Глава 11. – Твои глаза, Мередит Ты не знала

– Твои глаза, Мередит... Ты не знала. Ты правда не знала!

Шолто заговорил спокойней, с облегчением – но и с горечью тоже, как будто рассчитывал он на обратное.

Я заставила себя оторвать взгляд от раны и посмотреть Шолто в лицо. Глаза у него были распахнуты слишком широко, рот приоткрыт от удивления, близкого к шоку. Мне удалось прошептать хрипло:

– Не знала.

Облизнув губы, я постаралась взять себя в руки. Я принцесса Мередит Ник-Эссус, обладательница двух рук власти, вполне возможно – будущая королева. Мне надо лучше владеть собой. Я успела вцепиться в Дойла, но теперь шагнула от него прочь. Если Шолто смог с такой раной выжить, то я при виде ее хотя бы сдрейфить не должна.

Низенький охранник опять защебетал, и Шолто словно подхватил его реплику:

– Ивар прав. По вашим лицам ясно, что вы ничего не знали. С одной стороны, это утешает – значит меня не предали; с другой стороны, настораживает – очевидно, дела принимают опасный оборот для нашего двора и для вашего тоже.

Я медленно и осторожно пошла к Шолто, как приближаются к раненому зверю. Не спеша, чтобы не напугать его еще больше.

– Кто это сделал с тобой? – спросила я.

– Сияющий двор.

– Благие?!

Он кивнул.

– Только Таранис собственной персоной мог разлучить тебя с твоими слуа. Ни один другой сидхе любого из дворов не сумел бы поймать тебя врасплох, – сказал Дойл.

Шолто оглядел Дойла долгим задумчивым взглядом.

– Высокая оценка из уст Мрака королевы.

– Всего лишь правда. Принцесса сказала лучше, чем я: слуа – последняя дикая охота. Единственная теперь в волшебной стране. Только у тебя и у твоего народа в жилах течет сырая магия, и сила эта не из малых, царь Шолто.

– Шум драки должен был долететь до нашего холма, – с сомнением сказал Холод.

Шолто быстро глянул на него и тут же отвернулся – ему как будто трудно стало смотреть нам в глаза.

– Что оружием не возьмешь, то легко завоюешь нежной плотью, – хмыкнула из-под грязно-желтого капюшона Сегна Золотая.

Шолто ее не одернул. Наоборот – повесил голову, и светлые волосы спрятали лицо. На что намекает Сегна, я не поняла, но она явно попала в цель.

– Я бы не стал тебя расспрашивать, – сказал Дойл, – но если люди Тараниса напали на тебя – это прямой вызов власти королевы. То ли он думает, что мы все ему спустим, то ли считает, что для мести у нас сил не хватит.

Шолто поднял голову:

– Теперь ты понимаешь, почему я решил, что королева Андаис все знала заранее?

Дойл кивнул.

– Потому что нападение без ее предварительного согласия кажется еще безумней.

– Войны начинались из-за меньшего, – сказал Мистраль.

Шолто повернулся на голос.

– В последнюю нашу встречу ты сидел в кресле консорта у ног принцессы Мередит.

– Мне выпала эта честь, – поклонился Мистраль.

– Когда я сидел в том же кресле, честь эта была пустой. А для тебя?

Мистраль колебался с секунду, но сказал:

– Для меня она стала воплощением всех надежд и даже больше.

Мне удалось не оглянуться на него. Он так тщательно подбирал слова, что я поняла: мне нужно внимательней присмотреться к стоящему передо мной царю. Шолто отчаянно желал познать прикосновения соплеменницы-сидхе, мечтал, что чья-то высокая магия вспыхнет и сольется с его собственной. А я не подумала, что Шолто в нетерпении ждет, когда же я выполню обещание и отдамся ему. Покушения, убийства, сплетение интриг, в котором мне никак не удавалось найти концы нитей, не дали мне выполнить обещанное, но я не собиралась брать слово обратно.

– Та честь не останется пустой, царь Шолто, – сказала я. – Я намерена сдержать слово.

– Конечно, теперь-то конечно! – завопила Сегна. – Так и та благая сучка сказала – что переспит с ним, когда у него рана заживет.

Я неверяще уставилась на Шолто:

– Ты сам разрешил с собой это сделать?

– Нет, – мотнул он головой, – ни за что.

– Ты с детства мечтал стать сидхе, Шолто, – прозвучал голос Агнес – культурный, ближе к человеческому тембру, чем у ее подруги. – Не лги тем, кто тебя воспитывал.

– В детстве я и о крыльях ночного летуна мечтал – помнишь?

Она кивнула; голова на узких плечах казалась непропорционально большой.

– Ты плакал, когда понял, что крыльев у тебя не будет никогда.

– В детстве мы о многом мечтаем. И признаю – были моменты, когда я желал избавиться от щупалец. – Он непроизвольно потянулся потрогать утраченные органы – как пытаются недавние инвалиды почесать ампутированную конечность. Рука у него упала до того, как коснулась кровавой раны на животе.

– Как им удалось поймать тебя в ловушку и зачем это им понадобилось? – спросил Дойл.

– Я не просто знатный гвардеец королевы, я сам монарх. Если бы благие не считали меня уродом, я бы давно уже нашел случай переспать с женщиной-сидхе. Но спать со мной для благих преступление похуже, чем с любым другим из неблагих. Андаис зовет меня своей Искаженной Тварью, а благие и правда в это верят. Я для них – тварь, животное, урод.

– Шолто... – прошептала я.

– Не надо, принцесса. Я видел, как ты тоже отшатнулась от меня.

Я подалась к нему:

– Только в первый момент. Но потом я увидела, как ты сияешь магией, как играют цвета в твоих дополнительных органах, как они сияют – словно драгоценности в солнечном луче. Я чувствовала, как звенит твое тело силой и магией, чувствовала твою наготу внутри себя.

Я взяла его за руку.

Он не отстранился.

– Ты же с ним не трахалась, – удивилась Сегна.

– Нет, но держала его во рту, а если б вы той ночью не помешали, то дошла бы и до большего, как знать.

Мне не слишком нравились "особенности" Шолто, но когда он засветился силой, когда его магия ответила на мое прикосновение – я на миг, сияющий миг, увидела его как он есть. Увидела его красоту, увидела щупальца не как уродство, а просто как его часть. Не думаю, что смогла бы спать и просыпаться с ним в одной постели, но секс... секс в тот миг представлялся заманчивой идеей. И теперь я попыталась показать Шолто свои чувства – должно быть, получилось, потому что он отнял у меня руку и принялся рассказывать, как он попался на удочку.

– Мне надо было заподозрить обман, – сказал он. – Леди Кларисса назначила мне свидание. Прислала записочку, что однажды увидела меня без рубашки и с тех пор не может перестать думать... фантазировать. Я уцепился за шанс, не задумавшись ни на секунду. Я так хотел быть с сидхе – пусть даже на одну только ночь.

Я редко чувствую себя виноватой – с этим чувством фейри не слишком знакомы, – но сейчас я подумала, что он не так легко попался бы на приманку благих, возьми я его в свою постель. А может, наоборот, попался бы еще быстрей – кто теперь угадает.

Я протянула руки обнять его – так, чтобы не потревожить раны, – но Сегна меня оттолкнула.

– Не смей к ней прикасаться! – задыхаясь от гнева, крикнул Шолто.

– Теперь-то она будет тебя баюкать, – взвыла Сегна, – она будет тебя ласкать – потому что нет больше уродливых щупалец! Теперь она тебя хочет – точно как та вторая сука-сидхе!

– Она бы и без того меня ласкала тогда в Лос-Анджелесе, если б вы нам не помешали.

Агнес оттащила подругу назад.

– Он прав, Сегна. Наша вина в этом злодействе тоже есть.

Из грязновато-желтого глаза Агнес скатилась слеза; карга отвернулась, пряча от меня лицо. Фейри плачут без стыда, когда хочется плакать, и любое чувство выражают открыто. Только близкие к трону учатся скрывать эмоции, а изначально мы были много свободней в чувствах.

– Леди Кларисса, – продолжил рассказ Шолто, – взяла меня в ситхен благих, провела под плащом окольными ходами в свои покои. Она сказала, что щупальца ее и привлекают, и пугают. Сказала, что не вынесет, если они к ней притронутся во время секса. И тут я сглупил по-настоящему: разрешил ей меня связать, чтобы случайно не задеть ее конечностями, которых она так боялась – и так желала, по ее же словам.

Шолто опять отвернулся, пряча глаза. Он покраснел так, что видно было даже сквозь пряди белых волос, просто вспыхнул от смущения.

– А когда я стал беспомощен, в комнату набежали другие сидхе – и вот что они со мной сделали.

– А король с ними был? – спросил Дойл.

Шолто покачал головой.

– Он не из тех, кто сам делает грязную работу, ты же знаешь, Мрак.

– Но он знал?

– Без его ведома никто бы не отважился, – сказала я. – Его слишком боятся.

– И все же он может все отрицать – его ведь там не было, – заметил Шолто. – Пойми я, для чего ему это нужно, я бы не сомневался в его причастности, – но чего он надеялся достичь?

– Кое-кто из твоего народа поверил, что в этом замешана Андаис, что она это допустила. Может, это и было скрытой целью? Ты сильнейший союзник Андаис царь Шолто. Что произойдет, если ты ее покинешь? – спросил Дойл.

– Лишать королеву союзников имеет смысл, если затевается война. А любая война фейри против фейри – нарушение нашего договора с Америкой. Нас выгонят из единственной страны, которая согласилась нас принять. Если причиной тому будет Таранис, против него поднимутся все фейри разом – и его уничтожат.

Мы знали, что Таранис уже нарушил договор почти так же грубо: выпустил на волю Безымянное. Это бестелесное создание было сотворено из магии, от которой фейри вынуждены были отказаться в обмен на разрешение остаться в Америке, – одно из ряда условий которыми президент Джефферсон обставил нашу иммиграцию. Фейри осуществили два великих заклятия еще в Европе в надежде добиться достаточного умиротворения в собственных холмах, чтобы жить в согласии с людьми но их оказалось мало. Не знаю, понимал ли кто-то из сидхе, от чего мы отказываемся с третьим заклятием Я родилась много позже тех событий, так что наше героическое прошлое до меня дошло только в мифах легендах и слухах.

Таранис освободил заключенную в ловушку магию и попытался с ее помощью убить Мэви Рид – золотую богиню Голливуда и, в прошлые времена, богиню кинематографа. Она знала секрет короля, знала, что он бесплоден, что отсутствие у него детей – не вина череды его жен, которых он безостановочно менял. Дело было в нем самом, и он знал это уже сотню лет, с тех пор как выгнал Мэви Рид из волшебной страны за отказ разделить с ним постель. Она отказала потому, что последняя жена, которую король отослал за бесплодие, забеременела от другого сидхе. Мэви прямо сказала королю, что считает его бесплодным, – и много лет спустя он решил ей отомстить.

Королева Андаис, когда узнала от медиков-людей, что бесплодна, разыскала меня в ссылке и позвала домой. Правитель страны фейри – это и есть страна, и если бесплоден монарх, если болен – то народ и земля умирают. Это старое поверье, и поверье правдивое: магическая связь земли и короля. Если Таранис сотню лет знал, что бесплоден, и скрывал от других, то он сознательно обрекал свой народ на смерть. За такие преступления в наших холмах королей казнили.

– Вы подозрительно притихли, – заметил Шолто. – Вы что-то знаете. Что-то, что и мне нужно знать.

– Мы не вольны это обсуждать. При всех – точно, – сказал Дойл.

– А наедине с царем вас никто не оставит, – фыркнула Агнес. – Дураков нет.

– Здесь я спорить с Агнес не буду. – Шолто опять потянулся погладить потерянные щупальца. – Я уже отдался один раз в руки сидхе.

– Рассказывать без разрешения королевы мы не имеем права, – сказал Дойл. – Расскажем – в лучшем случае попадем в Зал Смертности.

– Такого я ни от кого не потребую.

Шолто опустил голову, громко вздохнув, почти всхлипнув. Мне хотелось его обнять, только я боялась еще больше разозлить карг. В общем, они были правы – теперь я обняла бы его не морщась. И все же я понимала всю жестокость этой ампутации. Я ощутила однажды прикосновение мускулистых щупалец Шолто – очень короткое, но прикосновение, – щупальца имели свои функции, теперь их нечему было выполнять.

Шолто тихо заговорил:

– Благие сказали, что оказывают мне услугу. Что, если уродство не вернется, когда я исцелюсь, леди Кларисса сдержит слово и проведет со мной ночь.

В порыве сочувствия я невольно потянулась туда, где раньше были щупальца, но спохватилась: свежая рана еще кровоточила, ему будет больно.

– Но это же часть твоего тела. Все равно что руку отрезать или даже хуже.

– Знаешь, как часто я мечтал выглядеть вроде них? – Шолто показал на мужчин у меня за спиной. – Агнес права. Я так мечтал полностью превратиться в сидхе – а сейчас все точно как ты говоришь, я потерял часть себя. Потерял руки и даже больше, чем руки.

– Королева ничего об этом не знает, – сказал Дойл.

– Уверен, Мрак? Без всяких сомнений?

Дойл едва не ответил "да", но передумал:

– Нет, полной уверенности у меня нет, но она нам не говорила ни о чем подобном, и даже слухи по двору не поползли.

– Войны начинались и по меньшему поводу, Мрак. Войны между дворами фейри.

– Знаю, – кивнул Дойл.

– Агнес утверждает, что Андаис одобрила планы Тараниса – пусть и молчаливо, – или он не рискнул бы. Тебе не кажется, что мои карги правы? Не кажется, что королева дала ему разрешение?

– Слуа слишком важны для нее, царь Шолто. Не представляю ситуации, в которой Андаис подвергла бы такому риску привязанность слуа к ее двору. Думаю, больше похоже, что целью, хотя бы одной из нескольких, было лишить королеву таких могущественных подданных. Почему ты ничего не сообщил королеве, двору?

– Был уверен, что она знает. Что дала согласие. Как и мои карги, я не думал, что даже Таранис отважится на такое без ведома Андаис.

– Мысли вполне разумные, – сказал Дойл, – но думаю, она не знала.

– А мне почему не сказал, Шолто? – спросила я. – Ты мне говорил, что только мы двое при всем дворе понимаем, что значит быть почти сидхе, но не совсем. Почти таким же высоким, стройным, почти... и не настолько, чтобы тебя приняли как своего.

Он едва не улыбнулся.

– Может, это у нас и общее, но я тогда сказал тебе, что к твоему телу ни один мужчина претензий не имеет, только ревнивые женщины.

Я улыбнулась:

– Насчет груди ты прав.

Шолто улыбнулся в ответ, и хоть рана у него на животе выглядела все так же жутко, мне стало легче дышать.

– Но я слишком низенькая и слишком похожа на человека, чтобы сидхе – не важно, какого пола – позволили мне об этом забыть.

– Я же говорил: дураки они. – Шолто взял мою руку и попытался поцеловать, но наклониться не смог – боль помешала.

Я прижала его ладонь к щеке:

– Шолто... Ох, Шолто.

– Надеялся я услышать нежность в твоем голосе, но не по такому поводу. Не жалей меня, Мередит, я не вынесу.

Как ответить – я не знала. Просто прижимала к щеке его ладонь и пыталась придумать хоть что-нибудь, чтобы не сделать хуже. Как же его не жалеть?

– Когда это случилось, царь Шолто? – спросил Дойл.

Шолто глянул на него поверх моего плеча.

– Два дня назад, как раз перед вашей второй пресс-конференцией.

– Той, когда двоих убили, – сказал Рис, и Шолто повернулся к нему.

– Вы же нашли убийцу, хотя и не сказали еще человеческой полиции. Я слышал, вы хотите его сперва подлечить после пыток.

– Королева его чуть не в порошок стерла, – кивнул Рис.

– Он виновен? – спросил Шолто.

– Надо полагать, – ответил Дойл.

– То есть вы не уверены?

– Посмотри себе на живот. Королева Андаис превратила в такое же лорда Гвеннина до последнего дюйма.

Шолто скривился и кивнул:

– Да, тут многое скажешь.

– Даже признаешься в том, чего не делал.

Я оглянулась на Дойла:

– Ты думаешь, Гвеннин не виноват?

– Нет, не думаю. Но не думаю, что он действовал в одиночку. Андаис водила его на поводке из его собственных внутренностей, Мередит. Дурак он был бы, если б не сознался.

Шолто прижал к щеке мою ладонь. Сегна дернулась помешать, но Агнес ее остановила, а два других охранника встали между нами и каргами. Я заметила лицо одного под капюшоном: продолговатые глаза без белков, тонкий безгубый рот, лицо – странная смесь человеческих черт и ночного летуна. Охранники были помесями вроде Шолто, но их никто не спутал бы с сидхе. Впрочем, глаза у них были гоблинские. Телохранитель Шолто посмотрел на меня в упор: лицо у него казалось не до конца сформированным, носа нет – только щелочки ноздрей. Я не отвела взгляда, так и смотрела на него в ответ, загипнотизированная странным лицом. Раньше я таких не видела.

– Ты не сочла меня уродливым. – В голосе охранника было что-то от птичьего щебета – только тембр ниже.

– Не сочла.

– Знаешь, кто я?

– Глаза у тебя от гоблинов, а лицо – ночного летуна. Остальное – не знаю.

– Я полукровка. Наполовину гоблин, наполовину летун.

– Ивар и Файф – мои дядья по отцовской линии, – сказал Шолто.

Второй телохранитель уставился на меня в упор. Глаза у него тоже были овалами сплошной синевы, но что-то вроде носа у него имелось и вроде подбородка – тоже. Будь он повыше ростом, мог бы сойти за гоблина – хотя кожа имела не ту текстуру. Голос у него оказался ниже, более "человеческим" по тембру.

– Я Файф, брат Ивара, – сказал он, недружелюбно глянув на карг. – Нашему царю понадобились охранники, которые не претендуют на его тело. Мы его тело охраняем, и все.

– Это оскорбление нам нанесли не потому, что мы не могли его устеречь, – возразила Агнес. – И вы ничем не поможете, когда он погонится за новой сидхейской козой. Лишних глаз он не захочет и уйдет с ней один.

– Довольно, Агнес. Всем – довольно. – Шолто сильнее прижал к себе мою руку. – Почему я не сказал тебе, принцесса? А как я мог сознаться, что благие так со мной обошлись? Что я такой воин, что самого себя защитить не смог? Что попался в ловушку, потому что меня поманили тем, что обещала мне ты? В одном Агнес права: меня ослепило желание быть в постели с сидхе, ослепило настолько, что я позволил этой благой меня связать. Настолько, что я поверил, будто она очарована моими щупальцами и одновременно их боится. – Он качнул головой. – Я царь воинства, и даже у связанного, у меня должно было хватить магии уберечь себя.

Он отпустил меня, шагнул прочь.

– Благие владеют магией, нам недоступной, – сказал Холод.

– У слуа есть магия, о которой благие и не мечтали, – возразила я. Я тронула Шолто за руку: он вздрогнул, но руку не отдернул. Я сжала его руку, и мне вдруг так захотелось обнять его, попытаться избавить его от этой боли. Я уткнулась лбом в его голую руку. Горло у меня сдавило слезами, и я расплакалась. Расплакалась неудержимо.

Он немного отстранился – посмотреть мне в лицо.

– Плачешь из-за меня – почему?

Не сразу, но я выговорила:

– Ты прекрасен, Шолто, ты правда прекрасен – нельзя, чтобы из-за них ты решил, что это не так!

– Теперь-то прекрасен, когда все отрезали! – заворчала Сегна, протискиваясь между дядьями Шолто.

Я мотнула головой.

– Ты помешала нам в Лос-Анджелесе. Ты видела, что я с ним делала, – стала бы я таким заниматься, если б не считала его красивым?

– Все, что я о той ночи помню, белое мясцо, это что ты убила мою сестру.

Я и правда убила, хоть и случайно. Той ночью, к собствен ному ужасу, я хлестнула каргу магией – я сама не знала, что так могу. Тогда впервые проявилась моя рука плоти. Сила кошмарная: способность вывернуть наизнанку живое существо и оставить так жить. Жить – непредставимо, невообразимо жить, когда рот погребен внутри кома плоти и все же кричит. Мне пришлось на мелкие кусочки порубить ту каргу магическим клинком, чтобы наконец прекратить ее агонию.

Не знаю, какая тень легла мне на лицо, но Шолто потянулся ко мне. Потянулся обнять и утешить, и Сегна не вынесла. Она разметала охранников в стороны, словно буря – пучки соломы. И с ревом бросилась на меня.

За спиной у меня и перед лицом мгновенно вскинулись руки. Все стражи среагировали одновременно, но Шолто был ближе всех. Он закрыл меня собой, и бритвенные когти Сегны располосовали его, не мою белую кожу. Он принял на себя почти весь удар, но даже той малости, что осталась, хватило, чтобы отбросить меня назад. Рука у меня онемела от плеча до локтя – но не болела, я ее просто не чувствовала.

Шолто толкнул меня в руки Дойлу, разворачиваясь к карге. Движение было настолько быстрым, что Сегна не успела среагировать, неловко отшатнулась в сторону озера. Смазанным от скорости белым пятном мелькнула здоровая рука Шолто – и карга упала за край обрыва. На миг она словно повисла в воздухе, плащ взметнулся крыльями, открывая почти нагое тело, – и она рухнула вниз.