Павлов Александр Валентинович, Галкин Валерий Терентьевич. 1 страница

"СОВРЕМЕННАЯ ПЕРВОБЫТНОСТЬ"

Тюмень, 1999

Рецензенты: Гильманов С.А. - д.педагог.н., профессор

Еманов А.Г. - д. истор. н., профессор

В данной работе в проблемной форме рассматриваются некоторые вопросы современной антропологии и философии культуры. В их числе выделяются: европейский разум, межцивилизационный период, взаимопонимание. Исследуется методология ментального портрета для анализа первобытной культуры. Раскрываются некоторые черты нынешней и древней первобытности.

Работа адресуется студентам высшей психолого-педагогической школы ТГУ, ВУЗов гуманитарного и социального профиля, а так же всем, интересующимся проблемами современной российской философии.

Оглавление:

Предуведомление

Часть 1. Шлифование зеркал

1.1. Недопонятый разум

1.2. Взаимопонимание

1.3. История современности

Часть 2. А была ли "первобытность", или это изнанка зеркала?

Послесловие

Предуведомление

Понять бы себя, как тревожат слова!

Как бьет по лицу обнаженье

души. Как опасны любые права

на горькое истины жженье.

В этой работе авторы попытались реконструировать первобытное сознание. По их мнению, оно скрыто, в современном как его неотъемлемая часть. Мы абстрагируемся от так называемого "варварского" характера первобытности. Мы считаем, что все ужасающее или потешающее сегодня, в первобытном мировоззрении обусловлено временем и обстоятельствами, вплетено в контекст своей эпохи и гармонично в ней. Все это не "детство человечества", не недоразвитость, а необходимость. Однако, мы от этого отвлекаемся полностью, нас интересуют те стороны древнего мышления, какие роднят его с нынешним и полагаем, что такой подход, по крайней мере, поможет лучше понять современность и кое в чем облегчить решение загадки первобытности.

Авторы понимают, что такая постановка вопроса, по меньшей мере, странна и нуждается в объяснении. Потребностью оправдать ход размышлений обусловлена структура данного исследования. Первая его часть посвящена методологическим вопросам, а во второй делается попытка очертить хотя бы контуры первобытности в ее древнем и современном вариантах. Реконструкция - большая и долгая дорога, читателю предлагается пока только первый шаг.

Конечно, реконструкция не является строгим методом, это скорее задача. Поскольку нашим предметом является мышление современного человека, понимаемое больше философски, чем психологически, а цель состоит в воссоздании его первобытной стороны, которую из-за ее специфичности порою называют "мифопоэтической", то нам поневоле пришлось прибегнуть к образам, метафорам, аналогиям. Поэтому и данную работу следует считать постановочной. Мы наблюдаем проблемную ситуацию и пытаемся ее сформулировать, или, хотя бы, выразить.

Область наших исследований относится к философии культуры и антропологии, поэтому все здесь сказанное характеризует в первую очередь всеобщую природу человека. Даже тогда, когда мы говорим об индивидуальности и о человеческом "Я", они имеют для нас всеобщее значение как природа человека и основание культуры.

Авторская позиция. Но авторы не могут и не имеют права отвлечься и от своего собственного личностного "я", подменив его философским. Причина в том, что поставленная задача заставляет их раскрывать не формальную, а содержательную сторону мышления. Мы разыскиваем в ней устойчивые образования, как бы архетипы, характеризующие человечность, именно так можно еще назвать "природу человека".

Мы знаем, что такое человек по своему внутреннему опыту и полагаем, что с тех самых пор, как только человек появился на земле, у него возникло качество человечности, и оно остается и будет неизменным до тех пор, пока существуют люди. Это качество объединяет всех людей друг с другом независимо от возраста, культуры, исторического периода или национальной принадлежности. В этом смысле, в нас самих продолжает существовать то же, что было и в первобытных людях, между нами и первобытностью протянута связующая нить.

Представление об этой нити и о самой первобытности можно получить, обращаясь к собственному внутреннему опыту. Надо понять первобытного человека по человечески. Для этого приходится прибегать к методологическим шагам феноменологии Э.Гуссерля. Нужно забыть, что такое конец XX века и увидеть мир как древний лес. Нужно найти предпосылки и, опираясь на них, представить, что мог разглядеть вокруг себя житель пещеры. А затем следует разместиться в этом мире и посмотреть, что произойдет с нашей душой, какой опыт мы при этом получим. Тогда мы поймем нашего великого предка, его магию, его мифологию, его образ жизни.

Но для этого необходима "личностная подстановка" нас самих в написанный нами текст. Мы оказываемся как бы его героями и философскими фигурами и тоже нуждаемся в том, чтобы нас поняли по человечески. Что-то мы можем сказать вполне рационально, на что-то другое только намекнуть. Третье мы и сами не знаем, но оно в нас присутствует и мы стремимся его выразить. Оно присутствует из-за неисчерпаемости предмета познания для рациональной мысли.

Мы провоцируем читателя на то, чтобы он нашел этот же опыт в своей душе и понял нас так же, как мы понимаем первобытность. Желающие могут посчитать это мистикой, но это и есть передача знания вместе с пониманием.

Есть знание, всем известно, что можно стать ученым, ничего не понимая в собственном знании. Знание мы приобретаем из практики общения с внешним миром, мы им овладеваем, проникая в объективную реальность. Но есть понимание, оно приходит изнутри, когда долго и сосредоточенно смотришь на схемы и таблицы, в которых обобщены твои эмпирические исследования. Смотришь и ждешь, когда из глубин души придет озарение и тебе все станет понятно. Пока оно не пришло, ты не понимаешь ничего даже в собственных схемах, но прекрасно же знаешь их! Один исследователь лихорадочно преподносит идею за идеей, а другой ждет всю жизнь, так и не поняв ничего. Третий же мудро и осторожно вынашивает годами две-три мысли, они-то и есть высокое оправдание его жизни.

Мы заранее извиняемся перед читателем за несколько провокационный характер наших рассуждений. Прекрасно понимаем, как они могут раздражать!

В эпоху, когда межчеловеческое и межкультурное взаимопонимание весьма затруднено, попытка обратиться к тем основаниям души, где все люди родственны друг другу от Бога или от природы уже этим оправдана. Если мы с таким трудом понимаем друг друга как цивилизованные люди, то быть может, это будет легче первобытным?

Методологический принцип. Если мы стоим на позициях всеобщего философского "Я", содержащегося в "я" личном, то нашим принципом является современность. Она служит сверхзадачей. В таком случае, познание и понимание первобытности как начальной эпохи предназначено для того, чтобы найти в человеческом самовосприятии историческую линию, объясняющую необходимость нашего существования, необходимость того, чтобы появилась современность со всеми ее радостями и проблемами, с достоинством и с уродством. Это значит, что первобытность понимается как "суперархетип" современного мышления. А в таком суперархетипе нас прежде всего интересует комплиментарность двух типов разума: современного и первобытного, их диалог, их совпадение и точки, в которых намечается различие. Архетип древнего человека, обнаруженный в современном мышлении, фактически есть его имя, но не внешнее имя, с помощью которого он мог общаться с членами своего рода, а тайное, скрытое имя, известное только ему и выражающее его сущностную сопричастность бытию, его положение в мире. Это имя для нас результат реконструкции. Направляясь к нему, можно реконструировать общую картину мира и человека, можно объяснять и многообразие фактов и знаний, накопленных сегодня антропологией и этнографией.

Философия работает следующим образом: она вычленяет из ментальности своего общества некие смутные и не проясненные представления, которые уже есть у людей. Найденное она превращает в осознанные идеи и концепции, пригодные для руководства в жизни, при необходимости и для преобразования жизни, если обнаруженное не устраивает.

Философ находит темные представления в собственном мышлении, с которым он ближе всего знаком. Такие представления есть у него, как и у других людей его времени. Обнаружив их, он получает возможность говорить от имени своих современников. В эпохи, подобные сегодняшней, российской, философствуют все, пытаются понять смысл происходящего, отыскать свое место в собственной стране. Мы философствуем, живем совместно, друг друга хвалим, ругаем, толкаемся локтями, как в переполненном троллейбусе, пробиваемся к своему месту. Ведется экзистенциальный диалог, в котором незаметно складываются и культура, и цивилизация, они такими будут, каковы мы сейчас. Правы древние, Сова Минервы вылетает в сумерки, а вечерние сумерки плавно переходят в утренние.

Иногда может показаться, что авторы топчутся на месте, постоянно возвращаясь к одним и тем же основаниям, особенно в первой части. Объяснимся. Попытка раскрыть первобытность изнутри нее самой обращает нас к стартовым условиям мышления. Первобытность не знает времени и пребывает в мгновении. Каждый раз, оказываясь перед новой стороной древнего ли разума, современного ли, мы вынуждены возвращаться к нашей природе и к той вспышке, которая некогда сделала нас людьми.

Первобытность скрыта везде: в науке, в искусстве, в политике, в производстве, просто в жизни. Она в основе разума. Как и сто тысяч лет назад, человек сегодня сидит у входа в пещеру и грезит о лучшем будущем. В его грезах встают огромные города и могучие машины, конечно же, они облегчат ему жизнь! Его мышление облекается в форму, мы называем эту форму разумом. Но стоит лишь мечте лопнуть, подобно мыльному пузырю, а так всегда и происходит с мечтами, как он приходит в себя и видит все ту же пещеру и тот же лес. Только он не может не мечтать, ведь, он же - человек, он надеется! Сложно увидеть современную культуру как первобытный лес. Уж очень многие разместились между нами, каждый привнес свое, замутнив чистое зеркало человеческой природы, каждый остро нуждается в понимании.

ЧАСТЬ I ШЛИФОВАНИЕ ЗЕРКАЛ

Со времен Спинозы работа со стеклом является благородным философским занятием. Шлифуя оптические линзы, мысль отрабатывает приемы познания мира, а зеркало позволяет разглядеть самого себя, всеобщее в природе своего мышления, свою человечность.

1.1. Недопонятый разум

Непознанность, ситуация, необычайность. Удивление, любопытство, воображение.

Однажды бородатый герой этой книги танцевал вальс с карточной дамой возле магазина Универсам, где граждане обычно покупали коровьи хвосты. На этот раз давали по талонам французский коньяк и у магазина выстроилась очередь.

- Дед! - Шумела очередь. - Купил бы лучше коньяк, колени растирать!

- Отстаньте! - Сказал старик. - Я знаю, что делаю!

- А ты! - Возмущалась очередь, обращаясь к даме. - Ты, хоть, понимаешь, с кем пляшешь? Купила бы лучше коньяк для примочек!

- Отстаньте! - Сказала дама, постукивая своей второй головой об асфальт. - Старик знает, что делает.

- А вон, милиционер идет! - Разъярилась очередь.

- И он знает, что делает! - Ответили танцоры.

- Знаете? - Грозно спросила очередь.

- Знаем!

- Ну, как знаете. - Сказала очередь и отвернулась, потеряв к событию всякий интерес.

Проблема разума

Разум, смысл и человек существуют именно тогда, когда они сами для себя являются проблемами и когда стремятся эти проблемы решить.

Предмет познается разумом. Даже используя мистический и иррациональный принципы как особые приемы не стоит отрицать разумности познания, такие приемы только расширяют возможности разума и подчиняются ему. Мы не прибегаем к оценочным суждениям, хорошо быть разумным или плохо, этот вопрос остается за пределами нашей работы. Мы всего лишь констатируем факт, что, если человек чем-то и отличается от любых других вещей мира, отличает себя от них со всей ясностью, отчетливостью, с картезианской самоочевидностью, то это способностью мыслить по-человечески разумно. Все остальное в нашей работе - анализ этой первоначальной истины, кажущейся нам непреложной.

Нас в данный момент не интересует проблема происхождения разума, трудовая теория представляется столь же правомерной, как и сакральная. Но вот что интересно: в чем состоит специфика самого человеческого разума, его особое качество "разумности"? Если мы попробуем раскрыть его архитектонику, хотя бы некие "элементы", если сумеем ответить на картезианский вопрос: "Как возможен разум человека", если сумеем обнаружить, когда человек разумен, а когда нет, может быть, тогда-то мы и сможем найти в современном разумном мышлении некий "пра-разум", "пред-разум" и понять, как возможна современная первобытность, какую функцию выполняет? Наша первоначальная гипотеза заключается в простом подозрении: ничто в мире не бывает зря. Если Гелиос некогда катал по небу огненную колесницу, значит, катает до сих пор и это зачем-то нужно.

Разум многообразен, есть мужской и женский, детский и взрослый, русский, китайский и американский. Свой разум характеризует европейское Новое время, другой у средневековья. В этих очерках речь пойдет о человеческом, индивидуальном разуме, потому что только в головах он и существует: в русских, армянских, японских, у старика, у подростка и нигде его нет за пределами людей. Вне нас только предпосылки и условия. Здесь главное - человеческая природа разума, которая в разных обстоятельствах отливается в различные культурные формы.

* * *

Откуда у человека разум, что это такое и зачем он вообще нужен? Конечно, есть И.Кант и Г.Гегель, Николай Кузанский и Фридрих Шеллинг. Конечно, разум, это - целеполагание и творческая познающая способность, он непосредственно усматривает сущностное единство явлений, скрытое за доступным рассудку внешним многообразием. - Правда?

Рассудок анализирует, классифицирует, калькулирует, это - бухгалтерский ум, его стихия - внешнее многообразие, его вершина - эмпирическая наука. А разум видит единство того, что скрыто за рассудочным анализом, его вершина - научная теория и философская концепция, синтез фактов, различаемых рассудком, схема, объединяющая и упорядочивающая эмпирическое многообразие вещей. - Правда?

Человек разумный живет во внутреннем мире природы вещей, а рассудочный - во внешнем мире проявлений этой природы. Короче говоря, рассудок, это - анализ, а разум - синтез. Рассудок - клеточка таблицы, а разум - таблица целиком, рассудок - закон, а разум - кодекс. Если природа разума синтетична и завершает труды погруженного в эмпиризм рассудка, если так, то это - скучно. Не понятно, с чего начинаются труды, с какого пра-мышления, хранящего в себе неизбежность и рассудка, и рационально понятого разума. Не понятно то существенное, устойчивое и необходимое, что скрыто в содержании разума, а не в его формальной стороне. А без содержания форма разума становится рассудком, пропадает, следовательно, предмет. Природа рассудка - внечеловеческая, у разума же она внутренняя.

Если разум неизбежен, то первобытное пра-мышление изначально разумно, хотя, может быть, и на свой манер. Если современный разум - превращенная форма такого пра-мышления, то оно существует в современном разуме как его основание. Что оно представляло из себя в древности и чем представляется сейчас?

Зачем понадобился разум человеку, который, благодаря способности к осознанию вдруг увидел свое отличие от всего, что только ни существует вокруг, узнал, что он - ограничен со всех сторон, что он безнадежно смертен. Человек увидел себя в мире поверхностей как в разветвленном многоярусном лабиринте. Улица - коридор, человек - тело, кукла с нарисованными глазами и волосами из пакли. Жизнь - путешествие от двери к двери, мир - балаганчик Александра Блока. Марионетки живут по правилам, каждое правило - веревочка. Человек - компьютер, а его сознание - программа. Когда человек обнаружил, что он ограничен в пространстве и времени, именно в момент этого открытия у него появился разум, а сам он стал человеком. Может быть, человек ошибается в подобном осознании?

* * *

Существует проблема: что такое человек, в чем его принципиальное, самое сущностное отличие от животного? Это проблема человеческого бытия: когда мы есть, а когда нас, на самом деле, нет, хоть нам и кажется, что мы живем.

Имеются и ответы на этот вопрос: деятельностная природа человека, социальная природа, трудовая природа, разум и т.д. Все эти ответы следуют из одной принципиальной методологической установки: некто берет людей (то есть, нас) рассматривает их как объект исследований, отчужденно, очистив от малейших примесей субъективности (она, как известно, противоположна объективному анализу), сравнивает, обобщает и получает научный результат - природа человека в труде или, скажем, в разуме. А что такое разум? Подходя так же объективно, можно найти лишь тот ответ, какой коротко очерчен выше.

И ответ такой становится по существу хорошо закамуфлированным абсурдом, не смотря на всю видимую его научность. Он выражает только поверхностные признаки разума, но не его сущность. Так хорошо разрабатывать теории искусственного интеллекта, но никак не живого. Ну, например, как разумному человеку подходить к разуму объективно? Ведь, это значит подходить объективно к самому себе! Объективность противоположна субъективности, следовательно, мы с самого начала считаем, что разум материален и является свойством объективной реальности, разумна траншея на стройке или камень на дороге, разумно спланирован город, разумно построен магазин, они разумны, хотя в них нет и примеси разума. Представление об объективности разума предздается двухтысячелетней историей развития европейской науки и философии, в частности, объективным идеализмом.

Разум материален, а материя по известному определению (действительно, научному) есть объективная реальность, данная в ощущениях и существующая независимо от сознания. Следовательно, если он объективен, то подлинно научное исследование разума возможно лишь тогда, когда исследователь стоит на позиции, в которой сам разума не имеет и противоположен ему. Чем же он ухитряется познавать?

Казалось бы, пустая фраза! Ну, что мешает нам исследовать разум так, как мы изучаем атом - шаг за шагом погружаясь в глубину вещей и т.д.? С атомом тоже не все просто, а с разумом и подавно. Такому пути познания препятствует то обстоятельство, что эта методология предполагает неисчерпаемость объекта, его внутреннюю бесконечность и как следствие бесконечность познания при бесконечно малом объеме знаний в каждый отдельный ограниченный момент, при абсолютном дефиците информации у конкретного разумного существа. По отношению и к атому, и к разуму это значит, что мы в сущности мало чего знаем, почти ничего не знаем. Да ладно, бог с ним, с атомом, хотя и тут не все просто. Но как же мы в таком случае мыслим и познаем, как мы практически владеем природой разума, используем ее, не зная, что это такое? Как ухватить предмет не снаружи, а изнутри, за самую сердцевину?

Позитивная наука имеет своим критерием практику, это, пожалуй, неоспоримо. То есть, она работает в логике: придумал - примени. Получилось на практике, значит, правильно придумал, а если не вышло, то - ошибся. Но как применить, когда мы не знаем эти объекты: и себя, и предмет, и практику? От абсурда спасает только то, что, не зная их, мы их, все-таки, применяем и получаем результат. Как мы это делаем, бог весть!

Поскольку делаем, то соответственно тому же принципу практики как критерия истины, есть и другой путь познания, какой мы используем интуитивно, закрыв на него глаза, вот он-то и спасает. Сразу оговорюсь, я не против науки, она себя доказала. Я только за то, чтобы не быть слепым и отчетливо понимать, что у каждого способа познания своя область применения, где действуют очень строгие правила и законы. Богу - богово, а науке - науково. Способы познания друг друга дополняют и являются эффективными только все вместе, это как бы в порядке развития средневековой теории двух истин.

Вернемся к примеру о трудовой природе разума. Что нужно обезьяне, чтобы съесть банан? - Протянуть лапу. А человеку надо получить образование, найти работу, купить и только потом вкусить от тропического плода. Если, и впрямь, человек произошел от обезьяны, то, наверное, от сумасшедшей. Не сойди она с ума, никогда бы не стала превращаться в нас.

Рождаешься, учишься в школе, в университете. Махнув рукой на все, осваиваешь денежную профессию сантехника и в свободное время пьешь водку, потому что все остальное бессмысленно. Махнув рукой на все, становишься банкиром и целую жизнь тянешь на себя рублевое или долларовое пространство, пересиливая других банкиров. А в свободное время играешь в гольф и теннис или пьешь водку, ибо это - то же самое. Махнув рукой на все, идешь в политику, становишься президентом и в свободное время пьешь водку. Можешь не пить, проживешь дольше.

В этом мире ты мудрым слывешь, ну и что?

Всем пример и совет подаешь, ну и что?

До ста лет ты намерен дожить, допускаю,

Может быть, до двухсот доживешь, ну и что?

(Омар Хайам)

Можешь не размахивать руками, но тогда ты много учишься, много думаешь и работаешь, становишься кандидатом, доктором, академиком, и вот - ты уже что-то понял, научился, как жить. Теперь ты умеешь большее, чем делать деньги, вещи и колбасу, большее, чем пить водку, но тебе уже за семьдесят и все поздно. Ты стал разумным, значит, опоздал жить? Ты научился писать гениальные стихи, выдающиеся картины, делать открытия. Но что значит твоя картина через миллионы лет, когда исчезает человечество и плавает она в безлюдном, бездушном, бесконечном космосе, что она такое, кроме как холст с пятнами красок? Или ты не научился этому, а дано тебе это было от рожденья, как Рафаэлю, Пушкину, Моцарту? Тогда всю жизнь шлифуешь разум, учишься его применять и все равно опаздываешь. Так, человек есть, или он себе только кажется?

Ты живешь для детей, но помнишь ли, как зовут твоего прадеда, прапрадеда? Ты знаешь его имя, а каков он как человек, может быть, он, и правда, живет в тебе. - Правда? Ты бескорыстен и живешь только для того, чтобы дети твои были счастливы, и их дети, и их правнуки. Ты очень желаешь им счастья. У тебя самого есть родители, они хотели того же, ты счастлив? "Ибо человек всегда остается в убытке...", - как говорит мудрая книга Коран.

Что изменилось бы, если бы ты не прожил свою долгую и деятельную жизнь, если бы тебя вообще не было? Но тогда, может быть, и в самом деле, нет различия между человеком и свиньей, комочком грязи на дороге, окурком сигареты, деревом, червем? - Возможно, но как быть с тем обстоятельством, что этого не хочется, что человек неизбежно осознает свое отличие и от свиньи, и от грязи, и от других людей и хранит свою душу как тайну, которую не может высказать? Не потому не хочется равняться с окурком, что этому препятствуют какие-то объективные законы, а не хочется, и все тут. Это нежелание проявляет волю быть человеком. Такую волю в XIX веке философы возводили в ранг мирового принципа (А.Шопенгауэр, Ф.Ницше).

Вероятнее, решая проблему разума, предпочтительно считать: мы наверняка можем судить только о разумности человека. Каждый из нас, познавая человека, считает, что разум свойственен именно ему, что именно "мое Я" есть та первичная данность и целостность, которая содержит в себе и субъективное, и объективное, и, в частности, разум.

И опять оговорюсь, эта позиция опасна, она при неразумном и бесчеловечном применении способна родить идеологию, позволяющую каждому подонку считать себя высшей ценностью. Да, человек разумен, но разумы бывают разные, и низкий, и великий, и подлый, и прекрасный. Познавать разум, это значит познавать мир и себя в нем, отвечать на вопрос, каков ты сам по своей природе, в чем твое бытие и создавать себя в соответствии с выбранным ответом.

* * *

Следовательно, решение проблемы разума есть самопознание и самоопределение человека в мире всеми возможными способами, в том числе, и научным, это - обретение бытия. Из этого и будем исходить, речь идет о месте и задачах человека ("Меня") в мире. Постановка вопроса о разуме человеком, разумно мыслящим и не требующим однозначных и одинаковых для всех объективных ответов, это - проблема смысла и поиска себе подобных, проблема совместного существования людей, которые при всех своих различиях, все-таки, являются людьми и проблема различения человечного и бесчеловечного в мире, в том числе и в социальной действительности. Все уходит в старую библейскую проблему добра и зла.

Разум рождает смысл, а он противостоит бессмысленности жизни. Философия служит его хранительницей, она дает умение быть разумным, не смотря ни на что. Только нужно ли это, быть разумным и жить осмысленно? - Такая жизнь - тяжелая. Разум либо есть, либо его нет. Рассудку можно научиться, усвоить, он - продукт социализации, результат воспитания, образования, усвоения культуры, он подобен программе, введенной в компьютер. Компьютер великолепно рассудочен, а разум может возникнуть или не возникнуть внезапным озарением в любом возрасте: и у младенца, и у старца.

Человек не всегда разумен. Разум, как греческий огонь и рожденный им Космос, мерами возгорается и так же, мерами угасает. Минуту назад у человека был разум, а сейчас - только сознание. Разум открывает такое величие, перед которым преклоняешься, понимая свою незначительность. Он обещает нам это величие, а когда уходит, остается лишь понимание незначительности и чувство обмана. Конечно, разум надо удержать, сохранить, взлелеять, но в глубине души, в самой ее природе тлеет обида, не понятно только, на кого, за что, да и что это такое, наша обида?

Обида дает опыт, то самое экзистенциальное состояние мыслящего существа, которое заставляет нас стремиться к разуму и желать смысла. Разум не ставит целей и не является простым теоретическим синтезом, это - способность искать выход из жизненного тупика. Когда понимаешь, что нет виноватых и обижаться не на кого, то видишь себя заблудившимся. Разум - поиск выхода, а смысл - неясный дорожный указатель, символ надежды.

Проблема бытия. Есть ли мы на самом деле, или нас нет вообще и мы только собственная опредмеченная иллюзия? В чем мы есть, а в чем нас нет? Как найти дорогу, ведущую к бытию и уводящую в сторону от небытия, не зная, что это такое? Обида провоцирует осмысленный и разумный поиск, подталкивает нас, но разума не рождает, только заставляет выбирать между разумным и не разумным, между осмысленным и бессмысленным. И выбирать приходится в собственной душе, потому что разум качество человеческое. К внечеловеческой действительности он отношения не имеет до тех пор, пока мы его там не находим как действительность, а не только как мечту, иллюзию, надежду. Можно загипнотизировать себя мечтой о всеобщей разумности мира, но лучше этого не делать. Лучше принимать мир таким, каков он есть, если он разумен, то - разумным, а если безумен, то - безумным.

Для человека разум - находка и потеря. Возможен ли он, не иллюзорны ли те неожиданные озарения, что достойны такого названия? Отвечать на этот вопрос приходится, начиная с необычайности, с того, что выводит нас за границы обыденного существования и пронизывает повседневность, как энергия, незримая для глаз. Беспричинное явление разума одному и его необъяснимое отсутствие у другого необычайно. Как ни сравнивай людей, нет даже намека на механизм разума, ни биологический, ни социальный, ни культурный механизм.

Необычайна же современность, воспринимаемая нами в момент пробуждения разума. Она по сути единственный значимый для людей повод философствовать. Из точки современности как из единого корня вырастают и жизнь, и смерть человека, они свойственны лишь разумному существу, все остальные, возможно, бессмертны. Не знающему, что такое разум, не переживавшему хотя бы раз его гибель, это безразлично, пока не прижмет, а потом - поздно. Как шутили древние: зачем бояться смерти? Пока мы есть, ее нет...

Самоизменение

Первобытное мышление вплетено в жизненный мир и тождественно ему. Все, что выходит за пределы жизненного мира выглядит необычайной силой. Жизненный мир одушевлен так же, как и само мышление. Мир изменяется, еще нет волшебных превращений, они появятся только на поздних этапах, с зарождением классических рабовладельческих обществ, и сказок о превращениях нет. Но все вокруг наполнено движением, и разум человека текуч и гибок. Его нельзя называть наивно диалектическим, как это принято говорить о древнегреческом мышлении, потому что он не поверхностен. Он различает поверхности, но они не играют первостепенной роли, он сразу ухватывает природу явлений. Их природа тождественна самой природе разума, она духовна. Меняется вещь - меняется и разум, а с изменением разума связано изменение вещи. Этот разум эволюционен, его принцип: "мыслю, значит, вижу". Потом он тысячелетия будет думать, как примирить свою эволюционность с научной метафизикой, и придумает диалектику. Его самоизменение будет прорываться сквозь толщу метафизических форм яркими и интуитивно ясными идеями.

Говорят, человек живет заботой, она и заставляет его быть человеком, изменяя самому себе. Так считает Мишель Фуко в его раннем постсоветском переводе. Изменяться, это - быть философом. Если мы договоримся, что философы, все-таки, люди, не смотря на издержки их производства, значит, добавлю, быть философом, значит, изменять философии.