КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Глава первая.
Гусиная стая, возвращавшаяся с далекого юга к родным северным озерам,над этим огромным скоплением домов, труб, машин и людей старалась пролетатькак можно быстрее. Гуси летели сосредоточенно и безмолвно. Но серыепутешественники напрасно опасались угрозы с земли: откуда им было знать, чтолюди в городах редко смотрят на небо. Особенно в этом городе. Вот ивыбивались гуси из последних сил, только бы поскорее увидеть спасительнуюзелень лесов и голубую гладь озер. Могли ли они с высоты своего полетаразглядеть улицу в самом центре города, старинный дом из серого камня? Натретьем этаже дома, в тот самый момент, когда гусиная стая пролетала надгородом, возле двери, на которой было написано: "Без вызова не входить",стоял человек средних лет. Точнее, он не стоял, а нервно расхаживалвзад-вперед по коридору, в котором кроме него были еще люди. В другом месте,в другой очереди этому мужчине кто-нибудь наверняка сделал бы замечание. Всамом деле, кому понравится, когда перед тобой беспрестанно маячит -туда-сюда - что-то бормочущий человек. В другом, но не здесь. И дело было нев особой терпимости окружавших его людей. Каждый пришел сюда со своей бедой- болезнью - и целиком находился в своих мыслях и переживаниях. Человек жепродолжал мерить шагами пространство около двери. Бормотание становилось всегромче: "Закон подлости, закон подлости... В такой день... осталось двачаса..." - Киреев! - раздался голос из кабинета, усиленный динамиками.Бормочущий вздрогнул и с радостным вздохом быстро шагнул за дверь. ОбычноКиреев старался внимательно осматривать новое место, в какое попадал. Сейчасже он видел только врача и - краем глаза - молодую медсестру. Врач непосмотрел на него, ответив на приветствие кивком головы и продолжая писать.На груди его висела визитка: "Хирург Кравчук Владислав Игоревич". Молодой,цветущего вида. Киреев не без досады подумал: "Самоуверенный тип. Надо будетвсе красноречие свое пустить в ход, но обязательно убедить его сделатьпо-моему". В чем-чем, а в собственном красноречии он не сомневался. "Нупосмотри, посмотри мне в глаза, милый". Однако врач Кравчук ВладиславИгоревич только бросил сухо, опять не глядя на Киреева: - Раздевайтесь до пояса и ложитесь на кушетку. - Эта язва, - раздеваясь и стараясь говорить как можно проникновеннее,заговорил Киреев, - меня со студенческих лет мучает. Сами понимаете, -портвейн дешевый, закусывали сырками плавленными, если вообще закусывали...Ну вот, я и говорю, что обычно мне хватает попить недельку-две зверобоя - ивсе проходит. А этот год для меня тяжелым выдался, наверное, поэтомупосильнее прихватило. Он лег на кушетку, подошедший врач, попросив его немного согнуть ноги вколенях, стал пальцами ощупывать его живот. - Вот здесь больно? - Да, немного. И левее еще. Угу, вот тут... Интересное совпадение,Владислав Игоревич. На днях материал готовил, - я журналистом работаю. Иодна женщина рассказала, как она своего мужа от язвы вылечила - сырымияйцами. Пить нужно месяц натощак, без соли. Говорит, от язвы следа неостается... - Одевайтесь, - опять коротко бросил врач. Киреев чувствовал, что ниего слова, ни его доверительный тон не производят на доктора впечатления, и,как это с ним обычно происходило, перешел почти на скороговорку, обильносопровождая речь жестикуляцией: - Право, я удивился, узнав, что Марина Петровна меня к вам наконсультацию послала. Мне, наверное, следует хорошенько пролечиться, да яэто обязательно и сделаю. Но не сейчас, доктор! У меня сегодня, через двачаса встреча очень важная. Очень важная. Хайкин, Иосиф Самуилович - слышалио таком? Банкир известный. Речь может пойти о крупном заказе... Я статью онем, дай Бог, напишу. Друзья показали ему мои прежние работы. Сегоднязвонят, говорят, ждет. Такой человек, нельзя опаздывать. Опоздаешь - ивсе... Кравчук, считая себя опытным психологом, давал Кирееву выговориться. Онбыл неплохим человеком и всегда жалел больных, особенно тяжелых. Впрочем,другие в этот кабинет просто не заходили. Правда, в последние год-два этажалость стала более отстраненной. Он понял, что у жизни свои законы, а онвсего лишь доктор. Пусть даже хороший. Нельзя все близко принимать к сердцу- так долго не продержишься. И еще одна особенность была у Владислава Игоревича. Он постоянно виделсебя как бы со стороны. И ему хотелось всегда выглядеть достойно. То естькрасиво. Кравчук и сейчас чувствовал, как на него влюбленными глазамисмотрит медсестра Оля... Оторвав взгляд от амбулаторной карточки больного,долгим-долгим взглядом посмотрел на Киреева. Средних лет, со степеннойбородкой, а сам весь какой-то суетливый. Лихорадочно засовывает рубаху вбрюки, что-то говорит. Что он говорит? - Очень важная. Хайкин, Иосиф Самуилович - слышали о таком? Банкиризвестный. Речь может пойти о крупном заказе... Я статью о нем, дай Бог,напишу. Друзья показали ему мои прежние работы. Сегодня утром звонили,говорят, он ждет. Такой человек, нельзя опаздывать. Опоздаешь - и все... - Мне жаль, Михаил Прокофьевич, - Кравчук почти не играл теплоту всвоем голосе, - но вам, по всей видимости, придется пересмотреть ваши планы. - Вот, я так и знал. Вы молодой врач, Владислав Игоревич, поверьте, яполностью доверяю вам, но свой организм я знаю очень хорошо. Попью зверобоя,сырых яиц, а в больницу я не могу лечь. - А я вас не могу заставить. Но мой врачебный долг сказать вам о всейсложности вашего положения. Как говорили древние римляне: терциум нон датур- третьего не дано. Киреев, который все утро думал о предстоящем разговоре сХайкиным, представлял то, что он скажет банкиру, только после этих словдоктора почувствовал некоторое беспокойство. Он гордился своей интуицией, аона в этот раз молчала. - Вы сказали - сложности? - Передо мной ваши анализы. Марина Петровна, показав мне их, сказала,что вы живете один. - Один, но какое это... - Имеет значение? - Кравчук подчеркнуто перебил Киреева. Теперьговорить будет он. И говорить как можно весомее: - Самое прямое: бываютситуации, когда я предпочитаю говорить с родственниками пациента. Но вданном случае я буду говорить с вами. "Что несет этот смазливый хлыщ? Причем тут родственники? Неужели..." Беспокойство нарастало, как снежный ком.Вспотели ладони рук. - ...буду говорить с вами. Марина Петровна не напрасно послала вассюда. Она поставила язву двенадцатиперстной кишки под вопросом, но, ксожалению, все значительно серьезнее. Вы взрослый человек, так что я не будуходить вокруг да около. Тем более я являюсь сторонником американского методав медицине. В Америке больным говорят правду, какой бы суровой она ни была.У вас выявлено серьезное онкологическое заболевание... - Рак? - не веря своим ушам, спросил Киреев. С этого момента всепроисходило будто во сне. Врач что-то говорил о современных средствахмедицины, об операции, медсестра сунула ему в руку какое-то направление. Онавтоматически что-то отвечал, смотрел в бумажку - и ничего не видел.Колотилось сердце, и в мозгу словно гвоздем кто-то невидимый выбивалодно-единственное слово: РАК. По позвоночнику пробежал холодок - это былстрах. Самый обыкновенный, животный страх. Ноги сделались ватными. Позабывпопрощаться, он вышел из кабинета. - Владислав Игоревич, мне показалось, что после того, как вы этомубедняге сказали его диагноз, он перестал вас слышать. - Это называется шок, Оленька. Только что на наших глазах произошлакатастрофа. Теперь ему не до Хайкина. Да, древние были правы... - В каком смысле? - В самом прямом: контра фатум нон датур аргументум. - Ой, Владислав Игоревич, - кокетливо поправляя шапочку на голове,взмолилась Оля, - вы уж мне переводите сразу, я в медучилище с этой латыньюнамучилась. А то контра какая-то. - Контра, Оленька, означает против. То есть против судьбы нет доводов.Ну да ладно. Вызывайте следующего. И, кстати, как ты относишься к футболу? - А что? - Оля опять поправила шапочку. - Матч завтра хороший будет. Сходим? - Ой, Владислав Игоревич, так я в футболе ничего не понимаю! - А я все объясню. И пивка возьмем, Оленька! Пиво ты, надеюсь, любишь? - Мне больше шампанское нравится. - Тоже неплохо. Но на трибуне надо пить только пиво. Лучше какое-нибудьчешское, но сойдет и "Клинское". И рыбка... - Кравчук мечтательно закатилглаза. - Ну так как? Впрочем, ответ Оленьки для нас уже не столь важен, темболее что спустя несколько секунд ее голос звучал уже в коридоре:"Найденова, заходите!" * * * Поспешим за Киреевым. Впрочем, поспешим - это так, к слову. Он плелсяпо Большой Пироговской, не видя перед собой ничего. Ноги и руки были словноватные, в животе бурчало. Обгонявшие люди иногда нечаянно задевали его, ноон никак не реагировал ни на извинения, ни на ругань. Только пройдя метровдвести, Киреев понял, что это ему какой-то мужчина бросил на ходу: "Ослеп,что ли?!" Ах, почему все это не сон, думал он. Пусть страшный, но все-таки сон:утром вскочишь с бешенно стучащим сердцем - и через несколько минут забыл...Люди, они идут навстречу, их много. Кто сказал, что толпа безлика? Вотпарень идет в обнимку с девушкой. Они, не стесняясь никого, прижимаются другк другу, успевая одновременно есть мороженое. Вот отходит от палаткимужчина. Садится в машину, бросая на заднее сиденье букет цветов. И ещелюди. И еще. И никому до него, до его беды нет никакого дела. Ему плохо,очень плохо, а они... Кирееву стало невыносимо жаль себя. Слабость в ногахусилилась. Если бы он был сейчас в своем родном Новоюрьевске! Весь городокможно пройти за полчаса. На центральной улице, утопающей в зелени, толькодвухэтажные дома. В одном из них - горбольница. В Новоюрьевске он бы знал,куда пойти после такого страшного приговора. Там прожито из его неполныхсорока лет - тридцать. А Москва... Москва так и не стала родным городом.Почему, почему жизнь так несправедлива? Так чудовищно несправедлива? Киреевузахотелось расплакаться - от жалости к себе, от обиды, от тоски. От того,что идет он сейчас по этой шумной улице абсолютно никому не нужный. Ему былохуже, чем той собаке, которая вдруг вспомнилась Кирееву: произошло это оченьдавно, в пору его студенческой юности. Он шел тогда, молодой, счастливый,шел рядом с девушкой, которая ему нравилась. С июньских тополей бесшумнопадал пух, сквозь бойницы Тульского кремля виднелось синее небо - и вдруграздался скрип тормозов и одновременно улицу огласил собачий визг. Насередине улицы лежала собака, задняя часть ее туловища была словнорасплющена катком. Бедное животное пыталось встать и отползти к тротуару, ноу него ничего не получалось. Проходившие мимо люди, оборачиваясь и неостанавливаясь, спешили дальше. А он тогда остановился, словнозагипнотизированный. Ему захотелось помочь собаке, но он не знал как. А израстерзанного туловища уже вываливались внутренности... Но тогда собаку хотя бы некоторые жалели, шепча: "Бедная собака".Может, ему сейчас тоже стоит шагнуть в этот мчащийся поток машин - и все. Ине будет этого жуткого страха, этой обиды? Вечером покажут по телевизору, иГаля увидит... нет, она не любит смотреть такие передачи. Галя... Надо же,он совсем забыл о ней. И о Хайкине забыл. А еще вчера... Киреев вспомнилсвои вчерашние фантазии и впервые за весь день усмехнулся, если только можноназвать усмешкой ту гримасу, что на секунду привела в движение мышцызастывшего лица. Он вообще-то любил свои фантазии, они помогали ему коротатьвремя - в метро, дома одинокими вечерами. Порою он так увлекался, чтоотдельные диалоги начинал проговаривать вслух. В своих фантазиях он былмудрым, из всех жизненных ситуаций выходил победителем. В последнее времяотчего-то он часто фантазировал, как его приглашают на телевидение. Самыеопытные полемисты не могли сбить его с толку. Интересно, что Киреев таквходил в свою очередную мечту, что с трудом выходил из нее. Вчера он мечтало том, как напишет очерк о Хайкине и его банке, как понравится написанноесамому Иосифу Самуиловичу. Деньги... Да разве в них дело? А почему не в них?Но деньги - это само собой. Хайкин сделает больше: он назначит его сначаласвоим пресс-секретарем, затем Киреев должен будет обязательно дослужиться доего заместителя по связям с общественностью. Командировки, отдых заграницей, секретарши. Уйдет навсегда эта проклятая бедность, этаунизительная погоня за лишней сотней. Только из-за этой бедности ушла отнего Галя. А что еще она могла найти у Павлова, кроме его тугого кошелька?Фантазии плавно катились одна за другой. И вот Киреев словно наяву увиделсебя во время делового ужина с Хайкиным. Тот доверительно спрашивает у него,Киреева: - Дорогой Михаил Прокофьевич, вы случайно не знаете такую фирму -"Стикс"? Там еще директор... как его... Павлов? - А что такое?- невозмутимо отвечает он, Киреев. - Да кредит просит, дела у него плохие. Говорит, что заказы хорошиеимеются, нужны только средства, да не верю я что-то ему... Но все это было вчера. А сегодня он точно знает, что никогда уже нестать ему богатым, никогда не решать судьбу Павлова, а Галя... Киреев отнеожиданности даже остановился. Он понял, что должен сейчас делать. Что жеон сразу не догадался? Надо идти домой и срочно звонить Гале. Киреев еще незнал, что он скажет своей бывшей жене, но чувствовал, что от этого звонкабудет зависеть его жизнь. Михаил Прокофьевич огляделся: оказывается, ондошел до Садового кольца. Бижайшее метро - в пяти минутах ходьбы. Киреев вэтот момент был похож на утопающего, который схватился за соломинку и решил,что она даст ему возможность выбраться на берег. Он прибавил шагу и вскореритм его движений совпадал с ритмом движений толпы. А в испуганной и жалкойдуше его уже вила гнездо новая фантазия. Сам собой включился некийвнутренний голос, который одновременно рассказывал и будто показывал то, очем фантазировал Киреев. Вот он входит в комнату, снимает плащ, набираетномер: один гудок, второй - ну же, ну, возьми трубку. Пожалуйста. - Павлов слушает. - Привет. Ты не можешь... - Да, конечно. Галя, это тебя. - Cпасибо. - Долгая пауза. - Я вас слушаю, говорите. - Извини, что беспокою. Я совсем быстро. Не знаю, правда, как начать. - Киреев, случилось чего-то? Да не тяни резину, говорю. Что случилось? - Вроде того. Короче, я у тебя прощения попросить хочу. За все. За моислова, за поступки мои глупые - прости. И живите счастливо. И знай, чтодороже тебя, ближе нет никого. ("Это, пожалуй, перебор, слишком цветасто", -перебил Киреев самого себя. Но диалог продолжается, словно существуя внеего.) - Да что произошло? - У меня рак, Галя. (В трубке долгое молчание.) - Это что, шутка у тебя такая? Что молчишь? Ты думаешь, я раковыхбольных не видела, а ты на себя посмотри. - Я у врача утром был. Говорит, третья стадия. Я думал, что это язвамоя пошаливает, к врачу не обращался - некогда было. А потом допекло -анализы сдал, телевизор этот глотнул... ("Стоп, - опять перебил себя Киреев,- ты опять не то говоришь. Много слов. Более веско надо".) - Я у врача утром был, третья стадия. - Ошибки быть не могло? - Нет. - Что же делать будем? - Врач говорит об операции, но ты же знаешь, какое сердце у меня. - Слушай, Киреев. Я сейчас еду к тебе. - Нет, ты не так меня поняла. - Опять споришь? Еду. Только возьму кое-что из вещей. - А как же Сергей? - Он сильный. И... Неужели не понимаешь, ничего не понимаешь... - Галя, я... - Все. Дома поговорим... У входа в метро старушка торговала сигаретами.Народ, не останавливаясь, бежал мимо. Обычно она продавала товар молча, носейчас, сильно озябнув, решила подать голос: - Сигаретки, сигаретки покупаем. Молодой человек, - обратилась она кпроходящему мимо мужчине. Это был Киреев. - Сигареты... Он невидящими глазами посмотрел в ее сторону. - Конечно, дома поговорим, - сказал и скрылся в пасти чудовища, впросторечии именуемой подземкой. - Какие уж сигареты им, - старушка обернулась к стоявшей рядом товарке.- С утра уже нанюханные. Наркоманы несчастные. - И не говорите. Разбаловался народ. * * * - Боже мой, уже половина первого! Ну и соней же ты Соня стала. Позор! -Молодая женщина, посмотрев на часы, потянулась от души, сразу же ставпохожей на кошечку. Та так же урчит от удовольствия, потягиваясь послесытного завтрака. - Жизнь прекрасна. Мир чудесен. Я обворожительна ивеликолепна. Сегодня сбудется все, что я захочу. Удача любит меня. Зазвонилтелефон. - У телефона... - Мы все дрыхнем? - Вот и нет. Настраиваюсь на предстоящий день. - Это как? - Надо проснуться и сказать, что жизнь чудесна, а у тебя сегодня будетпрекрасный день. - Кому сказать? - Да ну тебя, дядя. Между прочим, этот настрой здорово помогает. - Ну-ну. Значит, говоришь, жизнь чудесна? - Чудесна, Смок. - Соня знала, что ее дяде приятно, когда она называетего именем любимого им героя Джека Лондона, но сейчас это имя вырвалось унее непроизвольно. - Слушай, я тебя больше месяца не видела. У меня естьпредложение: давай как в старые добрые времена - часиков в восемь махнем в"Аркадию", а? Рябчики жареные, фаршированные грибами... Сказка. Выбор вин затобой. Ну что, договорились? - У меня другое предложение, Софья Николаевна. Я сейчас на Кузнецком.Значит, у тебя буду через десять минут. - Смок, постой. В час ко мне художник один прийти должен, затем я вМилан звонить хотела, по поводу... - Милан подождет, художник - тем более. Разговор у нас будет, Сонюшка. - Что-то серьезное? - Да что в этой жизни может быть серьезного? Все прекрасно и чудесно,но поговорить нам, племяшка, надо. - Хорошо, я жду.
Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 55; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |