:
ИПОХОНДИЯ
Все-таки Дом, где разбиваются сердца, с Батлером и Бергсоном и СкоттомХолдейном рядом с Блейком и другими более великими поэтами на своих книжныхполках (не говоря уж о Вагнере и тональных поэтах), не был окончательноослеплен тупым материализмом лабораторий, как это случилось с остальнымнекультурным миром. Но так как он был Домом праздности, то страдалипохондрией и всегда гонялся за способом излечения. То он переставал естьмясо (но не по веским причинам, как Шелли, а стараясь спастись отстрашилища, называемого мочевиной), то разрешал вам вырвать все свои зубы,чтобы заговорить другого дьявола, под названием пиорея. Дом был суеверен,привержен к столоверчению, к сеансам материализации духов, к ясновидению, кхиромантии, к гаданию сквозь магический кристалл и тому подобному, и притомв такой степени, что можно было задуматься: процветали ли так когда-нибудь вмировой истории предсказатели, астрологи и всякого рода врачи-терапевты бездипломов, как они процветали в ту половину столетия, когда оно уже уходило внебытие. Дипломированным врачам и хирургам нелегко было соревноваться снедипломированными. Они не умели при помощи уловок актера, оратора, поэта имастера увлекательного разговора воздействовать на воображение иобщительность обитателей Дома. Они грубо работали устарелыми методами, пугаязаразой и смертью. Они предписывали прививки и операции. Если можно быловырезать из человека какую-нибудь часть, не погубив его при этом (безнеобходимости),- они ее вырезали. И часто человек умирал именно вследствиеэтого (без необходимости, разумеется). От таких пустяков, как язычок вглотке или миндалины, они переходили к яичникам и аппендиксам, пока наконецвнутри у тебя уже ничего не оставалось. Они объясняли вам, что человеческийкишечник слишком длинен и ничто не может сделать сына Адамова здоровым,кроме укорочения пищеварительного тракта, для чего надо вырезать кусок изнижней части кишечника и пришить его непосредственно к желудку. Так как ихмеханистическая теория учила, что медицина есть дело лаборатории, а хирургия- дело столярной мастерской, а также что наука (под которой они разумелисвои махинации) столь важна, что незачем принимать в соображение интересыкакого-либо индивидуального существа, будь то лягушка или философ, и тогоменее учитывать вульгарные пошлости сентиментальной этики, ибо все это ни намиг не может перевесить отдаленнейшие и сомнительнейшие возможности сделатьвклад в сумму научного познания, - то они оперировали, и прививали, и лгалив огромном масштабе. И требовали при этом себе законной власти - идействительно добивались ее - над телом своих сограждан, какой никогда несмели требовать ни король, ни папа, ни парламент. Сама инквизиция былалиберальным учреждением по сравнению с главным медицинским советом.
КТО НЕ ЗНАЕТ, КАК ЖИТ, ДОЛЖЕН ПОХВАЛЯТСЯ СВОЕЙ ПОГИБЕЛЮ
Обитатели Дома, где разбиваются сердца, были слишком ленивы иповерхностны, чтобы вырваться из этого заколдованного терема. Онивосторженно толковали о любви; но они верили в жестокость. Они боялисьжестоких людей; но видели, что жестокость по крайней мере действенна.Жестокость совершала то, что приносило деньги. А любовь доказывала лишьсправедливость изречения Ларошфуко, будто мало кто влюблялся бы, если браньше не читал о любви. Короче говоря, в Доме, где разбиваются сердца, незнали, как жить, и тут им оставалось только хвастаться, что они, по крайнеймере, знают, как умирать: грустная способность, проявить которуюразразившаяся война дала им практически беспредельные возможности. Такпогибли первенцы Дома, где разбиваются сердца; и юные, невинные, и подающиенадежды искупали безумие и никчемность старших.ВОЕННОЕ СУМАСШЕСТВИЕ
Только те, кто пережил первосортную войну не на передовой, а дома, втылу, и сохранил при этом голову на плечах, могут, вероятно, понять горечьШекспира или Свифта, которые оба прошли через такое испытание. Слабым посравнению с этим был ужас Пера Гюнта в сумасшедшем доме, когда безумцы,возбужденные миражем великого таланта и видением занимающегося тысячелетия,короновали его в качестве своего нумератора. Не знаю, удалось ли кому-нибудьв целости сохранить рассудок, кроме тех, кому приходилось сохранять его, по-тому что они прежде всего должны были руководить войной. Я не сохранил бы своего (насколько он у меня сохранился), не пойми ясразу, что как у писателя и оратора у меня тоже были самые серьезныеобщественные обязательства держаться реальной стороны вещей; однако это неспасло меня от изрядной доли гиперэстезии. Встречались, разумеется,счастливые люди, для кого война ничего не значила: всякие политические иобщие дела лежали вне узкого круга их интересов. Но обыкновенный, сознающийявление войны штатский сходил с ума, и тут главным симптомом было убеждение,что нарушен весь природный порядок. Вся пища, чувствовал он, теперь должнабыть фальсифицирована. Все школы должны быть закрыты. Нельзя посылатьобъявления в газеты, новые выпуски которых должны появляться и раскупаться вближайшие десять минут. Должны прекратиться всякие переезды, или, посколькуэто было невозможно, им должны чиниться всяческие препятствия. Всякиепритязания на искусства и культуру и тому подобное надо забыть, какнедопустимое жеманство. Картинные галереи и музеи, и художественные школыдолжны быть сразу заняты военнослужащими. Сам Британский музей еле-елеспасся. Правдивость всего этого, да и многого другого, чему, вероятно, и неповерили бы, вздумай я это пересказывать, может быть подтверждена однимзаключительным примером всеобщего безумия. Люди предавались иллюзии, будтовойну можно выиграть, жертвуя деньги. И они не только подписывались намиллионы во всяческие фонды непонятного назначения и вносили деньги насмехотворные добровольные организации, стремившиеся заниматься тем, что явнобыло делом гражданских и военных властей, но и самым настоящим образомотдавали деньги любому жулику на улице, у кого хватало присутствия духазаявить, будто он (или она) "собирает средства" для уничтожения врага.Мошенники вступали в должность, назывались "Лигой против врага" и простоприкарманивали сыпавшиеся на них деньги. Нарядно одетые молодые женщинысообразили, что им достаточно просто вышагивать по улице с кружкой дляпожертвования в руках и преспокойно жить на такие доходы. Миновало многомесяцев, прежде чем, в порядке первого признака оздоровления, полицияупрятала в тюрьму одного антигерманского министра, "pour encourager lesautres", [Для поощрения прочих (франц.)] и оживленные кружечные сборы сбумажными флажками стали несколько регулироваться.: 2015-09-13; : 68; !; |