Глава 2. Как только темнеет, мы отправляемся в «Подземку», но сначала объезжаем на пикапе Деймона несколько домов

Как только темнеет, мы отправляемся в «Подземку», но сначала объезжаем на пикапе Деймона несколько домов. Каждый раз все происходит по одному сценарию. Он заезжает на подъездную дорожку, останавливается, выходит из машины и исчезает в доме минуты на три‑четыре, не больше, возвращается, и мы едем дальше. И ни разу даже не заикается о том, зачем он туда заходил, с кем разговаривал и о чем. В общем, ни слова из того, что обычно говорят в таких случаях. Ничего удивительного, надо просто знать Деймона. Я его обожаю, знакома с ним тыщу лет, почти столько же, сколько с Натали. Вот только эти его делишки с наркотиками мне ужасно не нравятся. Он начал выращивать у себя в подвале марихуану, но сам не курит. И никто, кроме меня и еще нескольких его близких друзей, даже не подозревает, что неутомимый трахатель Деймон Уинтерс этим занимается. Большинство тех, кто растит травку, смахивают на бомжей, носят прически, которые были модными где‑то между семидесятыми и девяностыми годами прошлого века. Деймон же совсем не похож на бомжа или на человека, живущего на одно пособие, он вполне мог бы сойти за младшего брата Алекса Петтифера. Деймон утверждает, что травка просто не его случай. Сам он предпочитает кокаин, а травку выращивает и продает только потому, что за кокаин надо платить.

Натали делает вид, что занятие Деймона совершенно безобидно. Говорит, что сам он не курит, а если кто‑то хочет расслабиться, то нет ничего плохого в том, что Деймон им в этом поможет.

Однако в то, что от кокаина Деймон торчит больше, чем от нее, она верить точно отказывается.

– Ну что, оторвемся сегодня?

Я выхожу из машины, и Натали задницей толкает дверцу, та с шумом захлопывается. Натали с безнадежным видом оглядывает меня:

– Только не брыкайся и постарайся получить удовольствие, договорились?

Я округляю глаза:

– Нэт, по‑твоему, я нарочно буду делать все, чтобы испортить себе настроение? Думаешь, мне самой не хочется повеселиться?

Деймон выходит с другой стороны и обнимает нас за талии:

– Эх, какие девчонки! Все просто обзавидуются.

Натали толкает его локтем в бок.

– Полегче, малыш! – делано возмущается она с ухмылкой. – А то я начну ревновать. – И тут же шаловливо стреляет в него глазками.

Рука Деймона, обнимающая ее талию, опускается ниже, пальцы сжимают круглую попку. Натали стонет так, что противно слушать, потом поднимается на цыпочки и звонко целует его в щеку. Так и хочется сказать им, что они здесь не одни, но я сдерживаюсь. Да и без толку.

«Подземка» – самое известное место на окраине Роли, штат Северная Каролина, но в телефонной книге его не найдешь. Про него знают только люди вроде нас. Два года назад один парень по имени Роб арендовал помещение бывшего склада и превратил его в тайный ночной клуб, взяв на это миллион долларов у своего богатенького папочки. И через два года бизнес уже процветал: клуб стал площадкой, где воплощались в жизнь мечты местных роки секс‑идолов, давая им возможность красоваться на сцене перед визжащими от восторга фанатами и особенно фанатками. Но это не какой‑нибудь дешевый притон. Может, снаружи он и выглядит как заброшенное здание в городе‑призраке, но, зайдя внутрь, вы попадаете в первоклассный ночной клуб: здесь играют настоящий рок, пространство прорезают мерцающие лучи стробоскопических прожекторов, бегают отвязные официанточки, а сцена такая большая, что на ней могут играть по две группы одновременно.

Чтобы о существовании «Подземки» никто не догадывался, посетители оставляют машины где‑нибудь неподалеку и идут дальше пешком, ведь если улица, на которой стоит «заброшенный» склад, битком забита машинами, это сразу вызовет подозрение и секрет раскроется.

Мы оставляем пикап на безлюдной улочке и минут десять шагаем по жутковатым кварталам. Натали меняет место и вклинивается между мной и Деймоном, но только потому, что ей хочется помучить меня, пока мы не оказались внутри.

– Ну так вот, – говорит она таким тоном, будто читает свод правил, – если у тебя спросят, отвечай, что парня у тебя нет, поняла? И не вздумай молоть эту чушь, которую ты выдала тому типу из канцтоваров, когда он к тебе клеился.

– Что она делала в канцтоварах? – смеется Деймон.

– Представляешь, тот парень на нее явно запал, – отвечает Натали, будто меня здесь вообще нет. – Точно тебе говорю. Он бы ей машину побежал покупать, моргни она хоть глазом. А она знаешь, что ему сказала?

Я громко вздыхаю и отталкиваю ее руку:

– Нэт, что ты несешь? Все было совсем не так.

– Да, детка, – усмехается Деймон, – если парень работает в канцтоварах, машину он вряд ли кому‑нибудь купит.

Натали игриво хлопает его ладонью по плечу:

– Я не говорила, что он там работает… В общем, тот парень был похож на… Адама Левина и… – она крутит над головой пальцами, словно хочет материализовать из воздуха еще одно знаменитое имя, – и Дженсена Эклса, вместе взятых, и когда он попросил у нее телефон, наша мисс Благоразумие заявила ему, что она лесбиянка.

– Нэт, да заткнись ты! – Я совсем уже разозлилась, глядя на ее чересчур театральные усилия изобразить расстройство. – Не был он ни на кого похож. Парень как парень. Не урод, но и ничего особенного.

Она отмахивается и снова смотрит на Деймона:

– Неважно. Главное, что она все время врет, чтобы отшивать парней, врет и не краснеет. Зуб даю, в следующий раз она скажет, что у нее хламидиоз или мандавошки.

Деймон хохочет во все горло.

Я останавливаюсь, складываю руки на груди и от обиды и возмущения больно закусываю нижнюю губу.

Натали вдруг обнаруживает, что меня нет рядом, и бежит ко мне:

– Ладно! Ладно! Послушай, я ведь только не хочу, чтобы ты все испортила, для тебя же стараюсь. Просто прошу, если кто‑нибудь, – главное, чтобы не совсем пугало, – станет к тебе клеиться, не отшивай сразу. Ну, поговори с ним, что тут плохого, познакомься и все такое. Я ведь не говорю, чтобы ты сразу шла к нему домой.

Я уже ненавижу ее за это. Она же поклялась!

Тут к ней сзади подходит Деймон, обнимает за талию, водит губами по шее, и Натали тут же начинает извиваться.

– Детка, да пусть она делает что хочет, может, ей так лучше. Что ты на нее наезжаешь?

– Спасибо, Деймон, – благодарно киваю я.

Он в ответ подмигивает.

Натали поджимает губы.

– Ладно, ты прав. – Она поднимает обе руки вверх. – Слова больше не скажу. Клянусь.

«Как же, я это уже слышала…»

– Ну, смотри же, – говорю я вслух, и мы идем дальше.

Господи, эти сапожки на мне уже как пыточные колодки.

На входе в склад стоит огромный мордоворот и, скрестив руки на груди, пристально нас разглядывает.

Потом протягивает руку.

На лице Натали появляется выражение оскорбленной невинности.

– В чем дело? Роб сегодня работает?

Деймон лезет в задний карман, достает бумажник, пересчитывает купюры.

– Двадцать баксов с рыла, – хрипит громила.

– Двадцать? Ты что, скотина, издеваешься? – кричит Натали.

Деймон мягко отодвигает ее в сторону и кладет в лапу мордоворота три двадцатидолларовые бумажки. Тот сует их в карман и делает шаг в сторону, пропуская нас внутрь. Я иду первая, а Деймон, положив ладонь Натали пониже спины, подталкивает ее перед собой.

Проходя мимо охранника, она презрительно усмехается:

– Небось, прикарманишь денежки. Вот я сейчас поговорю с Робом…

– Давай, давай, – подгоняет ее Деймон.

Мы проходим в дверь и шагаем по длинному, жуткому, освещенному единственной флуоресцентной мигающей лампой коридору, в конце которого упираемся в огромный грузовой лифт.

С громким лязгом дверца кабины захлопывается, и мы под сопровождение отвратительного скрипа и скрежета спускаемся вниз, в подвальный этаж. Казалось бы, всего один этаж, но лифт едет так долго и трясется так сильно, что кажется, вот‑вот оборвется и нам всем будет крышка. С каждым дюймом спуска в преисподнюю «Подземки», постепенно перекрывая грохот лифта, все громче в ушах звучит оглушительный бой барабанов, крики пьяных студентов и прочих бездельников. Вот кабина с прощальным звоном останавливается, и нам открывает дверь еще один мордоворот.

Натали рвется вперед и натыкается на мою спину.

– Давай быстрее, – толкает она меня сзади. – Кажется, «Фор коллижн» играет!

Голос ее едва пробивается сквозь шум музыки. Мы направляемся в основной зал.

Натали хватает Деймона за руку, пытается ухватить и меня, но я прекрасно понимаю, чего она от меня хочет, и не собираюсь в этих идиотских сапогах лезть в скачущую, потную толпу.

– Ну, пошли же, – почти умоляет она меня.

Потом на лбу ее появляется поперечная складка, это значит, что она не на шутку разозлилась. Натали крепко берет меня за руку и резко дергает на себя.

– Ну что ты прямо как маленькая! Если тебя кто‑нибудь хоть пальцем тронет, я лично надеру ему задницу.

Из‑за ее спины лыбится довольный Деймон.

– Ну, ладно!

Я уступаю, Натали тащит меня за собой, чуть ли не выворачивая мне пальцы из суставов.

Присоединяемся к пляшущей толпе. Натали, как верная подруга, сначала какое‑то время извивается напротив меня, а потом, словно исполнив долг дружбы, переключает все свое внимание на Деймона и уже не отходит от него. Вокруг творится такое, что, начни она заниматься с ним у всех на глазах любовью, никто бы и не заметил. Кроме меня, потому что я здесь, наверное, единственная, у кого нет пары. Пользуюсь удобным случаем, незаметно ускользаю из толпы и иду прямиком в бар.

– Что будешь? – спрашивает высокий светловолосый парень за стойкой, когда я, поднявшись на цыпочки, забираюсь на свободный табурет.

– Ром с кока‑колой.

Он отворачивается, чтобы приготовить напиток.

– А не крепковато? – спрашивает он, наполняя стакан льдом. – Документ не хочешь показать? – И усмехается.

Я криво улыбаюсь в ответ:

– Ага, обязательно покажу, когда покажешь лицензию на торговлю спиртным.

Он опять улыбается. Перемешивает коктейль и двигает стакан в мою сторону.

– Вообще‑то, я мало пью, – признаюсь я, потянув немного через соломинку.

– Мало?

– Ну да… Просто сегодня надо слегка встряхнуться.

Ставлю стакан на стойку и трогаю пальцем кусочек лимона, насаженный на ободок.

– Неприятности? – Он вытирает стойку бумажным полотенцем.

– Стоп, – поднимаю я вверх палец. – Только пойми меня правильно. Я пришла сюда не для того, чтобы выворачивать душу перед барменом.

Ну да, хватит с меня такого классного психотерапевта, как Натали.

Он смеется и швыряет смятое полотенце куда‑то в угол:

– Рад это слышать, потому что утешитель из меня никакой.

Втягиваю в рот еще немного коктейля, на этот раз наклонившись к стакану на стойке; распущенные волосы па да ют на лицо. Я выпрямляюсь и закладываю прядь с одной стороны за ухо. Терпеть не могу такую прическу, одна морока с ней.

– Если честно, – гляжу я ему прямо в глаза, – меня притащила сюда подруга, лучшая, кстати, подруга. Пригрозила, что сделает со мной кое‑что, когда я буду спать, и снимет все это на видео, чтобы шантажировать. Вот и пришлось согласиться.

– А‑а, из этих, значит, – говорит он, кладя ладони на стойку. – У меня тоже был когда‑то такой дружок. Через полгода после того, как меня бросила невеста, он затащил меня в ночной клуб под Балтимором… Я тогда хотел сидеть дома и упиваться своим горем, а получилось все просто супер, как раз то, что мне было нужно в тот момент.

Надо же. Этот парень уже решил, что видит меня насквозь или, по крайней мере, понял мою «проблему». На самом деле он и понятия не имеет о моих проблемах. Может, у него и была неудача на любовном фронте, у кого их не бывает, но всего остального – про развод моих родителей, про моего старшего брата Коула, которого скоро посадят, про смерть человека, которого я полюбила на всю жизнь, он не знает… И я не собираюсь ему рассказывать. Как только начинаешь рассказывать, сразу почему‑то превращаешься в нытика, и тогда грош тебе цена. У каждого есть свои проблемы, каждый проходит через испытания и даже боль, и мои страдания по сравнению со страданиями многих – это сущий рай, а потому жаловаться я не имею права.

– А говорил, что не умеешь утешать, – любезно улыбаюсь я.

Он выпрямляется перед стойкой:

– Ну да, говорил, но буду рад, если моя история тебе поможет.

Снова глупо улыбаюсь и сую соломинку в рот, делаю вид, что пью. Желания напиваться нет и в помине, особенно после того, как появилось чувство, что развозить нас по домам буду я.

Пытаясь хоть немного заслониться от яркого света, ставлю локоть на стойку и упираю подбородок в костяшки пальцев.

– Ну и что там у вас было в ту ночь?

Он криво улыбается, качает головой:

– В первый раз с тех пор, как она меня бросила, я потрахался на всю катушку. Помню, почувствовал тогда удивительную свободу. От нее, да и вообще от кого бы то ни было.

Такого ответа я не ожидала. Большинство моих знакомых парней ни за что не признались бы в боязни новых отношений, особенно если бы хотели закадрить меня. И неожиданно этот бармен даже понравился мне. Конечно, просто как человек, ничего такого. Я не собиралась, выражаясь языком Натали, западать на него. Еще чего.

– Понятно, – говорю я, стараясь улыбаться не слишком широко. – Ты, по крайней мере, не врешь.

– А что еще остается? – Он тянется к пустому стакану, смешивает себе такой же коктейль. – До меня вдруг дошло, что девчонки сейчас тоже, большинство по крайней мере, боятся сильных привязанностей, как и парни, и если с самого начала все говоришь честно, как есть, то переспишь с кем‑нибудь разок, и ничего, как с гуся вода.

Я киваю и снова хватаю пальцами соломинку. Совершенно не собираюсь откровенничать с ним, но в душе согласна полностью. Раньше такие мысли почему‑то не приходили в голову, но ведь я живой человек. Да, я больше не хочу серьезных отношений, но почему бы не провести с кем‑нибудь ночь?

Но только не с ним. И ни с кем из этого клуба. Ладно, может, все дело в том, что для приключения на одну ночь я слишком юна, да и коктейль уже ударил в голову. Честно признаюсь, ничего подобного в моей жизни еще не случалось, и хотя сама мысль даже немножко заводит, все равно страшно. У меня и было‑то всего с двумя парнями: с Иэном Уолшем, моей первой любовью, который лишил меня девственности, а потом, через три месяца, погиб в автомобильной катастрофе, и с Кристианом Дирингом. С ним я сблизилась в надежде забыть Иэна, но он оказался полным ничтожеством и изменил мне с какой‑то рыжей потаскухой.

Как же я рада, что не сказала ему в ответ этой губительной фразы из трех слов, когда он признался мне в любви, совершенно не понимая, как я уже тогда чувствовала, о чем говорит.

А может, и понимал, потому что через пять месяцев переключился на другую, так и не дождавшись от меня этих слов.

Снова гляжу на бармена. Он улыбается и терпеливо ждет, что я скажу. А что, неплохой парень… Одно из двух: или действительно неплохой, или просто старается проявить сочувствие. Признаю, он довольно интересный; на вид лет двадцать пять, не больше, добрые карие глаза, сначала он улыбается ими, а потом уже губами. Крепкие бицепсы, и мышцы груди тоже выпирают под плотно облегающей футболкой. И загорелый, наверняка всю жизнь прожил где‑нибудь на берегу океана.

Вдруг ловлю себя на том, что представляю его себе в одних плавках, и срочно отвожу взгляд.

– Меня зовут Блейк, – вдруг говорит он. – Я брат Роба.

«Роба? Ах да, Роб – это владелец „Подземки“».

Протягиваю руку, и он мягко пожимает ее.

– Кэмрин, – отвечаю я.

Слышу голос Натали поверх музыки, потом вижу ее саму. Пробивается сквозь толпу танцующих и направляется ко мне. Она сразу замечает Блейка, в глазах появляется блеск, лицо оживает, рот разъезжается в развязной улыбочке. Деймон плетется следом и все еще держит ее за руку; смотрит он прямо на меня, и выражение его глаз почему‑то настораживает. Впрочем, когда Натали подходит почти вплотную, я отвлекаюсь.

– Что это ты тут делаешь? – тоном строгой мамаши спрашивает она.

Демонстрирует все свои зубы, а глазки бегают от меня к Блейку и обратно. Наконец решает сосредоточиться на мне.

– Выпиваю, – отвечаю я. – А ты чего пришла, сама хочешь выпить или так, меня пасешь?

– И то и другое!

Она отпускает руку Деймона, взбирается на табурет и начинает барабанить по стойке пальцами, а сама так и ест глазами Блейка, не забывая улыбаться.

– Налей‑ка водки с чем‑нибудь.

Блейк кивает и переводит взгляд на Деймона.

– Ром с кока‑колой, – бурчит тот.

Натали прижимает губы мне к уху, и я чувствую ее жаркое дыхание.

– Ни хрена себе, Кэм, ну ты даешь! – шепчет она. – Ты хоть знаешь, кто это?

Блейк все слышит и едва заметно усмехается.

Краснея и чувствуя, что сейчас сгорю от стыда, шепчу в ответ:

– Знаю, его зовут Блейк.

– Это же брат Роба! – шипит она и снова пялится на него.

Выразительно смотрю на Деймона в надежде, что он поймет мой намек и уведет ее куда‑нибудь, но он почему‑то делает вид, что не врубается. Это очень странно. Обычно он всегда на моей стороне, когда дело касается Натали!

Все ясно, опять на нее за что‑то злится. Так он ведет себя только тогда, когда Натали что‑нибудь брякнет или выкинет очередной номер. Но мы здесь всего полчаса. Что она успела натворить за такое короткое время? И тут до меня доходит: это же Натали, только она способна достать своего парня меньше чем за тридцать минут и сама не заметить этого.

Соскальзываю с табурета, беру ее за руку и тяну прочь от стойки. Деймон, видимо догадываясь о моих намерениях, остается с Блейком.

Музыканты на сцене начинают новую песню, еще громче прежней.

– Что случилось? – Я разворачиваю ее лицом к себе.

– О чем ты, не понимаю.

Говорит, а сама на меня даже не смотрит, будто меня здесь нет, и тело ее резко дергается в такт музыке.

– Нэт, я серьезно.

Наконец она прекращает трястись и вопросительно глядит на меня.

– Чем ты так достала Деймона? – спрашиваю я. – Я же вижу: он сам не свой. Когда мы пришли, он таким не был.

Она бросает быстрый взгляд на Деймона, который тянет у стойки свой коктейль, потом снова на меня, на лице искреннее недоумение.

– Да ничего я такого не делала… – Смотрит вверх, словно пытается припомнить, что же она такого сказала или сделала. Потом упирает руки в бедра. – А с чего ты взяла, что он злится?

– Да по лицу видно. – Я тоже бросаю быстрый взгляд на Деймона и Блейка. – Терпеть не могу, когда вы цапаетесь. Думаешь, мне очень хочется торчать здесь с вами весь вечер и слушать, как вы лаетесь, припоминая друг другу всякую чушь, про которую давно забыть пора?

Недоумение Натали сменяется хитрой усмешечкой.

– Похоже, у тебя не все дома… И вообще, ты мне тут мозги не пудри, давай лучше поговорим про вас с Блейком.

Смотрит на меня игриво, хотя знает, что я терпеть этого не могу.

– Нет никаких «нас с Блейком», мы просто разговаривали.

– Ну а я про что? Первый шаг уже сделан. И улыбочки твои видела… – А у самой рот разъехался дальше некуда. – Издалека было видно, а это уже второй шаг. – Она складывает руки на груди и выставляет бедро. – Надо же, успела прощупать парня, а про себя ему ничего не рассказала… Черт, ты даже знаешь, как его зовут.

– Слушай, ты зачем меня сюда привела? Чтобы я повеселилась и познакомилась с парнем. Вот и заткнись. Все выходит по‑твоему.

Натали снова впадает в транс и дергается в такт музыке, руки, словно сами собой, гибкими змеями вьются над головой, а бедра описывают соблазнительные круги. Я стою на месте и тупо гляжу на ее телодвижения.

– Можешь радоваться. – Голос мой звучит мрачно, почти угрожающе. – Ты получила что хотела: я общаюсь с парнем и не собираюсь говорить ему, что у меня хламидии, так что уж будь добра, не устраивай сцен.

Натали, похоже, сдается, тяжело вздыхает и прекращает дрыгаться. Долго молчит, потом снова раскрывает рот:

– Ладно, убедила. Оставлю тебя с ним, но, если он потащит тебя на этаж Роба, я потребую подробного отчета. – Она тычет в меня пальцем, прищурив один глаз.

– Хорошо, – говорю я, чтобы побыстрей отвязаться, – только губу не раскатывай, ничего такого не будет.