Главный врач Антарктиды

Возможно, случайное непродолжительное знакомство с доктором Васей не вызвало бы у меня такого количества отрицательных эмоций. Но мы провели, можно сказать, бок о бок, девять месяцев, и за это время он попортил мне столько крови, и я так часто упоминал его, что считаю необходимым рассказать поподробнее об этом индивидууме, хотя бы самую малость. В конечном итоге, я обязан ему тем (и, честно говоря, весьма признателен за это), что мне не пришлось идти в поход. Все, что я хочу здесь поведать, записано преимущественно со слов самого героя. Услышанное от других полярничков будет оговорено отдельно.

Вася – ровесник Советско-Российской Антарктической экспедиции. В 2003 году ему, как и ей, исполнилось 48 лет. Насколько я понял, значительную часть своего детства он провел то ли в Норильске, то ли в Воркуте, где его отец занимал какую-то высокую должность на каком-то заводе-гиганте. Здоровым было это детство или больным, мне неизвестно. После школы Вася поступил в Тартуский университет на факультет спортивной медицины. (В его рассказах фигурировал какой-то не уточненный разряд по дзюдо). Причин, по которым он покинул это учебное заведение, я тоже не знаю. Будучи призванным на военную службу, попал в подразделение морской пехоты. Служить понравилось, остался на сверхсрочную. Принимал участие в боевых операциях в Анголе, Мозамбике, Афганистане и еще где-то. С.Г. слышал Васин рассказ о том, как он выводил отряд из окружения в Мапуту. Уволился из армии в 78-м или 79-м году (с датами имеет место небольшая путаница, поскольку сам герой в них временами теряется, а документальных подтверждений хоть какой-нибудь детали его анамнеза я не видел). Уволился в звании капитана с боевыми наградами. Примерно с этого места начинаются фантастические несоответствия объективной реальности. Кроме Васи, мне не приходилось слышать ни об одном молоденьком сверхсрочнике, ушедшим в запас с капитанскими погонами. Крайний случай – младший лейтенант, но это бывает редко и после солидной выслуги. Имел боевые ранения, в том числе ту самую контузию, от которой, якобы, начал сраться уже в нашей экспедиции на Мирном.

Дальше. В 87-м закончил 1-й медицинский институт в Ленинграде, после чего шесть лет отработал в районной больнице в Якутии. Судя по его рассказам, там он был счастлив, имел моторную лодку, охотился (причем добывал дичи в два раза больше, чем местные охотники-профессиноналы), пользовался всеобщим уважением. Один раз даже спас каких-то рыбаков, заблудившихся и катающихся двое суток по реке вокруг большого острова на моторке. Они уже начали опухать от голода и жажды, как вдруг появился Вася и объяснил им, куда надо плыть. Интересны также воспоминания о его охотничьей собаке – помеси восточносибирской лайки, волка и чуть ли не тигра. Этот монстр крыл всех текущих сук и волчиц в округе, был непобедимым собачьим бойцом и вообще песьим прообразом Васи (или того гуманоида, каким Вася хотел бы себя видеть).

По ряду личных и служебных причин Вася был вынужден уехать в Ленинград. Оказавшись в большом и почти европейском городе, в начале 90-х годов с их глобальными общественными катаклизмами и катастрофами, привыкший к хорошей зарплате, постоянной востребованности и интересному мужскому досугу, доктор Вася, по всей вероятности, был огорчен. Поработал на скорой помощи, в травмпункте, даже в институте Джанелидзе. И попал, в конечном итоге, в сети Антарктической экспедиции, не прожив в родном городе и года.

Когда он пристрастился к алкоголю, я точно не знаю – у алкоголика со стажем, скрывающего свой недуг, это выяснить без помощи родственников крайне трудно. Перенес тяжелую операцию по поводу запущенной язвенной болезни. Но Антарктида понравилась. Эта экспедиция у него шестая или восьмая. Два или три раза он зимовал по два года подряд (и это на Востоке!) Жена от него ушла, вроде бы даже вместе с квартирой. Не буду врать, но это, по всей видимости, был его второй брак – от первого упоминались какие-то взрослые дети.

Еще одна потрясающая особенность: Вася безапелляционно утверждает, что он хирург высшей категории, травматолог первой категории, да еще и кандидат медицинских наук в придачу. Ну, и совсем скромно он намекает на то, что вернувшись домой, летом поедет защищать докторскую диссертацию в Москву.

Подобные невероятные истории, быть может, хороши для привокзальных ресторанов или каких-нибудь подобных заведений, когда ты видишь собеседника первых и последний раз в жизни. Но коллегам, по-моему, такое наивное вранье выдавать за правду все-таки не стоит. Многие полярнички, и наш начальник станции, в первую очередь, хавают (прошу прощения за это слово, но уж очень хорошо сказал Богдан Титомир в свое время: «А пипл хавает!») Более того, многие Васе искренне симпатизируют. Но есть и такие, и их тоже немало, которые побаиваются или относятся к нему в соответствии с народной мудростью – не тронь, и запаха не почувствуешь. Очевидно, меня угораздило не просто тронуть, а вступить обеими ногами. В результате, меня отправили сезонничать на Молодежную, а героический доктор Вася ушел походом расконсервировать свой любимый Восток.

Я не держу на него зла, на все воля Божья. У каждого свой путь, и пусть у всех у нас все будет хорошо. И все же! Все же что-то здесь не так. Боюсь слицемерить, не берусь осуждать кого бы то ни было. Время нас рассудит.

12.01.2004.

Вчера удалось найти льдину подходящего размера, точнее даже не льдину, а невысокий плавучий айсберг с большой и относительно ровной поверхностью. «Морковку» пришвартовали к этому конгломерату, и теперь вертолет беспрестанно летает с корабля на берег и обратно, таская разнообразные стройматериалы, сгруженные на этот айсберг подъемным краном.

Спал всю ночь и почти весь день сегодня. Снятся какие-то яркие кошмары все время – нас все же немного качает, и эта качка действует на мозги. А в целом, погода спокойная, вода гладкая и, периодически, почти чистая. Мы стоим совсем рядом с огромными айсбергами, прочно упершимися в дно – до них не больше пятисот метров.

Я в очередной раз занимаюсь усовершенствованием своих рассказов – все-таки недочетов очень много. Михаил Петрович разрешает мне без ограничений пользоваться компьютером и принтером в амбулатории, чему я несказанно рад. Я распечатал весь свой экспедиционный дневник и потихоньку с ним порабатываю.

Написал сегодня письмо отцу, отнес радистам. Хотел взять что-нибудь в библиотеке, но ее так и не открыли в условленное время.

15.01.2004.

Дрейфовали вчера весь день, полетов не было. Почему – не понятно. Может быть, это была передышка после празднования старого Нового года? Я встретил его в компании опять же полярничков, но на этот раз корабельных, вернее, сезонных. Их здесь немало, я это заметил и понял, еще когда мы шли из Кейптауна. Неплохо, вроде бы, посидели, но я, должно быть, перебрал, и остался неприятный осадок. Настолько, что сделанные мною в пьяном виде записи наводят на мысль о психическом нездоровье. Есть у меня дурная привычка в крепком подпитии отображать на бумаге свои ощущения, причем буквально. Короче, «мне нужен отпуск», как говорят герои крутых боевиков после какого-нибудь очередного падения с большой высоты или полученного удара кувалдой по голове (или бейсбольной битой).

Сегодня опять пришвартовались к подходящему айсбергу. После обеда начнутся полеты. Пасмурно, с утра шел небольшой снежок. Я видел этот фронт вчера поздно вечером, даже сфотографировал, а к утру он пришел сюда и накрыл нас. Во время съемки сломался мой «Зенит». Я аккуратно смотал только недавно начатую пленку. Придется теперь фотографировать только несложным «Самсунгом» (тире – «Самвысунгом»).

16.01.2004.

Сейчас ночь, начало третьего. Минувший вечер мы провели с моим старым знакомым с «Михаила Ломоносова». После ужина он устроил мне настоящую экскурсию по машинному отделению нашего дизель электрохода. Впечатление грандиозное. Я увидел двигатели и генераторы, вырабатывающие электроэнергию для мотора, вращающего гребной винт, видел этот мотор и вал этого гребного винта. Запасные четыре лопасти его закреплены на открытой палубе 1-й надстройки. Если их составить вместе, диаметр винта получается около пяти метров! Насколько маленькой и трогательной наша «морковка» кажется с берега и, особенно, с вертолета, настолько солидные у нее внутренности. Корабль нисколько не устарел, что называется, морально, да и физически все конструкции и агрегаты работают исправно. Большинство систем находится под автоматическим контролем, в центральном пункте управления установлены, помимо многочисленной прочей аппаратуры, три монитора – один, передающий изображение с камер слежения в основных отсеках, два – схематичную информацию, поступающую с бортовых компьютеров. В общем, круто, нечего сказать.

Потом мы неторопливо беседовали за бутылочкой чудесного южноафриканского ликера, напоминающего по вкусу крем-брюле. Не самый подходящий напиток для настоящих ковбоев, но уж очень вкусный. Эх, если бы все разговоры под алкоголь были такими – спокойными, теплыми и доброжелательными.

С удовольствием послушал «Ольгу» Гарика Сукачева, еще раз посмотрел фотографии моих красавиц. Счастье есть. Оно не может не есть. Желаю счастья всем живущим. Спокойной ночи.

Рукастый Гена Ахтель запросто справился с моим сломанным «Зенитом». Я зарядил обратно вынутую пленку и жду подходящих видов.

Днем меня вызвали в радиорубку – пришел запрос, согласен ли я принять фотографии на сумму 240 рублей. Я, естественно, согласился – Ольга в последнем письме обещала прислать Симкины свежие фотки. Только что закончился ужин, и теперь я маюсь, т.к. почта должна прийти вот-вот.

17.01.2003.

Не мог уснуть почти до самого утра – получил вчера письмо от Ольги и обещанные Симкины портретики – целых семь штук! Она уже такой пупс, поскорее бы потискать. Написал сразу же ответ, лег не поздно, но уснул только под утро.

Зато сегодня проспал целый день. Окончательно проснулся только к полднику (хотя вставал и на завтрак, и на обед). Пошел прогуляться по палубе, и даже повалялся на солнце в укромном месте, подложив бушлат на запасной штормтрап.

Появились новости о втором походе – герои уже приближаются к 300-му километру; и новости об изменении расписания нашего движения. 4 февраля на Новолазаревскую прибывает самолетом высокая комиссия, и к этому времени «Федоров» должен быть там. А это означает, что вместо запланированного 2-го февраля мы будем на Молодежной раньше, примерно на неделю, и, соответственно, проведем там больше времени.

18.01.2004.

Минувшей ночью подошли к Дружной и встали в лед. Погода ветреная, идет слабый снег. Видимость не очень, поэтому полеты пока отменены. На грузовой палубе потихоньку готовят самолетик АН-2 – он останется здесь на сезон, как и в прошлый раз.

Всю ночь мы просидели с одним из молодых корабельных ученых. Попивали разбавленный спирт, пели песни, а ближе к утру даже посмотрели «Искусственный разум», выжавший из меня под конец скупые мужские слезы (хотя, в целом, американская мутота). Потом я сходил на завтрак, но уж обед проспал напрочь и встал только к полднику. Немного прогулялся по палубе. Мокрый снег под ногами и холодный порывистый ветер напомнили непогожие дни начала зимы в Ленинграде. Солнца не видно. Кругом сплошное белое поле. Вдалеке угадываются очертания ледяного купола Антарктиды.

Один из моих сотоварищей – тот самый механик, которого неоднократно репрессировали за время зимовки – запил и, похоже, не на шутку. В кают-компании почти не появляется, ребята время от времени носят ему в каюту еду, а он изредка болтается по палубам, безумно улыбаясь покрасневшим лицом. На корабле в этом смысле попроще, чем на станции – всегда можно купить спиртное.

19.01.2004.

Великий праздник Крещения Господня. Настроение умиротворенное. Вчерашний крещенский вечерок просидели с нашим поваром Толей. Поговорили о многом, как ни разу за всю зимовку.

Ровно в 7 утра из репродуктора полились звуки, но что это были за звуки! Серенады нашего зама в исполнении автора. Он вкрадчивым голосом под аккомпанемент электроорганолы и гитары пел о насущном: что пришла пора возвращаться домой, что не шумят здесь березки, что очень нам тут иногда нелегко приходится и т.д. У моей девчонки есть одна маленькая штучка, а в ее комнате у стенки стоят лыжи. Мало того, концерт по радио продолжался в кают-компании на протяжении всего завтрака. Сам же поэт-песенник сидел в своем углу за темными стеклами очков и, по-моему, даже один раз прослезился от умиления. Чего только не увидишь!

Наша плавучая макроструктура по-прежнему стоит во льду километрах в пяти от берега. Кильватерный след замерз, лишь недалеко от кормы осталась небольшая полынья. Рядом с ней валяются два, неизвестно откуда взявшихся, тюленя, а вокруг еще бродит парочка императорских пингвинов.

20.01.2004.

Погода все такая же ненастная. Ветер со снегом, снег с ветром. Видимость не плохая, но и не достаточная для полетов. Утром был один вылет, а потом вертолет целый день простоял без движения на своей площадке. Белый с красной полосой на борту, видимо, поставили в ангар, а летают теперь на желтом с такой же красной полосой. АН-2 уже собрали, докручивают какие-то оставшиеся гайки.

На душе тепло и радостно. Взял вчера в библиотеке несколько книг. Среди них – сказка М. Успенского о богатырях-побратимах, отправившихся разрывать круг времени на край света. Давно хотел ее прочитать, но ожидал большего, хотя местами действительно очень смешно и хорошо. С юмором Стругацких можно сравнить лишь с большой натяжкой, эта книжка все же больше тянет на чтиво, чем на литературу (как выразился бы, наверное, М. Веллер). Еще взял стихи Заболоцкого и Брюсова, причем второго потому, что он упоминается в «Чапаеве» Пелевина. И книжку Веры Пановой – вот это, действительно, литература. Да еще какая! Похоже на Андрея Платонова, но изящнее и динамичнее. В общем, со вчерашнего вечера читаю не отрываясь, даже глаза щиплет, закапывал уже актовегин сегодня. Зато в голове прояснилось, чувствуется прилив жизненных сил.

Гена Ахтель за завтраком поскандалил в очередной раз со своим соседом по столу, причем сегодня довольно громко. Я в шутку предложил их рассадить, а чуть позже Гена зашел ко мне и попросил, чтобы я поменялся местами с его соседом. Тот противиться не стал (он вообще человек приятный и неконфликтный), и за нашим столом произошла небольшая перестановочка. Какая муха кусает Гену, непонятно. Насколько я его знаю, он добродушный и вежливый человек. Хотя как-то раз на Мирном я видел у него небольшую вспышку негодования.

Наш запивший соотечественник появляется за столом через раз. Он нашел себе приятеля-собутыльника среди отзимовавших на Прогрессе полярничков, но тот послабее и уже приходил ко мне лечиться в весьма плачевном состоянии. Я скормил ему оставшийся у меня реланиум. Вроде полегчало, но сегодня он снова ходит окривевший.

Вокруг парохода бродят поморники и жирные пингвины Адели (на Мирном они были почему-то более худосочными), императоры и тюлени куда-то подевались. Пингвины просто тусуются, а поморники нагло роются в мусорных бочках на корме, купаются в лужах, протаявших на поверхности льда, умудряясь даже здесь подраться из-за того, чья это лужа, хотя рядом может быть точно такая же и никем не занятая.

22.01.2004.

Сегодня собирались закончить с Дружной, но после обеда опять пошел снег, и полеты отменили. Оказывается, второй вертолет остался на Прогрессе вместе со своим экипажем. АН-2 тоже улетел.

В 18 часов состоялось настоящее представление. Один из корабельных механиков купался в проруби у кормы. Смотреть собралось чуть ли не полпарохода. Герой завязал на поясе конец капронового фала и руками вперед нырнул в воду. Действительно, проплыл несколько раз вдоль кромки льда, вылез, повалялся под общие аплодисменты в снегу. Сеанс! Температура воды, между прочим – минус один градус.

Я доделал и распечатал сегодня очередную жуткую историю из жизни персонала скорой помощи. Украсил, как мог, отвлекающими комическими эпизодами. Рецензента у меня здесь нет, дать почитать некому. Ну, да ничего. Я тут на днях вычитал в послесловии к повестям Веры Пановой выдержку из воспоминаний Бунина. Что, якобы, А.П. Чехов говорил ему: «…если у начинающего писателя сразу выходит все честь честью, ему крышка, пиши пропало! … рано и быстро созревают только люди способные, то есть неоригинальные, таланта в сущности лишенные, потому что способность равняется умению приспосабливаться и «живет она легко», а талант мучится, ища проявления себя». Насколько я себе представляю Антона Павловича, он был человек очень тактичный и вполне мог таким образом подбодрить симпатичного ему молодого автора, который написал что-то не вполне удачное, но все равно – приятное утешение. Как говорил герой известного милицейского сериала Вася Рогов: «Джип наш!»

23.01.2004.

Время опять как будто застыло и, одновременно, летит. Я на корабле уже две с половиной недели, но можно сказать, что прошли они незаметно. Я много сплю, периодически бываю в разных компаниях, понемногу пописываю. Что касается моей непосредственной работы, за это время делать почти ничего не пришлось. Безделье меня не тяготит – видно, я овладел главной добродетелью полярника по Амундсену. Немного тревожит то, что Ольга за это время привыкла к стабильности, хоть и небольшому, но все же приемлемому достатку. Страшновато возвращаться в нормальную человеческую жизнь и приступать к ее дальнейшему благоустройству. На Бога я надеюсь, но вот сам оплошать боюсь.

Пронесся слух, что высокая комиссия, которая должна была прибыть на Новолазаревскую, прилетит в Кейптаун, и «морковка» пойдет туда без захода на Молодежную. Еще один-два дня, и станет ясно, так это или нет. Как бы мне этого хотелось! Ведь тогда появляются шансы попасть домой в ближайшем времени. А вдруг?! Если да, через три недели я вернусь домой. Вот это был бы праздник! С другой стороны, если это произойдет, что это за комиссия такая, ради которой глобально меняется план экспедиции? Поживем – увидим, до развязки недалеко.

Кто это, в темноте полярного дня,

Бредет коридорами, спотыкаясь?

Я это или не я? Скажите, кто помнит меня,

Может быть, я узнаю себя и раскаюсь.

Лег я вчера пораньше, но около двух ночи проснулся и уже не мог уснуть. Прогулялся по палубе. Из-за туч проглядывали яркие солнечные лучи над горизонтом. Вернулся в каюту, почитал, полежал. Не спится, и все тут. Решил помыться, побриться и ждать завтрака. Не вышло. Около пяти утра заявился один из моих новых товарищей, уже изрядно тепленький, и позвал в гости. Так мы с ним и просидели до обеда.

Вообще, пьют на корабле многие. Я думаю, может это у моряков так принято? Волей-неволей, и мне случается выпивать то тут, то там. Но последнее время так часто, что даже неудобно об этом упоминать. Я, кажется, говорил, что понимаю теперь людей, которые посвящают пьянству весь свой досуг. Когда человек ничего другого и не видел, то может это и не страшно. А вот если случилось так, что поменял на водку какие-нибудь хорошие интересы, то это, наверное, очень грустно.

Мы выбираемся из льда. Больше километра «морковка» ползла задом по своему уже запорошенному следу, а потом развернулась в несколько приемов, ломая лед.

Меня постигло разочарование. Во время вечернего киносеанса показали фильм «Неуязвимый» – я так понял, один из последних с Брюсом Уиллисом. Несмотря на то, что сыграл он с несравненным Самуэлем Джексоном (еще там играл аденоидный ребенок из «Гладиатора»), провал полнейший. Брюсик утратил свое очарование, состарился; появилось в нем что-то от портрета Дориана Грея. Короче, я в ужасе. Вдобавок были еще продемонстрированы две рекламные паузы (фильм, очевидно, записали не так давно с канала СТС). Они показались бесконечными. Может, я просто отвык, а может, в мире что-то изменилось – и судя по тому, как похужал мой любимый актер и как обнаглела реклама – не в лучшую сторону.

А еще я не дождался писем сегодня.

24.01.2004.

Так и уснул я вчера, слушая скрежет льда.

Первый раз проснулся в четыре утра. Тихо. Качает чуть-чуть. Посмотрел в иллюминатор – берег еле видно. Решил поспать еще.

Скоро завтрак. Качка стала несколько сильней. Пасмурно, с неба падают редкие снежинки. Появились буревестники откуда-то, носятся вокруг корабля, иногда чуть не задевая гребешки волн.

Около 8 часов остановились для выполнения «морских работ». В течение 3-х суток наши ученые будут макать свой зонд в воду, измеряя на разных глубинах температуру, соленость и прочее. Погода совсем хмурая, ветер ощутимый, но все равно теплее, чем посреди льдов у Дружной.

Проспал весь день, вставая только, чтобы сходить поесть. Качает ощутимо, но меня не тошнит, а лишь сладко тянет в сон. Время от времени волны с сильным рассыпчатым звуком ударяют в борт. Вдалеке виднеются одиночные айсберги. Небо все так же хмурится, а море темное, как полная туча перед грозой.

25.01.2004.

Ночью просыпался несколько раз. «Морковка» останавливается через каждые две мили – океанологи опускают за борт свои приборы. Качает. Встал около шести, сделал зарядку (!), побрился, принял душ. Перед завтраком прогулялся по палубе, посмотрел, как трудятся наши ученые.

Вокруг корабля, как я уже говорил, кружится множество птиц. То есть, их не так уж и много, но зато среди них – представители всех видов местных буревестников. Кроме того, появились альбатросы – крупнее любого из буревестников в два раза, темно-коричневые, с коричнево-серыми светлыми клювами. Напоминают чем-то наших воронов.

Все книжки, взятые в библиотеке, я прочитал, и теперь немного маюсь. Хочется каких-то новых впечатлений. Стихи Брюсова не понравились совершенно, может быть, потому что в этом сборничке творения 1917-1925 годов. Сплошная революционно-пролетарско-ленинская мастурбация ищущего интеллигента худших традиций, разбавленная самовлюбленными одами самому себе.

26.01.2004.

Домой! Поют натянутых струн голоса.

Домой! Говорят вдалеке над водой небеса.

Домой! Домой! Домой! Где север, где юг?

Домой! Где ждут меня нега, покой и уют.

27.01.2004.

Утро сегодня солнечное и ветряное. Через полчаса завтрак. Вчерашний день и вечер я проспал после очередной вечеринки. Единственная молодая женщина на корабле – Татьяна, подружка одного из корабельных ученых – пригласила на именины. Я в срочном порядке сделал для нее вожделенный сувенир – пингвинье яйцо на каменной подставке – и написал маленький стишок:

Простите за жлобство, юная леди,

На праздник сегодняшний вместо цветов

Я подарю Вам пару соцветий

Своих примитивных полярных стихов.

Будьте всегда также благоуханны,

Сто лет пусть не меркнет глаз Ваших свет,

Радостных Вам именин, Татьяна,

Нежности, счастья и жизни без бед!

Солнечный лучик на ледоколе,

Это так важно для всех и всегда,

Холод не важен, путь легок, доколе

Корабль озаряет Ваша звезда.

Словом, поздравили. Просидели до утра.

Ближе к ночи я проснулся, почитал, поделал еще что-то, а в начале четвертого пошел греться в сауну – сегодня банный день. Банька здесь неплохая, просторнее и гуманнее, чем на Мирном. Попарился отлично, в полном одиночестве, жаль, что веника не было. И уже до утра сидел, перечитывал свои полярные записи, убирая по возможности нецензурные слова из повествования. Совсем без них обойтись все равно не получается.

Прошелся по палубе – какая-то эпидемия физкультуры! Полярнички делают зарядку на свежем воздухе, кто во что горазд. Даже наш механик, только-только вышедший из запоя, и тот отжимается и скачет.

Вчерашнюю библиотеку я, к сожалению, проспал, да мы уж скоро должны идти к Молодежной, может быть, даже сегодня. Слухи о срочном отходе в Кейптаун не подтвердились, все идет по намеченному плану.

Ближе к обеду сыграли пожарную тревогу – задымился главный двигатель. Корабль остановился, питание двигателя отключили, очаг возгорания ликвидировали. Пока что мы дрейфуем; механики ищут, а может быть, уже пытаются устранить неисправность. До завершения морских работ не хватило времени самую малость – оказывается, сегодня вечером «Федоров» должен был взять курс на Молодежную. Сколько продлится ремонт, пока неизвестно.

28.01.2004.

Утро сегодня, можно сказать, хмурое. Качает лишь самую малость. Мы в чистой воде, берега не видно, вдалеке у горизонта можно насчитать несколько айсбергов.

Мы то движемся малым ходом, то подолгу стоим – видимо, электромоторчик наш еще неисправен. Опять я плохо спал – перепутал все-таки день с ночью. Ругаю себя за то, что проспал библиотеку. Почитал бы с удовольствием, а самому что-либо делать ужасно лень.

Оказывается, наши ночные остановки были связаны не с ремонтом, а с завершением морских работ. Последний замер был около 6 часов утра. Сейчас половина девятого, и мы идем полным ходом. Видимо, перед обедом объявят, сколько миль осталось до Молодежной.

29.01.2004.

Весь день я крепился, но зато уж после полдника как залег, так даже и на ужин не пошел. Сейчас около двух ночи. Я недавно проснулся, попил чаю с медом и сверхурочными беляшами (несколько дней назад выдали по банке меда, а сегодня – по еще банке кофе; упаковка чая в пакетиках досталась мне в подарок от повара Толи). Сижу за столом, пытаюсь думать о вечном.

Действительно, перед обедом по трансляции передали, что до Молодежной 600 миль, т.е. завтра мы, возможно, будем там. Сегодня я одному из героев, в компании которых мне придется сезонничать на Молодежной, удалил корни сломавшегося зуба. Это оказалось сложнее, чем я думал, но ничего, получилось. Все происходило под визуальным контролем Михаила Петровича, а под конец он мне даже помог – есть нюансы, о которых не написано в учебниках и о которых я даже подумать не мог (ведь все, что я делал до сих пор с зубами – это устанавливал неунывающему метеорологу свалившийся протез. На Мирном непререкаемым стоматологическим авторитетом был Вася, и я не лез, тем более, что он с самого начала с завидным остервенением отлавливал полярничков и лишал их зубов).

После завтрака вышел на палубу. Ветер потеплел, но вдалеке показался лед – тоненькая белая линия на воде. И хоть ненадолго мы высаживаемся на берег, стало грустно. Не хочется покидать уютный теплоход, который, к тому же, меньше, чем через три недели пришвартуется в Кейптауне. Такое чувство, как будто после отпуска возвращаешься на военную службу, так и не сумев добраться домой.

1.02.2004.

Начинаю помаленьку чесаться – три дня не мылся. Уже наступил вечер, и я снова так устал за день, что рассказывать в подробностях, что и как, нет никакого желания. Завтра будет поспокойнее, тогда и заполню информационный пробел последних трех дней.

3.02.2004.

Пятый день мы на Молодежной. Одиннадцать скромных героев, в том числе и начальник станции. Этот начальник настоящий – спокойный, степенный, с открытым взглядом и породистой внешностью вельможи петровских времен. Ему до всего по-хорошему есть дело, он в курсе всего, он знает и любит свою станцию. Строго следит за тем, чтобы на территории не валялись окурки, чтобы сортировался мусор: объедки в отдельную бочку, консервные банки и тому подобное – в другую, стекло в третью. В четвертой проделаны дырки, и все сгораемые отходы жизнедеятельности сжигаются в ней. Короче, все по шариату. Начальник наш непьющий. Говорят, не умеет останавливаться, поэтому и не начинает. Пока что он мне симпатичен, и наши взаимоотношения складываются хорошо.

Еще есть повар. Этот не пьет и не курит. Опять же – говорят – запивает изредка. Компанейский и общительный человек, готовит отлично. Запас продуктов у нас, судя по всему, такой, какой надо. В совокупности эти факторы дают отменное трехразовое питание. Я бы сказал, даже лучшее, чем на пароходе.

Остальные члены экипажа тоже пока что не проявили себя с плохой стороны. Два механика ДЭС, три механика-водителя, два радиста (в том числе и Гена Ахтель) и юный инженер-эколог, который включен в число вахтенных электростанции.

Начальник и эколог приехали сюда только на сезон, мы с Геной зимовали на Мирном, один из водителей – на Прогрессе (ему я удалял зуб перед высадкой). Остальные после Молодежной сойдут на Новолазаревской с тем, чтобы там перезимовать.

Молодежная встретила ласково.

67 гр. 45 мин. южной широты 45 гр. 51 мин. восточной долготы

3.02.2004.

Очень даже ласково. Два дня стояла безветренная солнечная погода, дважды прилетали делегации сочувствующих и интересующихся с «Федорова», который, как и погода, два дня стоял километрах в пяти от берега и радовал глаз. Я воспользовался этим теплом и обошел почти всю станцию – а это настоящий город по масштабам Антарктиды. К сожалению, город почти заброшенный. В былые времена здесь зимовало по 150 человек, а в сезон работало до 500 полярничков! Молодежная была головной станцией СССР, центром и оплотом южно-полярных исследований. Попозже я опишу, возможно, подробнее местную инфраструктуру, постройки, технику и т.д.

В ночь на 1 февраля погода изменилась – пришел циклон. Мне приснилось, как «Федоров» разворачивается во льдах. И правда, утром он уже был лишь неясной точкой ближе к горизонту, а потом растаял совсем.

Радостной попойки, как это было на Мирном по поводу начала зимовки, здесь не случилось. Вообще, за эти дни никто ни разу не выпил, все сухие до неприличия. В первый день, в первые же часы запустили ДЭС, завели подсобные ГТТ – обычный транспортер и водовозку. На второй день привезли воды из ближайшего озера (до этого воду носили ведрами из ближайшей лужи). Вчера завели бульдозер и отрыли вход в «бананис» - пещеру, выдолбленную в скале неподалеку. Этимология названия следующая: какие-то иностранные гости посетили эти катакомбы, и в восторженных их восклицаниях проскочило «бананис». Выяснилось, что так звали храбреца из джунглей в одном из протарзановских эпосов. С тех пор и повелось. В «бананисе» хранятся замороженные продукты – некоторые с прошлого года, а некоторые уже не одно десятилетие. Бетонная стена над входом украшена надписью «11 САЭ», метрополитеновской буквой «М» и изображением обезьяны на пальме. Строили эту пещеру веселые метростроевцы из Ленинграда в сезон 11 советской антарктической экспедиции.

7.02.2004.

Жизнь наладилась. Я отмыл медицинский кабинет и операционную, принял активное участие в работах по запуску нормальной жизнедеятельности станции. Теперь мои обязанности (пока никто не болеет) – дежурство по камбузу через два дня на третий. Кроме меня, посудомойками работают радисты. Меня это нисколько не обременяет. Радистов, по-моему, тоже. Объем работы небольшой, а морально это легко потому, что психологический климат пока здоровый и отъявленных мерзавцев нет. Один из механиков – бывший моряк – проявил, правда, некоторую склочность, но общими усилиями его удалось как-то тихо и незаметно приручить.

Сегодня второй день пасмурно, а до этого два дня светило солнце, а перед ними два или три дня шел снег и дул отвратительный ветер. Можно сказать, что погода однообразием не утомляет.

Теперь я могу с уверенностью заявить, что побывал на всех объектах станции – от близлежащего аэродрома, на котором покоятся брошенные самолеты, до кладбища. Выяснилось, что такое грустное место есть не только на Мирном. Здешний пантеон поменьше, всего захоронено двенадцать человек. У подножия креста, стоящего на скале над могилами, прикручена медная табличка с надписью «В память оставшихся здесь на вечную зимовку».

Ледяной припай в этом году уходить не торопится – море лишь местами выглядывает из проталин. В марте прошлого года мы стояли у Молодежной в чистой воде. Но есть два местечка неподалеку, где видно прибой и можно потрогать руками накатывающуюся из-подо льда на камни соленую воду.

Станция расположена в прибрежных скалах, которые хребтами тянутся от берега в сторону купола. После Мирного Молодежная мне кажется настоящим курортом. У меня есть время на прогулки, и, если позволяет погода, я каждый день куда-нибудь хожу. Я взял сюда сапоги с шипами, которые часто носил на Мирном и очень этому рад: лучше них для передвижения по скалам и каменным россыпям не придумаешь.

В общем, пока все в порядке. Завтра будет год, как я уехал из дома. Удивительно, как быстро прошло время. Немного, совсем немного осталось уже до возвращения домой. Пришел запрос от руководства РАЭ на предмет того, кому лететь из Кейптауна самолетом. Я попросил включить меня в этот список. Если срастется, через два месяца я буду принюхиваться к волнующим запахам аэропорта Пулково.

Я не жалею о том, что подписался на участие в экспедиции. Наконец-то удалось решить серьезные материальные затруднения, поработать, как следует, для моих родных. Обидно, что я не смог полноценно распорядиться отпущенным мне свободным временем (а его было предостаточно) – не стал умнее, сильнее и т.д. Разжирел, правда – вешу теперь 90 кг – ну, да что поделать. У меня никогда не было настоящей воли к победе. Вечно мне что-то мешало, что-то томило меня. И никого не интересует, что же это. Никому, кроме меня, до этого нет дела, что, в общем-то, нормально и естественно. Но все же хотелось бы знать, в чем секрет этой пожизненной меланхолии. Отчасти мне его удалось раскусить, но до настоящего откровения еще далеко.

Вчера услышал замечательную историю от бывалого полярника – нашего начальника ДЭС. Когда в 35 экспедиции прилетел ИЛ-76, чтобы забрать отзимовавших полярничков, дело уже было к зиме, взлетно-посадочная полоса неважная, почти постоянно метель. «Михаил Сомов» тогда застрял во льдах примерно в 300 км от Молодежной. Почти 200 человек вертолетом перебросили с корабля обратно на станцию и посадили в самолет, предварительно взвесив вместе с багажом. Разрешили взять с собой не более 20 кг каждому. Полярнички же набрали, кто сколько мог унести – сэкономленная мука, макароны, консервы и прочее. Все это весило значительно больше разрешенной массы. Командир экипажа сказал, что самолет перегружен не меньше, чем на четыре тонны, и предложил оставить часть вещей во избежание аварии. Но герои молча вцепились в свои пожитки и сурово сопели, не желая расставаться с кровно нажитым добром. Время шло, поземок становился все сильнее, грозя перерасти в настоящую метель. Полеты уже больше месяца назад были прекращены, и лишь чрезвычайная ситуация заставила совершить тот крайне опасный рейс. Командир подождал еще пять минут, а потом махнул рукой и, громко сказав: «Ну, и хуй с вами!», пошел в кабину. Подняли вертолет, и он завис в отдалении, как маяк – взлетной полосы и ее огней не было видно. Все обошлось, хотя еще те бывалые говорили, что такого рискового взлета никогда не видели.

8.02.2004.

Воскресенье. Настоящий выходной день сегодня. С утра светит солнце, облаков и ветра почти нет. После вкусного и обильного завтрака (хорошая пища уже вошла в привычку) мы с начальником сходили в «бананис» и принесли очередную порцию замороженных сосисок и мяса. Захватили также стопку эмалированных тазиков для бани. Сегодня плюс ко всему официальный банный день. Все получили по большой бутылке газированной воды и пол-литровой банке «Петровского Степана Разина».

На тазиках и мясе моя сегодняшняя трудовая повинность и ограничилась. Много времени эти манипуляции не заняли. До обеда оставалось еще больше трех часов, и я отправился гулять. Прошел по берегу на восток, искупался в одном из небольших озер в скалах и сделал одно немудреное, но все же открытие (в точности, как Снифф). Оказалось, что Молодежная расположена на скальных хребтах, ограждающих приблизительно овальных очертаний впадину. На дне ее находятся три относительно больших водоема, гордо именуемых озерами, и многолетний спрессованный снег. Можно предположить, что когда-то в этой котловине действительно было настоящее озеро, которое вытекло после разрушения одного из берегов – того, которых обращен к морю. Полный круг по этим хребтам я проделывать не стал – побоялся опоздать на обед – но все же прошел достаточно далеко, чтобы этот круг увидеть.

Да, чуть не забыл. Ведь я позвонил домой утром. Любимая теща меня опять не узнала, видно от богатства все же не отвертеться. Дома все хорошо, меня до сих пор любят и ждут.

После обеда попарился и выпил свое пиво, показавшееся значительно вкуснее африканского «CASTLE», которое мы пили на Мирном. А потом даже поспал часика полтора.

До ужина еще около двух часов, не знаю пока, как ими распорядиться.

Вчера посмотрели замечательный романтический фильм «Горбун» - почти remake старого с Жаном Марэ; сыграли на бильярде. Короче, все неплохо, я даже с гирей вчера поупражнялся (в нашем доме стоит полуторапудовая гиря и довольно массивные гантели).

11.02.2004.

День почти закончился. С утра был сильнейший ветер – хваленый «молодежнинский» сток – зато с обеда до ужина отстояла тихая ясная погода. По ночам теперь ненадолго темнеет, примерно с половины одиннадцатого до полуночи. Сегодня утром было четырнадцать градусов мороза. Море рядом со станцией открылось, и вдалеке то тут, то там виднеются широкие полыньи, но все же от океана нас пока отделяет многокилометровая полоса припая.

К моим общественным обязанностям добавилась еще одна, а именно стирка белья при посредстве, так сказать, автоматической стиральной машины. Машина эта в точности такая же, какая была на Мирном, только новая. Есть некоторые сложности с подачей воды, но я приловчился заливать воду ведром через отверстие для загрузки порошка, так что дурное дело – нехитрое.

Жизнь так и течет в безалкогольном русле. Здесь вообще все по-другому, не так, как на Мирном. Может, конечно, мне это только кажется, но чувствую я себя гораздо лучше, чем там. Начальник здешний, кстати, с удовольствием играет в мандавошку с механиками, но меня это нисколько не раздражает.

«Федоров» два или три дня назад ушел с Новолазаревской и 16 февраля должен быть в Кейптауне. Погода им благоприятствует пока, надеюсь, что и все остальное будет хорошо. По плану нас должны забрать 28 февраля (во всяком случае, прийти сюда), т.е. всего-то моей зимовочки чуть больше двух недель осталось.

12.02.2004.

Небо ясное, ярко светит половина луны. Видны звезды и слабое полярное сияние. Появились странные знамения. Во вчерашнем фильме на могильной плите матери главного героя даты рождения и смерти почти совпали с теми, которые стоят на камне моей мамы. Его мать прожила, к сожалению, на год меньше моей. Сегодняшняя история тоже напомнила мне одну, где восемнадцатилетний мальчик соблазнил пятнадцатилетнюю девочку. Только в фильме она вовремя поняла, что он не ее герой, да и не герой совсем, в общем-то. В жизни все получилось гораздо печальнее.

Завтра 13 февраля, пятница. Отправлю телеграмму Ольге ко дню Святого Валентина. Год назад я звонил домой из Кейптауна. Шел дождь, мы тогда чуть не разодрались с каким-то пьяным уродом. Он долго не мог сообразить, как набрать номер в телефоне-автомате, а потом орал в трубку: «Алла! Алла! Эт`я!» и т.д. Серега сказал ему что-то, а этот глупец привязался к нам, пытаясь спровоцировать драку. Позже, можно сказать, долгими зимними вечерами, я неоднократно представлял себе, с каким удовольствием можно было отделать тогда эту скотину. Настрой у меня перед началом зимовки был совершенно не такой, как сейчас. Я считал, что вдали от родины нельзя ссориться с соотечественниками. Наверное, хорошо, что он остался невредим. На другой день мы отчалили, и меня непривычно мутило от качки. Как прошло время, целый год.

14.02.2004.

Ох уж мне все эти песенки о «сломанной ветке, которая не зацветет весной», «опаленных крылышках», «загубленной молодости» и т.д. Трогательные запоздалые сожаления о внебрачной дефлорации. Интересно, кто их придумывает? Сами обманутые или их мужья-пиздострадальцы, тяготящиеся тем, что «не девкой взял»? Ведь это целое направление в любовной народной лирике. На Мирном наш начальник радио гонял дурацкие шлягеры на эту тему, и здесь они периодически звучат. Я оставил свой магнитофон с кассетами на корабле и теперь несколько жалею об этом.

15.02.2004.

Вот и воскресенье. Снова баня с пивом, бритье с удовольствием, свежее постельное белье. Через два воскресенья придет «Федоров». Завтра он должен быть в Кейптауне.

Воспоминания годичной давности не связаны с домом. Год назад мы уходили из Кейптауна. Одна седьмая часть моей экспедиции отделяет меня от Ленинграда.

Завтра начинается масленица, через неделю – Великий пост. Я усматриваю в этом еще один знак. По плану, третий заход в Кейптаун должен состояться 10 апреля. Пасха в этом году 11 апреля, т.е. у меня есть прекрасный шанс перед большим праздником и возвращением домой спокойно и неторопливо подумать о главном, привести в порядок свои чувства и тельце. Как хороша жизнь!

Припай ушел окончательно, и теперь от океана наш залив отделен далекой баррикадой из айсбергов. Из-за того, что море открылось, ветер дует почти постоянно, да такой сильный, что без ушанки и бушлата выходить из дома крайне неприятно.

Весь день небо хмурилось, а после ужина наконец-то пошел снег. Сразу же исчезли айсберги у горизонта, белесой пеленой затянуло скалы. Я спустился к воде посмотреть на валяющегося в снегу тюленя. Он поднял встревоженно голову, вращая круглыми коровьими глазами и показывая красные склеры. Потом принялся раздувать ноздри, принюхиваясь. Начальник сказал, что их здесь укладывается иногда по двадцать штук. Просто море открылось только недавно, и остальные скоро подтянутся.

На ночь посмотрели «The professional» Люка Бессона, который у нас во всех анонсах и на коробках видеокассет называют «Леон-киллер». Грустное кино, но с удовольствием.

16.02.2004.

С утра была настоящая метель. После завтрака я занялся стиркой и попутно вычистил в снегу коврики из моей комнаты и общего коридора. Дело к обеду. Ветер несколько поутих, но снег идет по-прежнему. Мороз совсем слабый, и на свежем воздухе находиться довольно приятно (в соответствующей одежде и защитных очках, конечно).

17.02.2004.

До обеда светило солнце, с крыш текла вода из тающего снега. Я принял участие в доставке очередной порции мяса из «бананиса». Часам к двум небо постепенно затянуло сплошной серой пеленой. Видимо, скоро начнется метель. Воспользовавшись временным затишьем, я быстренько соорудил донку и спустился к воде попытать рыбацкое счастье. Наверное, день для рыбной ловли сегодня неподходящий – моя снасть почти сразу же зацепилась за что-то на дне и оторвалась. Я не стал особо расстраиваться. Побродил между камней, сфотографировал тюленя (второй улизнул, пока я ходил за фотоаппаратом), покидал снежками в наглого жирного пингвина. Тот обругал меня и демонстративно испражнился на камни, подняв хвост, как скунс, отпугивающий врага.

Прикинул сегодня, что я хотел бы купить в Кейптауне для родных и близких. Получается слишком много, придется обойтись пингвиньими яйцами и камушками из Антарктиды, уж простите меня за жадность. Ольге колечко с алмазиком куплю обязательно, это само собой.

Не обезьяны и не люди мы,

Но сожаления горьких нет, как нет.

А мы полярнички-зимовщики, да!

Из Антарктиды шлем привет!

Пусть полбашки уж отморожено,

Но сожалений горьких нет, как нет!

Ведь все мы здесь с хмельными рожами, да!

Держим страны авторитет!

18.02.2004.

Уползают денечки. Я уже начал тяготиться своими обязанностями кухонного шныря. Сегодня даже совсем откровенно затосковал. После обеда провалялся до пяти часов – «сменяются виденья, и не сон, и не бред». Решил как-то взбодриться, достал старые журналы – «Новый мир», «Дружба народов», «Октябрь» - и был вознагражден за любопытство. Нашел большой фрагмент «Альтиста Данилова» - оставил на сладкое. Прочитал с интересом стихи Шефнера и критическую заметку В. Сорокина. Оказывается, этот выдающийся стилист анального жанра вырос из советских литераторов! Статья была о каком-то замшелом татарском поэте с еврейским именем, приводились четверостишия и целые строфы из его творческого наследия. Стихи не то, чтобы никакие, а просто откровенно пошлые. Однако, заказана была, по всей видимости, положительная рецензия, и Сорокин постарался! «Неподдельность чувства», «инструментовка», «пронзительно искренен» и т.д. В общем, я порадовался от души. Вот, значит, как тренируются маститые художники. С сожалением должен признать, что стихи Вадима Шефнера, представленные самостоятельно, понравились мне гораздо меньше, чем те, которые встречаются в контексте его удивительной прозы.

21.02.2004.

Прежде всего прошу прощения – оклеветал Владимира Сорокина. Ура-патриотические заметки начала 80-х принадлежат его однофамильцу.

Сегодня после обеда на несколько часов установился полный штиль. Светило солнце, мы с двумя героями-ДЭСовцами ходили на законсервированную электростанцию. Оттуда собираются изъять один из дизель-генераторов для отправки на Мирный. Мы расчистили заранее сколотый Геной Ахтелем лед и открыли главные ворота ДЭС. На обратном пути прошли берегом. Там сейчас валяются два тюленя и тусуются деятельные пингвины Адели (или попросту адельки), которых с каждым днем становится все больше. Часть из них линяет и видок имеет еще тот. Мы не удержались и поймали самого общительного. Он вылез из воды и поначалу гневно орал, не желая близкого контакта. Помните, я говорил о полярниках-дебилах, которые ловят пингвинов, чтобы сфотографироваться? Вот я и сам превратился в такого дебила. Но когда я взял эту мелочь на руки, она затихла и успокоилась, с интересом крутя головой. Даже не попытался обгадить меня. Мы по очереди сфотографировались с ним и отпустили. Он отряхнулся и стал невозмутимо разгуливать рядом с нами.

Было так тепло, а море так манило прозрачной водой, что я не выдержал и искупался. Буквально пять метров туда и обратно. Нырнул головой вперед и почти сразу пулей выскочил на берег. В такой холодной воде мне еще купаться не приходилось. Как будто обожгло всего, зато на воздухе уже было совершенно не холодно, а даже наоборот. Бодрость удивительная, настоящий восторг.

Уже третий день мы пытаемся поймать в специально изготовленную сетку на круглом стальном ободе какую-нибудь живность. Такими сетками я когда-то ловил раков на озере Зеркальном. Здесь пока ничего не ловится. Видимо, близко к берегу живут только мелкие ракообразные – бокоплавы – но они спортивного интереса не вызывают.

Завтра Прощеное воскресенье. Настраиваю себя на пост, но не уверен пока, что получится. Буду стараться.

В целом, все неплохо. Жизнь течет сама собой. Я как будто погрузился в спокойную дрему. Голова почти пустая, кое-что почитываю, писать ничего даже не пытаюсь, вижу странные сны.

Насобирал вчера ведро принесенных приливом зеленых водорослей, похожих на те, которые используют в дорогих массажных салонах в Японии. Обтирался сам и братву настропалил. Тем, кто попробовал, понравилось. Действительно, ощущение очень приятное, а тело приобретает немного сладковатый морской запах (не протухшей тины, а именно свежий морской запах).

Наш заврадио сообщил сегодня, что по последним данным все отзимовавшие полярнички будут возвращаться на родину морем, т.е. из Кейптауна улетят лишь единицы. Это мне не очень-то по душе. Буду обдумывать, как бы попасть в число этих привилегированных.

«Федоров» пока что стоит в Кейптауне и ремонтируется. Должен был выйти 20-го числа, так что мы здесь хоть немного, но все же задержимся.

22.02.2004.

Время к полуночи. Только что я сопроводил на вахту Игоря (механика ДЭС) и привел домой отдежурившего Сережу. Дует уже почти сутки, причем так, как на Мирном и зимой задувало нечасто. Домик трясется, что-то время от времени громыхает на крыше. Я провалялся почти весь день – погода располагает к сонному умиротворению.

Сегодня «Федоров» вышел из Кейптауна. 28 числа они планируют быть здесь, а уже 1 марта направиться в сторону Новолазаревской. Кажется, моя зимовка все-таки подходит к концу, и это здорово.

23.02.2004.

Ночью был настоящий ураган. Наш пожилой начальник ДЭС разбудил меня, чтобы я проводил его на вахту. К обеду стало потише, а перед ужином совсем успокоилось. Небо ясное, только вдалеке над океаном полоска редких белых облачков. Сток, тем не менее, весьма ощутимый.

Сегодня первый день Великого поста и, одновременно, день, типа, защитника Отечества. Я не стал отказывать себе в праздничном «оливье», но и обжираться не стал. Утром отправил поздравительную телеграмму отцу и тестю.

Начальник перенес воскресную баню на сегодня, и после завтрака я попарился самым первым, задумчиво выпил свое пиво. Валялся потом до и после обеда, прислушиваясь в полусне – не задувает ли снова.

Должен признаться, что с приходом «Федорова» на Мирный я опять понемногу закурил. Одну-две сигареты в день, а при возлияниях – значительно больше. Здесь же образ жизни совершенно трезвый, и я попробую с началом поста прекратить любые перекуры, как не курил последние три месяца на Мирном.

24.04.2004.

Забыл сказать, что вчера массово поступали радиограммы с других станций и «Федорова», в которых полярнички перекрестно поздравляли друг друга с 23 февраля. С Беллинсгаузена сообщили также, что отзимовавший состав несколько дней назад улетел в Пунто-Аренас, пообещав к 8 марта быть дома (типа, шутка). А один из моих лучших друзей – начальник зимовочного состава и обсерватории Мирный, прислал стихотворное предложение «наполнить и поднять бокалы» за воинский праздник. Видимо, жизнь на Мирном идет в прежнем ключе. Как бы они там не захлебнулись.

25.02.2004.

«Любовь, как установила современная наука, есть психопатическое состояние, свойственное организмам с задатками нервного вырождения, а не здоровым деловым людям».

«Антисексус» А. Платонов

27.02.2004.

Спал сегодня отвратительно. Ночью задуло, я часто просыпался, сквозь грохот крыши мерещились какие-то голоса, снились непонятные кошмары.

У одного из наших героев, а именно у ветерана, отзимовавшего на Прогрессе, опять началась аритмия. Это уже второй раз. Скорее всего, наджелудочковые экстрасистолы по типу бигемении, но не настолько регулярные. Давление на верхней границе нормы, кардиографа здесь нет. Он очень устает у вечеру, неоднократно жаловался на головную боль после работы. Когда дело дошло до рвоты, я стал его кормить имеющимися в наличии препаратами. После недельного курса ему вроде бы стало легче, и вот вчера снова началось. Он ужасно не хочет, чтобы я включал его в отчет, планирует еще съездить в юбилейную экспедицию, а потом уж на пенсию. Чуть ли не заискивает, но главное – не жалуется вовремя и много курит. Возраст у него в самый раз, чтобы врезать дуба от острой сердечно-сосудистой недостаточности или кровоизлияния в мозг. Я подкармливаю его потихоньку, чем могу – выбор лекарств совсем невелик.

Завтра приходит «Федоров». Я уже придумываю, какими словами начну письмо Ольге. Два дня остается зимовать, первого марта мы должны начать движение в сторону Новолазаревской. Последнее время дует постоянно, чувствую себя неважно, состояние подавленное. Снова мучительно захотелось домой. Представляю, как я буду делать покупки в Кейптауне, кому и какие привезу подарки, как меня встретят.

В нашем небольшом коллективе все хорошо. Были небольшие недоразумения, но в целом психологический климат здесь гораздо здоровее – с Мирным не сравнить. С неприязнью думаю о том, что снова придется увидеть знакомые рожи в конце марта (за исключением С.Г. – по нему соскучился). Поход с Востока вовсю ковыляет на Мирный. Один из моих новых товарищей – хирург, который шел зимовать на Восток – сказался больным и был эвакуирован через Мак-Мердо американским самолетом. Подробностей не знаю.

Я насобирал в окрестностях разных камушков и намертво упаковал их вместе с некоторыми своими вещами в плотный бумажный пакет. Готовлюсь понемногу к дембелю.

28.02.2004.

День через пять минут закончится. Я сижу вымытый и гладковыбритый, попиваю выданное к воскресенью пиво. Бани уже не будет (в том смысле, что не будут включать парную), но теплой воды хоть залейся, и в банных помещениях чисто и тепло.

«Федоров» трется где-то неподалеку, но мы его еще не видели. На подходе он попал в шторм и поэтому немного задержался. У нас идет снег, можно сказать – настоящая метель. Вполне вероятно, что завтра задует, и тогда наше отправление немного отложится.

Прошла первая минута наступившего последнего дня антарктического лета. На циферблате моих часов щелкнуло, и появилось

29.02.2004.

- добавочный день високосного года. Возможно, я еще долго раз в четыре года буду вспоминать, как в этот день «пришла красивая повозка, которая отвезет меня домой». А может, и не буду – шло бы оно все куда подальше!

Обратил внимание на одну странность: облака в Антарктиде всегда неподвижны. То есть, они, конечно, двигаются и меняют форму, но это происходит слишком медленно, не так, как в умеренных широтах. Очень хочется увидеть инверсионный след самолета в небе, услышать поезд. Завтра дома начнется весна, и опять без меня. Невероятно!

Около полудня на горизонте показался «Федоров», а в половине четвертого прилетел вертолет. На этот раз мне первому посчастливилось выйти навстречу нашим долгожданным товарищам (кроме бортмеханика Жени, у меня как-то постепенно сложились хорошие отношения еще с двумя пилотами из авиаотряда).

Скоро ужин. Вертолет уже сделал несколько рейсов, доставив на корабль заранее приготовленные грузы – дизель-генератор для ДЭС Мирного, контейнеры с продуктами и демонтированным оборудованием, какие-то трубы.

Погода портится. Низкие темные тучи закрыли небо, и видно, что там, откуда раньше появился «Федоров», на востоке, идет снег.

Ужин состоялся на час позже, чем обычно. Во время него начальник огласил распоряжение перевести часы на час назад, собрать личные вещи и подготовить оставшийся груз. Подъем в три часа, вылет – в четыре. Погода продолжает ухудшаться, и руководство не хочет штормовать возле Молодежной несколько дней из-за глупой нерасторопности.

3.03.2004.

Афиша возле цирка: «Говорящая корова! Лучший номер сезона!»

В разгаре представления, на арену выводят самую, что ни на есть, затрапезную буренку с грустными глазами и веночком из ромашек на рогах. Под барабанную дробь ее прицепляют к тросу, уходящему наверх, и поднимают под самый купол. Затем крепление отстегивается, и несчастное животное падает на арену с этой огромной высоты. Ноги у бедняжки разъехались в разные стороны, голова поникла, глаза закрыты. В наступившей тишине корова открывает глаза и, чуть приподняв голову, говорит с тоской:

- Господи, когда ж я сдохну?!

Качает уже больше двух суток. Чувствую себя, как говорящая корова. Вдобавок выяснилось, что у моего соседа самые пахучие ноги, которые мне когда-либо приходилось нюхать. Я уже начинаю думать, не гангрена ли у него началась? Вся каюта провоняла насквозь. От этого тошнит еще сильнее.

Мы в море Космонавтов. За эти дни пройдено около 150 миль, корабль движется еле-еле. Волны с пятиэтажный дом, периодически бьются в наш иллюминатор и даже захлестывают на главную палубу.

6.03.2004.

Болтаемся в 20 км от Прогресса. Подошли еще утром, но погода опять подвела: утренняя пасмурность превратилась к вечеру в шторм. Идет снег, ветер 15 метров в секунду, видимость плохая. Предыдущие два дня было ясно, иногда даже солнечно. Вчера светила полная луна, а сегодня вот такая измена.

Я написал заявление на имя начальника экспедиции с просьбой отправить меня из Кейптауна самолетом. Он сказал, что сделает все возможное, но, мол, доктор Вася отзимовал два года подряд и поэтому имеет приоритет. Я возразил, что это не помешало доктору Васе пойти вместо меня в поход. Начальник согласился с виноватой улыбкой. Видимо, мои друзья с Мирного уже науськали его.