и спонтанно возникающего, рождает видимый и довольно хорошо очерченный внешний мир города Дублина, континуума жизни обыкновенного человека. Странствия Одиссея-Улисса заняли много лет, блуждания Блума — только один день, но вымышленность самого романа, лирического эпоса обнажена, она является предметом и инструментом романа, способом использования мифа, восстановления реальности в системе других вещественных, материальных и духовных измерений. Панорама сознания миссис Дэллоуэй в одноименном романе В. Вулф изображена в течение дня, такова интенсивность художнического мышления и творчества. Не случайно рядом с обыкновенным героем присутствует другой, олицетворяющий собой творческое сознание, с помощью которого создается необычная модернистская картина. Тривиальное и каждодневное мифологизируются: Блум превращается в легендарного героя древнего эпоса, Стивен Дедалус с его богатой духовностью и организованной системой мышления создает бесконечный контекст, в котором искусство романа может демонстрировать все свои богатства. Пародия, множественность языка повествования, наличие различных стилистических уровней компенсируют отсутствие сюжета и относительность материала, представляемого внешним миром.

В. Вулф выразила отличие модернистов от их предшественников в следующем пассаже “Современной художественной прозы”: “Исследуйте, например, обычное сознание в течение обычного дня. Сознание воспринимает мириады впечатлений — бесхитростных, фантастических, мимолетных, запечатленных с остротой стали. Они повсюду проникают в сознание непрекращающимся потоком бесчисленных атомов, оседая, принимают форму жизни понедельника или вторника, акцент может переместиться — важный момент окажется не здесь, а там... Жизнь — это не серия симметрично расположенных светильников, а светящийся ореол, полупрозрачная оболочка, окружающая нас с момента зарождения “я” сознания до его угасания. Не является ли все же задачей романиста передать верно и точно этот неизвестный, меняющийся и неуловимый дух, каким бы сложным он ни был?” В этом смысле искусство и В. Вулф, и Джойса направлено на то, чтобы осветить вспышками внутреннего огня сознание, вызвать интерес к тому, что расположено в подсознании, в труднодоступных глубинах психологии. Не диалектика жизни, а парадоксальность индивида, его внутреннего “я” рождала открытость концовок и многозначность символов, релятивизм и постоянное стремление взывать к активности читателя, к его необъятному “я”.

Все английские писатели-модернисты были изгнанниками в собственной стране, страдали от непонимания, пренебрежительного холодного любопытства, попадали в нелепые двусмысленные ситуации, их жизни в большинстве своем трагически обрывались. Одной из черт, объединяющих английских модернистов, является отрицание устойчивой моральной определенности, исключающей движение. “Мне никогда не узнать, — писал Лоуренс в эссе “Почему важен роман”, — в чем именно заложена моя цельность, моя индивидуальность, мое “я”. Мне не дано узнать это. Распространяться о моем “я” бессмысленно: это всего лишь означало бы, что я составил какое-то представление о самом себе и теперь пытаюсь построить и выровнять себя согласно данной модели. Что заведомо обречено на неудачу”. Мораль в этом смысле убивает искусство, предлагая ему в разные времена разные модели поведения общественного и индивидуального. А это приведет к утрате человеком способности ощутить вкус жизни! Страх перед дегуманизацией жизни и человека в век эпохальных научных и технических открытий заставил английских модернистов взглянуть на природу человека, экспериментально поставленную в разную степень зависимости от этого универсума. Романтическая ностальгия по естественной природе как могучему источнику энергии для человека, если он ощущает свою непрекращающуюся связь с ней, была естественной реакцией на ушедший XIX век и на всё более разверзающуюся пропасть между современным человеком и природой.

Поток жизни, так легко ассоциировавшийся в модернистском сознании с огромным безбрежным морским или речным простором, символически передавал и текучую жизнь сознания, которое составляло главный предмет изображения интровертного романа. Однако эти потоки были разные у разных авторов, и в разной степени они зависели от контролирующей волевой силы индивида.