Культура и миф

Что такое миф?

Иметь ответ на поставленный вопрос важно хотя бы пото­му, что миф тоже достался современности от «примитивного» состояния человечества и продолжает (то подспудно, то откры­то) жить в людях, и даже развиваться, приобретая все новые и новые формы. Если подходить к мифу сугубо формально, то он, наряду с языком, представляет собой один из древнейших компонентов любой культуры. Этим и объясняется, почему на протяжении длительного времени наблюдается теснейшая связь их не про­сто параллельной, но взаимной эволюции. По сути своей миф есть начальный тип целостного мировоззрения, ибо, подобно ре­лигии или философии, он дает внутренне организованное опи­сание как внешних по отношению к нам явлений, так и всего того, что человек привнес в этот мир, включая придуманные им мно­гочисленные институции.

В мифе нашла свое первое выражение извечная потребность личности дать всему объяснение. Именно неизбывное стремле­ние человека классифицировать действительность объясняет живучесть мифа. Отличие же его от иных методов познания за­ключается в установлении причинно-следственных связей меж­ду событиями и процессами на чувственном, а не логическом уровне. Тем не менее миф создает модель подлинной реальнос­ти, т.е. предлагает свою символическую форму действительнос­ти, не менее законную, чем прочие (например, искусство и т.п.). Но он отражает веру в определенную структуру бытия.

Вечная потребность психики в последнем обстоятельстве по­стоянно воспроизводит ее склонность к мифотворчеству. Учтем также такую немаловажную и чрезвычайно удобную для егоносителя черту мифологического сознания, как его некритич­ность к себе и своей продукции. Оно попросту не воспринимает того, что не отвечает ему, а тем более противоречит. В частно­сти, оно нетерпимо к борьбе мнений в обществе. Поэтому есте­ственной выглядит пронизанность советской жизни мифологе­мами сверху донизу.

Мифология

Она является, как мы видели, одним из способов познания мира. Хотя она и уступает логосу в аналитической оценке дей­ствительности, сказанное выше подводит к тому, что различия между ею и разумом, ею и историей никогда не были абсолют­ными. В раннее время миф создает свою явь при помощи сверхъес­тественных подходов – через включение в ее ткань иного про­странства и времени. Отсюда в мифологическое мышление лю­бых эпох приходят всепронизывающие их мистика и магия.

Настоящая мифология всегда начинает с изложения своей версии космогонии и антропогенеза. В дальнейшем она разви­вается в повествованиях о культурных героях (даровавших огонь, изобретших ремесла и т.д.), о рождении и воскрешении, об основании и основателях поселений... Из нее же рождаются и милленаристские и мессианские учения в их сочетании с эсха­тологией (толкующей об исходе телесного мира и конечном воз­даянии). Миф есть предмет веры. А сказка – миф, в который перестали верить безусловно. Глубокое понимание полного круга поднятых здесь проблем находим у А.С. Пушкина в его краткой, но восхитительно ем­кой формуле «сказка – ложь, да в ней намек, добрым молод­цам урок». Насколько это замечание верно, доказывает версия происхождения легенд о туповатых и опасных великанах, адре­сующаяся к взаимодействию кроманьонцев и неандертальцев. Известно, что вторые стояли на более низком уровне интеллек­туального развития, чем первые, но значительно (до двух раз) превышали их ростом. В мире, где физическая сила нередко играла решающую роль, они были опасными противниками наших предков.

Античная мифология питала европейскую мысль, изобрази­тельное искусство и литературу до конца XIX в. Старые, пре­одоленные христианством мифы романских племен, славян и германцев были поглощены фольклорной основой их культур. Вспомним хотя бы гномов, эльфов, драконов и великанов Запа­да или волшебных персонажей русских сказок. Оттуда же чер­пали свои образы и сюжеты Л. Кэрролл, и Дж.Р.Р. Толкин, из подражания которому вырос целый новый жанр «фэнтези». Дэвы и джинны арабов и персов происходят от божеств Древ­него Востока, нечисть тюркских легенд – из доисламских ве­рований в духов, и пр. А обязанная своим появлением католи­ческому и протестантскому рационализму мифология разума породила научную фантастику.

Миф и психология

Об их неразрывной взаимообусловленности мы уже упоми­нали. Поэтому остановимся лишь на еще двух принципиальных аспектах их отношений. Миф как результат эмоциональных реакций человека на сре­ду имеет самостоятельную нравственную и моральную ценность. Следовательно, его развитые формы открывают уникальный ма­териал для выявления структуры, порядка и динамики как пси­хической жизни, так и этической мотивации индивидуума и со­циума. Поэтому его информацией в своих целях оперируют не толь­ко филологи, антропологи и исследователи персонального и коллективного бессознательного. Возникающие на его почве возможности манипуляции сознанием в сторону утверждения любой безальтернативности широко применяются во всякого рода рекламе, от продвижения на рынок товаров до политичес­ких технологий в их тоталитарном, диктаторском и демо­кратическом вариантах. Сюда относится и конструирование ми­фов с использованием соответствующих магических и мистических элементов, что, в свою очередь, крайне опасно в двух на­правлениях. Во-первых, произведенные подобным образом «новоделы» отрицательно влияют на психику их потребителя. Во-вторых, легкомысленное обращение с оккультными практика­ми мстит тем, кто к ним прибегает, фатальной деформацией их собственного «духовного тела».

Функции мифа в обществе

Изначально миф сосредоточивал в себе все метафизические параметры и прикладные предписания, необходимые для выжи­вания и успешной жизнедеятельности его носителей. Посколь­ку он призван объяснять происходящее, то из него выросли, ска­жем, образовательные основы культуры. В его же рамках были сформированы первые этические нормы. Он наложил свой не­изгладимый отпечаток и на ритуал.

В социальном плане миф санкционировал принятую струк­туру общества. Например, у индоевропейцев с их трехчастной, досконально изученной антропологом Ж. Дюмезилем, моделью (жрецы-правители, воины, крестьяне) миф апеллировал для это­го к явственной природной иерархии. Здесь существует четкое и неоспоримое здравым смыслом деление зримого мира на три сегмента: высшее небо; срединное, непосредственно над землей, пространство обитания человека и животных; низшая земля с ее подземной средой. Их единство обеспечивает связывающая их мировая ось. Ее воплощением считались, в том числе и в куль­те, принадлежащие сразу всем трем стратам дерево (крона, ствол, корни) или гора (вершина, склоны, подножие) как место обитания верховного божества-громовержца. Потому-то древ­ние балты и славяне полагали местом обитания бога молнии и грома (Перкунас или Перун) дуб, в кроне которого во время гро­зы образуется статическое электричество. Оттуда же берет ис­ток одна из самых архаичных по происхождению доктрин – о модной нынче властной вертикали. В ранних сельскохозяйственных обществах миф также прак­тически и идеологически обосновывал одомашнивание растений и животных. Благодаря ему и само сельское хозяйство стало с тех пор частью мировосприятия, фактором, символизирующим стабильность и предсказуемость как космического порядка, так и структуры социума.

Отсюда проистекают не только ненаигранная сила убежденности современ­ных рядовых членов русских партий аграриев и коммунистов (да и массовки фер­меров-антиглобалистов по всему миру) или языческая натура их взглядов и их неискренность в демонстрируемой ими на публику приверженности христианству. Отсюда исходит также и необходимость учитывать при планировании и проведе­нии модернизации сложившиеся тысячелетиями, а потому крайне устойчивые, стереотипы. В силу их базового характера их нельзя начисто ломать. Это приве­дет к хаосу сознания и, значит, поставит крест на перспективах национального возрождения. Успех реформ зависит, следовательно, от того, насколько удачно они будут адаптированы к актуальным вызовам и потребностям. Таким образом, оригинальная мифология дает нам факти­чески полное представление о мире создавшей ее культуры. Она стоит у истоков формирования морали, космологии и истории, поддерживает общественную природу человека. И даже сейчас, в технологических цивилизациях, мифологические формы мыш­ления составляют, как было показано выше, их глубинные ос­новы, связывая, в частности, индивида и группу.

Миф в Новое и новейшее время

Как всякий феномен, природа которого символична, миф не просто отражает окружающее, но в ходе самого этого процес­са порождает в себе и транслирует вовне себя собственную ре­альность, которая с момента своего возникновения становится непосредственной данностью для миллионов людей.

Например, одним из последствий культа Разума, проповедывавшегося эпо­хой Просвещения, стал миф о победоносной социально раскрепощающей рево­люции. Он, в свою очередь, привел к завоевательной модернизации Европы Бо­напартом, что наложило неизгладимый отпечаток на последующее развитие мира в целом. Мифология вообще всегда особенно охотно использовалась и используется в разного вида рекламе, в политике и политиками в собственных, нередко такти­ческих, а то и частных, целях. Достаточно упомянуть риторику президентов СШАР. Рейгана об СССР как «империи зла», Дж. Буша-младшего об «оси зла» и анало­гичные советские конструкции в ответ на первую из них. В том же ряду экзерсисы наших идеологов разных периодов о мировом заговоре (банкиров, евреев, им­периалистов, далее по тексту), преступной НАТО, интригах «мировой закулисы», движущих глобализацией и пр., да и само гипертрофированное восприятие ны­нешнего этапа транснационализации, разворачивающейся на самом деле непре­рывно с начала «неолитической революции».

В тоталитарных обществах миф исполняет особую функцию. Нерациональность их политических и экономических систем нуждается (ради сохранения социума в состоянии, подконтроль­ном правящему классу) в специфических формах компенсации людям за наложенные на них ограничения. Тут-то и востребуется мифология как средство групповой мобилизации. Она ак­тивно эксплуатирует для этого историю, а также самообольще­ние, энтузиазм, единство, доверие, наконец, просто наивную веру масс.

Поэтизация далекого и недавнего прошлого, вне зависимос­ти от того, какова была призываемая на подмогу подлинная ре­альность, транслирует героику в настоящее и будущее. Из обы­денной жизни («чтобы быть достойными наследниками деяний предков») вместо перманентного повышения ее уровня для каж­дого вымучивают бесконечные сериалы подвигов. Так в нашей стране выдумывались битвы за урожай, покорение природы, все­народные стройки коммунизма, повороты рек и т.д.

А постоянная стимуляция идущей из детства и присущей любому иррациональной жажды утешения продуцирует не толь­ко патернализм властей и непотизм управляемых, но и культ судьбы и удачи, якобы способной самопроизвольно разом все превратить в индивидуальный (коллективный) земной рай.

Из этого культа уже в наше время трудно пробивающей себе дорогу представительной демократии берутся как материал для заполонивших эфир игровых программ, так и вера в «волшеб­ную палочку» народовластия, закона, суверенитета, самодоста­точности нации, закрытого регионализма. Им (по выбору в за­висимости от конкретных обстоятельств) приписывается маги­ческое родовое свойство решать самые насущные проблемы людей без особых усилий с их стороны (ограничивающихся, к при­меру, вместо самоогранизации в самоуправляющееся граждан­ское общество, федеральным и региональным голосованием один раз в четыре года).

То же надо сказать о доверчивости к обещаниям, обязатель­ствам, клятвам политиков и их осуществимости, к искусно соз­даваемому, вне зависимости от действительного содержания личности, образу «своего парня». Данная технология работает в России не хуже, чем в США или где-либо еще. Остается ска­зать, что явление политического мифа чрезвычайно устойчиво, поскольку он сохраняет ресурс группирования и направления людей в нужную заказчику сторону, в частности, формирова­ния из них партий, движений, борцов за идею и т.п.