Антарктида осталась за кормой

За время долгого и утомительного плавания вдоль

берегов континента я не раз представлял себе эту

картину – как скрывается вдали Антарктида. Да и не

я один: полярники, многие из которых не были дома

уже полтора года, спали и видели во сне, как «Обь»

берет курс на север.

Думать об этом было и радостно и грустно. Поче-

му радостно, вряд ли стоит объяснять, а грустно пото-

му, что полярник, расставаясь с Антарктидой, не зна-

ет, увидит ли он когда-нибудь вновь этот материк, в

который вложил кусок своей жизни.

И когда «Обь» вышла в пролив Дрейка, десятки че-

ловек столпились на корме, чтобы пережить необы-

чайно трогательный и волнующий момент исчезнове-

ния за горизонтом последней скалы ледового конти-

нента.

Увы! На прощание природа преподнесла нам два

досаднейших сюрприза.

Представьте себе, что вы смотрите по телевизору

хоккейный матч, и в самый напряжённый момент, ко-

гда у ворот дикая свалка, а шайба мечется, скачет

как сумасшедшая от клюшки к клюшке, режиссёр пе-

редачи переключает картинку на экране, чтобы круп-

ным планом показать очаровательную блондинку со

вздёрнутым носиком. В другое время вы и сами, цокая

языком от удовольствия, глазели бы на эту блондинку,

но сейчас хватаетесь за голову и шлёте режиссёру ис-

ключительно сердечные пожелании, форма которых

зависит от состава сидящих рядом с вами зрителей.

Примерно такую же шутку сыграла с нами приро-

да. В те самые минуты, когда упомянутая выше ска-

ла властно приковала к себе все взоры, её окутал

невесть откуда появившийся туман. С каждым вашим

проклятием он все больше сгущался, а когда соизво-

лил рассеяться, Антарктида исчезла за горизонтом.

Затем, чтобы уважаемая публика быстрее пришла в

себя, на разгорячённые головы обрушился все более

свирепеющий ветер – и начался шторм. Да такой, ка-

кого мне до сих пор испытывать не приходилось.

Когда я вполз в каюту, первым живым существом,

встретившим меня, оказалась банка с вишнёвым ва-

реньем. Она лихо отплясывала на столе канкан, рас-

плёскивая содержимое на рождаемый в муках на-

учный отчёт Димдимыча. Укротив банку, я не сумел

увернуться от стакана с настоем шалфея, которым

спасался от надкостницы; сунул в кронштейн трес-

нувший стакан и рухнул на диван, нокаутированный

в солнечное сплетение вторым томом «Дневников»

братьев Гонкур; спрятал под подушку Гонкуров – и

чуть не выломал головой дверь от каюты.

Да, так ещё не качало ни разу! Когда я решился пой-

ти на обед в кают-компанию, оттуда, как грозное пре-

дупреждение, стремительно вылетел Н., с ног до го-

ловы залитый супом из свежих овощей. Иссиня-чёр-

ная борода пострадавшего была изысканно украшена

зелёным горошком, а в зубах торчала недоглоданная

кость. Проревев что-то нечленораздельное, Н. скрыл-

ся в туалете. Я всетаки вошёл и, нарушая правила по-

ведения в кают-компании, с недопустимой фамильяр-

ностью бросился в объятия капитану Купри. Эдуард

Иосифович невозмутимо заметил, что мы, кажется,

сегодня уже виделись, и, ухмыльнувшись, пожелал

приятного аппетита. Я поблагодарил, мёртвой хват-

кой вцепился в дежурного, извинился и кое-как уселся

на своё место.

За столом шёл спор: это уже отобедавший Павел

Майсурадзе доказывал Гере Сакунову, что шторм пу-

стяковый, говорить не о чём. Гера, опытный метео-

ролог, соглашался с тем, что говорить о шторме не

обязательно, но ставил проливу Дрейка за поведение

одиннадцать баллов.

– Девять, а то и меньше! – яростно оспаривал эту

оценку Павел. – Разве при одиннадцати я мог бы так

стоять не шелохнувшись?

Тут Майсурадзе всплеснул руками, как орёл кры-

льями, и мгновенно исчез в соседнем с нами читаль-

ном салоне. Оттуда сначала донёсся грохот сбивае-

мой мебели, а потом гортанный голос нашего недав-

него собеседника:

– Уж в этих делах, Валера, я немножко разбираюсь:

от силы десять баллов!

«Обь» стонала и трещала, словно её со всех сторон

избивали многотонными кувалдами. По слухам, крен

временами превышал тридцать пять градусов, но, ко-

гда нас швыряло от одной стенки к другой, нам ка-

залось, что эта цифра явно преуменьшена. По кори-

дорам лунатиками шастали страдальцы, мутным взо-

ром отыскивая туалет. Томные лица этих мучеников

вызывали глубокое сочувствие. Пассажиру, как лицу

без определённых занятий, в такую качку рекоменду-

ется либо крепко заснуть, либо попытаться отвлечь-

ся интересной беседой. Я выбрал второе и полез на-

верх, в рулевую рубку.

Здесь гремел… хохот! Я даже сначала не поверил

своим ушам и подумал, что у меня от качки начались

галлюцинации. Нет, в самом деле: гигантские волны

перехлёстывают через бак, докатываясь до рубки и

заливая окна, а капитан и оба его помощника, первый

и старший, настроены отнюдь не минорно. Выясни-

лось, что шторм здесь ни при чем. Ничего особенно

страшного в этом шторме нет, хотя он и действитель-

но одиннадцатибалльный. «Обь» выносила и не та-

кие. Просто Сергей Алексеевич рассказывал, как его

молодая жена приступала к педагогической деятель-

ности. Вернувшись после первого дня домой, она за-

явила, что из школы уходит и учительницей больше

не будет. Почему? А потому, что ученики её спросили:

«Можно, мы будем вас называть просто Галя?»

Затем мы начали вспоминать подробности вчераш-

него матча, и Сергей Алексеевич выразил сожаление,

что ему не довелось поиграть. И тогда Эдуард Иоси-

фович рассказал такую историю.

Семь-восемь лет назад в иностранном порту встре-

тились два наших судна, и капитаны, одним из ко-

торых был Купри, решили провести товарищескую

встречу по футболу. И нужно же было случиться тако-

му редкостному совпадению: в ходе матча оба стар-

пома вывихнули себе ноги! Капитаны немедленно от-

правились на почту, заказали по телефону Москву

и доложили начальству о чрезвычайном положении.

Сначала о своём старпоме рассказал коллега капи-

тана Куари. Начальство разозлилось, выругало капи-

тана и велело назначить на должность пострадавше-

го второго помощника. Потом трубку взял Купрв и до-

ложил о своём незадачливом старпоме. Начальство

решило, что ослышалось, и недовольно проворчало,

что указания уже даны. Когда же Купри пояснил, что

речь идёт о вывихнутой ноге совсем другого старпо-

ма, начальство совершенно рассвирепело и в ярости

воскликнуло: «Отныне категорически запрещаю всем

старпомам играть в футбол!»

– Так вот почему вы отказались включить меня в

команду! – ахнул Сергей Алексеевич.

– А как вы думали? – засмеялся капитан. – То ука-

зание ещё никто не отменил!

Мы беседовали, глядя на бушующее море, а «Обь»,

хотя и сбавив ход, упрямо шла вперёд, каждым обо-

ротом винта отдаляя нас от Антарктиды. Все реже по-

падались айсберги; пройдёт ещё день-другой, и мы

махнём рукой последнему. И вдруг я увидел на мачте

белую птичку с большим вытянутым клювом, вроде

утиного. На Ватерлоо этих птиц называли футляроно-

сами; не знаю, насколько это название точно, но од-

на такая пичужка почему-то предпочла твёрдой земле

негостеприимную мачту корабля. Укрывшись за вы-

ступом, глупышка пережидала бурю, не подозревая,

что, когда шторм кончится, мы будем далеко от её до-

ма. И мне стало жаль её, жаль своего скомканного

прощания с Антарктидой, и, будь это в моей власти, я

бы, кажется, вернулся хоть на денёк обратно, чтобы

ещё раз поклониться острову Ватерлоо, всему став-

шему мне родным ледовому континенту и людям, ко-

торые его обживают.