КОГДА ПРОЙДЕТ ПЯТЬ ЛЕТ

перевод Н. Малиновской (проза) и А. Гелескула (стихи)

ЛЕГЕНДА О ВРЕМЕНИ В ТРЕХ ДЕЙСТВИЯХ И ПЯТИ КАРТИНАХ

Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е Л И Ц А

Ю н о ш а.

С т а р и к.

С т е н о г р а ф и с т к а.

Д р у г.

М а л ь ч и к.

К о ш к а.

С л у г а.

В т о р о й д р у г.

Н е в е с т а.

И г р о к в р е г б и.

С л у ж а н к а.

О т е ц.

М а н е к е н.

А р л е к и н.

Д е в у ш к а.

П а я ц.

М а с к а.

С л у ж а н к а.

П е р в ы й и г р о к.

В т о р о й и г р о к.

Т р е т и й и г р о к.

Э х о.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Библиотека. Сидят Ю н о ш а в голубой пижаме и С т а р и к.

У него белая борода, огромные золотые очки, серый костюм.

Ю н о ш а. Ничего удивительного.

С т а р и к. Простите, но...

Ю н о ш а. Со мной всегда так было.

С т а р и к (как будто выпытывает, но любезно). Правда?

Ю н о ш а. Да.

С т а р и к. Итак...

Ю н о ш а. Помню...

С т а р и к (смеется). Всегда «помню».

Ю н о ш а. Я...

С т а р и к (подбадривая). Говорите.

Ю н о ш а. Прятал сласти, чтобы съесть их потом.

С т а р и к. Потом... Правда? Так вкуснее. Я тоже.

Ю н о ш а. Я помню, однажды...

С т а р и к (нетерпеливо перебивая его). Как я люблю это слово – помню. Оно зеленое, сочное и разливается холодными ручейками.

Ю н о ш а (весело и как бы убеждая себя). Да, да. Вы правы. Нужно бороться со всем, что несет в себе разрушение, с этими жуткими облупленными стенами. Я часто встаю ночью, чтобы вырывать бурьян. Я не хочу ни бурьяна в саду, ни ветхой мебели в доме.

С т а р и к. Ни ветхой мебели, потому что надо помнить, но...

Ю н о ш а. Но помнить живое, с горячей кровью, не тронутое тленом.

С т а р и к. Да, так. То есть (понижая голос) надо помнить, но помнить надо заранее.

Ю н о ш а. Заранее.

С т а р и к (таинственно). Надо помнить завтрашнее.

Ю н о ш а (ошеломленный). Завтрашнее.

Часы бьют шесть. В полной тишине по сцене, плача, проходит

С т е н о г р а ф и с т к а.

С т а р и к. Шесть часов.

Ю н о ш а. Да, уже шесть, а так жарко. (Встает.) Прекрасное небо перед грозой. Все в сизых тучах...

С т а р и к. Итак, вы... Я был другом их семьи, особенно отца. Он астроном. Как хорошо – астроном, правда? А она?

Ю н о ш а. Я мало ее знаю. Но это неважно. Думаю, она меня любит.

С т а р и к. Наверное.

Ю н о ш а. Они уехали в долгое путешествие. Я почти обрадовался.

С т а р и к. Вернулся ее отец?

Ю н о ш а. Что вы! Сейчас это невозможно! Я не могу объяснить почему. Пока не пройдет пять лет...

С т а р и к (радостно). Прекрасно!

Ю н о ш а (серьезно). Почему вы говорите – прекрасно?

С т а р и к. Потому что... Вам нравится здесь? (Показывает на комнату.)

Ю н о ш а. Нет.

С т а р и к. Вас не угнетают отъезды, происшествия, то, что вот-вот должно случиться?..

Ю н о ш а. Да, да. Не надо об этом.

С т а р и к. Что там, на улице?

Ю н о ш а. Шум, всегда шум, пыль, жара, зловоние. Я боюсь, что все это проникнет сюда.

Слышится долгий стон. Пауза.

Хуан, закрой окно.

Слуга неслышно идет на цыпочках к окну и закрывает его.

С т а р и к. Она... молода?

Ю н о ш а. Очень. Ей пятнадцать.

С т а р и к. Пятнадцать прожитых лет – вот и вся она. А почему не сказать – пятнадцать снегов, пятнадцать ветров, пятнадцать закатов? И вы не решаетесь бежать, лететь, все небо заполнить своей любовью?

Ю н о ш а (закрывает лицо руками). Я слишком ее люблю!

С т а р и к (встает, с воодушевлением). Или иначе – пятнадцать роз, пятнадцать крыльев, пятнадцать песчинок. И вы боитесь собрать всю свою любовь в сердце, боитесь сделать ее маленькой, уязвимой?

Ю н о ш а. Вы хотите отъединить меня. Но я знаю ваш способ. Стоит только начать разглядывать на ладони живую букашку или смотреть на вечернее море, вглядываясь в каждую волну, как все исчезает – и образ, который в сердце, и рана. Но я люблю и хочу любить, любить так же, как она, и поэтому я могу пять лет ждать той ночи, когда все огни погаснут, а ее косы обовьют мои руки.

С т а р и к. Позволю себе напомнить, что у вашей невесты... нет кос.

Ю н о ш а (раздраженно). Я знаю. Она обрезала их, без разрешения, конечно, и это (с тоской) меняет ее облик. (Резко.) Я знаю, что у нее нет кос. (Почти в бешенстве.) Зачем вы мне об этом напоминаете? (Печально.) Но они вырастут за эти пять лет.

С т а р и к (с воодушевлением). И станут еще красивее. Эти косы будут...

Ю н о ш а (радостно). Нет, они есть!

С т а р и к. Эти косы так душисты, что можно жить только их ароматом – без воды, без хлеба.

Ю н о ш а. Я столько думаю!

С т а р и к. Вам столько снится.

Ю н о ш а. Что?

С т а р и к. Вы столько думаете, что...

Ю н о ш а. С меня словно содрали кожу. Все ранит. Сплошной ожог.

С т а р и к (протягивает ему стакан). Выпейте.

Ю н о ш а. Спасибо. Когда я начинаю думать о ней, о моей девочке...

С т а р и к. Назовите же ее невестой! Отважьтесь!

Ю н о ш а. Нет.

С т а р и к. Но почему?

Ю н о ш а. Невеста... Вы же знаете, когда я говорю – невеста, я вдруг вижу ее в саване на небе, перевитом огромными снежными лентами. Нет, она мне не невеста (делает такой жест, как будто хочет освободиться от образа, который преследует его), это моя девочка, моя подруга.

С т а р и к. Продолжайте же.

Ю но ш а. А когда я начинаю думать о ней, воображать, как она двигается, светлая, живая, вдруг кто-то меняет ее лицо – она становится морщинистой, беззубой, как в ярмарочном кривом зеркале, и уже не она, а нищенка в лохмотьях топчет мои мысли.

С т а р и к. Кто-то? Поразительно, что вы говорите – кто-то. Видимое глазом еще изменчивей, чем скрытое в мыслях. Вода, текущая в реке, уже не та, что текла только что. А кто помнит карту песчаных пустынь... или лицо друга?

Ю н о ш а. Да, да. Скрытое, хоть и меняется, все же дальше от смерти. Последний раз когда мы виделись, я не мог смотреть на нее вблизи, потому что увидел на лбу две морщинки, и как только я переставал следить за собой – вы понимаете? – они заполняли все ее лицо, она становилась дряхлой, старой, как будто долго страдала. Я должен был уйти, чтобы вглядеться и различить ее облик в своем сердце.

С т а р и к. А когда она казалась вам старой, она была полностью вашей?

Ю н о ш а. Да.

С т а р и к (возбужденно). А если бы именно тогда она призналась, что обманула вас, что не любит, морщины исчезли бы и она снова стала бы прекрасней розы?

Ю н о ш а (возбужденно). Да.

С т а р и к. И вы стали бы любить ее еще больше – именно поэтому?

Ю н о ш а. Да, да.

С т а р и к. В таком случае... ха-ха!

Ю н о ш а. В таком случае... жить очень трудно.

С т а р и к. Оттого и кидаются от одного к другому, пока не сгинут. Ей пятнадцать лет, а может, пятнадцать сумерек или пятнадцать небес. Внутри все живее, чем снаружи, где только ветер и смерть. Поэтому надо... не идти... а ждать. Потому что прийти значит умереть сразу, а как прекрасно думать, что завтра мы увидим сто золотых рогов, вонзенных солнцем в облака.

Ю н о ш а. (протягивает руку). Спасибо. Спасибо. За все.

С т а р и к. Я вернусь.

Появляется С т е н о г р а ф и с т к а.

Ю н о ш а. Ты отправила письма?

С т е н о г р а ф и с т к а (почти плача). Да, сеньор.

С т а р и к ( Юноше). Что с ней?

С т е н о г р а ф и с т к а. Я хочу уйти отсюда.

С т а р и к. Так в чем же дело?

Ю н о ш а (в смятении). Сами видите.

С т е н о г р а ф и с т к а. Я хочу уйти и не могу.

Ю н о ш а (мягко). Я не удерживаю тебя. Ты знаешь, я ничего не могу сделать. Я говорил тебе, чтобы ты подождала, но...

С т е н о г р а ф и с т к а. Что значит ждать? Я не жду.

С т а р и к. А, собственно, почему? Ждать – это верить и жить.

С т е н о г р а ф и с т к а. Я не жду, потому что не хочу ничего ждать, не хочу и... не могу уйти отсюда.

Ю н о ш а. Ты никогда не можешь разумно объяснить.

С т е н о г р а ф и с т к а. Что я могу объяснить? Есть только одно объяснение, то, что... я люблю тебя. Не бойтесь, сеньор! То же, что и всегда. Когда он был маленьким (Старику), я смотрела с балкона, как он играет. Он упал и разбил коленку, ты помнишь? (Юноше.) До сих пор эта кровь красной змейкой бьется у меня в груди.

С т а р и к. Не надо. Кровь высыхает, а прошлое проходит.

С т е н о г р а ф и с т к а. Разве я виновата, сеньор? (Юноше.) Прошу тебя, дай мне расчет. Я хочу уйти.

Ю н о ш а. Конечно. Я тоже ни в чем не виноват. Кроме того, ты знаешь, я себе не принадлежу. Ты можешь идти.

С т е н о г р а ф и с т к а (Старику). Вы слышите? Он гонит меня. Он не хочет, чтобы я здесь оставалась. (Уходит, плача.)

С т а р и к (таинственно, Юноше). Это опасная женщина.

Ю н о ш а. Я хотел бы любить ее, как хотел бы испытывать жажду у источника. Хотел бы...

С т а р и к. Ни в коем случае! А что бы вы стали делать завтра? А? Подумайте. Завтра!

Д р у г (шумно вбегает). Почему в этом доме так тихо, а? Дай мне анисовой со льдом.

Старик уходит.

Или коктейль.

Ю н о ш а. Надеюсь, ты не переломаешь мебель?

Д р у г. Он серьезен, он в одиночестве – в такую жару!

Ю н о ш а. Может, ты сядешь?

Д р у г (хватает Юношу за руки и кружит его).

Тин, тин, тан,

со свечою Сан Хуан.

Ю н о ш а. Перестань. Я не расположен шутить.

Д р у г. Ух! Кто этот старик? Твой знакомый? А где ты держишь фотографии девушек, с которыми спишь? Слушай (подходит ближе), дай-ка я встряхну тебя как следует, нарумяню эти восковые щеки... или вот – разотру их.

Ю н о ш а (раздраженно). Оставь меня.

Д р у г. И палкой выгоню тебя на улицу.

Ю н о ш а. Что мне там делать? Оставь это удовольствие для себя. Она у меня в ушах навязла с ее машинами и беготней.

Д р у г (растянувшись на диване). Ах! Ух! А я так наоборот... Вчера – три победы, позавчера – две и сегодня одна, но выходит так, что вообще ни одной, потому что не хватает времени. Одна девушка... Эрнестина. Хочешь познакомлю?

Ю н о ш а. Нет.

Д р у г (вставая). Нет, и все! А если бы ты видел – какая талия! Нет, талия гораздо лучше у Матильды. (С жаром.) Господи боже мой! (Сделав прыжок, растягивается на диване.) Слушай, такая талия, что сама просится в руки, и такая хрупкая, что хочется взять серебряный топорик и расколоть ее.

Ю н о ш а (не отвечая ему, рассеянно). И поднимусь по лестнице.

Д р у г (ложится на диван лицом вниз). Нет времени, ни на что нет времени, все впопыхах. Сам посуди. У меня свидание с Эрнестиной. Вот такие косы, тугие, черные... а потом...

Юноша в нетерпении постукивает пальцами по столу.

Ю н о ш а. Ты мешаешь мне думать!

Д р у г. Но о чем тут думать? Я уже иду. По меньшей мере... (смотрит на часы) я опоздал на... это ужасно, опять то же самое. У меня нет времени, и это ужасно. Я должен был увидеться с совершенно некрасивой, но очаровательной женщиной. О таких тоскуешь летним полднем. Она смуглая и нравится мне, (подбрасывает подушку) потому что похожа на жокея.

Ю н о ш а. Хватит!

Д р у г. Ну послушай, что тебе не так? Женщина может быть совершенно некрасива, а жокей прекрасен. И наоборот... что мы вообще понимаем? (Наливает себе коктейль.)

Ю н о ш а. Ничего.

Д р у г. Может, ты все-таки скажешь, что с тобой?

Ю н о ш а. Ничего. Ты что, меня не знаешь?

Д р у г. Я тебя не понимаю. Я не могу быть таким серьезным. (Смеется.) Давай поздороваемся по-китайски. (Трется носом о его нос.)

Ю н о ш а (улыбаясь). Отстань.

Д р у г (щекочет его). Да засмейся же!

Ю н о ш а (смеется). Дикарь!

Борются.

Д р у г. Не вышло.

Ю н о ш а. Посмотрим!

Д р у г. Готово! (Усаживается на него верхом и погоняет.)

С т а р и к (входит, еле передвигая ноги). Вы позволите...

Они встают.

Простите... (Отчетливо, обращаясь к Юноше.) Я забуду здесь свою шляпу.

Д р у г. Что?

С т а р и к (в исступлении). Да, сеньор. Я забуду здесь свою шляпу... (Сквозь зубы.) Я хотел сказать, я забыл здесь шляпу.

Д р у г. Ааа!

Слышен звон стекла.

Ю н о ш а (громко). Хуан. Закрой окна.

Д р у г. Будет гроза. Если бы сильная!

Ю н о ш а. Мне нет до этого дела. (Громко.) Здесь все закрыто.

Д р у г. Гром загремит, и ты услышишь.

Ю н о ш а. Навряд ли.

Д р у г. Наверняка.

Ю н о ш а. Я не хочу знать, что там, снаружи. Это мой дом, и сюда никто не войдет.

С т а р и к (в негодовании, Другу). Эту истину нельзя отрицать.

Раскаты грома вдали.

Д р у г. Войдет всякий, кому вздумается, и не только сюда, захочет – и влезет к тебе на кровать.

Раскаты грома ближе.

Ю н о ш а. (кричит). Только не сейчас, не сейчас!

С т а р и к. Браво!..

Д р у г. Открой окно! Мне жарко.

С т а р и к. Само откроется!

Ю н о ш а. Не сразу.

Д р у г. Так вот... Вы говорили...

Новый раскат грома. Свет гаснет, и голубоватые отсветы грозы заливают комнату. Все трое прячутся за черной ширмой в серебряных звездах. Из левой двери выходит мертвый М а л ь ч и к с К о т е н к о м. Он в белом, словно одет для первого причастия, и в венке из белых роз. На восковом лице резко выделяются глаза и лиловые, как сухие ирисы, губы. В руке витая свеча и длинная пелена в золотых цветах. Котенок голубой, с большими пятнами крови на пепельной грудке и на голове. Мальчик держит Котенка за лапку.

К о т е н о к. Мяу.

М а л ь ч и к. Тс-с-с...

К о т е н о к. Мяу.

М а л ь ч и к.

Возьми платок мой белый.

Возьми венок мой белый.

Но только не плачь!

К о т е н о к.

Мне больно.

Когда эта боль уймется?

М а л ь ч и к.

И мне. Болит мое сердце.

К о т е н о к.

Болит?

М а л ь ч и к.

Оттого, что не бьется.

Задрожало вчера и смолкло,

соловьенок моей постели...

Ты бы видел! Закрыли окна

и венок на меня надели.

Столько было переполоха...

К о т е н о к.

Ну, а ты?

М а л ь ч и к.

Мне чудились пчелы

и ручей. И так было плохо!

Для чего-то связали мне руки.

А в окна глядели мальчишки.

И кто-то картонные звезды

крепил на дубовой крышке...

(Скрестив руки.)

Ждал я ангелов, кот. Не дождался.

К о т е н о к.

Не зови меня так.

М а л ь ч и к.

Не буду. Но скажи, почему?

К о т е н о к.

Я кошка.

М а л ь ч и к.

Разве кошка?

К о т е н о к.

Не знал?

М а л ь ч и к.

Откуда?

К о т е н о к (лукаво).

Мог бы знать! А серебряный голос?

М а л ь ч и к (галантно).

Не присядешь ли?

К о т е н о к.

Голодна я.

М а л ь ч и к.

Погляжу-ка, нет ли где мышки.

Заглядывает под стулья. Кошка, сидя на табуретке, дрожит.

Всю не ешь, ты ведь очень больная.

Только лапку.

К о ш к а.

Камнями, мальчик,

Десять ран нанесли мне дети.

М а л ь ч и к.

Десять тяжких, как эти розы,

восковые и на рассвете.

(Отрывает розу от венка.)

Хочешь белую розу?

К о ш к а (радостно).

Хочу!

М а л ь ч и к.

Воскового лица бездыханней,

розы белые, лунные слезы,

вы похожи на загнанных ланей.

(Кладет розу.)

К о ш к а.

Что, бывало, ты делал?

М а л ь ч и к.

Играл.

К о ш к а.

О, я тоже! Слонялась по крышам,

побирушка, нос как полушка!

На заре

наловлю пескарей,

на денек

забираюсь в тенек.

М а л ь ч и к.

А ночами?

К о ш к а (значительно).

Ночами бродила.

М а л ь ч и к.

В одиночку.

К о ш к а.

По темному лесу.

М а л ь ч и к (весело).

Я ведь тоже там был, мурлыка,–

эх, приблуда, нос как полуда!–

и была в лесу ежевика,

а еще у дверей собора

мы играли в козлят...

К о ш к а.

Как жалко,

я в козлят не умею.

М а л ь ч и к.

Просто!

Гвозди толстые там, как палка,–

и у них мы сосали шляпки.

К о ш к а.

Это вкусно?

М а л ь ч и к.

Не очень, киска.

Все равно что лизать монету.

Далекий гром.

Ай! Ты слышишь? Они уже близко!

Я боюсь. Я сбежал ведь из дома.

(Плачет.)

Не хочу, чтоб меня закопали!

Ни к чему мне мой гроб нарядный!

В камышах бы и краснотале

мне лежать! Убежим отсюда!

Не хочу, чтоб меня закопали!

(Хватает Кошку за лапу.)

К о ш к а.

Разве нас закопают?

М а л ь ч и к.

В ямы.

Ямы темные – ни просвета.

Все стихают, и все вздыхают.

Но уходят. Я видел это.

А потом... ты знаешь.

К о ш к а.

Не знаю.

М а л ь ч и к.

Нас съедят.

К о ш к а.

Но кто, ради бога?

М а л ь ч и к.

Ящер с ящеркой и семейством –

а детей у них, киска, много!

К о ш к а.

Что же будет?

М а л ь ч и к.

Съедят лицо,

каждый палец, и руку тоже.

И еще...

(Понизив голос.)

... отгрызут орешки.

К о ш к а (сердито).

У меня их нет.

М а л ь ч и к (с силой).

Ну и что же?

Так усы отгрызут и хвост!

Глухие раскаты грома.

Убежим! Убежим скорее!

Доберемся до той долины,

где пасутся дожди в кипрее.

Не на небо уйдем. На землю.

И услышим опять цикаду

и увидим, как вьются травы

и плывут облака к закату,

как летят из рогаток камни,

как сражаются ветры в поле.

Я хочу быть опять мальчишкой,

я хочу...

(Идет к правой двери.)

К о ш к а.

Но дверь на запоре.

Выйдем лестницей.

М а л ь ч и к.

Там увидят.

К о ш к а.

Не увидят – небо беззвездно...

Ай!

М а л ь ч и к.

Пришли закопать нас, киска.

К о ш к а.

Прыгнем в форточку, мальчик!

М а л ь ч и к.

Поздно!

Не видеть нам больше света.

Не нам запоет цикада.

Не будет ни ветра в поле,

ни облака, ни заката.

(Скрестив на груди руки.)

Цвет-горицвет!

Солнышко, алый подсолнух!

Где же рассвет?

К о ш к а.

Где ты, цветок-огнецвет?

М а л ь ч и к.

Заблудился рассвет, заблудился.

Только ночь, только море кругом,

только мертвая чайка на камне

и цветок в ее клюве немом.

Поют.

И на нем олива,

а на ней лимон.

А потом я забыл... Как потом?

К о ш к а.

Цвет-горицвет,

солнышко, алый подсолнух!

М а л ь ч и к.

Где же ты, где ты, рассвет?

Свет меркнет. Мальчик и Кошка, прижавшись друг к другу, пробираются ощупью.

К о ш к а.

Ты где? Я не вижу.

М а л ь ч и к.

Тише.

К о ш к а.

Пришел уже ящер?

М а л ь ч и к.

Нет.

К о ш к а.

Нашел ты дорогу?

Кошка подходит к правой двери, оттуда появляется рука и хватает ее.

Мальчик!

(Все глуше.)

Мальчик, мальчик!

( С тоской.)

Мальчик, мальчик!

Мальчик продолжает идти, в ужасе замирая на каждом шагу.

М а л ь ч и к (шепотом).

Пропала.

Взял ее кто-то.

Наверно, божья рука.

Подожди хоть минутку! Покуда

оборву лепестки у цветка!

Отрывает розу от венка и гадает, обрывая лепестки.

Я пойду один. Тихо-тихо.

Ты ведь дашь мне взглянуть на свет...

Только лучик – и мне бы хватило...

(Обрывая лепестки.)

Да, нет, да, нет, да...

Г о л о с.

Нет.

М а л ь ч и к.

Так и знал я, что нет!

Рука тянется к мальчику. Он падает. После исчезновения Мальчика свет становится обычным. Из-за ширмы выходят т р о е. Они оживленны, им жарко. У Юноши голубой веер, у Старика – черный, у Друга – ярко-красный. Обмахиваются.

С т а р и к. Это еще не все.

Ю н о ш а. Да, не все.

Д р у г. И этого довольно. Ты все равно не спрячешься от грозы.

Г о л о с (за сценой).Сын мой! Сын мой!

Ю н о ш а. Господи, что за день! Хуан, кто это кричит?

С л у г а (входит, как всегда, на цыпочках и говорит тихо). У консьержки умер сын, сейчас его хоронят. Мать плачет.

Д р у г. Это естественно.

С т а р и к. Да, конечно. Прошлое проходит.

Д р у г. Но не прошло!

Спорят.

Слуга идет к противоположной двери.

С л у г а. Сеньор, не могу ли я взять ключи от вашей спальни?

Ю н о ш а. Зачем?

С л у г а. Дети забросили на крышу веранды мертвого котенка, я должен убрать.

Ю н о ш а (устало). Возьми. (Старику.) Вам его не переспорить.

С т а р и к. Я и не собирался.

Д р у г. Неправда. Собирались. Не собирался я, потому что знаю точно, что снег холодный, а огонь жжет.

С т а р и к (с иронией). Соответственно.

Д р у г (Юноше). Тебя обманывают.

Старик, вертя в руках шляпу, пристально смотрит на Первого Друга.

Ю н о ш а (с силой). Это ничего не меняет во мне. Так я устроен. Но тебе не понять, как можно ждать пять лет, и любовь все крепче, а ты все истерзанней и богаче.

Д р у г. Незачем ждать.

Ю н о ш а. Ты думаешь, я могу справиться с реальными вещами, с препятствиями, которые возникают и которых становится все больше, не причинив боли другим?

Д р у г . Сначала – ты, потом другие.

Ю н о ш а. Ждешь, и узел развязывается, а плод созревает.

Д р у г . Лучше я съем его зеленым, а еще лучше – сорву цветок и суну в петлицу.

С т а р и к. Неправда.

Д р у г. Вы слишком стары, чтобы это понять.

С т а р и к (сурово). Всю жизнь я боролся за то, чтобы зажечь свет в самых темных закоулках. А когда люди хотели свернуть шею голубке, я схватил их за руку и дал ей улететь.

Д р у г. И, натурально, охотник умер с голоду!

Ю н о ш а. Благословен голод!

Из двери слева появляется В т о р о й Д р у г. На нем белоснежный шерстяной костюм, белые туфли и перчатки. Если для этой роли не найдется очень молодого актера, ее может играть девушка. Костюм должен быть весьма странного покроя – огромные голубые пуговицы, жилет, кружевное жабо.

В т о р о й Д р у г. Благословен, когда есть черный хлеб, оливки и затем – сон. Долгий сон. Без пробуждения. Я все слышал.

Ю н о ш а (удивленно). Как ты вошел?

В т о р о й Д р у г. Как вздумалось, через окно. Мне помогли двое детей, мои большие друзья. Мы с ними подружились, еще когда я был маленьким, и они меня подсадили. Сейчас будет ливень, но чудесный, тот же, что лил в прошлом году. Было так сумрачно, что у меня пожелтели руки. (Старику.) Вы помните?

С т а р и к (желчно). Я ничего не помню.

В т о р о й Д р у г (Другу). А ты?

П е р в ы й Д р у г (серьезно). И я.

В т о р о й Д р у г. Я был еще маленьким, но помню все.

П е р в ы й Д р у г. Видишь ли...

В т о р о й Д р у г. Этот дождь мне видеть уже незачем. Дождь – это так прекрасно. В школу он вбегал со двора и разбивался о стены на крохотных голых женщин, которые жили в каплях. Неужели вы их не видели? Когда мне было пять... нет, когда мне было два... нет, нет, мне был год, только год. Чудесно, правда? Так вот тогда я поймал одну из этих капельных женщин и два дня держал ее в аквариуме.

П е р в ы й Д р у г (насмешливо). И она подросла?

В т о р о й Д р у г. Нет, она стала еще меньше, совсем девочкой, как и должно быть, как всегда и бывает, и становилась все меньше и меньше, пока не стала каплей воды. И пела она песню...

О, верните крылья,

мне пора.

Умереть,

как умерло вчера.

Умереть

задолго до утра.

Поднимусь на крыльях

по реке.

Умереть

в далеком роднике.

Умереть

от моря вдалеке.

И теперь я пою ее все время.

С т а р и к (зло, Юноше).Он совершенно сумасшедший.

В т о р о й Д р у г (услышав). Сумасшедший? Потому что не хочу сделаться больным и морщинистым, как вы? Потому что я хочу прожить свою жизнь, а у меня ее отбирают? Я не хочу вас знать. Я не хочу видеть таких, как вы.

П е р в ы й Д р у г (пьет). Все это – только страх смерти.

В т о р о й Д р у г. Нет. Сейчас, когда я шел сюда и только начинался дождь, я видел, как хоронили мальчика. Я хочу, чтобы и меня так похоронили, в таком же гробике, и чтобы вы шли за ним наперекор грозе. Но мое лицо... оно мое, а у меня его крадут. Я был маленьким и пел, а теперь внутри меня бродит такой же старик, как вы, держа наготове две или три маски. (Вынимает зеркало, смотрит.) Нет, все-таки нет, все-таки я еще вижу, как я сижу на черешне... в серой матроске... в серой матроске с серебряными якорями... Боже мой! (Закрывает лицо руками.)

С т а р и к. Платья рвутся, якоря ржавеют, и так без конца.

В т о р о й Д р у г. Пожалуйста, не говорите так!

С т а р и к (с воодушевлением). Рушатся дома.

П е р в ы й Д р у г (с силой, как будто защищается). Дома не рушатся.

С т а р и к (невозмутимо). Гаснут глаза, и острый серп срезает прибрежные камыши.

В т о р о й Д р у г. Конечно! Все это случится.

С т а р и к. Нет. Все это уже случилось.

В т о р о й Д р у г. Прошлое спокойно. Как вы можете этого не знать? Только будить его надо очень нежно. Иначе через четыре или пять лет возникает провал, куда мы все падаем.

С т а р и к (в ярости). Молчите!

Ю н о ш а (весь дрожа, Старику). Вы слышали?

С т а р и к. И даже слишком. (Быстро идет к двери справа.)

Ю н о ш а (вслед). Куда вы? Почему вы уходите? Подождите! (Идет за ним.)

В т о р о й Д р у г (пожав плечами). Ну что же, Старик не мог иначе. А вы не возражали.

П е р в ы й Д р у г (он все время пьет). Да.

В т о р о й Д р у г. Вам бы только пить.

П е р в ы й Д р у г (серьезно и с достоинством). Я делаю то, что мне по вкусу, и считаю, что так и надо. А в вашем мнении я не нуждаюсь.

В т о р о й Д р у г (смутившись). Да, конечно. Я ничего и не говорю. (Влезает на кресло с ногами.)

Первый друг торопливо осушает рюмку за рюмкой и, хлопнув себя по лбу, как будто вспомнив о чем-то, быстро выходит через левую дверь. Второй друг откидывается на спинку кресла. Справа появляется С л у г а, как всегда неслышно, на цыпочках. Начинается дождь.

В т о р о й Д р у г. Дождь. (Смотрит на свои руки.) Какой ужасный свет. (Засыпает.)

Ю н о ш а (входя). Он завтра вернется. Мне это необходимо. (Садится.)

Появляется С т е н о г р а ф и с т к а. У нее в руках чемодан. Пересекает сцену, но на середине вдруг резко оборачивается.

С т е н о г р а ф и с т к а. Ты звал меня?

Ю н о ш а (закрывая глаза). Нет. Я тебя не звал.

Стенографистка идет к двери, не сводя с него глаз и ожидая, что он позовет.

С т е н о г р а ф и с т к а (в дверях). Я нужна тебе?

Ю н о ш а (закрывая глаза). Нет, ты мне не нужна.

Стенографистка уходит.

В т о р о й Д р у г (во сне).

О, верните крылья,

мне пора.

Умереть,

как умерло вчера.

Умереть

задолго до утра.

Начинается дождь.

Ю н о ш а. Уже поздно. Хуан, зажги свет. Который час?

Х у а н (с особым значением). Ровно шесть, сеньор.

Ю н о ш а . Хорошо.

В т о р о й Д р у г (во сне).

Поднимусь на крыльях

по реке.

Умереть

в далеком роднике.

Умереть

от моря вдалеке.

Юноша негромко постукивает пальцами по столу.

Медленный з а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Спальня в стиле начала века. Вычурная мебель. Длинные пышные шторы с кистями. Стена разрисована ангелами и облаками. В центре кровать под пологом. Слева туалетный столик, на нем светильники в виде ангелов с гирляндами электрических лампочек в руках. Балкон открыт – комнату заливает лунный свет. Где-то настойчиво гудит автомобильный рожок. Н е в е с т а вскакивает с кровати. На ней роскошный пеньюар со шлейфом, весь в кружевах и розовых лентах, прическа с локонами.

Н е в е с т а (высовываясь на балкон).Иди сюда. (Слышен гудок.) Сейчас придет мой жених, тот, прежний, – поэт, и мне надо, чтобы ты был рядом.

Через балконную дверь входит И г р о к в р е г б и, он в шлеме и наколенниках. В руках у него коробка сигар, он без конца закуривает их и гасит.

Н е в е с т а. Иди же. Два дня тебя не видела.

Обнимаются. Игрок в регби вообще ничего не говорит, только закуривает и тушит сигары об пол. Он полон жизни. Порывисто обнимает Невесту.

Н е в е с т а. Сегодня ты целуешь иначе. Ты всегда такой разный, любимый мой. Вчера я тебя не видела – подумать только! Зато видела твоего коня. Какой красивый! Он стоял в загоне – белый, а копыта в соломе блестели, как золотые.

Садится на диван, стоящий возле кровати.

Но ты красивее. Ты – как дракон. Ведь ты мог бы растерзать меня, такую слабенькую, такую маленькую, совсем как снежинка, как крохотная гитара, горячая от солнца, а ты щадишь меня.

Игрок в регби пускает дым ей в лицо.

Н е в е с т а (проводя рукой по груди Игрока). В этих потемках – паутина серебряных мостиков, она стягивает меня и прячет меня, такую маленькую, меньше бусинки, меньше пчелы, залетевшей в тронный зал. Ведь так? Да? (Склоняет голову на грудь Игрока.) Дракон мой! Сколько сердец у тебя? А в груди как будто быстрая река, и я в ней тону. Я утону, а ты ускачешь и бросишь меня мертвую на берегу.

Игрок в регби берет в рот сигару, Невеста зажигает ее.

О! (Целует его.) Раскаленный мрамор! Белое пламя льют твои зубы! У моего жениха зубы были как лед. Он целовал меня, и его губы покрывались крохотными сухими листочками, они были как мертвые. Я обрезала косы, потому что они нравились ему, а сейчас я хожу босиком, потому что это нравится тебе, ведь так? Да?

Игрок в регби целует ее.

Надо идти. Сейчас придет мой жених.

Г о л о с (у самых дверей). Сеньорита!

Н е в е с т а. Иди. (Целует его.)

Г о л о с. Сеньорита!

Н е в е с т а (отходит от Игрока, у нее сразу становится растерянный вид). Иду. (Тихо.) Прощай!

Игрок возвращается, берет ее на руки и целует.

Г о л с. Откройте!

Н е в е с т а (уже другим тоном). Что за нетерпение!

Игрок в регби, насвистывая, уходит через балкон.

С л у ж а н к а (входя). Ах, сеньорита!

Н е в е с т а. Что – сеньорита?

С л у ж а н к а. Сеньорита!

Н е в е с т а. Что?

Зажигается верхний свет. Он еще голубее, чем лунный свет с балкона.

С л у ж а н к а. Ваш жених приехал!

Н е в е с т а. Я знаю. А тебе-то что?

С л у ж а н к (почти плача). Ничего.

Н е в е с т а. Где он?

С л у ж а н к а. Внизу.

Н е в е с т а. Один?

С л у ж а н к а. С вашим отцом.

Н е в е с т а. Больше никого?

С л у ж а н к а. Еще сеньор в золотых очках. Они все спорят.

Н е в е с т а. Сейчас оденусь. (Садится у туалетного столика и с помощью Служанки приводит себя в порядок.)

С л у ж а н к а (почти плача). Ах, сеньорита!

Н е в е с т а (раздраженно). Что – сеньорита?

С л у ж а н к а. Сеньорита!

Н е в е с т а (сухо). Что?

С л у ж а н к а. У вас такой красивый жених.

Н е в е с т а. Вот и выходи за него.

С л у ж а н к а. Пришел такой счастливый...

Н е в е с т а. Вот как?

С л у ж а н к а. Принес букет цветов.

Н е в е с т а. Я не люблю цветов, тебе это известно. Пойди на балкон и выброси.

С л у ж а н к а. Такие красивые! Совсем свежие!

Н е в е с т а (властно). Выброси!

Служанка выбрасывает букет с балкона.

С л у ж а н к а. Ах, сеньорита!

Н е в е с т а (в ярости). Что – сеньорита?

С л у ж а н к а. Сеньорита!

Н е в е с т а. Чтооо?

С л у ж а н к а. Подумайте все же, что вы делаете. Подумайте, вспомните – мир большой, а мы, люди, маленькие.

Н е в е с т а. Много ты знаешь!

С л у ж а н к а. Да, я знаю. Мой отец два раза был в Бразилии, а такой он тогда был крохотный, что мог в чемодане поместиться. Все проходит, а плохое остается.

Н е в е с т а. Я же сказала – замолчи!

С л у ж а н к а. Ах, сеньорита!

Н е в е с т а (резко). Платье!

С л у ж а н к а. Что вы хотите сделать?

Н е в е с т а. Что сделаю, то и сделаю.

С л у ж а н к а. Такой хороший человек. Столько ждал. Столько мечтал о вас. Пять лет. Целых пять лет.

Н е в е с т а. Он подал тебе руку?

С л у ж а н к а (радостно). Да, он подал мне руку.

Н е в е с т а. А как он тебе ее подал?

С л у ж а н к а. Так нежно, чуть дотронулся.

Н е в е с т а. Вот видишь, чуть дотронулся.

С л у ж а н к а. У меня был жених, солдат, так он до того стискивал мне руки, что кольца врезались, и я отказала ему.

Н е в е с т а. Вот как?

С л у ж а н к а. Ах, сеньорита!

Н е в е с т а. Что мне надеть?

С л у ж а н к а. Вам так красиво в красном.

Н е в е с т а. Я не хочу быть красивой.

С л у ж а н к а. Зеленое.

Н е в е с т а. Нет.

С л у ж а н к а. Оранжевое?

Н е в е с т а (очень резко). Нет.

С л у ж а н к а. Кружевное?

Н е в е с т а (еще резче). Нет.

С л у ж а н к а. Цвета осенних листьев?

Н е в е с т а (раздраженно, резко). Я же сказала – нет. Для него – платье серое, как земля, как голая скала, и вместо пояса – веревку.

Слышен автомобильный гудок. У Невесты меняется выражение лица; полузакрыв глаза, она продолжает.

Но жасминовую ветку на грудь и мокрый от моря шелк, прилипший к телу.

С л у ж а н к а. Только бы ваш жених не догадался!

Н е в е с т а. Рано или поздно придется. (Выбирает обычное, простое платье.) Это. (Одевается.)

С л у ж а н к а. Вы не понимаете!

Н е в е с т а. Чего?

С л у ж а н к а. Он ждал совсем другого. В деревне у нас был парень, он залезал на колокольню, чтобы лучше разглядеть луну, и невеста ему отказала.

Н е в е с т а. Правильно сделала!

С л у ж а н к а. А он говорил, что на луне видит ее портрет.

Н е в е с т а (резко). И тебе это нравится? (Убирает что-то со столика и зажигает лампы с ангелами.)

С л у ж а н к а. Когда я рассорилась с рассыльным...

Н е в е с т а. Ты с ним рассорилась? С таким красавцем?

С л у ж а н к а. Конечно, рассорилась. Я подарила ему платок, на котором сама вышила «Любовь, Любовь, Любовь», а он его потерял.

Н е в е с т а. Иди.

С л у ж а н к а. Балкон закрыть?

Н е в е с т а. Нет.

С л у ж а н к а. Вы сгорите на солнце.

Н е в е с т а. Пускай. Я хочу сделаться черной. Чернее мальчишки. Чтобы падать, не расшибаясь, и рвать ежевику, не раздирая рук. Все с закрытыми глазами идут по проволоке. Я хочу твердой земли. Ночью мне чудилось, что дети вырастают по чистой случайности... Что силы поцелуя достаточно, чтобы умертвить их. Клинок и нож вечны, а моя грудь – это всего лишь мгновенье.

С л у ж а н к а (прислушивается). Идет ваш отец.

Н е в е с т а. Сложи в чемодан все мои цветные платья.

С л у ж а н к а (задрожав от испуга). Сейчас.

Н е в е с т а. И достань ключ от гаража.

С л у ж а н к а (в ужасе). Слушаюсь.

Входит рассеянный старик – О т е ц Н е в е с т ы – с большим полевым биноклем на шее. Белый парик. Румянец. Белые перчатки и черный костюм. Заметно, что он близорук.

О т е ц. Ты готова?

Н е в е с т а (раздраженно). К чему я должна быть готова?

О т е ц. Он приехал.

Н е в е с т а. Ну и что?

О т е ц. Вы помолвлены, и, поскольку речь идет о твоей жизни, о твоем счастье, вполне естественно, что теперь ты должна быть рада и уверенна.

Н е в е с т а. Ничего я не должна.

О т е ц. То есть?

Н е в е с т а. Мне радоваться нечему. Тебе – есть?

О т е ц. Но, дочь моя... что он скажет?

Н е в е с т а. Все, что ему будет угодно.

О т е ц. Он приехал жениться на тебе. Ты писала ему все пять лет, пока мы путешествовали. На пароходе ни с кем не танцевала, никем не интересовалась. Что случилось?

Н е в е с т а. Я не хочу его видеть. Я хочу жить. А он только говорит.

О т е ц. Ах! И почему ты не сказала раньше?

Н е в е с т а. Раньше меня самой не было! Было море, земля. А я сладко спала на вагонных подушках.

О т е ц. Как я перед ним виноват, боже мой! А все так хорошо шло. Он подарил тебе прекрасное свадебное платье. Оно там, на манекене.

Н е в е с т а. Довольно об этом. Я не хочу.

О т е ц. А я? С меня не довольно? Почему меня не оставят в покое? Сегодня будет лунное затмение, а я ничего не увижу. Когда я нервничаю, кровь стучит у меня в висках, и я ничего не вижу. Что нам теперь с ним делать?

Н е в е с т а. Делай что хочешь. Я не хочу его видеть.

О т е ц (с силой, собрав всю свою волю). Ты должна выполнить обещание!

Н е в е с т а. Я не исполню.

О т е ц. Это необходимо.

Н е в е с т а. Нет.

О т е ц. Да. (Хочет ударить ее.)

Н е в е с т а (решительно). Нет.

О т е ц. Все против меня. (Смотрит на небо через балконную дверь.) Сейчас будет затмение. (Идет к балкону.) Уже погасили огни. (С тоской.) Как это будет прекрасно! Я столько ждал, а теперь не вижу. Почему ты его обманула?

Н е в е с т а. Я не обманывала его.

О т е ц. Пять лет, изо дня в день. Боже мой!

Торопливо входит С л у ж а н к а, она бежит к балкону. За сценой слышны голоса.

С л у ж а н к а. Они там спорят.

О т е ц. Кто?

С л у ж а н к а. Он уже здесь. (Быстро уходит.)

О т е ц. Что такое?

Н е в е с т а. Куда ты? (С тоской.) Закрой дверь.

О т е ц. Зачем?

Н е в е с т а. Ах!

Появляется Ю н о ш а в дорожном костюме. Он поправляет волосы. Когда он входит, сцена сразу освещается; в руках ангелов зажигаются лампы. Все трое стоят и молча смотрят друг на друга.

Ю н о ш а. Простите.

Пауза.

О т е ц (в замешательстве). Садитесь.

Входит С л у ж а н к а и останавливается, нервно стиснув руки.

Ю н о ш а (протягивает руку Невесте). Такое долгое путешествие...

Н е в е с т а (пристально глядя на него, не отнимая руки). Да. И такое холодное. Много выпало снега за последние годы. (Отнимает руку.)

Ю н о ш а. Простите, я немного взволнован, от суеты, от спешки, и еще... там на улице мальчишки кидали камнями в котенка, я их разогнал.

Отец предлагает ему сесть.

Н е в е с т а (Служанке). Какая холодная рука. Как восковая.

С л у ж а н к а. Тише, он услышит!

Н е в е с т а. И тот же взгляд, рассыпающийся, как крыло мертвой бабочки.

Ю н о ш а. Нет, я не могу сидеть. Мне хочется говорить. Сейчас, когда я поднимался сюда, мне вспомнились все песни, которые я давно забыл, и мне хотелось спеть их все разом. (Подходит к Невесте.) Твои косы...

Н е в е с т а. У меня никогда не было кос.

Ю н о ш а. То был лунный свет. То были губы ветра, целовавшие тебя.

Служанка уходит в глубь сцены. Отец, высунувшись с балкона, смотрит в бинокль.

Н е в е с т а. Разве ты не был выше ростом?

Ю н о ш а. Нет.

Н е в е с т а. И не было у тебя улыбки, грозной, как тень сокола?

Ю н о ш а. Нет.

Н е в е с т а. И ты не играл в регби?

Ю н о ш а. Никогда.

Н е в е с т а (страстно). И у тебя не было коня и ты не убивал за день три тысячи фазанов?

Ю н о ш а. Никогда.

Н е в е с т а. Тогда зачем... Зачем ты пришел? Все руки в кольцах! И хоть бы капля крови.

Ю н о ш а. Кровь прольется, если захочешь.

Н е в е с т а (с силой). Не твоя! Моя кровь!

Ю н о ш а. Никакая сила теперь не оторвет от тебя мои руки.

Н е в е с т а. Это не твои, а мои руки. Это я хочу сгореть в чужом огне.

Ю н о ш а. Есть только один огонь – мой. (Обнимает ее.) Потому что я ждал тебя, и теперь сбываются мои сны, и уже не сон твои косы, я сам заплету их, и не сон твое тело, в нем поет моя кровь, это моя кровь, так долго я шел к ней сквозь дожди, и этот сон – мой.

Н е в е с т а (высвобождаясь). Оставь меня. Ты можешь говорить о чем угодно, только не о снах. Здесь не видят снов. Я не хочу их видеть.

Ю н о ш а. Но здесь любят!

Н е в е с т а. И не любят. Уходи!

Ю н о ш а (пораженный). Что ты сказала?

Н е в е с т а. Найди себе другую и заплетай ей косы.

Ю н о ш а (как бы просыпаясь). Нет.

Н е в е с т а. Как же я пущу тебя в спальню, где был другой?

Ю н о ш а. О! (Закрывает лицо руками.)

Н е в е с т а. Двух дней хватило, чтобы заковать меня в цепи. За зеркалами, в шорохе простыней и кружев я слышу плач ребенка, и он преследует меня.

Ю н о ш а. Я строил дом. Я сам складывал стены. И пусть там гуляет ветер?

Н е в е с т а. Чем я виновата? Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?

Ю н о ш а (он очень подавлен, садится). Да, да, пойдем.

Н е в е с т а. Зеркало, стол будут ближе тебе, чем я.

Ю н о ш а. Что мне делать теперь?

Н е в е с т а. Любить.

Ю н о ш а. Кого?

Н е в е с т а. Ищи. На улице, в поле.

Ю н о ш а (в порыве). Я не стану искать. У меня есть ты. Ты здесь, со мной, ты со мной сейчас, и ты не закроешь передо мной двери, потому что я вымок под пятилетним дождем. Потому что потом не будет ничего, потому что потом я не смогу любить, потому что потом кончится все...

Н е в е с т а. Пусти!

Ю н о ш а. Мне больно не потому, что ты обманула. Ты не злая. Ты ничего не значишь. Это мое потерянное счастье. Моя любовь, я не знаю к кому. Но ты пойдешь!

Н е в е с т а. Не пойду.

Ю н о ш а. Чтобы я не начинал все сначала. Я чувствую, что уже забываю буквы.

Н е в е с т а. Не пойду.

Ю н о ш а. Чтобы я не умер. Слышишь? Чтобы я не умер.

Н е в е с т а. Оставь меня.

С л у ж а н к а (входя). Сеньорита! Сеньор!

Юноша отпускает Невесту.

О т е ц (входя). Что случилось?

Н е в е с т а. Ничего.

О т е ц. Вы...

Ю н о ш а Мы разговаривали. (Он подавлен.)

Н е в е с т а. Нужно вернуть подарки.

Юноша делает какое-то движение.

Все. Иначе будет несправедливо... только вот веера... сломались.

Ю н о ш а (припоминая). Два веера.

Н е в е с т а. Голубой...

Ю н о ш а. С тремя потонувшими гондолами.

Н е в е с т а. И белый.

Ю н о ш а. С головой тигра. Они... сломались?

С л у ж а н к а. Обломки отдали сыну угольщика.

О т е ц. Это были хорошие веера, но...

Ю н о ш а (улыбаясь). Неважно, что их нет. От них и сейчас такой ветер, что обжигает лицо.

С л у ж а н к а (Невесте). А свадебное платье?

Н е в е с т а. Конечно.

С л у ж а н к а (почти плача). Оно там, на манекене.

О т е ц (Юноше). Я хотел бы...

Ю н о ш а. Не стоит.

О т е ц. Как бы то ни было, здесь вы у себя дома.

Ю н о ш а. Благодарю.

О т е ц (все время смотрит на балкон). Уже, должно быть, началось. Простите. (Невесте.) Ты идешь?

Н е в е с т а. Да. (Юноше.) прощай!

Ю н о ш а. Прощай! (Уходят.)

Г о л с (за сценой).Прощай!

Ю н о ш а. Прощай... что же дальше? Надвигается час, которого я не знаю... что мне с ним делать? Куда идти?

На сцене темнеет. Лампы с ангелами начинают светиться голубым. Лунный свет с балкона к концу акта становится все ярче. Слышится стон.

Ю н о ш а (смотрит на дверь). Кто это?

Появляется М а н е к е н в свадебном платье. Брови и губы у него позолочены, как у манекенов с дорогих витрин.

М а н е к е н (поет и плачет).

Не одеть серебром моим руки

темноглазой и гибкой подруги.

Белый шлейф поглотили трясины,

у луны мой цветок апельсинный,

а колечко, сеньор мой, колечко

в зеркалах потонуло навечно.

Не согреться шелкам моим тканым.

В них венчаться реке с океаном.

Ю н о ш а.

О чем ты поешь?

М а н е к е н.

О смерти,

которой не знала прежде,

о сирой фате ненужной,

о слезной моей одежде.

О той кружевной рубашке,

от инея задубелой,

которой не взмыть на солнце,

как облако пены белой.

Шелка вместо теплой плоти

достанутся мертвой глине.

И шорох горячей крови

заменят осколки ливней.

Не одеть моим шелком упругим

темноглазой и гибкой подруги.

Ю н о ш а.

Раздарит ветер наряды:

зарю невестой оденет,

луне – чулки и подвязки,

а с терном ленты поделит.

А свой убор подвенечный

отдай в паучьи гнездовья –

пускай силки для голубок

плетут себе на здоровье.

Его никто не наденет,

и шелк, холодный, как иней,

не станет больше, не станет

живой упругостью линий.

М а н е к е н.

Белый шлейф мой хоронят трясины.

Ю н о ш а.

Рвет луна твой цветок апельсинный.

М а н е к е н (гневно).

Но я не хочу! Ты слышишь?

Шелка мои каждой складкой

зовут, чтобы их ласкали

и мучили зло и сладко.

Но где они, эти руки,

обугленные от зноя?

Ю н о ш а.

Не знаю. Молчи. Не знаю.

М а н е к е н.

Ты лжешь. Это ты виною.

Каким ты ко мне приходишь?

Как бешеный конь с разгона –

закушен зубами ветер,

из пены морской попона?

И звонкое эхо зова

ты вдаль не послал ни разу?

Ты сонный затон под тиной,

где гнить моему атласу.

А колечко, сеньор мой, колечко...

Ю н о ш а.

В зеркалах потонуло навечно...

М а н е к е н.

Зачем не пришел ты раньше?

Так долго она, нагая,

Ждала – словно змейка ветра,

тянулась, изнемогая.

Ю н о ш а (вставая).

Довольно! Ступай отсюда.

Иначе я вырву с мясом

твои вензеля из нардов,

задернутые атласом.

Замолкни! Ступай на площадь

искать невинные плечи,

и пусть ночные гитары

тебе заплачут навстречу.

Никто твой шелк не наденет.

М а н е к е н.

Тебя я настигну снова.

Я буду твоею тенью.

Всегда.

Ю н о ш а.

Никогда.

М а н е к е н.

Два слова,

еще только два!..

Ю н о ш а.

Пустое,

не тронут меня нимало.

М а н е к е н.

Гляди же.

Ю н о ш а.

Что это?

М а н е к е н.

Видишь?

Тайком у швеи украла.

(Показывает розовое детское платьице.)

Молочный ручей сбегает

по талому снегу шелка,

и грудь болит от ожогов –

и боль как белая пчелка.

Где сын мой? Дайте мне сына!

Мой сын. Как нежно и властно

его черты проступают

под опояской атласной!

Он твой. Это сын твой.

Ю н о ш а.

Сын мой.

Тот самый предел последний,

где спят на цветах сознанья

безумные птицы бредней.

(С тоской и тревогой.)

А если не будет сына?

Гонимая бурей птица

не может парить.

М а н е к е н.

Не может.

Ю н о ш а.

А если не будет сына?

Гонимая бурей барка

не может доплыть.

М а н е к е н.

Не может.

Ю н о ш а.

Молчат дождевые струны.

И вдруг каменеет море

под гаснущий смех лагуны.

М а н е к е н.

Кто же в шелк мой оденется тканый?

Ю н о ш а (воодушевленно, с уверенностью).

Та, что ждет на краю океана.

М а н е к е н.

Всегда она ждет. Ты вспомнил?

Часы, и дни, и недели.

Уходит немо – как любит.

Твой сын поет в колыбели.

Но он холоднее снега,

он ждет твоей крови жадно.

Иди же скорей за нею,

нагой приведи обратно

и дай мне ее, нагую,

чтоб розой зашелестели

шелка моего наряда

на розовом теплом теле.

Ю н о ш а.

Я должен жить!

М а н е к е н.

Но не медли.

Ю н о ш а.

Мой сын поет в колыбели,

но он холоднее снега

и ждет, чтоб его согрели.

М а н е к е н.

Дай платьице.

Ю н о ш а (мягко).

Нет.

М а н е к е н (отнимая детское платье).

Отдай мне.

Пока вернешься с победой,

я буду петь ему песни.

(Целует его.)

Ю н о ш а.

Но где мне искать?

М а н е к е н.

Разведай.

Иди на площадь!

Ю н о ш а.

И прежде,

чем выйдет месяц багряный,

омытый кровью ночною,

к тебе вернусь я с любимой,

с моей нагою женою.

Сцена залита синим светом. Слева входит С л у ж а н к а со свечой, и постепенно освещение становится обычным, хотя лунный свет по-прежнему проникает через балкон. Когда входит Служанка, Манекен застывает, как на витрине, – голова наклонена, руки изящно подняты. Служанка оставляет свечу на туалетном столике. Она все время с состраданием смотрит на Юношу. Справа появляется С т а р и к. Свет становиться ярче.

Ю н о ш а (удивленно).Вы?

С т а р и к (очень волнуется, прижимает руки к груди, в руках – шелковый платок).Да, я.

Ю н о ш а (сухо). Вы мне не нужны.

С т а р и к. Больше, чем когда-либо. Ах, в самое сердце ты меня ранил! Ну зачем ты пошел? Ведь я знал, что так будет... Ах!

Ю н о ш а (мягко). Что с вами?

С т а р и к (собравшись с силами). Ничего. Так, ничего. Только вот рана... но кровь высыхает, а прошлое проходит.

Юноша хочет уйти.

Но куда ты?

Ю н о ш а (весело). Искать.

С т а р и к. Кого?

Ю н о ш а. Ту, что любит меня. Вы ее видели – там, помните?

С т а р и к. Не помню. Но подожди.

Ю н о ш а. Нет. Я пойду.

Старик хватает его за руку.

О т е ц (входя). Дочь моя! Где ты? Дочь моя!

Слышен автомобильный рожок.

С л у ж а н к а (на балконе). Сеньорита! Сеньорита!

О т е ц (идет на балкон). Дочь моя! Подожди! Подожди! (Выходит.)

Ю н о ш а. И я иду. Я тоже пойду искать новый цветок моей крови. (Быстро уходит.)

С т а р и к. Подожди! Подожди! Не оставляй меня, я умираю. Подожди! Подожди!

С л у ж а н к а (быстро входит, берет свечу и идет к балкону). О господи! Сеньорита! Сеньорита!

Вдали автомобильный рожок.

М а н е к е н.

А колечко, сеньор мой, колечко...

Пауза.

в зеркалах потонуло навечно.

Не согреться шелкам моим тканым.

Пауза. Плачет.

В них венчаться реке с океаном.

(Падает на диван.)

Г о л о с (вдали). Подожди-и!

Быстро опускается

з а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Лес. Тяжелые стволы. В театральный помост, причудливо задрапированный, с опущенным занавесом. Лесенка соединяет его со сценой. При поднятии занавеса за деревьями сходятся две фигуры в черном с белыми гипсовыми лицами и белыми руками. Вдали звучит музыка. Входит А р л е к и н. Он в черном и зеленом, в руках у него по маске, которые он прячет за спину; движения пластичны, как у танцора.

А р л е к и н.

Сны рассекают время

лунным серпом челна.

Кто распознает семя,

скрытое в сердце сна?

(Надевает смеющуюся маску.)

О, как заря поет!

Как застилает сумерки синий лед!

(Снимает маску.)

Сны рассекает время

гребнем подводных гряд.

В траурной пене гребня

обе зари горят.

(Надевает спящую маску.)

О, как закат поет!

Как холодны анемоны у синих вод!

(Снимает маску.)

Стоя на пьедестале,

время целует сон.

Вторит седой печали

новорожденный стон.

(Надевает первую маску.)

О, как закат поет!

(Надевает вторую маску.)

Как холодны анемоны у синих вод!

Если знамена развеет

сон на валу крепостном,

время слукавить сумеет,

что рождено оно сном.

О, как заря поет!

Как застилает сумерки синий лед!

С этого момента и до конца картины в глубине звучат, попеременно приближаясь и удаляясь, глухие охотничьи рога. Прыгая через гирлянду цветов, появляется Д е в у ш к а в ч е р н о й т у н и к е.

Д е в у ш к а.

Ах, чей это голос?

На дно, в синеву,

зовет меня милый.

А р л е к и н (шутливо).

Во сне.

Д е в у ш к а.

Наяву.

Скатилось колечко,

упало с руки.

Нашла я колечко

в лесу у реки.

А р л е к и н (насмешливо).

Веревочка, вейся –

моря глубоки!

Д е в у ш к а.

Там соль и акулы,

коралл и вода.

А р л е к и н.

Он там?

Д е в у ш к а.

Еще глубже.

А р л е к и н.

Он спит?

Д е в у ш к а.

Никогда!

Зеленое знамя,

морскую траву

несет капитан мой.

А р л е к и н (громко и насмешливо).

Во сне.

Д е в у ш к а.

Наяву.

Скатилось колечко,

никак не найдем.

Вернулось колечко

окольным путем.

А р л е к и н.

Минутку, минутку!

Д е в у ш к а.

Чего еще ждать?

А р л е к и н.

Дорогою с моря,

дорогою вспять

вернется твой милый.

Д е в у ш к а (испуганно).

Во сне.

А р л е к и н.

Наяву.

Д е в у ш к а.

Ему не вернуться.

А р л е к и н.

Сейчас позову.

Д е в у ш к а.

Туда не дозваться.

Никто из людей

туда не заглянет.

А р л е к и н (оглушительно, словно на цирковой арене).

Сеньор лицедей!

Появляется разодетый П а я ц, весь в блестках. Напудренное лицо создает впечатление черепа. Он раскатисто хохочет.

А р л е к и н.

Ей нужен жених,

доставай хоть с дна!

П а я ц (засучивая рукава).

За лестницей дело!

Д е в у ш к а (испуганно).

На что вам она?

П а я ц (Девушке).

Сподручней.

(К публике.)

Сеньоры,

приятного сна!

А р л е к и н.

Блестяще!

П а я ц (Арлекину).

Разиня!

Взгляни-ка на них!

Арлекин, смеясь, оборачивается.

Сыграл бы!

(Бьет в ладоши.)

А р л е к и н.

Охотно!

О, где ты, жених?

Арлекин играет на белой скрипке, большой и плоской,

с двумя золотыми струнами, покачивая в такт головой.

А р л е к и н (меняя голос).

Вдогонку медузам

плыву и плыву

в соцветия соли,

в морскую траву.

Д е в у ш к а (пугаясь яви).

Не надо!

П а я ц.

Замолкни.

Арлекин хохочет.

Д е в у ш к а (Паяцу, со страхом).

Сперва на лугу

в траве поиграю

и в лес забегу.

А после и к морю.

А р л е к и н (с издевкой).

Во сне.

Д е в у ш к а (Паяцу).

Я не лгу.

(Удаляется, плача.)

Скатился венок,

и найти не могу.

Пропало колечко,

пропало опять.

А р л е к и н (грустно).

Дорогою с моря,

дорогою вспять.

Девушка уходит.

П а я ц.

И вся недолга!

(С повелительным жестом.)

За дело!

А р л е к и н.

Какое?

П а я ц.

Начнем балаган.

Как малые дети

на сизую сталь

свой пряник меняют,

сеньорам представь.

А р л е к и н.

Во сне.

П а я ц (сурово).

Это явь.

Потеряны кольца,

и выжата гроздь,

и розы сменяет

слоновая кость.

А р л е к и н (принимая цирковую позу, кричит, словно зовет ребенка).

Ау!

П а я ц (громким голосом, приближаясь к Арлекину и глядя в лес).

Что за крики?

Приветствуем вас!

(Тихо.)

Играй.

А р л е к и н.

Начинаю.

П а я ц (громко).

Пожалуйста, вальс!

Арлекин начинает играть.

П а я ц (тихо).

Быстрей.

(Громким голосом.)

Мы представим...

А р л е к и н.

Как костью слоновой

мертвеет былое...

П а я ц.

Сейчас мы представим...

(Уходит.)

А р л е к и н (уходя).

Как море и ветер

играют юлою.

Вдали охотничьи рога. Выходит С т е н о г р а ф и с т к а в костюме для игры в теннис и ярком берете, на плечи накинут длинный плащ. Она разговаривает с М а с к о й, одетой по моде начала века в ослепительно желтое платье с длинным шлейфом; волосы цвета желтого шелка до плеч, белая гипсовая маска, белые перчатки до локтя, желтая шляпа, грудь усыпана золотыми блестками. На фоне голубых и лунных пятен и ночного леса она похожа на язык пламени. Говорит с легким итальянским акцентом.

М а с к а (смеясь). Это прелестно.

С т е н о г р а ф и с т к а. Я ушла от него. Помню, в тот вечер была ужасная гроза, и умер сын консьержки. Он сказал: «Ты звала меня?» – а я ответила не глядя: «Нет». А потом, уже в дверях, он спросил: «Я нужен тебе?» – и я ответила: «Нет, не нужен»,

М а с к а. Прекрасно.

С т е н о г р а ф и с т к а. Ночами он стоял под окнами и ждал...

М а с к а. А вы, сеньорита Стенографистка?

С т е н о г р а ф и с т к а. Я задернула шторы. Но... в щель было видно... он стоял (вынимает платок), а глаза его... Ветер полосовал ножом, но я не могла с ним говорить.

М а с к а. Почему?

С т е н о г р а ф и с т к а. Он слишком любил меня.