ЗОРГЕ СТАНОВИТСЯ ХОЗЯИНОМ ПОЛОЖЕНИЯ

О заключении между Германией и Японией «антико- минтерновского пакта» Советское правительство благодаря оперативности организации Зорге узнало задолго до того, как об этом был оповещен весь мир.

Как выяснил Одзаки, на совещании тайного совета якобы упоминали: главное содержание секретного приложения к «антикоминтерновскому пакту» состоит в том, что в случаях военных действий между Японией и СССР последнему придется иметь дело также с Германией. В случае… Но реален ли сейчас подобный случай?.. Слишком уж остры противоречия между Германией и Японией в Китае. Рихард хорошо знал японцев, И в совершенстве – немцев. Еще до заключения пакта в Китай прибыла германская экономическая делегация, которая подписала с китайским правительством ряд контрактов на постройку железных дорог. Немцы продолжают поставлять Чан Кай-ши вооружение и своих советников. Как все это увязать? Одзаки удалось выяснить, что в самый разгар германо-японских переговоров военное министерство Японии представило на рассмотрение прави-

тельства программу внешнеполитического курса, в которой планируется захват всего Китая и превращение Северного Китая в «Особую антикоммунистическую и прояпонскую зону». Японцы вовсе не собираются допускать немцев в Китай. Тут целый узел противоречий.

Для Одзаки и Рихарда становилось ясным, что правительство Хироты долго не продержится у власти. Господство военных кругов в правительстве вызвало противодействие и со стороны «старых» концернов. Провокационный налет японских войск на советскую территорию у озера Ханка в ноябре закончился позорным провалом. В конце концов правительство Хироты ушло в отставку. Новое правительство генерала Хаяси также потерпело поражение.

Теперь, в 1937 году, к власти пришел принц Коноэ, человек, связанный не только с высшей придворной аристократией, но также и с финансовым капиталом, и с генералитетом. Он был своего рода компромиссной фигурой. Перед ним стояла задача сгладить имевшиеся противоречия среди различных группировок правящих классов, объединить их.

Организация Зорге поднялась еще на одну ступень: в лице Одзаки она получила прямой доступ в кабинет министров и к самому премьеру. Оказавшись на вершине государственной власти, принц Каноэ не забыл своего друга Одзаки, а еще больше приблизил его к себе. Новый премьер затевал кое-что, и великолепный эксперт по Китаю, обладающий острым и аналитическим умом, был ему нужен. Коноэ лично возглавлял так называемое научное общество Сева, занятое разработкой проблем Восточной Азии. Вот сюда, под начало Кадзами, принц и пригласил Одзаки. Ходзуми с восторгом принял приглашение. Ведь теперь он становился причастным к государственной политике и своим авторитетом как-то мог влиять на нее. А главное, организация Зорге могла получать сведения из первых рук.

Когда человек работает ради высокой идеи, ему доступно самое невозможное. Не успел Одзаки освоиться в обществе Сева, как принц назначил его руководителем китайского отделения вместо Кадзами; Кадзами теперь стал секретарем кабинета Коноэ. Кадзами Акира любил своего друга Одзаки и всячески способствовал его возвышению. А почему бы премьеру не сделать Одзаки своим неофициальным советником при правительстве?.. Но час для этого еще не настал.

Усиба и Киси, друзья Одзаки по колледжу, также стали секретарями премьера. Они-то и подали принцу идею создать «группу завтрака», в которую, конечно же, сразу вошел Одзаки. Так возникло неофициальное информационно-дискуссионное общество при правительстве. Одзаки занял в нем видное положение. Принц встречался со своими друзьями и во время завтраков, и во время обедов. Сходились в доме Усибы, пили сакэ, обменивались мнениями; премьеру нравилась неофициальная дружеская атмосфера в доме Усибы, где они собирались словно заговорщики. Премьер, загруженный государственными делами, на первых порах являлся раз в две недели. Затем стали встречаться чаще.

О чем велись разговоры во время этих встреч? О войне в Китае. Одзаки по-прежнему считал, что Япония погубит себя, развязав войну в Китае. Тем более опасно начинать военный конфликт с Советским Союзом. Япония слишком слаба для ведения такой войны. Принц возражал. Правда, он соглашался, что воевать сейчас с Советским Союзом бессмысленно. Ну а если Япония для начала овладеет ресурсами Китая, превратит Маньчжурию в военно-экономическую базу Японии?.. Штаб Квантунской армии разработал подробную программу. Разработан также план проведения милитаризации экономики. К концу года японская армия должна стать миллионной. Начальник штаба Квантунской армии генерал Тодзио считает, что настал самый благоприятный момент для выступления против Китая, а затем против СССР…

Но пока разговоры оставались разговорами. Премьер лишь прощупывал своих друзей, хотел узнать, что они думают о возможной войне в Китае. Но на уме у него было другое. Он уже принял твердое решение, отбросив все сомнения эксперта по Китаю.

Каковы планы правительства Японии, куда оно хочет направить главный удар, почему проводит спешную мобилизацию всех возрастов? В Северном Китае учения японских войск проводятся каждую ночь. В совершенно секретном документе говорится о необходимости объединения политики армии и правительства. В этом же документе содержится план производства военных материалов. Япония явно готовится к войне. Против кого?.. А может быть, все-таки вопреки здравому смыслу, надеясь на Германию, против Советского Союза?..

Зорге посоветовал обратиться с прямым вопросом к премьер-министру. Дорог был каждый день, и обходных путей искать не приходилось. Одзаки рисковал вызвать подозрение прямым вопросом, но, когда дело касалось защиты Советского Союза и безопасности Японии, он становился бесстрашным, дерзким. На первом же завтраке он громко сказал, что хотел бы ознакомиться с планом по китайскому вопросу, чтобы иметь возможность проанализировать его и сделать квалифицированное заключение для правительства. Принц задумался. Он готовился к ответственному шагу во внешней политике и не мог игнорировать мнение такого знатока Китая, каким был Одзаки. Затем премьер, предупредив эксперта о соблюдении строжайшей тайны, сказал, что с документом ознакомиться можно. В канцелярии премьер-министра эксперту отведут отдельный кабинет, где он сможет в течение некоторого времени изучать план. Такой легкой победы Одзаки не ожидал и даже растерялся. За всю ночь, конечно, не сомкнул глаз. Утром он был в канцелярии премьер-министра. Здесь его хорошо знали, а получив распоряжение Коноэ, немедленно провели в отдельный кабинет и выдали совершенно секретный документ. Потом дверь захлопнулась. Прежде чем приступить к изучению документа, Одзаки прислушался. Подошел к двери – она оказалась запертой. Осмотрел каждую щель, стараясь установить, откуда за ним могут тайно наблюдать. Он находился в святая святых японской империи, и как-то не верилось, что вот так просто вас могут оставить без присмотра наедине с документом огромной государственной важности. Одзаки рисковал головой. Но нужно было действовать быстро, так как документ выдали на определенное количество минут. Он вынул из кармана фотоаппарат и, еще раз прислушавшись, стал фотографировать страницу за страницей. Лязгнула окованная дверь. В комнату вошел чиновник. Одзаки едва успел сунуть фотоаппарат в карман пиджака. Чиновник внимательно взглянул на вздувшийся карман Одзаки, спросил, не нужно ли господину эксперту чаю. Получив отрицательный ответ, удалился. Стараясь унять нервную дрожь, Одзаки прошелся несколько раз по комнате; успокоившись, снова принялся за депо. Опять, на этот раз почти бесшумно, появился чиновник. И снова уставился на оттопыренный карман эксперта. Одзаки едва приметно улыбнулся, вынул из кармана небрежно скомканный платок и вытер потный лоб. (Фотоаппарат он предусмотрительно сунул в брючный карман.) На этот раз чиновник все-таки принес холодный чай. Как бы между прочим еще раз напомнил, что никаких выписок из документа делать не разрешается. «О, все эти секреты мне давно известны! – небрежно воскликнул эксперт и вернул чиновнику папку. – По распоряжению принца я должен был уточнить кое- что». Совсем успокоенный чиновник стал «почтительно шипеть» и улыбаться. Ему даже сделалось как-то неловко за то, что он два раза входил без стука, словно в чем-то не доверял другу премьера. Но служба есть служба. О, он настолько доверяет господину Одзаки, что даже не будет проверять записные книжки и даст охране распоряжение пропустить его беспрепятственно! Чиновник был сама любезность и учтивость. Но что кроется за любезной улыбкой чиновника? Может быть, он все-таки заметил фотоаппарат и теперь тонко издевается? Возможно, он уже вызвал охрану?..

Миновав строй часовых и комендатуру, Одзаки наконец очутился на улице. Пропетляв по городу добрый час, он очутился возле дома Зорге. Загорелась лампочка у входа. Значит, Зорге дома, подает условный сигнал: в квартире посторонних нет. Вот они вдвоем. Рихарду не терпится узнать самое главное. «Япония в ближайшее время не будет воевать с Советским Союзом! Она готовит нападение на Китай…» – говорит Одзаки и, передав фотоаппарат, уходит.

Бранко нервничает. Он сидит в затемненной комнате при красном свете. Боится испортить пленку. Передержать, недодержать… Пленка – вещественное доказательство. Сперва ее повезут в Шанхай, затем туда… Макс Клаузен уже передал сообщение. Центр требует документального подтверждения. Там дежурят круглосуточно. Сообщение, видимо, всех взволновало. Немедленно, срочно… Все руководящее ядро поставлено на ноги. Фотокадры получились добротные. Мияги сможет просмотреть их через проекционный фонарь, переведет текст с японского на английский. Анна Клаузен – курьер организации – готовится к поездке в Шанхай на встречу с курьером Центра.

Веселая орава журналистов вваливается в дом Бранко. У них свои заботы: нужно проявить пленки курортных снимков. Со смущенной улыбкой Эдит «по секрету» сообщает, что муж печатает видовые открытки и не, велел никого пускать. Если дойдет до полиции… Журналисты понимающе переглядываются и уходят.

Мияги принес новые сведения, подтверждающие совершенно секретный документ. Художник-любитель, хороший друг Мияги, полковник из военного министерства, предложил работу: военному министерству нужны специалисты по макетам; в управлении стратегического планирования в специальном помещении сооружается огромный макет, отображающий крупномасштабную карту Китая. Видно, в скором времени будут дела! Точно такой же макет сооружали до того, как захватили Маньчжурию… Мияги поблагодарил. К сожалению, он портретист и ничего не смыслит в топографии и военных делах. Вот если жена начальника управления стратегического планирования пожелает заказать портрет…

Какова роль Германии во всех этих замыслах японского правительства? Очутившись в кабинете фон Дирксена, Зорге заявил, что собирается в Китай, хочет посетить немецкую военную миссию, занятую обучением армии Чан Кай-ши. Посол сделал протестующий жест. Наконец-то и он мог продемонстрировать свою осведомленность перед всезнающим Зорге: японское верховное командование намекнуло Берлину на необходимость отозвать военную миссию из Китая в ближайшее время. Так что, возможно, генерал Фалькенгаузен уже упаковывает чемоданы…

Зорге сделал разочарованное лицо. А выйдя из кабинета посла, на мотоцикле пулей помчался в Тигасаки. Сомнений больше нет: Япония готовит нападение на Китай! Как все-таки отнесутся к этому в Германии?.. Намечается большой конфликт!

…Клаузены прочно обосновались в Японии. «Инженерная компания» давала заработок, появились лишние деньги. Спасаясь от летней токийской духоты, Клаузены купили дачу на берегу океана, в Тигасаки, западнее Иокогамы – небольшой домик на сваях. Под домом Макс устроил тайник для радиостанции. Садик. До пляжа – триста метров. Рихард любил отдыхать у Клаузенов.

Но сейчас он прибыл в Тигасаки вовсе не для отдыха. Анна должна завтра же выехать в Шанхай! Микропленки, микропленки… все это нужно пронести под носом у полиции. Задание очень ответственное, сопряженное с большим риском. Ведь речь идет о государственной тайне первостепенной важности. Макс вздохнул. Анна молча взяла у Рихарда все материалы. Она готова отправиться хоть сегодня…

Следует отдать должное отваге этой удивительной женщины: она всегда беспрекословно выполняла все указания Зорге, совершала свой подвиг незаметно, с хладнокровием, которому позавидовал бы мужчина. Она не любила громких слов о долге, о самоотверженности. Она помогала мужу, Рихарду и втайне гордилась, что ей доверяют ответственное дело.

Она, разумеется, сразу же сядет на пароход и уедет в Шанхай, но прежде она должна накормить обедом Макса и Рихарда. В ресторане всегда подают какую-то гниль. Так и желудок испортить недолго. Теперь бы в Красный Кут, хотя бы на недельку… В Японии у нее очень шаткое положение: немецкий она до сих пор не освоила как следует, китайский позабыла, а на русском говорить здесь не принято. Даже выговориться вволю не с кем. Вот, бывало, в МТС!.. Иногда, когда Макс, занятый своими коммерческими делами, возвращался поздно, она бранилась. «Ты женился на мне ради конспирации!»-бросала она упрек. Толстяк только отдувался. Но Макс никогда в таких случаях не приходил домой без подарка, и мир быстро водворялся. Они горячо любили друг друга, и ссоры носили «воспитательный» характер. Впрочем, Макс никогда жене не перечил, боясь, что она сгоряча уедет в Красный Кут, в МТС. О женщины!..

Анна отправилась в Шанхай якобы для того, чтобы проведать родных. Она взяла драгоценные микропленки. Все шло хорошо. Но в Шанхае полиция устроила повальный обыск. Пассажиров разделили на группы. Женщин отводили в каюту и там подвергали полному досмотру. Анна не могла даже приблизиться к борту, чтобы выбросить микропленки в воду. Толпа беспрестанно подталкивала ее к контролерам. Вот она почти у трапа. Сейчас ее отведут в каюту. Она знает, какую ценность имеют микропленки. Сразу же схватят Макса, Рихарда… Себя ой не жалко. Но Макс, Макс… Большой ребенок Макс… Если бы можно было столкнуть контролера…

"Но ей повезло. Началась смена контролеров. И пока велась перебранка между контролерами, Анна проскользнула у одного из них за спиной и… очутилась на берегу. Она сразу же позвала рикшу. Ее обступили не меньше двух десятков рикш, загородили от парохода, от контролеров, от полиции. Через час она вручила микропленки курьеру Центра.

…Окончательно убедившись, что война с Китаем – дело решенное, Одзаки пришел в сильное возбуждение: всеми своими помыслами он был против этой войны. Он-то знал, к чему это приведет! Военщина хладнокровно, расчетливо вела Японию к катастрофе. Неужели принц Коноэ так ничего и не уяснил из их продолжительных бесед? Одзаки бросился к своему приятелю, советнику премьера Кадзами, стал уговаривать повлиять на принца. Ведь авантюра в Китае может привести ко второй мировой войне! «Это политика, основанная на кошмаре; нужно отказаться от военной операции, разработанной идиотами, которые не могут или не хотят трезво взглянуть на катастрофические последствия своей неумелой работы», – доказывал он. Кадзами рассмеялся: «Вопрос решен, и нечего беспокоиться». Одзаки направился к Усибе, личному секретарю Коноэ, попросил аудиенции у премьера. Зная, о чем будет идти речь, Коноэ отказался принять журналиста. Одзаки впал в отчаяние. Тогда, рискуя потерять расположение своих друзей и премьер-министра, он опубликовал большую статью в журнале «Тюо корон» под заглавием «Нанкинское правительство», в которой резко раскритиковал политику военных авантюр Японии в Китае. Но Коноэ даже не подумал подвергать строптивого эксперта остракизму, наоборот, пригласил его как ни в чем не бывало на очередной завтрак.

Война в Китае началась 7 июня 1937 года инцидентом в Лугоуцяо (населенный пункт, расположенный в двенадцати километрах к юго-западу от Пекина).

11 июля премьер Коноэ, военный министр Сугияма и министр внутренних дел Вапа устроили пресс-конференцию для сорока ведущих газет и информационных бюро, на которой присутствовали также иностранные корреспонденты Зорге, Вукелич, Гюнтер Штейн, Маргарет Гаттенберг и другие. Здесь Рихард встретил Одзаки. Коноэ потребовал, чтобы пресса поддерживала военные действия в Китае. Одзаки был мрачен. Все, что мог он сообщить Зорге, это то, что час назад состоялось секретное заседание кабинета, принявшего решение немедленно бросить в Китай дополнительные войска.

Так как Рихарда интересовало отношение Германии к этой войне, то он отправился к фон Дирксену. «Долж- ны ли мы, немецкие журналисты, поддерживать Коноэ?» Дирксен извлек из сейфа секретную инструкцию, полученную из Берлина: германское правительство намерено придерживаться нейтралитета. Берлин обращал внимание Дирксена на то, что война может привести к подъему национально-освободительного движения в Китае, ослабит Японию и лишит Германию союзника в подготовке нападения на Советский Союз. Посол сунул Зорге под нос телеграмму, только что полученную из Берлина: «Война против Китая может потребовать от Японии больших сил и стать препятствием для ее нападения на Советский Союз».

Секретарша доложила послу о прибытии представителей японского министерства иностранных дел. Пока фон Дирксен раскланивался с японцами в приемной, Зорге, заслонив телеграмму спиной, хладнокровно щелкнул фотоаппаратом. А затем, вынув сломанную зажигалку, принялся высекать огонь. Скверные зажигалки производят в Японии!.. Ему хотелось послушать, о чем японцы будут толковать с германским послом, но об этом он узнает завтра.

А сейчас – на квартиру Бранко, в фотолабораторию, нa радиостанцию. Он обожал оперативность. Назавтра он в самом деле узнал все: министр иностранных дел Хирота требует, чтобы Германия прекратила поставки вооружения правительству Чан Кай-ши; японское военное министерство настаивает на Отзыве германских военных советников из Нанкина.

«Вы только почитайте! – воскликнул фон Дирксен и протянул Зорге поту японского правительства Германии. – Они категорически требуют…»

«А что думает но этому поводу Нейрат?»

«Он телеграфирует: «Мы не собираемся делать подарок, не получая ничего взамен».

Зорге расхохотался.

«Не лишено остроумия, – сказал он. – Узнаю Нейрата».

Как и ожидал Зорге, между двумя хищниками – Германией и Японией – разыгрался конфликт. Гут уж не до единства.

И снова Анна Клаузен повезла микропленки в Шанхай. Едва она успела обернуться, как японцы выбросили десант на Шанхай и начались ожесточенные бои.

Договор о ненападении между СССР и Китаем, заключенный 21 августа 1937 года, вызвал переполох в гepманском посольстве. Если раньше фон Дирксен считал, что дипломат не должен ввязываться в политику, то теперь, чувствуя двусмысленность своего положения в Токио, составил обширный доклад в Берлин, в котором доказывал, что развитие событий требует большой решительности. Следует рассмотреть вопрос об отзыве военных советников и оказать давление на Нанкин в смысле скорейшего заключения мира на условиях, выгодных для Токио.

Весь мир с напряженным вниманием следил за развитием событий в Китае. Всем становилось ясно, что расчеты японских империалистов быстро сломить сопротивление Китая и заставить китайское правительство капитулировать провалились в самом начале.

От Вукелича, который поддерживал тесную связь с работниками различных посольств, Зорге узнавал, какую позицию занимают Англия, Америка, Италия и Франция в отношении японской агрессии.

За всех определенно высказался министр иностранных дел Франции Дельбос: «Японская атака в конечном итоге направлена не против Китая, а против СССР. Японцы желают захватить железную дорогу от Тяньцзиня до Бэйпина и Калгана для того, чтобы подготовить атаку против Транссибирской железной дороги в районе озера Байкал и против Внутренней и Внешней Монголии». Империалисты западных держав толкали Японию на войну с Советским Союзом и соглашались быть посредниками в японо-китайских переговорах. Но к посредничеству стремилась и фашистская Германия.

Эйгену Отту показалось, что настал самый благоприятный момент «взлететь высоко». На свой страх и риск, он также решил заняться большой политикой. Он считал, что посредником может быть лишь Германия, и никто иной. По мысли Отта, в случае заключения мира японская армия, уже отмобилизованная и сосредоточенная в Китае, сможет молниеносно начать наступление против Советского Союза. Отт словно обезумел, он вышел из-под контроля Зорге, и последнему оставалось лишь наблюдать за ним и обо всем сообщать в Центр. Отт собрал высокопоставленных чиновников из японского генштаба, обещал им всемерную помощь со стороны германских советников в Нанкине. Отт действовал через голову Дирксена. В своих депешах Нейрату доказывал, что пора кончать с нейтралитетом. Он действовал более энергично, нежели по-

сол, и был замечен Гитлером. Почему бы Японии и Германии не договориться о совместной экономической эксплуатации Китая?

Отт, упоенный дипломатическими успехами, по строжайшему секрету сообщил Зорге, что Гитлер наконец принял решение прекратить поставки оружия Китаю, отозвать советников и поддержать японскую агрессию.

Зорге никогда не ограничивал свою миссию функциями «почтового ящика».

«Было бы ошибкой думать, что я посылал в Москву всю собранную мною информацию. Нет, я просеивал ее через свое густое сито и отправлял, лишь будучи убежденным, что информация безупречна и достоверна. Это требовало больших усилий. Так ж я поступал и при анализе политической и военной обстановки. При этом я всегда отдавал себе отчет в опасности какой бы то ни было самоуверенности. Никогда я не считал, что могу ответить на любой вопрос, касающийся Японии».

И на этот раз он сильно задумался. Когда на границах Маньчжурии и Советского Союза возникло несколько конфликтов, он не придал им особого значения. Но инцидент у Лугоуцяо он сразу же расценил как прелюдию к большой войне. Его прогноз оправдался. Теперь требовалось оценить заявление Гитлера.

Германское правительство оттеснило и Англию, и Францию, и Америку, взяло на себя роль посредника в японо-китайских переговорах. К чему это приведет? Словно в ответ па советско-китайский договор о ненападении, фашистская Италия присоединилась к «антикоминтерновскому пакту». И все-таки декларации остаются декларациями. Рихард лучше многих иных политических деятелей понимал глубину противоречий между Германией и Японией, ибо он мыслил диалектически, как ученый.

Араки открыто призывает к войне с Советским Союзом. заявляет, что «это единственный путь для Японии», в Токио свирепствует антисоветская истерия. Американский посол в Токио сообщил в Вашингтон о том, что «существует убеждение, что, поскольку война с Советской Россией неизбежна, она может начаться скоро».

Понуждаемый Рихардом, Эйген Отт направился в японский генштаб и спросил у генерала Хоммы, что намерена делать Япония после окончания войны в Китае. Хомма ответил, что Квантунская армия готова хоть сегодня напасть на Советский Союз. Хомма пожаловался на то, что германское посредничество пока не дало результатов, а японцам хочется побыстрее заключить мир и двинуться на СССР. В Маньчжурии сейчас сосредоточена главная ударная сила. Но Зорге отлично знал: к большой войне с Советским Союзом Япония не готова: не хватит сил. И японские генералы это знают.

Обстоятельно все взвесив, Зорге отправил в Центр радиограмму такого содержания:

«Японцы стремятся создать у других держав впечатление, что будто бы они собираются вступить в войну с Советским Союзом. Япония не собирается начинать большую войну с Советским Союзом в ближайшее время».

Таков был итог долгих раздумий, сопоставления фактов, проникновения в законы международных отношений, которые носят объективный характер, и отдельные личности, какими бы побуждениями они ни руководствовались, не в силах изменить их. Зорге видел, что Япония экономически не готова к войне. Окрепнуть за счет Китая ей не удалось, она сама увязла в Китае, не смогла договориться с нанкинским правительством. Разумеется, все это не исключает и впредь инциденты на маньчжуро-советской границе.

Как развивались события в дальнейшем?

Германское посредничество потерпело полный провал, японской военщине не удалось развязать руки в Китае. Как доносил в Берлин фон Дирксен, расчеты Германии использовать трудное положение Японии и отобрать у нее бывшие германские колонии также оказались нереальными. Япония приняла решение вести войну до окончательного завоевания Китая, о чем и поставила в известность германское правительство. Западные державы всячески натравливали Японию на Советский Союз; особенно четко выявились эти тенденции западных держав на Брюссельской конференции.

Война в Китае велась уже полгода. И хотя японским войскам удалось захватить большую территорию, об окончательной победе в ближайшие годы нечего было и думать.

Принц Коноэ понял, что просчитался. В срочном порядке Коноэ создал при правительстве институт советников, пригласив сюда представителей финансового капитала, политических партий и высшего командования. Премьер-министр назначил Одзаки неофициальным советником при кабинете, порекомендовав эксперту уйти из «Асахи», где он еще числился на должности, совмещая ее с должностью в научном обществе Сева. Одзаки отвели отдельный кабинет в резиденции премьер-министра, разрешили в любое время заходить к особым секретарям и к первому секретарю Кадзами.

Одзаки поднялся еще на одну ступень и теперь уже мог не только получать секретную информацию государственной важности, но и оказывать прямое влияние на политику правительства.

Ну а Зорге обрастал знакомствами, иногда бесполезными, но чаще полезными. В числе его друзей теперь числились, кроме посла и военного атташе, начальник экономического отдела немецкого генштаба генерал- майор Томас, уже известные нам посланники Шмиден и Хаак, специальные посланники Херферх, Урах, полковник вермахта Нидамейер, советник германского посольства в Токио Нобель, заместитель Отта майор Шолл и многие другие.

Военно-морской атташе Венеккер завидовал успехам Отта и, зная, откуда военный атташе черпает свою «эрудицию», недолюбливал Зорге. Но правилом разведчика было не наживать врагов, а потому он старался приручить и Венеккера и даже занялся военно-морским делом, чтобы быть более квалифицированным советчиком. Военному разведчику Зорге всегда приходилось уделять много внимания конкретным военным вопросам, касающимся структуры и вооружения капиталистических армий, а сейчас ему надлежало быть специалистом высокого класса в этой области – он консультировал военных атташе.

Макс Клаузен мог вести передачу лишь из трех квартир и со своей дачи в Тигасаки. Зорге решил подыскать еще одну конспиративную квартиру.

Он завел тесную дружбу с английским журналистом Гюнтером Штейном, корреспондентом журнала «Бритиш файнаншил ньюс», и его подругой, швейцарской корреспонденткой Маргарет Гаттенберг. Эти двое часто высказывали свободные взгляды. Штейн резко критиковал приспособленческую политику Англии, не раз восхищался Советским Союзом, где «чистый воздух и нет капиталистической дряни». Он словно старался переманить Рихарда в «свою веру», признался, что изучает русский язык. Все это могло быть провокационной болтовней. Штейна следовало проверить, испытать в трудном деле. Заручившись согласием Центра, Рихард приступил к эксперименту. Удалось выяснить, что Штейн бежал из фашистской Германии и принял английское подданство. Он люто ненавидел наци и вначале, по-видимому, просто решил изведать своими антифашистскими выпадами Зорге, которого считал стопроцентным «коричневым». Но все обернулось не так, как предполагал Штейн. Зорге заявил, что он тоже убежденный антифашист, хотя по условиям работы и вынужден молчать об этом. Для начала Штейн должен был отправиться в Гонконг в качестве курьера. Журналист с радостью согласился и блестяще выполнил поручение. Тогда Макс перетащил радиостанцию в уединенный дом Гюнтера и стал вести оттуда передачу. Вскоре Гюнтер при очередной поездке в Гонконг вступил там в брак с Маргарет Гаттенберг. По возвращении их в Японию шумно отпраздновали свадьбу.

Какую роль играла Маргарет в организации?

«Так как она была другом Штейна, мы помогали ей, а она, в свою очередь, содействовала нашей работе», – вспоминал Зорге.

О существовании организации Маргарет не знала. Просто она добывала информацию для своего друга Гюнтера, а Гюнтер передавал эту информацию Зорге.

Этих двух можно считать эпизодическими фигурами в том большом деле, которое вел советский разведчик. Они Сотрудничали с Зорге всего лишь два года. Штейн считался специалистом по финансовым и экономическим вопросам, хорошо знал экономику Германии и приносил пользу организации. Но когда Гюнтера в 1938 году перевели по службе в Китай, Зорге решил не поддерживать с ним связи, так как установил, что английский журналист – человек не храброго десятка. Макс Клаузен свидетельствует: «По возвращении в Токио я пришел к Рихарду, у которого встретил Гюнтера Штейна и его жену Марго. Оба были журналисты. Марго представляла одну швейцарскую газету. Гюнтер Штейн был интеллигентным, спокойным и приветливым человеком, но мне казалось, что он был трусливым, ибо не очень охотно относился к предложению Рихарда о том, чтобы я иногда вел передачи также у него на квартире. У него были разные сомнения. Но тем не менее я несколько раз работал у него на квартире, что было очень важно в целях прикрытия, поскольку я переходил на новое место».

Объектом пристального внимания организации Зорге теперь стали «группа завтрака» премьер-министра Коноэ, Токийская ассоциация корреспондентов, и французское агентство Гавас, членом которого сделался Бранко Вукелич, английское агентство Рейтер, которое в лице своего представителя Джемса М. Кокса выбалтывало все секреты Вукеличу, английское, американское, французское посольства, и датская миссия, и, наконец, германское посольство. Каждая из этих организаций вносила, сама того не подозревая, щедрую лепту в информационную копилку Зорге. Он получил доступ ко всем международным и государственным тайнам, поднялся туда, куда до него не поднимался никто. Он стал исключительно осведомленным человеком во всей мировой политике и незримо лелеял свое царство; все это сложное хозяйство требовало бдительной заботы, беспрестанного участия в общем процессе.

И все-таки больше всего времени у Зорге отнимало германское посольство, где он утвердился основательно. Ему даже отвели здесь кабинет, где он мог работать и принимать посетителей. Ведь он уже стал неофициальным советником посла и военного атташе.

Отт слепо доверял Рихарду, Рихард сознательно помогал Отту делать карьеру, разжигал в нем алчность, стремился посадить его на место посла фон Дирксена. Когда Отт станет хозяином положения… хозяином положения станет советский разведчик Рихард Зорге! Он приберет к рукам нацистское посольство, заставит всех работать на себя… Тут была старая игра в «коня и всадника», причем Отт, конечно же, воображал себя ловким «всадником», а Зорге думал несколько по-иному.

Остается лишь удивляться дерзости и бесстрашию Зорге: он задумал привлечь на свою сторону морского атташе Венеккера. Венеккер строил из себя антифашиста, пытался «воспитать» в этом духе и Рихарда. Морской атташе благодаря усилиям Зорге постепенно проникся к нему доверием и всякий раз отводил с ним душу, ругая наци грязными скотами и мародерами. Однажды он заявил: «Остерегайся Лили Абегг. Это фашистская гадина. Ни поручено шпионить за тобой. Я честный человек и всегда готов послужить тебе». – «А я готов всегда помочь тебе", – отозвался Зорге.

Зорге скоро убедился, что предупреждение Венеккера лишено основания. Лили Абегг – корреспондентка "Франкфуртер цайтунг", аккредитованная в Китае, перебралась в Токио и здесь буквально по пятам ходила за Рихардом, Уж не пронюхали ли там, в Берлине, о чем- нибудь? Ведь и Зорге и Абегг являлись корреспондентами одной газеты. Лили была фанатичной нацисткой. (Ей суждено было закончить путь на скамье подсудимых военных преступников.) Исступленная, завистливая, она пыталась очернить Зорге в глазах посла, строчила кляузы в Берлин. Но так как в ее доносах сквозила неприкрытая зависть к талантливому журналисту, их никто не принимал к сведению. Посол грудью встал на защиту своего любимца, и общими усилиями атаки Лили Абегг были отбиты.

Этот случай помог Зорге укрепить дружбу с Венеккером.

«А почему бы тебе не поработать на «Франкфуртер цайтунг»? – предложил Зорге морскому атташе. – Мне – слава, тебе – деньги». – «Я и так должен тебе приличную сумму, – отвечал Венеккер, смеясь. – Не терплю деловых отношений, не хочу запутываться вместе с корреспондентом этой газеты. А что касается интересных сведений, ты всегда можешь рассчитывать на меня».

Зорге понял и не настаивал. Венеккер в самом деле щедро снабжал его сведениями о германском флоте. На антифашистские темы они больше не заговаривали. Рихард неоднократно убеждался в искренней дружбе этого человека, но до конца не доверял ему никогда. У Венеккера была слабость: он, как и Отт, мечтал о блестящей карьере, люто ненавидел Отта, надеялся со временем заменить Дирксена, и Рихарду приходилось лавировать, быть «другом всем». А это нелегкое дело. Все, что мог сделать Зорге для морского атташе, – это снабжать его информацией и составлять за него отчеты.

В январе 1938 года военный атташе получил секретное задание от германского генштаба: срочно выяснить, намерена ли Япония немедленно после окончания войны в Китае начать войну против Советского Союза? Генерал Хомма из японского генштаба дал уклончивый ответ. Он, Хомма, понимает, что всякая оттяжка времени идет на пользу СССР, но немцы должны войти в положение Японии: оккупационная армия измотана в Китае, она сильно поредела, требуются деньги, деньги. Короче говоря, подготовка к большой войне потребует не менее двух лет. В докладе, написанном не без участия Зорге, Отт уведомлял германский генштаб о том, что японцы всячески пытаются оттянуть большую войну. Военный атташе разражался бранью в адрес японцев, называя их лицемерными азиатами, которым нет никакого дела до германского государства и до обязательств, закрепленных в «антикоминтерновском пакте». Отт намекал, что фон Дирксен ведет вялую политику, не оказывает давления на японское правительство. Этот доклад, изобилующий сильными выражениями, напоминал не дипломатический документ, а политический донос на посла. «Если после этой бумага тебя не назначат послом, я уезжаю в Германию!» – сказал Зорге Отту.

Посол Дирксен пока не догадывался, что его песенка уже спета. Вместо Нейрата министром иностранных дел стал бывший посол в Англии Риббентроп. В свое время Дирксен имел неосторожность повсюду в дипломатических кругах издеваться над Риббентропом, называть его грязным коммивояжером. Риббентроп обладал хорошей памятью. Став министром иностранных дел, он вспомнил Дирксена. Доклад Отта подоспел вовремя – Риббентроп показал доклад Гитлеру. Участь Дирксена была решена: пусть едет в Англию на место Риббентропа! Гитлер, задумав развязать войну с Англией, хладнокровно толкал неугодного дипломата в самое пекло. Ну а в Токио пусть представляет Германию энергичный, способный, не брезгующий ничем солдат Эйген Отт, ярый сторонник войны с Советским Союзом. Кто он по званию? Присвоить генерал-майора!

Гитлер предпринимал все возможное, для того, чтобы Япония поскорее развязалась с Китаем и начала войну против Советского Союза. Тут, по его мнению, большая роль принадлежала дипломатам. Дирксен в одном из своих докладов, очень пессимистичном по тону, вскрывал истинные неудачи германской политики в Японии и Китае. «Япония ни при каких условиях, даже рискуя потерять дружбу Германии, не уйдет с тихоокеанских островов», – писал Дирксен. Такая категоричность не понравилась Гитлеру. Посол явно заражен скепсисом.

Отт еще не стал послом, а Зорге не был его официальным советником, но военный атташе уже настолько привык видеть рядом Рихарда, что больше не мыслил ни одного дела без его участия. Теперь он разговаривал так: «Получен приказ из Берлина: завтра мы с тобой выезжаем в Гонконг на совещание с главным советником Фалькенгаузеном! Прихватим этого дурака Шолла…»

Рихард укладывал чемодан, набивал карманы микропленками и на самолете под приветствия японских генералов и полицейских отправлялся в Гонконг. «Значит, мы будем совещаться с генералом Фалькенгаузеном? Мы скажем ему следующее… А если он станет упираться, мы приведем цитатку из приказа генштаба…» На долю майора Шолла выпадало таскать чемоданы своего начальника и его советника-корреспондента. Это все-таки легче, нежели вести переговоры.

Фон Дирксена отозвали в Германию. Все гадали: кого пришлют взамен? Перебирали кандидатуры. Отт в списке не фигурировал. Да и кто бы мог подумать, что этот Эйген… Военно-морской атташе Венеккер изображал на своем лице таинственность: он давно метил на место посла и не сомневался…

Ж вдруг в марте 1938 года, подобно взрыву бомбы, телеграмма из Берлина: послом в Токио назначается генерал-майор Эйген Отт!.. Генерал-майор… Венеккер не верил собственным ушам. Он сразу же помчался в немецкий клуб и напился. «Как видишь, тебе незачем уезжать в Германию, – самодовольно сказал Отт советскому разведчику. – Какие у нас там планы на завтра?..» Зорге усмехнулся. «Мы стали послом», – сказал он Максу Клаузену. «А я сделался капиталистом!» – отвечал Макс. Вот как сам Клаузен рассказывает об этом: «Один коммивояжер имел мастерскую по копированию с помощью светящихся красок. Он опрыскивал краской пластинки из стекла, а затем копировал книга. Это получалось у него хорошо. Я пригласил его к себе домой, и он показал мне, как это делается… Коммивояжер уехал потом, и я купил у него мастерскую, забрав свой вклад у Ферстера. Это было в 1938 году. Я нашел одного японца, который очень заинтересовался этим делом. Он демонстрировал мои пластинки перед профессорами в университетах, показывал, как копировать старые книги, и т. д. Мы очень хорошо зарабатывали на этом деле. Спрос на пластинки все возрастал. Мне пришлось увеличить штат сотрудников, и уже в 1939 году мы снимали три комнаты. Эти пластинки мы продавали предприятиям и даже воинским частям. Число сотрудников увеличилось до 14 человек». Дело начинало приносить хороший доход. Фирма получала заказы от таких солидных японских фирм, как «Мицубиси», «Мицуи», «Накадзаки» и «Хатати».

Бюджет семьи Клаузенов распределялся следующим образом: 175 иен за квартиру, 80 – на такси, 60 иен – прислуге, 250 иен – на питание и 370 – на одежду. Клаузены считались людьми состоятельными и должны были хорошо одеваться. Солидная фирма давала Максу очень надежное прикрытие, и они с Анной были вне всяких подозрений. Фабрика находилась рядом с домом Клаузенов. Чтобы не выдать секрета, Макс опрыскивал краской пластинки сам. Он занимался этим один раз в две недели, и у него оставалось много свободного времени для работы на организацию.

«Какую пользу имело копировальное дело для разведывательной работы? То, что утверждается в этой связи, неверно. Было бы очень хорошо, если бы мы могли получать интересные материалы, но японцы не так глупы, чтобы давать их нам. Благодаря этому занятию я имел лишь хорошее прикрытие для своей работы, поскольку внешне это было процветающее предприятие, дававшее мне возможность больше общаться с японцами, чем с немецким клубом…»

Рихард окончательно перебрался в посольство. Он имел возможность часами работать над совершенно секретными документами, закрывшись в своем кабинете. Тут же, в сейфе, хранились микропленки, приготовленные для Центра, деньги, информация всех видов, поступающая от членов организации. Сейф имел сложный шифр, а ключ Рихард всегда носил в потайном карманчике.

Эйген Отт рьяно принялся за исполнение возложенной на него миссии: натравливать Японию на Советский Союз. Он начал переговоры с министром иностранных дел Хиротой и представителями японского генерального штаба, снова в сопровождении Зорге вылетал в Гонконг для беседы с германским послом в Китае Траутманом. Вся эта возня начинала не нравиться советскому разведчику.

Он понимал, что Япония находится в состоянии политического и финансового кризиса. Не так давно полиция расстреляла в Кобе антивоенную демонстрацию. Усилилось брожение в армии, дисциплина японских войск в Китае катастрофически падала. В кабинете Коноэ начались раздоры: одна группа во главе с военным министром Сугиямой предлагала ограничить военные действия в Китае, с тем чтобы в будущем, когда Япония оправится от потрясений, напасть на Советский Союз; премьер Коноэ и его сторонники настаивали на продолжении войны в Китае. Победил Коноэ. Дело дошло до реорганизации кабинета. Война против СССР как будто бы снова отодвигалась на неопределенный срок.

Но Зорге ни на минуту не забывал следить за развитием германо-японских отношений. Что-то там, в Берлине, опять затевается: Риббентроп якобы ведет переговоры с японским послом Того. Оказывается, речь ждет об экономическом сотрудничестве обеих стран в Китае; Япония будто бы готова предоставить германским монополистам особые права и привилегии в торговле с оккупированным Китаем. И вдруг сообщение Одзаки: японский генеральный штаб поручил военному атташе Осиме вести переговоры о заключении военного пакта о взаимопомощи в войне против Советского Союза! Есть документы. Встреча на Гинзадори у аптеки. Несмотря на позднее время, Рихард вскочил на мотоцикл и помчался. Одзаки уже ждал. Забрав документы, Зорге повернул обратно. Он торопился. Было два часа ночи. До утра нужно успеть все сделать, вернее – до рассвета. Он все увеличивал и увеличивал скорость… Поворот… Тут начиналась высокая стена. Чтобы автомашины не задевали стену, кто-то додумался установить вдоль шоссе ограждающие массивные камни. Что произошло потом, Зорге помнил плохо. На полной скорости мотоцикл врезался в камень. Рихард перелетел через машину и ударился лицом в следующий камень. Должно быть, на какое-то время Зорге потерял сознание. Пришел в себя, когда почувствовал, что его куда-то несут. Сразу вспомнил о секретных материалах в кармане. Если все это попадет в руки полиции… Конечно же, сначала постараются установить личность пострадавшего, затем составят протокол… Обшарят карманы… «В больницу святого Луки! К доктору Штедфельду! Я Зорге!..» – закричал он. Теперь он старался не впадать в забытье, хоть это и было трудно: в голове гудело, к горлу подступала тошнота. Он не знал, что нижняя челюсть разбита, череп проломлен; он вообще никак но мог сообразить, что же произошло, понимал только одно: его куда-то несут, а в кармане секретные документы. Секретные документы, секретные документы… Все может погибнуть! Все, все… Пять лет кропотливейшего труда, жизнь преданных людей, будущее организации… Больше всего он страшился за Одзаки. Нити расследования сразу же потянутся к нему.

Из-под полуопущенных век Рихард видел спины японцев. Вот его уложили в машину. «К Штедфельду!» – крикнул он еще раз. Один из японцев сделал успокаивающий жест. Потом все колыхалось вокруг. Невероятным усилием воли Зорге стряхивал тяжелый бред, напрягал мышцы лба, чтобы не стонать от пронизывающей боли. «Штедфельд – мой доктор!» Ему казалось, что он выкрикнул эти слова. А на самом деле он лишь пошевелил губами. Но японцы попались сообразительные: если такое случается с иностранцем, то уж лучше не впутываться в историю, а отправить его в больницу для иностранцев.

…Зорге видел склоненное, участливое лицо. Доктор пытался понять, что хочет сказать Зорге. Наконец догадался: срочно вызвать Макса Клаузена! О, телефон известен! И вот Макс в больнице. «Я нашел его там с окровавленным лицом. Увидев меня, он сказал только, чтобы я освободил его карманы, в которых находились деньги и разные секретные материалы». И только тогда, когда Макс выполнил просьбу своего друга, Зорге потерял сознание. Он был очень плох.

Макс сразу же поехал на квартиру Рихарда, забрал фотоаппарат, где могли оказаться непроявленные пленки, проверил ящики стола. Освещая дорогу карманным фонариком, переходил из комнаты в комнату, тщательно просматривал каждую бумажку. Уже рассвело. Едва он успел закрыть квартиру и нырнуть в переулок, как возле дома появились сотрудники информационного агентства во главе с Вайзе. Дом опечатали. Никто не имел Ирава появляться здесь. Но теперь не было особых причин для беспокойства: компрометирующие документы лежали у Макса в кармане.

В то же утро, 13 мая 1938 года, весь Токио узнал из газет о «загадочной мотоциклетной катастрофе». «Покушение на известного немецкого журналиста, нацистского деятеля Рихарда Зорге – сторонника союза Германии и Японии». Интервью у посла Отта. Уж не кроется ли за всем этим злой умысел, преднамеренное покушение на «любимца нацистской прессы»? Отт отрицает. Газетная сенсационная болтовня. Портреты Зорге. Японские корреспонденты толкутся в приемной больницы. Но потерпевший очень слаб, к нему никого не пускают. За исключением… посла Отта и фрау Отт.

Фрау глотает слезы. Посол в растерянности. Его вызывают в Берлин на Вильгельмштрассе, к новому министру иностранных дел Риббентропу. Ответственную поездку посол не мыслил без Рихарда, Как некстати!.. Зорге сразу же оживляется. Его голова забинтована. Только щелки глаз. Разговаривать нельзя. Но еще движется рука. Лист бумаги, самопишущая ручка. Несколько вопросов. Зачем Отта вызывают в Берлин? О, речь по-прежнему идет об экономическом сотрудничестве обеих стран. Отт должен подтвердить выгодность подобного сотрудничества. Рихард согласно кивает головой. Да, да, пусть сотрудничают. Он- то знает, что злостные конкуренты все равно ни до чего не договорятся. Рассорятся из-за добычи. Если речь зайдет о заключении военного пакта, Эйген не должен высказываться категорично. Сейчас подобный пакт выгоден в основном лишь Японии. Вот когда Япония на деле подтвердит готовность к экономическому сотрудничеству в Китае… на равных правах… Да, да, с военным союзом следует подождать…

Посол уходит. Появляется Клаузен. Рихард, подавляя в себе расслабленность, пишет, пишет. Текст радиограмм для Центра. Передать сегодня же. «Время от времени, когда я приходил к нему, он давал мне для передачи написанную от руки информацию, которую он собирал в больнице от этих людей… Я приносил ему в больницу радиограммы, которые получил».

Даже в больничной палате, разбитый, но не сломленный, Зорге оставался разведчиком. В такое тревожное время он не имел права терять ни минуты. Ночью начинался бред. Томительные больничные дни…

…Посол Отт уехал в Берлин. Как-то встретит этого болвана Риббентроп? Впрочем, Риббентроп сам не далеко ушел от Эйгена. Риббентроп – откровенный, прямолинейный враг Англии, сторонник немедленной войны с Англией и Советским Союзом. Германия два месяца назад оккупировала Австрию, теперь нацелилась на Чехословакию. Надвигается большая война… Япония, несмотря на свои мощные военные силы и развитую экономику, не способна выдержать длительных боев: «пороха не хватит», не хватит денег, людей. Ограниченные экономические ресурсы…

Отт вернулся из Берлина быстро. Так и есть. Хищники не смогли договориться. В Берлин поступил доклад от дипломатических представителей, находящихся в Китае. В секретном докладе сказано: японские власти стремятся «изгнать все иностранные государства из Китая, в том числе и Германию. Японские монополии установили контроль над всеми отраслями промышленности и не пускают сюда немцев. Политика Японии направлена на искоренение всего иностранного капитала в Китае».

Риббентроп разругался с японским послом Того. Переговоры о заключении военного союза прерваны.

Зорге облегченно вздохнул. Отт вел себя на Вильгельмштрассе молодцом. Он привез целую кучу ценных сведений. Оказывается, теперь мы можем даже влиять в некоторых вопросах на политику германского государства…

Через Клаузена Бранко передает записку: Мияги получил от своего друга достоверные сведения… (Зорге догадывается: этот друг – Одзаки.) Очень важные сведения: японцы, стараясь поднять свой пошатнувшийся престиж среди западных держав, готовят военную провокацию в районе озера Хасан, вынашивают планы захватить часть советской территории в Приморье, окружить Владивосток.

Тут уже Зорге не мог больше оставаться в больнице. Опираясь на трость, доплелся до машины и приказал везти себя в посольство.

Военные действия у Хасана начались 29 июля 1938 года, но еще задолго до этого советское командование, предупрежденное Рихардом Зорге о готовящейся провокации, начало переброску в район озера Хасан частей 1-й Отдельной Краснознаменной армии.

Западная пресса открыто толкала Японию на большую войну. «Япония может воспользоваться этим случаем для ограничения ее действий в Центральном Китае… Настоящий японо-русский инцидент может автоматически вылиться в необъявленную войну», – подсказывала «Нью- Йорк таймс». Риббентроп забыл ссору с послом Того и стал ратовать за германо-японский военный союз.

Но к 11 августа наступило отрезвление: японские войска были наголову разбиты, выброшены с территории Советского Приморья.

Не лучше шли дела в Китае. Коноэ надеялся поставить Китай на колени, захватив Ханькоу. Но установить «новый порядок» в Восточной Азии не удалось. Китайцы отказались от капитуляции и продолжали борьбу.

Все выходило так, как и предвидел советник Одзаки. Почему бы этого мудрого человека не сделать официальным советником?

Осуществить намерение принцу не удалось: потерпев поражение на всех фронтах международной политики, кабинет Коноэ вынужден был уйти в отставку.

Так обстояли дела на Дальнем Востоке.

А в Европе назревали события, смысл которых хорошо понимал Зорге. 30 сентября Гитлер выполз из «коричневого дома» в Мюнхене – в этот день правящие круги Англии и Франции выдали фашистской Германии Чехословакию. Мюнхенский сговор расчистил нацистам путь ко второй мировой войне. И хотя срок пребывания Зорге в Японии согласно договоренности с Урицким кончился, Рихард 7 октября написал в Центр:

«Пока не беспокойтесь о нас здесь. Хотя нам здешние края крайне надоели, хотя мы устали и измождены, мы все же остаемся все теми же упорными и решительными парнями, как и раньше, полными твердой решимости выполнить те задачи, которые на нас возложены великим делом».

Он отдавал себе ясный отчет в том, что его место сейчас в Токио – и нигде больше. Ибо не было, не существовало в природе человека, который смог бы заменить его в настоящее время здесь, на самом оживленном перекрестке международной политики; он проник в сокровенный уголок фашистского логова – в германское посольство, даже мог направлять действия посла по нужному руслу, оказывать влияние на германо-японские отношения, узнавать о замыслах Гитлера и его приспешников. Нет, никто не мог заменить Зорге. Все личное должно отойти на второй план…

А что сказать Кате, как объяснить?..

«Дорогая Катя!

Когда я писал тебе последнее письмо в начале этого года, то я был настолько уверен, что мы вместе летом проведем отпуск, что даже начал строить планы, где нам лучше провести его.

Однако я до сих пор здесь. Я так часто подводил тебя моими сроками, что не удивлюсь, если ты отказалась от вечного ожидания и сделала отсюда соответствующие выводы. Мне не остается ничего более, как только молча надеяться, что ты меня еще не совсем забыла и что все-таки есть перспектива осуществить нашу пятилетней давности мечту: наконец получить возможность вместе жить дома. Эту надежду я еще не теряю. Ее неосуществимость является полностью моей виной, или, вернее, виной обстоятельств, среди которых мы живем и которые ставят перед нами определенные задачи.

Между тем миновали короткая весна и жаркое, изнуряющее лето, которые очень тяжело переносятся, особенно при постоянно напряженной работе. И совершенно очевидно, при такой неудаче, которая у меня была.

Со мной произошел несчастный случай, несколько месяцев после которого я лежал в больнице. Однако теперь уже все в порядке, и я снова работаю по-прежнему.

Правда, красивее я не стал. Прибавилось несколько шрамов, и значительно уменьшилось количество зубов. На смену придут вставные. Все это результат падения с мотоцикла. Так что когда я вернусь домой, то большой красоты ты не увидишь. Я сейчас скорее похожу на ободранного рыцаря-разбойника. Кроме пяти ран от времен войны, я имею кучу поломанных костей и шрамов.

Бедная, Катя, подумай обо всем этом получше. Хорошо, что я вновь могу над этим шутить, несколько месяцев тому назад я не мог и этого.

Ты ни разу не писала, получила ли мои подарки. Вообще уже скоро год, как я от тебя ничего не слыхал.

Что ты делаешь? Где теперь работаешь?

Возможно, ты теперь уже крупный директор, который наймет меня к себе на фабрику, в крайнем случае мальчиком-рассыльным? Ну ладно, уж там посмотрим.

Будь здорова, дорогая Катя, самые наилучшие сердечные пожелания».

Когда Бранко спрашивал у Зорге, как тот успевает писать статьи для многочисленных немецких газет и журналов, Рихард, смеясь, отвечал: «Я их стряпаю по рецепту Лессинга: половиной головы».

Он, разумеется, шутил. Журналистская работа требовала от него подчас предельного напряжения всех умственных сил. Ведь он осознанно стремился «подняться над уровнем среднего немецкого корреспондента». Но одного стремления мало. Он был талантливым журналистом, и в Германии не без оснований признавали его лучшим корреспондентом по Японии.

Зорге – журналист… Лучший корреспондент по Японии… Почему его статьи о стране Ямато сразу же привлекли внимание не только читающей публики, подписчиков «Франкфуртер цайтунг», но и высокопоставленных чиновников «третьего рейха»? Эти статьи тщательно изучались на Вильгельмштрассе и считались надежнейшим источником информации о внутреннем положении Японии.

И тут мы подходим к секрету журналистского мастерства Зорге. Прежде всего на его статьях лежит печать высокой культуры мышления, они насыщены фактами, идеями и аргументами; изложив факты и мнения, журналист Зорге, прежде чем сделать вывод, старается установить различие между фактами и мнениями и делает это ненавязчиво, ему свойственна, если можно так выразиться, «мягкая» манера письма. Он не репортер, он мыслитель, аналитик, политический комментатор, он производит реалистический учет всех обстоятельств японской действительности, если даже речь идет о таких неприятных вещах для японского правительства, как предполагаемая смена кабинета, рост дороговизны в стране, неудачи японской армии в Китае, провал военной авантюры у озера Хасан.

С мягким юмором описывал Зорге в одной из статей пресс-конференцию, организованную японским министерством иностранных дел; японское правительство всеми силами пыталось скрыть свое поражение у озера Хасан. На пресс-конференции американский журналист спросил, правда ли, что на вершине сопки Заозерной развевается красный советский флаг. Представитель японского МИДа с горечью ответил: «Не на самой вершине, а чуть-чуть в Стороне…» Зорге хорошо понимал, что там, в Берлине, любые неудачи Японии в международных делах должны радовать фашистских заправил: чем больше неудач, тем скоpee Япония пойдет на союз с Германией; обе стороны всячески стараются преодолеть давние противоречия в борьбе за влияние в Китае, как-то разрешить вопрос о бывших германских владениях в Тихом океане, объединить усилия для осуществления завоевательных акций; но разногласия слишком велики, Зорге умело использовал в своих статьях эти противоречия: как бы о вещах само собой разумеющихся, он писал о заигрывании японской дипломатии с Англией и США, о намечавшемся англояпонском сближении, о защите японских интересов в Китае великобританским представителем на одном из заседаний Совета Лиги Наций, о демонстрации фашистских обществ в Токио под лозунгом «Похоронить дипломатию заигрывания с Англией!» и о разгоне этой демонстрации правительством.

Однажды в беседе с Дирксеном Зорге высказался втом смысле, что Япония ни при каких обстоятельствах не вернет Германии тихоокеанские острова. Посол с ним согласился. Вот тогда-то фон Дирксен с полной убежденностью сообщил в Берлин: «Японская политика в отношении мандатов в районе Южных морей абсолютно ясна. Япония ни при каких условиях, даже рискуя потерять дружбу Германии, не уйдет с тихоокеанских островов». А Зорге, как и положено журналисту-международнику, стал упорно иллюстрировать эту мысль посла: он отправился в район Южных морей, чтобы рассказать немецкому читателю о хозяйничанье японцев в бывших германских колониях. То было увлекательное путешествие. Каролинские, Марианские, Маршальские острова… экзотика тропических морей: панданусы, хлебные деревья, кокосовые пальмы, полунагие темнокожие туземцы…

В своих корреспонденциях журналист Зорге отдавал дань и этой стороне. Он красочно описывал тропическую природу, действующие вулканы Марианских островов, коралловые архипелаги, тайфуны. Но это было лишь обрамление. Главное крылось в другом: значение мандатных островов не в природных богатствах, а в выгодном стратегическом расположении. Этот район Тихого океана, изобилующий лагунами и водными проходами, представляет идеальные убежища для гидросамолетов и подводных лодок; Марианские, Маршальские и Каролинские острова – линия опорных пунктов; и линия эта уходит далеко в глубь океана, в сторону Южных морей; у Японии есть и другая линия опорных пунктов – Рюкю, Тайвань, Пескадорские острова. Все это платформы для непосредственного наступления на богатейшие колонии, стратегические позиции в Юго-Восточной Азии… – вот к какой мысли подводил своего читателя Зорге. Каждая его статья была своеобразной ложкой дегтя в бочку меда развивающихся германо-японских отношений. Но статьи нравились Дирксену, и он поощрял Зорге – ведь статьи наглядно подтверждали позицию и взгляды самого Дирксена! (А читателя укрепляли в мысли, что мандатные территории Япония добровольно не отдаст.) Со страстью и вдохновением обсуждал он тихоокеанские проблемы, предвидя, что громадные просторы Тихого океана в недалеком будущем станут ареной грандиозной борьбы империалистических хищников за источники ценного сырья и емкие рынки сбыта. Он подчеркивал роль молодого японского капитализма, который стремится к монопольному овладению тихоокеанскими рынками, источниками сырья и сферами приложения капитала. Описывая деревянный храмовый ансамбль Хориудзи в Наре, золотой храм Тодаидзи, мавзолей Тюсонузи в Северной Японии, великолепие лакировки, перламутровой инкрустации золоченых статуй божеств, Зорге в каждой корреспонденции о Японии неизменно подводил читателя к современным проблемам страны – внутренним и внешним. Он заставлял думать. Сам он хорошо знал, что в подобных корреспонденциях очень важна ассоциативная основа; его взгляд на явления, языковые нюансы, сам ритм повествования и создавали нужный эффект: читатель чувствовал себя приобщенным к тайнам мировой политики, делал нужные Рихарду выводы.

Глубокое знание экономики, политики, культуры страны – вот три кита, на которых держался журналистский авторитет Зорге во «Франкфуртер цайтунг». Да, не зарисовочные, картинные элементы были сильной стороной Зорге-журналиста: он не любил цветистость, «дешевую экзотику» в статьях – все это годилось разве только для своеобразной маскировки, отвлечения строгих фашистских цензоров от сути того, что он хотел донести до широкого читателя. Вначале «Франкфуртер цайтунг» требовала от него именно «наглядных статей», в которых неизменно присутствовали бы атрибуты японской экзотики – сакура, оби, фусумы, гета, Фудзияма и т. п. Но Зорге не пошел на поводу у любителей экзотики из «Франкфуртер цайтунг» – он присылал статьи – социальные исследования, анализировал международную политику государств, – именно то, что и могло представить подлинный интерес для серьезного читателя. И редакторы «Франкфуртер цайтунг» сдались. Позже, в 1941 году, в объяснительной записке один из редакторов писал по этому поводу: «Важнее было то, что переписка с д-ром Зорге и его журналистская работа создавали впечатление о нем как об очень серьезном, вдумчивом человеке, который понимал журналистское дело, а также обладал политическим чутьем. Сверх того, из разговоров с людьми, которые возвращались из Японии, явствовало, что Зорге действительно пользовался авторитетом в посольстве и слыл в Токио одним из самых осведомленных людей. Такие разговоры имели место с г-ном Юстом (специалист по восточным странам), когда он прибыл из Токио, а позднее с д-ром Лили Абегг (корреспондент«Франкфуртер цайтунг» в Китае) и д-ром Фридрихом Зибургом».

Да, политическое чутье доктора Зорге редакторы «Франкфуртер цайтунг» оценили по достоинству. Откуда им было знать, что чутье выковывалось годами подпольной партийной работы в Германии, в классовых схватках с врагами всех мастей. И не Япония, не Китай сделали Зорге журналистом высшего ранга. Если бы кто-нибудь очень проницательный взял на себя труд проследить за восхождением Зорге как журналиста, он понял бы, откуда в нем это политическое чутье, откуда несгибаемая логика и диалектичность мышления. Эта логика, склонность к анализу присутствовали в его статьях, опубликованных еще в тельмановской «Гамбургер фольксцайтунг», в «Бергише арбайтерштимме», в советских журналах «Коммунистический Интернационал», «Красный интернационал профсоюзов», «Крестьянский интернационал», «Мировое хозяйство и мировая политика», «Большевик».

За десять лет сотрудничества в коммунистической прессе (с 1919 по 1929 год) все им напечатанное могло бы составить объемистый том. И каждая строка была написана кровью сердца, являлась плодом больших раздумий над судьбами мира и рабочего движения.

Можно взять его статью «Лондон и Вашингтон», опубликованную еще в 1921 году в «Бергише арбайтер штимме», – и здесь, в этой статье, посвященной Вашингтонской конференции, которая подвела итоги империалистическому переделу мира после первой мировой войны, сразу же чувствуется аналитический ум, склонность Зорге к большим обобщениям. С нами ведет разговор диалектик-марксист, умудренный не только теоретическими трудами, но и личным опытом войны и революции: «С точки зрения мировой политики Вашингтонская конференция находится сейчас в центре внимания не только капиталистических стран, но и Советской России, а значит, и рабочег