КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Часть 2. СИТО И ПЕСОК
Стр 1 из 2Следующая ⇒
Весь долгий день они читали, а холодный ноябрьский дождь падал с небана притихший дом. Они читали в передней. Гостиная казалась пустой и серой.На ее умолкших стенах не играла радуга конфетти, не сверкали огнямифейерверки, не было женщин в платьях из золотой мишуры, и мужчины в черныхбархатных костюмах не извлекали стофунтовых кроликов из серебряныхцилиндров. Гостиная была мертва. И Милдред с застывшим, лишенным выражениялицом то и дело поглядывала на молчавшие стены, а Монтэг то беспокойно шагалпо комнате, то опять опускался на корточки и по нескольку раз перечитывалвслух какую-нибудь страницу. "Трудно сказать, в какой именно момент рождается дружба. Когда по капленаливаешь воду в сосуд, бывает какая-то одна, последняя капля, от которой онвдруг переполняется, и влага переливается через край, так и здесь в рядедобрых поступков какой-то один вдруг переполняет сердце". Монтэг сидел, прислушиваясь к шуму дождя. - Может быть, это-то и было в той девушке, что жила рядом с нами? Мнетак хотелось понять ее. - Она же умерла. Ради бога, поговорим о ком-нибудь живом. Не взглянув на жену, Монтэг, весь дрожа, как в ознобе, вышел в кухню.Он долго стоял там, глядя в окно на дождь, хлеставший по стеклам. Когдадрожь унялась, он вернулся в серый сумрак передней и взял новую книгу: - "Наша излюбленная тема: о Себе". - Прищурившись, он поглядел настену. - "Наша излюбленная тема: о Себе". - Вот это мне понятно,- сказала Милдред. - Но для Клариссы это вовсе не было излюбленной темой. Она любилаговорить о других, обо мне. Из всех, кого я встречал за много, много лет,она первая мне по-настоящему понравилась. Только она одна из всех, кого япомню, смотрела мне прямо в глаза - так, словно я что-то значу. Он поднял с полу обе книги, которые только что читал. - Эти люди умерли много лет назад, но я знаю, что все написанное имиздесь так или иначе связано с Клариссой. Снаружи, под дождем, что-то тихо заскреблось в дверь. Монтэг замер. Милдред, вскрикнув, прижалась к стене. - Кто-то за дверью... Почему молчит рупор? - Я его выключил. За дверью слышалось слабое пофыркивание, легкое шипение электрическогопара. Милдред рассмеялась. - Да это просто собака!.. Только и всего! Прогнать ее? - Не смей! Сиди! Тишина. Там, снаружи, моросящий холодный дождь. А из-под запертой двери- тонкий запах голубых электрических разрядов. - Продолжим,- спокойно сказал Монтэг. Милдред отшвырнула книгу ногой. - Книги - это не люди. Ты читаешь, а я смотрю кругом, и никого нет! Он глянул на стены гостиной: мертвые и серые, как воды океана, который,однако, готов забурлить жизнью, стоит только включить электронное солнце. - А вот "родственники" - это живые люди. Они мне что-то говорят, ясмеюсь, они смеются. А краски! - Да. Я знаю. - А кроме того, если брандмейстер Битти узнает об этих книгах...- Оназадумалась. На лице ее отразилось удивление, потом страх. - Он может прийти сюда, сжечь дом, "родственников", все! О, какой ужас!Подумай, сколько денег мы вложили во все это! Почему я должна читать книги?Зачем? - Почему? Зачем?- воскликнул Монтэг.- Прошлой ночью я видел змею.Отвратительней ее нет ничего на свете! Она была как будто мертвая и вместе стем живая. Она могла смотреть, но она не видела. Хочешь взглянуть на нее?Она в больнице неотложной помощи, там подробно записано, какую мерзость онавысосала из тебя. Может, пойдешь туда, почитаешь запись? Не знаю только, подкакой рубрикой ее искать: "Гай Монтэг", или "Страх", или "Война"? А может,пойдешь посмотреть на дом, который вчера сгорел? Раскопаешь в пепле коститой женщины, что сама сожгла себя вместе с домом? А Кларисса Маклеллан? Гдеее теперь искать? В морге? Вот слушай! Над домом проносились бомбардировщики, один за другим, проносились сревом, грохотом и свистом, словно гигантский невидимый вентилятор вращался впустой дыре неба. - Господи боже мой! - воскликнул Монтэг. - Каждый час они воют у наснад головой! Каждая секунда нашей жизни этим заполнена! Почему никто неговорит об этом? После 1960 года мы затеяли и выиграли две атомные войны. Мытут так веселимся, что совсем забыли и думать об остальном мире. А не потомули мы так богаты, что весь остальной мир беден и нам дела нет до этого? Яслышал, что во всем мире люди голодают. Но мы сыты! Я слышал, что весь миртяжко трудится. Но мы веселимся. И не потому ли нас так ненавидят? Я слышал- когда-то давно, - что нас все ненавидят. А почему? За что? Ты знаешь?.. Яне знаю. Но, может быть, эти книги откроют нам глаза! Может быть, хоть онипредостерегут нас от повторения все тех же ужасных ошибок! Я что-то неслыхал, чтобы эти идиотики в твоей гостиной когда-нибудь говорили об этом.Боже мой, Милли, ну как ты не понимаешь? Если читать каждый день понемногу -ну, час в день, два часа в день, - так, может быть... Зазвонил телефон.Милдред схватила трубку. - Энн! - Она радостно засмеялась. - Да, Белый клоун! Сегодня в вечернейпрограмме! Монтэг вышел в кухню и швырнул книгу на стол. "Монтэг, - сказал он себе,- ты в самом деле глуп Но что же делать?Сообщить о книгах на станцию? Забыть о них?" - Он снова раскрыл книгу,стараясь не слышать смеха Милдред. "Бедная Милли, - думал он. - Бедный Монтэг. Ведь и ты тоже ничего в нихне можешь понять. Где просить помощи, где найти учителя, когда уже стольковремени потеряно?" Не надо сдаваться. Он закрыл глаза. Ну да, конечно. Он снова поймалсебя на том, что думает о городском парке, куда однажды забрел год томуназад. В последнее время он все чаще вспоминал об этом И сейчас в памятиясно всплыло все, что произошло в тот день: зеленый уголок парка, наскамейке старик в черном костюме, при виде Монтэга он быстро спрятал что-тов карман пальто. ...Старик вскочил, словно хотел бежать. А Монтэг сказал: - Подождите! - Я ни в чем не виноват! - воскликнул старик дрожа. - А я и не говорю, что вы в чем-то виноваты, - ответил Монтэг. Какое-товремя они сидели молча в мягких зеленых отсветах листвы. Потом Монтэгзаговорил о погоде, и старик отвечал ему тихим, слабым голосом. Это быластранная, какая-то очень тихая и спокойная беседа. Старик признался, что онбывший профессор английского языка, он лишился работы лет сорок тому назад,когда из-за отсутствия учащихся и материальной поддержки закрылся последнийколледж изящной словесности. Старика звали Фабер, и когда наконец его страхперед Монтэгом прошел, он стал словоохотлив, он заговорил тихим размереннымголосом, глядя на небо, на деревья, на зеленые лужайки парка. Они беседовалиоколо часа, и тут старик вдруг что-то прочитал наизусть, и Монтэг понял, чтоэто стихи. Потом старик, еще больше осмелев, снова что-то прочитал, и этотоже были стихи. Прижав руку к левому карману пальто, Фабер с нежностьюпроизносил слова, и Монтэг знал, что стоит ему протянуть руку - ив кармане устарика обнаружится томик стихов. Но он не сделал этого. Руки его, страннобессильные и ненужные, неподвижно лежали на коленях. - Я ведь говорю не о самих вещах, сэр, - говорил Фабер. - Я говорю обих значении. Вот я сижу здесь и знаю - я живу. Вот и все, что случилось тогда. Разговор, длившийся час, стихи и этислова, а затем старик слегка дрожащими пальцами записал ему свой адрес наклочке бумажки. До этой минуты оба избегали упоминать о том, что Монтэг -пожарный. - Для вашей картотеки, - сказал старик,- на тот случай, если вывздумаете рассердиться на меня. - Я не сержусь на вас, - удивленно ответил Монтэг. В передней пронзительно смеялась Милдред. Открыв стенной шкаф вспальне, Монтэг перебирал карточки в ящике с надписью "Предстоящиерасследования (?)". Среди них была карточка Фабера. Монтэг не донес на неготогда, но и не уничтожил адреса. Он набрал номер телефона. На другом конце провода сигнал несколько разповторил имя Фабера, и наконец в трубке послышался слабый голос профессора.Монтэг назвал себя. Ответом было долгое молчание, а затем: - Да, мистер Монтэг? - Профессор Фабер, у меня к вам не совсем обычный вопрос. Сколькоэкземпляров библии осталось в нашей стране? - Не понимаю, о чем вы говорите. - Я хочу знать, остался ли у нас хоть один экземпляр библии? - Это какая-то ловушка! Я не могу со всяким разговаривать по телефону. - Сколько осталось экземпляров произведений Шекспира, Платона? - Ни одного! Вы знаете это не хуже меня. Ни одного! Фабер бросил трубку. Монтэг тоже положил трубку. Ни одного. Монтэг и раньше это знал поспискам на пожарной станции. Но почему-то ему хотелось услышать это отсамого Фабера. В передней его встретила Милдред с порозовевшим, веселым лицом. - Ну вот, сегодня у нас в гостях будут дамы! Монтэг показал ей книгу. - Это Ветхий и Новый завет, и знаешь, Милдред.. - Не начинай, пожалуйста, опять все сначала! - Это, возможно, единственный уцелевший экземпляр в нашей части света. - Но ты должен сегодня же ее вернуть? Ведь брандмейстер Битти знает обэтой книге? - Вряд ли он знает, какую именно книгу я унес Можно сдать другую. Нокакую? Джефферсона? Или Торо? Какая из них менее ценна? А с другой стороны,если я ее подменю, а Битти знает, какую именно книгу я украл, он догадается,что у нас тут целая библиотека. У Милдред задергались губы. - Ну подумай, что ты делаешь! Ты нас погубишь! Что для тебя важнее - яили библия? Она уже опять истерически кричала, похожая на восковую куклу, тающую отсобственного жара. Но Монтэг не слушал ее. Он слышал голос Битти. "Садитесь, Монтэг. Смотрите. Берем страничку. Осторожно. Как лепестокцветка. Поджигаем первую. Затем вторую. Огонь превращает их в черныхбабочек. Красиво, а? Теперь от второй зажигайте третью, и так, цепочкой,страницу за страницей, главу за главой - все глупости, заключенные в словах,все лживые обещания, подержанные мысли, отжившую философию!" Перед ним сидел Битти с влажным от пота лбом, а вокруг него пол былусеян трупами черных бабочек, погибших в огненном смерче. Милдред перестала вопить столь же неожиданно, как и начала. Монтэг необращал на нее внимания. - Остается одно,- сказал он.- До того как наступит вечер и я будувынужден отдать книгу Битти, надо снять с нее копию. - Ты будешь дома, когда начнется программа Белого клоуна и придутгости?- крикнула ему вслед Милдред. Не оборачиваясь, Монтэг остановился в дверях. - Милли! Молчание. - Ну что? - Милли, Белый клоун любит тебя? Ответа нет. - Милли, - он облизнул сухие губы,- твои "родственники" любят тебя?Любят всем сердцем, всей душой? А, Милли? Он чувствовал, что, растерянно моргая, она смотрит ему в затылок. - Зачем ты задаешь такие глупые вопросы? Ему хотелось плакать, но губыего были плотно сжаты, и в глазах не было слез. - Если увидишь за дверью собаку, дай ей за меня пинка,- сказалаМилдред. Он стоял в нерешительности перед дверью, прислушиваясь. Затем открыл ееи перешагнул порог. Дождь перестал, на безоблачном небе солнце клонилось к закату. Околодома никого не было, улица и лужайка были пусты. Вздох облегчения вырвалсяиз груди Монтэга. Он захлопнул за собой дверь. Монтэг ехал в метро. "Я весь словно застыл,- думал он.- Когда же это началось? Когда застыломое лицо, мое тело? Не в ту ли ночь, когда в темноте я натолкнулся на флаконс таблетками, словно на спрятанную мину? Это пройдет. Не сразу, может быть, понадобится время. Но я все сделаю,чтобы это прошло, да и Фа-бер мне поможет. Кто-нибудь вернет мне мое прежнеелицо, мои руки, они опять станут такими, как были. Сейчас даже улыбка,привычная улыбка пожарника покинула меня. Без нее я как потерянный". В окнах мелькала стена туннеля - кремовые изразцы и густая чернота -изразцы и чернота, цифры и снова чернота, все неслось мимо, все складывалосьв какой-то непонятный итог. Когда-то давно, когда он был еще ребенком, он сидел однажды на берегуморя, на желтом песке дюн в жаркий летний день и пытался наполнить пескомсито, потому что двоюродный брат зло подшутил над ним, сказав: "Еслинаполнишь сито песком, получишь десять центов". Но чем быстрее он наполнялего, тем стремительнее, с сухим горячим шелестом песок просыпался сквозьсито. Руки у него устали, песок был горячий, как огонь, а сито всеоставалось пустым. Он молча сидел на берегу в душный, июльский день, и слезыкатились по его щекам. Теперь, когда пневматический поезд мчал его, потряхивая и качая, попустым подземным коридорам, он вспомнил безжалостную логику сита и, опустивглаза, вдруг 'увидел, что держит в руках раскрытую библию. В вагоне былилюди, но он, не скрываясь, держал книгу в руках, и в голову ему вдруг пришланелепая мысль: если читать быстро и все подряд, то хоть немного песка задержится всите. Он начал читать, но слова просыпались насквозь, а ведь через несколькочасов он увидит Битти и отдаст ему книгу, поэтому ни одна фраза не должнаускользнуть, нужно запомнить каждую строчку. "Я, Монтэг, должен это сделать,я заставлю себя это сделать!" Он судорожно стиснул книгу. В вагоне ревели радиорупоры: - Зубная паста Денгэм!.. "Замолчи,- думал Монтэг.- Посмотрите на лилии, как они растут..." - Зубная паста Денгэм! "Они не трудятся..." - Зубная паста... "Посмотрите на лилии... Замолчи, да замолчи же!.." - Зубная паста!.. Он опять раскрыл книгу, стал лихорадочно листать страницы, он ощупывалих, как слепой, впивался взглядом в строчки, в каждую букву. - Денгэм. По буквам: Д-е-н... "Не трудятся, не прядут..." Сухой шелест песка, просыпающегося сквозь пустое сито. - Денгэм освежает!.. "Посмотрите на лилии, лилии, лилии..." - Зубной эликсир Денгэм! - Замолчите, замолчите, замолчите!.. - эта мольба, этот крик о помощи стакой силой вырвался из груди Монтэга, что он сам не заметил, как вскочил наноги. Пассажиры шумного вагона испуганно отшатнулись от человека с безумным,побагровевшим от крика лицом, с перекошенными, воспаленными губами,сжимавшего в руках открытую книгу, все с опаской смотрели на него, все, ктоминуту назад мирно отбивал такт ногой под выкрики рупора: Денгэм, Денгэм,зубная паста, Денгэм, Денгэм, зубной эликсир - раз два, раз два, раз дватри, раз два, раз два, раз два три, все, кто только что машинально бормоталсебе под нос: "Паста, паста. зубная паста, паста, паста, зубная паста..." И. как бы в отместку, рупоры обрушили на Монтэга тонну музыки,составленной из металлического лязга - из дребезжания и звона жести, меди,серебра, латуни. И люди смирились, оглушенные до состояния полнойпокорности, они не убегали, ибо бежать было некуда: огромный пневматическийпоезд мчался в глубоком туннеле под землей. - Лилии полевые... - Денгэм! - Лилии!.. Лилии!! Люди с удивлением смотрели на него: - Позовите кондуктора. - Человек сошел с ума... - Станция Нолл Вью! Со свистом выпустив воздух, поезд остановился. - Нолл Вью!- громко. - Денгэм,- шепотом. Губы Монтэга едва шевелились. - Лилии... Зашипев, дверь вагона открылась. Монтэг все еще стоял. Шумно вздохнув,дверь стала закрываться. И только тогда Монтэг рванулся вперед, растолкал пассажиров и,продолжая беззвучно кричать, выскочил на платформу сквозь узкую щельзакрывающейся двери. Он бежал по белым плиткам туннеля, не обращая вниманияна эскалаторы,- ему хотелось чувствовать, как ДВИЖУТСЯ его ноги, руки, каксжимаются и разжимаются легкие при каждом вдохе и выдохе и воздух обжигаетгорло. Вслед ему несся рев: "Денгэм, Денгэм, Денгэм!!" Зашипев, словно змея, поезд исчез в черной дыре туннеля. - Кто там? - Это я. Монтэг. - Что вам угодно? - Впустите меня. - Я ничего не сделал. - Я тут один. Понимаете? Один. - Поклянитесь. - Клянусь. Дверь медленно отворилась, выглянул Фабер. При ярком свете дня онказался очень старым, слабым, напуганным. Старик выглядел так, словно многолет не выходил из дому. Его лицо и белые оштукатуренные стены комнаты,видневшиеся за ним, были одного цвета. Белыми казались его губы, и кожа щек,и седые волосы, и угасшие бледно-голубые глаза. Но вдруг взгляд его упал накнигу, которую Монтэг держал под мышкой, и старик разом изменился, теперь онуже не казался ни таким старым, ни слабым. Страх его понемногу проходил. - Простите, приходится быть осторожным.- Глаза Фабера были прикованы ккниге.- Значит, это правда? Монтэг вошел. Дверь захлопнулась. - Присядьте. - Фабер пятился, не сводя глаз с книги, словно боялся, чтоона исчезнет, если он хоть на секунду оторвет от нее взгляд. За нимвиднелась открытая дверь в спальню и там - стол, загроможденный частямикаких-то механизмов и рабочим инструментом. Монтэг увидел все это лишьмельком, ибо Фабер, заметив, куда он смотрит, быстро обернулся и захлопнулдверь. Он стоял, сжимая дрожащей рукой дверную ручку. Затем перевелнерешительный взгляд на Монтэга. Теперь Монтэг сидел, держа книгу на коленях. - Эта книга... Где вы?.. - Я украл ее. Впервые Фабер посмотрел прямо в глаза Монтэгу. - Вы смелый человек. - Нет,- сказал Монтэг. - Но моя жена умирает. Девушка, которая была мнедругом, уже умерла. Женщину, которая могла бы стать моим другом, сожглизаживо всего сутки тому назад. Вы единственный, кто может помочь мне. Я хочувидеть! Видеть! Руки Фабера, дрожащие от нетерпения, протянулись к книге: - Можно?.. - Ах да. Простите. - Монтэг протянул ему книгу. - Столько времени!.. Я никогда не был религиозным... Но столько временипрошло с тех пор...- Фабер перелистывал книгу, останавливаясь иногда,пробегая глазами страничку. - Все та же, та же, точь-в-точь такая, какой яее помню! А как ее теперь исковеркали в наших телевизорных гостиных! Христосстал одним из "родственников". Я часто думаю, узнал бы господь бог своегосына? Мы так его разодели. Или, лучше сказать,- раздели. Теперь этонастоящий мятный леденец. Он источает сироп и сахарин, если только незанимается замаскированной рекламой каких-нибудь товаров, без которых, мол,нельзя обойтись верующему. Фабер понюхал книгу. - Знаете, книги пахнут мускатным орехом или еще какими-то пряностями издалеких заморских стран. Ребенком я любил нюхать книги. Господи, ведьсколько же было хороших книг, пока мы не позволили уничтожить их! Он перелистывал страницы. - Мистер Монтэг, вы видите перед собой труса. Я знал тогда, я видел, кчему идет, но я молчал. Я был одним из невиновных, одним из тех," кто мог быподнять голос, когда никто уже не хотел слушать "виновных". Но я молчал и,таким образом, сам стал соучастником. И когда наконец придумали жечь книги,используя для этого пожарных, я пороптал немного и смирился, потому чтоникто меня не поддержал. А сейчас уже поздно. Фабер закрыл библию. - Теперь скажите мне, зачем вы пришли? - Мне нужно поговорить, а слушать меня некому. Я не могу говорить состенами, они кричат на меня. Я не могу говорить с женой, она слушает только стены. Я хочу, чтобыкто-нибудь выслушал меня. И если я буду говорить долго, то, может быть, идоговорюсь до чего-нибудь разумного. А еще я хочу, чтобы вы научили меняпонимать то, что я читаю. Фабер пристально посмотрел на худое, с синевой на бритых щеках, лицоМонтэга. - Что вас так всколыхнуло? Что выбило факел пожарника из ваших рук? - Не знаю. У нас есть все, чтобы быть счастливыми, но мы несчастны.Чего-то нет. Я искал повсюду. Единственное, о чем я знаю, что раньше онобыло, а теперь его нет,- это книги, которые я сам сжигал вот уже десять илидвенадцать лет. И я подумал: может быть, книги мне и помогут. - Вы - безнадежный романтик,- сказал Фабер.- Это было бы смешно, еслибы не было так серьезно. Вам не книги нужны, а то, что когда-то было в них,что могло бы и теперь быть в программах наших гостиных. То же внимание кподробностям, ту же чуткость и сознательность могли бы воспитывать и наширадио- и телевизионные передачи, но, увы, они этого не делают. Нет, нет,книги не выложат вам сразу все, чего вам хочется. Ищите это сами всюду, гдеможно,- в старых граммофонных пластинках, в старых фильмах, в старыхдрузьях. Ищите это в окружающей вас природе, в самом себе. Книги - толькоодно из вместилищ, где мы храним то, что боимся забыть. В них нет никакойтайны, никакого волшебства. Волшебство лишь в том, что они говорят, в том,как они сшивают лоскутки вселенной в единое целое. Конечно, вам неоткудабыло это узнать. Вам, наверно, и сейчас еще непонятно, о чем я говорю. Но выинтуитивно пошли по правильному пути, а это главное. Слушайте, нам нехватает трех вещей. Первая. Знаете ли вы, почему так важны такие книги, какэта? Потому что они обладают качеством. А что значит качество? Для меня этотекстура, ткань книги. У этой книги есть поры, она дышит. У нее есть лицо.Ее можно изучать под микроскопом. И вы найдете в ней жизнь, живую жизнь,протекающую перед вами в неисчерпаемом своем разнообразии. Чем больше пор,чем больше правдивого изображения разных сторон жизни на квадратный дюймбумаги, тем более "художественна" книга. Вот мое определение качества.Давать подробности, новые подробности. Хорошие писатели тесно соприкасаютсяс жизнью. Посредственные - лишь поверхностно скользят по ней. А плохиенасилуют ее и оставляют растерзанную на съедение мухам. - Теперь вам понятно, - продолжал Фабер,- почему книги вызывают такуюненависть, почему их так боятся? Они показывают нам поры на лице жизни. Тем.кто ищет только покоя, хотелось бы видеть перед собой восковые лица, без пори волос, без выражения. Мы живем в такое время, когда цветы хотят питатьсяцветами же, вместо того чтобы пить влагу дождя и соки жирной почвы. Но ведьдаже фейерверк, даже все его великолепие и богатство красок создано химиейземли. А мы вообразили, будто можем жить и расти, питаясь цветами ифейерверками, не завершая естественного цикла, возвращающего нас кдействительности. Известна ли вам легенда об Антее? Это был великан,обладавший непобедимой силой, пока он прочно стоял на земле. Но, когдаГеркулес оторвал его от земли и поднял в воздух, Антей погиб. То же самоесправедливо и для нас, живущих сейчас, вот в этом городе,- или я уж совсемсумасшедший. Итак, вот первое, чего нам не хватает: качества, текстуры нашихзнаний. - А второе? - Досуга. - Но у нас достаточно свободного времени! - Да. Свободного времени у нас достаточно. Но есть ли у нас времяподумать? На что вы тратите свое свободное время? Либо вы мчитесь в машинесо скоростью ста миль в час, так что ни о чем уж другом нельзя думать, кромеугрожающей вам опасности, либо вы убиваете время, играя в какую-нибудь игру,либо вы сидите в комнате с четырехстенным телевизором, а с ним уж, знаетели, не поспоришь. Почему? Да потому, что эти изображения на стенах - это"реальность". Вот они перед вами, они зримы, они объемны, и они говорят вам,что вы должны думать, они вколачивают это вам в голову. Ну вам и начинаетказаться, что это правильно - то, что они говорят. Вы начинаете верить, чтоэто правильно. Вас так стремительно приводят к заданным выводам, что вашразум не успевает возмутиться и воскликнуть: "Да ведь это чистейший вздор!" - Только "родственники" - живые люди. - Простите, что вы сказали? - Моя жена говорит, что книги не обладают такой "реальностью", кактелевизор. - И слава богу, что так. Вы можете закрыть книгу и сказать ей:"Подожди". Вы ее властелин. Но кто вырвет вас из цепких когтей, которыезахватывают вас в плен, когда вы включаете телевизорную гостиную? Она мнетвас, как глину, и формирует вас по своему желанию. Это тоже "среда" - такаяже реальная, как мир. Она становится истиной, она есть истина. Книгу можнопобедить силой разума. Но при всех моих знаниях и скептицизме я никогда ненаходил в себе силы вступить в спор с симфоническим оркестром из стаинструментов, который ревел на меня с цветного и объемного экрана нашихчудовищных гостиных. Вы видите, моя гостиная - это четыре обыкновенныеоштукатуренные стены. А это, - Фабер показал две маленькие резиновые пробки,- это чтобы затыкать уши, когда я еду в метро. - Денгэм, Денгэм, зубная паста... "Они не трудятся, не прядут",-прошептал Монтэг, закрыв глаза.- Да. Но что же дальше? Помогут ли нам книги? - Только при условии, что у нас будет третья необходимая нам вещь.Первая, как я уже сказал,- это качество наших знаний. Вторая - досуг, чтобыпродумать, усвоить эти знания. А третья - право действовать на основе того,что мы почерпнули из взаимодействия двух первых. Но сомнительно, чтобы одинглубокий старик и один разочаровавшийся пожарник могли что-то изменитьтеперь, когда дело зашло уже так далеко... - Я могу доставать книги. - Это страшный риск. - Знаете, в положении умирающего есть свои преимущества. Когда нечеготерять - не боишься риска. - Вы сейчас сказали очень любопытную вещь,- засмеялся Фабер,- и ведьниоткуда не вычитали! - А разве в книгах пишут о таком? Мне это так, вдруг почему-то пришло вголову. - То-то и хорошо. Значит, не придумали нарочно для меня, или длякого-нибудь другого, или хоть для самого себя. Монтэг нагнулся к Фаберу. - Я сегодня вот что придумал: если книги действительно так ценны, такнельзя, ли раздобыть печатный станок и отпечатать несколько экземпляров?..Мы могли бы... - Мы? - Да, вы и я. - Ну уж нет!- Фабер резко выпрямился. - Да вы послушайте - я хоть изложу свой план... - Если вы будете настаивать, я попрошу вас покинуть мой дом. - Но разве вам не интересно? - Нет, мне не интересны такие разговоры, за которые меня могут сжечь.Другое дело, если бы можно было уничтожить саму систему пожарных. Вот еслибы вы предложили отпечатать несколько книг и спрятать их в домах у пожарныхтак, чтобы посеять семена сомнения среди самих поджигателей, я сказал бывам: браво! - Подбросить книги, дать сигнал тревоги и смотреть, как огонь пожираетдома пожарных? Вы это хотите сказать? Фабер поднял брови и посмотрел на Монтэга, словно видел его впервые. - Я пошутил. - Вы считаете, что это дельный план? Стоит попытаться? Но мне нужнознать наверное, что от этого будет толк. - Этого вам никто не может гарантировать. Ведь когда-то книг у нас былосколько угодно, а мы все-таки только и делали, что искали самый крутой утес,чтобы с него прыгнуть. Тут достоверно только одно: да, нам необходимо дышатьполной грудью. Да, нам нужны знания. И, может быть, лет этак через тысячу мынаучимся выбирать для прыжков менее крутые утесы. Ведь книги существуют длятого, чтобы напоминать нам, какие мы дураки и упрямые ослы. Они какпреторианская стража Цезаря, которая нашептывала ему во время триумфа:"Помни, Цезарь, что и ты смертей". Большинство из нас не может всюдупобывать, со всеми поговорить, посетить все города мира. У нас нет нивремени, ни денег, ни такого количества друзей. Все, что вы ищете, Монтэг,существует в мире, но простой человек разве только одну сотую может увидетьсвоими глазами, а остальные девяносто девять процентов он познает черезкнигу. Не требуйте гарантий. И не ждите спасения от чего-то одного - отчеловека, или машины, или библиотеки. Сами создавайте то, что может спастимир, - и если утонете по дороге, так хоть будете знать, что плыли к берегу. Фабер встал и начал ходить по комнате. - Ну? - спросил Монтэг. - Вы это серьезно - насчет пожарных? - Абсолютно. - Коварный план, ничего не скажешь, - Фабер нервно покосился на дверьспальни. - Видеть, как по всей стране пылают дома пожарных, гибнут эти очагипредательства! Саламандра, пожирающая свой собственный хвост! Ух! Здорово! - У меня есть адреса всех пожарных. Если у нас будет своего родатайное... - Людям нельзя доверять, в этом весь ужас. Вы да я, а кто еще? - Разве не осталось профессоров, таких, как вы? Бывших писателей,историков, лингвистов?.. - Умерли или уже очень стары. - Чем старше, тем лучше. Меньше вызовут подозрений. Вы же знаете таких,и, наверно, не один десяток. Признайтесь! - Да, пожалуй. Есть, например, актеры, которым уже много лет неприходилось играть в пьесах Пиранделло, Шоу и Шекспира, ибо эти пьесыслишком верно отражают жизнь. Можно бы использовать их гнев. И благородноевозмущение историков, не написавших ни одной строчки за последние сорок лет.Это верно, мы могли бы создать школу и сызнова учить людей читать и мыслить. - Да! - Но все это капля в море. Вся наша культура мертва. Самый остов еенадо переплавить и отлить в новую форму. Но это не так-то просто! Дело ведьне только в том, чтобы снова взять в руки книгу, которую ты отложил полвеканазад. Вспомните, что надобность в пожарных возникает не так уж часто. Людисами перестали читать книги, по собственной воле. Время от времени вы,пожарники, устраиваете для нас цирковые представления - поджигаете дома иразвлекаете толпу. Но это так - дивертисмент, и вряд ли на этом вседержится. Охотников бунтовать в наше время осталось очень немного. А из этихнемногих большинство легко запугать. Как меня, например. Можете вы плясатьбыстрее, чем Белый клоун, или кричать громче, чем сам господин ГлавныйФокусник и все гостиные "родственники"? Если можете, то, пожалуй, добьетесьсвоего. А в общем, Монтэг, вы, конечно, глупец. Люди-то ведь действительновеселятся. - Кончая жизнь самоубийством? Убивая друг друга? Пока они говорили, наддомом проносились эскадрильи бомбардировщиков, держа курс на восток. Толькосейчас они заметили это и умолкли, прислушиваясь к мощному реву реактивныхмоторов, чувствуя, как от него все сотрясается у них внутри. - Потерпите, Монтэг. Вот будет война - и все наши гостиные сами собойумолкнут. Наша цивилизация несется к гибели. Отойдите в сторону, чтобы васне задело колесом. - Но ведь кто-то должен быть наготове, чтобы строить, когда все рухнет? - Кто же? Те, кто может наизусть цитировать Мильтона? Кто можетсказать: "А я еще помню Софокла"? Да и что они станут делать? Напоминатьуцелевшим, что у человека есть также и хорошие стороны? Эти уцелевшие толькоо том будут думать, как бы набрать камней да запустить ими друг в друга.Идите домой, Монтэг. Ложитесь спать. Зачем тратить свои последние часы нато, чтобы кружиться по клетке и уверять себя, что ты не белка в колесе? - Значит, вам уже все равно? - Нет, мне не все равно. Мне до такой степени не все равно, что я прямоболен от этого. - И вы не хотите помочь мне? - Спокойной ночи. Спокойной ночи. Руки Монтэга протянулись к библии. Онсам удивился тому, что вдруг сделали его руки. - Хотели бы вы иметь эту книгу? - Правую руку отдал бы за это,- сказал Фабер. Монтэг стоял и ждал, что будут делать дальше его руки. И они, помимоего воли и желания, словно два живых существа, охваченных одним стремлением,стали вырывать страницы. Оторвали титульный лист, первую страницу, вторую. - Сумасшедший! Что вы делаете?- Фабер подскочил как от удара. Онбросился к Монтэгу, но тот отстранил его. Руки Монтэга продолжали рватькнигу. Еще шесть страниц упали на пол. Монтэг поднял их и на глазах у Фабераскомкал в руке. - Не надо! Прошу вас, не надо!- воскликнул старик. - А кто мне помешает? Я пожарный. Я могу сжечь вас. Старик взглянул на него. - Вы этого не сделаете! - Могу сделать, если захочу. - Эта книга... не рвите ее! Фабер опустился на стул. Лицо его побелело как полотно, губы дрожали. - Я устал. Не мучайте меня. Чего вы хотите? - Я хочу, чтобы вы научили меня. - Хорошо. Хорошо. Монтэг положил книгу. Руки его начали разглаживать смятые страницы.Старик устало следил за ним. Тряхнув головой, словно сбрасывая с себя оцепенение, Фабер спросил: - У вас есть деньги, Монтэг? - Есть. Немного. Четыреста или пятьсот долларов. Почему вы спрашиваете? - Принесите мне. Я знаю человека, который полвека тому назад печаталгазету нашего колледжа. Это было в тот самый год, когда, придя в аудиторию вначале нового семестра, я обнаружил, что на курс лекций по истории драмы, отЭсхила до Юджина О'Нила, записался всего один студент. Понимаете?Впечатление было такое, будто прекрасная статуя изо льда тает у тебя наглазах под палящими лучами солнца. Я помню, как одна за другой умиралигазеты, словно бабочки на огне. Никто не пытался их воскресить. Никто нежалел о них. И тогда, поняв, насколько будет спокойнее, если люди будутчитать только о страстных поцелуях и жестоких драках, наше правительствоподвело итог, призвав вас, пожирателей огня. Так вот, Монтэг, у нас, сталобыть, имеется безработный печатник. Мы можем отпечатать несколько книг иждать, пока не начнется война, которая разрушит нынешний порядок вещей идаст нам нужный толчок. Несколько бомб - и все эти "родственники", обитающиев стенах гостиных, вся эта шутовская свора умолкнет навсегда! И внаступившей тишине, может быть, станет слышен наш шепот. Глаза обоих былиустремлены на книгу, лежащую на столе. - Я пытался запомнить, - сказал Монтэг. - Но, черт! Стоит отвестиглаза, и я уже все забыл. Господи, как бы мне хотелось поговорить сбрандмейстером Битти! Он много читал, у него на все есть ответ, или так, покрайней мере, кажется. Голос у него, как масло. Я только боюсь, что онуговорит меня и я опять стану прежним. Ведь всего неделю назад, наполняяшланг керосином, я думал: черт возьми, до чего же здорово! Старик кивнул головой: - Кто не созидает, должен разрушать. Это старо как мир. Психологиямалолетних преступников. - Так вот, значит, кто я такой' - В каждом из нас это есть. Монтэг сделал несколько шагов к выходу. - Вы не можете как-нибудь мне помочь, когда я •сегодня вечером будуразговаривать с брандмейстером Битти? Мне нужна поддержка. А то как бы мнене захлебнуться, когда он станет изливать на меня потоки своих речей. Старик ничего не ответил и снова бросил беспокойный взгляд на дверьспальни. Монтэг заметил это. - Ну так как же? Старик глубоко вздохнул. Закрыв глаза и плотно сжав губы, он еще раз сусилием перевел дыхание. С его губ слетело имя Монтэга. Наконец, повернувшись к Монтэгу, он сказал: - Пойдемте. Я чуть было не позволил вам уйти. Я в самом деле трус. Истарый дурак. Он растворил дверь спальни. Следом за ним Монтэг вошел в небольшуюкомнату, где стоял стол, заваленный инструментами, мотками тончайшей, какпаутина, проволоки, крошечными пружинками, катушками, кристалликами. - Что это?- спросил Монтэг. - Свидетельство моей страшной трусости. Я столько лет жил один в этихстенах, наедине со своими мыслями. Возиться с электрическими приборами ирадиоприемниками стало моей страстью. Именно эта трусость и в то же времямятежный дух, подспудно живущий во мне, побудили меня изобрести вот это. Он взял со стола маленький металлический предмет зеленоватого цвета,напоминающий пулю небольшого калибра. - Откуда я взял на это средства, спросите вы? Ну, понятно, играл набирже. Это ведь последнее прибежище для опасномыслящих интеллигентов,оставшихся без работы. Играл на бирже, работал над этим изобретением и ждал.Полжизни просидел, трясясь от страха, все ждал, чтобы кто-нибудь заговорилсо мной. Сам я не решался ни с кем заговаривать. Когда мы с вами сидели впарке и беседовали - помните?- я уже знал, что вы придете ко мне, но сфакелом ли пожарника или за тем, чтобы протянуть мне руку дружбы,- вот этогоя не мог сказать наперед. И этот маленький аппарат был уже готов несколькомесяцев тому назад. А все-таки я чуть было не позволил вам уйти. Вот какой ятрус. - Похож на радиоприемник "Ракушку". - Но это больше, чем приемник. Мой аппарат слушает! Если вы вставитеэту пульку в ухо, Монтэг, я могу спокойно сидеть дома, греть в тепле своинапуганные старые кости и вместе с тем слушать и изучать мир пожарников,выискивать его слабые стороны, не подвергаясь при этом ни малейшему риску. Ябуду, как пчелиная матка, сидящая в своем улье. А вы будете рабочей пчелой,моим путешествующим ухом. Я мог бы иметь уши во всех концах города, средисамых различных людей. Я мог бы слушать и делать выводы. Если пчелыпогибнут, меня это не коснется, я по-прежнему буду у себя дома вбезопасности, буду переживать свои страх с максимумом комфорта и минимумомриска. Теперь вы видите, как мало я рискую в этой игре, какого презрения ядостоин! Монтэг вложил зеленую пульку в ухо. Старик тоже вложил в ухо такой жемаленький металлический предмет и зашевелил губами: - Монтэг! Голос раздавался где-то в глубине мозга Монтэга. - Я слышу вас! Старик засмеялся: - Я вас тоже хорошо слышу, - Фабер говорил шепотом,но голос его отчетливо звучал в голове Монтэга. - Когда придет время, идите на пожарную станцию. Я буду с вами. Мывместе послушаем вашего брандмейстера. Может быть, он один из нас, ктознает. Я подскажу вам, что говорить. Мы славно его разыграем. Скажите, выненавидите меня сейчас за эту электронную штучку, а? Я выгоняю вас на улицу,в темноту, а сам остаюсь за линией фронта, мои уши будут слушать, а вам заэто, может быть, снимут голову. - Каждый делает что может,- ответил Монтэг. Он вложил библию в рукистарика.- Берите. Я попробую отдать что-нибудь другое вместо нее. Азавтра... - Да, завтра я повидаюсь с безработным" печатником. Хоть это-то я могусделать. - Спокойной ночи, профессор. - Нет, спокойной эта ночь не будет. Но я все время буду с вами. Какназойливый комар, стану жужжать вам на ухо, как только понадоблюсь. И все жедай вам бог спокойствия в эту ночь, Монтэг. И удачи. Дверь растворилась и захлопнулась. Монтэг снова был на темной улице иснова один на один с миром. В ту ночь даже небо готовилось 'к войне. По нему клубились тучи, и впросветах между ними, как вражеские дозорные, сияли мириады звезд. Небословно собиралось обрушиться на город и превратить его в кучу белой пыли. Вкровавом зареве вставала луна. Вот какой была эта ночь. Монтэг шел от станции метро, деньги лежали у него в кармане (он ужепобывал в банке, открытом всю ночь,-его обслуживали механические роботы). Оншел и, вставив "Ракушку" в ухо, слушал голос диктора: - Мобилизован один миллион человек. Если начнется война, быстрая победаобеспечена... - Внезапно ворвавшаяся музыка заглушила голос диктора, и онумолк. - Мобилизовано десять миллионов,- шептал голос Фабера в другом ухе.- Ноговорят, что один. Так спокойнее. - Фабер! - Да. - Я не думаю. Я только выполняю то, что мне приказано, как делал этовсегда. Вы сказали достать деньги, и я достал. Но сам я не подумал об этом.Когда же я начну думать и действовать самостоятельно? - Вы уже начали, когда это сказали. Но на первых порах придется вамполагаться на меня. - На тех я тоже полагался. - Да, и видите, куда это вас завело. Какое-то время вы будете брестивслепую. Вот вам моя рука. - Перейти на другую сторону и опять действовать по указке? Нет, так яне хочу. Зачем мне тогда пе реходить на вашу сторону? - Вы уже поумнели, Монтэг. Монтэг почувствовал под ногами знакомыйтротуар, и ноги сами несли его к дому. - Продолжайте, профессор. - Хотите, я вам почитаю? Я постараюсь читать так, чтобы вы всезапомнили. Я сплю всего пять часов в сутки. Свободного времени у меня много.Если хотите, я буду читать вам каждый вечер, на сон грядущий. Говорят, чтомозг спящего человека все запоминает, если тихонько нашептывать спящему наухо. - Да. - Так вот слушайте.- Далеко, в другом конце города, тихо зашелестелипереворачиваемые страницы.- Книга Иова. Взошла луна. Беззвучно шевеля губами, Монтэг шел по тротуару. В девять вечера, когда он заканчивал свой легкий ужин, рупор у входнойдвери возвестил о приходе гостей. Милдред бросилась в переднюю споспешностью человека, спасающегося от извержения вулкана. В дом вошлимиссис Фелпс и миссис Бауэлс, и гостиная поглотила их, словно огненныйкратер. В руках у дам были бутылки мартини. Монтэг прервал свою трапезу. Этиженщины были похожи на чудовищные стеклянные люстры, звенящие тысячамихрустальных подвесок. Даже сквозь стену он видел их застывшие бессмысленныеулыбки. Они визгливо приветствовали друг друга, стараясь перекричать шумгостиной. Дожевывая кусок, Монтэг остановился в дверях. - У вас прекрасный вид1 - Прекрасный! - Ты шикарно выглядишь, Милли! - Шикарно! - Все выглядят чудесно! - Чудесно! Монтэг молча наблюдал их. - Спокойно, Монтэг, - предостерегающе шептал в ухо Фабер. - Зря я тут задержался, - почти про себя сказал Монтэг. - Давно уженадо было бы ехать к вам с деньгами. - Это не поздно сделать и завтра. Будьте осторожны, Монтэг. - Чудесное ревю, не правда ли?- воскликнула Милдред. - Восхитительное! На одной из трех телевизорных стен какая-то женщина одновременно пилаапельсиновый сок и улыбалась ослепительной улыбкой. "Как это она ухитряется?" - думал Монтэг, испытывая странную ненавистьк улыбающейся даме. На другой стене видно было в рентгеновских лучах, какапельсиновый сок совершает путь по пищеводу той же дамы, направляясь к еетрепещущему от восторга желудку. Вдруг гостиная ринулась в облака на крыльяхракетного самолета, потом нырнула в мутно-зеленые воды моря, где синие рыбыпожирали красных и желтых рыб. А через минуту три белых мультипликационныхклоуна уже рубили друг другу руки и ноги под взрывы одобрительного хохота.Спустя еще две минуты стены перенесли зрителей куда-то за город, где покругу в бешеном темпе мчались ракетные автомобили, сталкиваясь и сшибая другдруга. Монтэг видел, как в воздух взлетели человеческие тела. - Милли, ты видела? - Видела, видела! Монтэг просунул руку внутрь стены и повернул центральный выключатель.Изображения на стенах погасли, как будто из огромного стеклянного аквариума,в котором метались обезумевшие рыбы, кто-то внезапно выпустил воду. Все три женщины обернулись и с нескрываемым раздражением и неприязньюпосмотрели на Монтэга. - Как вы думаете, когда начнется война?- спросил Монтэг. - Я вижу,ваших мужей сегодня нет с вами. - О, они то приходят, то уходят,- сказала миссис Фелпс. - То приходят,то уходят, себе места не находят... Пита вчера призвали. Он вернется набудущей неделе. Так ему сказали. Короткая война. Через сорок восемь часоввсе будут дома. Так сказали в армии. Короткая война. Пита призвали вчера исказали, что через неделю он будет дома. Короткая... Три женщины беспокойно ерзали на стульях, нервно поглядывая на пустыегрязно-серые стены. - Я не беспокоюсь,- сказала миссис Фелпс. - Пусть Пит беспокоится, -хихикнула она.- Пусть себе Пит беспокоится. А я и не подумаю. Я ничуть нетревожусь. - Да, да, - подхватила Милли. - Пусть себе Пит тревожится. - Убивают всегда чужих мужей. Так говорят. - Да, я тоже слышала. Не знаю ни одного человека, погибшего на войне.Погибают как-нибудь иначе. Например, бросаются с высоких зданий. Это бывает.Как муж Глории на прошлой неделе. Это да. Но на войне? Нет. - На войне - нет, - согласилась миссис Фелпс. - Во всяком случае, мы сПитом всегда говорили: никаких слез и прочих сентиментов. Это мой третийбрак, у Пита тоже третий, и мы оба совершенно независимы. Надо бытьнезависимым - так мы всегда считали. Пит сказал, если его убьют, чтобы я неплакала, а скорей бы выходила замуж - и дело с концом. - Кстати!- воскликнула Милдред.- Вы видели вчера на стенах пятиминутныйроман Клары Доув? Это про то, как она... Монтэг молча разглядывал лица женщин, так когда-то он разглядывализображения святых в какой-то церквушке чужого вероисповедания, в которуюслучайно забрел ребенком. Эмалевые лики этих странных существ остались чуждыи непонятны ему, хоть он и пробовал обращаться к ним в молитве и долгопростоял в церкви, стараясь проникнуться чужой верой, поглубже вдохнуть всебя запах ладана и какой-то особой, присущей только этому месту пыли. Емудумалось: если эти запахи наполнят его легкие, проникнут в его кровь, тогда,быть может, его тронут, станут понятнее эти раскрашенные фигурки сфарфоровыми глазами и яркими, как рубин, губами. Но ничего не получилось,ничего! Все равно как если бы он зашел в лавку, где в обращении была другаявалюта, так что он ничего не мог купить на свои деньги. Он остался холоден,Даже когда потрогал святых - просто дерево, глина. Так чувствовал он себя исейчас, в своей собственной гостиной, глядя на трех женщин, нервно ерзавшихна стульях. Они курили, пускали в воздух клубы дыма, поправляли свои яркиеволосы, разглядывали свои нор-ти - огненно-красные, словно воспламенившиесяот пристального взгляда Монтэга. Тишина угнетала женщин, в их лицах былатоска. Когда Монтэг проглотил наконец недоеденный кусок, женщины невольноподались вперед. Они настороженно прислушивались к его лихорадочному дыханиюТри пустые стены гостиной были похожи теперь на бледные лбы спящихвеликанов, погруженных в тяжкий сон без сновидений. Монтэгу чудилось - есликоснуться великаньих лбов, на пальцах останется след соленого пота. И чемдальше, тем явственнее выступала испарина на этих мертвых лбах, темнапряженнее молчание, тем ощутимее трепет в воздухе и в теле этих сгорающихот нетерпения женщин. Казалось, еще минута - и они, громко зашипев,взорвутся. Губы Монтэга шевельнулись: - Давайте поговорим. Женщины вздрогнули и уставились на него. - Как ваши дети, миссис Фелпс?- спросил Монтэг. - Вы прекрасно знаете, что у меня нет детей! Да и кто в наше время,будучи в здравом уме, захочет иметь детей?- воскликнула миссис Фелпс, непонимая, почему так раздражает ее этот человек. - Нет, тут я с вами не согласна,- промолвила миссис Бауэлс.- У менядвое. Мне, разумеется, оба раза делали кесарево сечение. Не терпеть же мнеродовые муки из-за какого-то там ребенка? Но, с другой стороны, люди должныразмножаться. Мы обязаны продолжать человеческий род. Кроме того, детииногда бывают похожи на родителей, а это очень забавно. Ну, что ж, двакесаревых сечения - и проблема решена. Да, сэр. Мой врач говорил - кесаревоне обязательно, вы нормально сложены, можете рожать, но я настояла. - И все-таки дети - это ужасная обуза. Вы проста сумасшедшая, чтовздумали их заводить!- воскликнула миссис Фелпс. - Да нет, не так уж плохо. Девять дней из десяти они проводят в школе.Мне с ними приходится бывать только три дня в месяц, когда они дома. Но иэто ничего. Я их загоняю в гостиную, включаю стены - и все. Как при стиркебелья. Вы закладываете белье в машину и захлопываете крышку. - Миссис Бауэлсхихикнула. - А нежностей у нас никаких не полагается. Им и в голову неприходит меня поцеловать. Скорее уж дадут пинка. Слава богу, я еще могуответить им тем же. Женщины громко расхохотались. Милдред с минуту сидела молча, но видя, что Монтэг не уходит, захлопалав ладоши и воскликнула: - Давайте доставим удовольствие Гаю и поговорим о политике. - Ну что ж, прекрасно,- сказала миссис Бауэлс.- На прошлых выборах яголосовала, как и все. Конечно, за Нобля. Я нахожу, что он один из самыхприятных мужчин, когда-либо избиравшихся в президенты. - О да. А помните того, другого, которого выставили против Нобля? - Да уж хорош был, нечего сказать! Маленький, невзрачный, и выбриткое-как, и причесан плохо. - И что это оппозиции пришло в голову выставить его кандидатуру? Развеможно выставлять такого коротышку против человека высокого роста? Вдобавокон мямлил. Я почти ничего не расслышала из того, что он говорил. А чторасслышала, того не поняла. - Кроме того, он толстяк и даже не старался скрыть это одеждой. Чему жеудивляться! Конечно, большинство голосовало за Уинстона Нобля. Даже их именасыграли тут роль. Сравните: Уинстон Нобль и Хьюберт Хауг - и ответ вам сразустанет ясен. - Черт!- воскликнул Монтэг.- Да ведь вы же ничего о них не знаете - нио том, ни о другом! - Ну как же не знаем. Мы их видели на стенах вот этой самой гостиной!Всего полгода назад. Один все время ковырял в носу. Ужас что такое! Смотретьбыло противно. - И по-вашему, мистер Монтэг, мы должны были голосовать за такогочеловека? - воскликнула миссис Фелпс. Милдред засияла улыбкой: - Гай, пожалуйста, не зли нас! Отойди от двери! Но Монтэг уже исчез,через минуту он вернулся с книгой в руках. - Гай! - К черту все! К черту! К черту! - Что это? Неужели книга? А мне казалось, что специальное обучение всетеперь проводится с помощью кинофильмов.- Миссис Фелпс удивленно заморгалаглазами.- Вы изучаете теорию пожарного дела? - Какая там к черту теория! - ответил Монтэг.- Это стихи. - Монтэг!- прозвучал у него в ушах предостерегающий шепот Фабера. - Оставьте меня в покое! - Монтэг чувствовал, что его словно затягиваетв какой-то стремительный гудящий и звенящий водоворот. - Монтэг, держите себя в руках! Не смейте... - Вы слышали их? Слышали, что эти чудовища лопотали тут о других такихже чудовищах? Господи! Что только они говорят о людях! О собственных детях,о самих себе, о своих мужьях, о войне!.. Будь они прокляты! Я слушал и неверил своим ушам. - Позвольте! Я ни слова не сказала о войне! - воскликнула миссис Фелпс. - Стихи! Терпеть не могу стихов,- сказала миссис Бауэлс. - А вы их когда-нибудь слышали? - Монтэг!- голос Фабера ввинчивался Монтэгу в ухо.- Вы все погубите.Сумасшедший! Замолчите! Женщины вскочили. - Сядьте!- крикнул Монтэг. Они послушно сели. - Я ухожу домой,- дрожащим голосом промолвила миссис Бауэлс. - Монтэг, Монтэг, прошу вас, ради бога! Что вы затеяли?- умолял Фабер. - Да вы почитали бы нам какой-нибудь стишок из вашей книжки,- миссисФелпс кивнула головой.- Будет очень интересно. - Но это запрещено, - жалобно возопила миссис Бауэлс.- Этого нельзя! - Но посмотрите на мистера Монтэга! Ему очень хочется почитать, я жевижу. И, если мы минутку посидим смирно и послушаем, мистер Монтэг будетдоволен, и тогда мы сможем заняться чем-нибудь другим.- Миссис Фелпс нервнопокосилась на пустые стены. - Монтэг, если вы это сделаете, я выключусь, я вас брошу,- пронзительнозвенела в ухе мошка. - Что это вам даст? Чего вы достигнете? - Напугаю их до смерти, вот что! Так напугаю, что света не взвидят! Милдред оглянулась: - Да с кем ты разговариваешь, Гай? Серебряная игла вонзилась ему в мозг. - Монтэг, слушайте, есть только один выход! Обратите все в шутку,смейтесь, сделайте вид, что вам весело! А затем сожгите книгу в печке. Но Милдред его опередила. Предчувствуя беду, она уже объясняла дрожащимголосом: - Дорогие дамы, раз в год каждому пожарному разрешается принести домойкнигу, чтобы показать своей семье, как в прежнее время все было глупо инелепо, как книги лишали людей спокойствия и сводили их с ума. Вот Гай ирешил сделать вам сегодня такой сюрприз. Он прочтет нам что-нибудь, чтобы мысами увидели, какой это все вздор, и больше уж никогда не ломали наши бедныеголовки над этой дребеденью. Ведь так, дорогой? Монтэг судорожно смял книгу в руках. - Скажите да, Монтэг,- приказал Фабер. Губы Монтэга послушно выполнили приказ Фабера: - Да. Милдред со смехом вырвала книгу. - Вот, прочти это стихотворение. Нет, лучше это, смешное, ты уже читалего сегодня вслух. Милочки мои, вы ничего не поймете - ничего! Это простонабор слов - ту-ту-ту. Гай, дорогой, читай вот эту страницу! Он взглянул на раскрытую страницу. В ухе зазвенела мошка: - Читайте, Монтэг. - Как называется стихотворение, милый? - "Берег Дувра". Язык Монтэга прилип к гортани. - Ну читай же - погромче и не торопись. В комнате нечем было дышать.Монтэга бросало то в жар, то в холод. Гостиная казалась пустыней - три стулана середине и он, нетвердо стоящий на ногах, ждущий, когда миссис Фелпсперестанет оправлять платье, а миссис Бауэлс оторвет руки от прически. Онначал читать, сначала тихо, запинаясь, потом с каждой прочитанной строчкойвсе увереннее и громче. Голос его проносился над пустыней, ударялся в белуюпустоту, звенел в раскаленном воздухе над головами сидящих женщин: Доверья океан Когда-то полон был и, брег земли обвив, Как пояс. радужный, в спокойствии лежал Но нынче слышу я Лишь долгий грустный стон да ропщущий отлив Гонимый сквозь туман Порывом бурь, разбитый о края Житейских голых скал. Скрипели стулья. Монтэг продолжал читать. Дозволь нам, о любовь, Друг другу верным быть. Ведь этот мир, что рос Пред нами, как страна исполнившихся грез,- Так многолик, прекрасен он и нов,- Не знает, в сущности, ни света, ни страстей, Ни мира, ни тепла, ни чувств, ни состраданья, И в нем мы бродим, как по полю брани, Хранящему следы смятенья, бегств, смертей, Где полчища слепцов сошлись в борьбе своей -------------------------------------------------------------------- Автор стихотворения - английский поэт XIX века Мэтью Арнольд. ПереводИ. Оныщук. -------------------------------------------------------------------- Миссис Фелпс рыдала. Ее подруги смотрели на ее слезы, на искаженное гримасой лицо. Онисидели, не смея коснуться ее, ошеломленные столь бурным проявлением чувств.Миссис Фелпс безудержно рыдала. Монтэг сам был потрясен и обескуражен. - Тише, тише, Клара,- промолвила Милдред.- Успокойся! Да перестань же,Клара, что с тобой? - Я... я... - рыдала миссис Фелпс.- Я не знаю, не знаю... Ничего незнаю. О-о... Миссис Бауэлс поднялась и грозно взглянула на Монтэга. - Ну? Теперь видите? Я знала, что так будет! Вот это-то я и хотеладоказать! Я всегда говорила. что поэзия - это слезы, поэзия - этосамоубийства, истерики и отвратительное самочувствие, поэзия - это болезнь.Гадость - и больше ничего! Теперь я в этом окончательно убедилась. Вы злойчеловек, мистер Монтэг, злой, злой! - Ну, а теперь... - шептал на ухо Фабер. Монтэг послушно повернулся, подошел к камину и сунул руку сквозь медныебрусья решетки навстречу жадному пламени. - Глупые слова, глупые, ранящие душу слова,- продолжала миссис Бауэлс.- Почему люди стараются причинить боль друг другу? Разве мало и без тогостраданий на свете, так нужно еще мучить человека этакой чепухой. - Клара, успокойся!- увещевала Милдред рыдающую миссис Фелпс, теребя ееза руку. - Прошу тебя, перестань! Мы включим "родственников", будем смеятьсяи веселиться. Да перестань же плакать! Мы сейчас устроим пирушку. - Нет, - промолвила миссис Бауэлс. - Я ухожу. Если захотите навеститьменя и моих "родственников", милости просим, в любое время. Но в этом доме,у этого сумасшедшего пожарника, ноги моей больше не будет. - Уходите!- сказал Монтэг тихим голосом, глядя в упор на миссис Бауэлс.- Ступайте домой и подумайте о вашем первом муже, с которым вы развелись, овашем втором муже, разбившемся в реактивной машине, о вашем третьем муже,который скоро тоже размозжит себе голову! Идите домой и подумайте о техдесятках абортов, что вы сделали, о ваших кесаревых сечениях, о ваших детях,которые вас ненавидят! Идите домой и подумайте над тем, как могло все этослучиться и что вы сделали, чтобы этого не допустить. Уходите! - уже кричалон. - Уходите, пока я не ударил вас или не вышвырнул за дверь! Дверь хлопнула, дом опустел. Монтэг стоял в ледяной пустыне гостиной, где стены напоминали грязныйснег. Из ванной комнаты донесся плеск воды. Он слышал, как Милдредвытряхивала на ладонь из стеклянного флакончика снотворные таблетки. - Вы глупец, Монтэг, глупец, глупец! О боже, какой вы идиот!.. - Замолчите! - Монтэг выдернул из уха зеленую пульку и сунул ее вкарман, но она продолжала жужжать: - Глупец... глупец!.. Монтэг обыскал весь дом и нашел наконец книги за холодильником, куда ихзасунула Милдред. Нескольких не хватало, и Монтэг понял, что Милдред саманачала понемножку изымать динамит из своего дома. Но гнев его уже погас. Ончувствовал только усталость и недоумение. Зачем он все это сделал? Он отнес книги во двор и спрятал их в кустах у забора. Только на однуночь. На тот случай, если Милдред опять надумает их жечь. Вернувшись в дом, он прошелся по пустым комнатам. - Милдред! - позвал он у дверей темной спальни. Никто не ответил. Пересекая лужайку по пути к метро, Монтэг старался не замечать, какиммрачным и опустевшим был теперь дом Клариссы Маклеллан... В этот час, идя на работу, он вдруг так остро ощутил свое полноеодиночество и всю тяжесть совершенной им ошибки, что не выдержал и сновазаговорил с Фабером - ему страстно захотелось услышать в ночной тиши этотслабый голос, полный удивительной теплоты и сердечности. Он познакомился сФабером несколько часов назад, но ему уже казалось, что он знал его всюжизнь. Монтэг чувствовал теперь, что в нем заключены два человека:во-первых, он сам, Монтэг, который ничего не понимал, не понимал даже всейглубины своего невежества, лишь смутно догадывался об этом, и, во-вторых,этот старик, который разговаривал сейчас с ним, разговаривал все время, покапневматический поезд бешено мчал его из одного конца спящего города вдругой. Все дни, какие еще будут в его жизни, и все ночи - и темные, иозаренные ярким светом луны - старый профессор будет разговаривать с ним,роняя в его душу слово за словом, каплю за каплей, камень за камнем, искруза искрой. И когда-нибудь сознание его наконец переполнится и он перестанетбыть Монтэгом. Так говорил ему старик, уверял его в том, обещал. Они будутвместе - Монтэг и Фабер, огонь и вода, а потом, в один прекрасный день,когда все перемешается, перекипит и уляжется, не будет уже ни огня, ни воды,а будет вино. Из двух веществ, столь отличных одно от другого, создаетсяновое, третье. И наступит день, когда он, оглянувшись назад, поймет, какимглупцом был раньше. Он и сейчас уже чувствовал, что этот долгий путьначался, что он прощается со своим прежним "я" и уходит от него. Как приятно было слышать в ухе это гудение шмеля, это сонное комариноежужжание, тончайший филигранный звук старческого голоса! Вначале он бранилМонтэга, потом утешал в этот поздний ночной час, когда Монтэг, выйдя издушного туннеля метро, снова очутился в мире пожарных. - Имейте снисхождение, Монтэг, снисхождение. Не высмеивайте их, непридирайтесь. Совсем недавно и вы были таким. Они свято верят, что так будетвсегда. Но так всегда не будет. Они не знают, что вся их жизнь похожа наогромный пылающий метеор, несущийся сквозь пространство. Пока он летит, этокрасиво, но когда-нибудь он неизбежно должен упасть. А они ничего не видят -только этот нарядный, веселый блеск. Монтэг, старик, который прячется у себядома, оберегая свои старые кости, не имеет права критиковать. Но я все-такискажу: вы чуть не погубили все в самом начале. Будьте осторожны. Помните, явсегда с вами. Я понимаю, как это у вас вышло. Должен сознаться, ваш слепойгнев придал мне бодрости. Господи, я вдруг почувствовал себя таким молодым!Но теперь я хочу, чтобы вы стали стариком, я хочу перелить в вас капелькумоей трусости. В течение этих нескольких часов, что вы проведете с Битти,будьте осторожны, ходите вокруг него на цыпочках, дайте мне послушать его,дайте мне возможность оценить положение. Выжить - вот наш девиз. Забудьте обэтих бедных глупых женщинах... - Я их так расстроил, как они, наверно, ни разу за всю жизнь нерасстраивались, - сказал Монтэг. - Я сам был потрясен, когда увидел слезымиссис Фелпс. И, может быть, они правы. Может быть, лучше не видеть жизнитакой, как она есть, закрыть на все глаза и веселиться. Не знаю. Я чувствуюсебя виноватым... - Нет, не надо! Если бы не было войны и на земле был мир, я бы самсказал вам: веселитесь! Но нет, Монтэг, вы не имеете права оставаться толькопожарником. Не все благополучно в этом мире. Лоб Монтэга покрылся испариной. - Монтэг, вы слышите меня? - Мои ноги...- пробормотал Монтэг.- Я не могу ими двинуть. Какое глупоечувство. Мои ноги не хотят идти! - Слушайте, Монтэг. Успокойтесь,- мягко уговаривал старик. - Я понимаю,что с вами. Вы боитесь опять наделать ошибок. Но не бойтесь. Ошибки иногдаполезны. Если бы вы только знали! Когда я был молод, я совал свое невежествовсем в лицо. Меня били за это. И к сорока годам я отточил наконец оружиемоих знаний. А если вы будете скрывать свое невежество, вас не будут бить ивы никогда не поумнеете. Ну, а теперь шагайте. Ну! Смелее! Идемте вместе напожарную станцию! Нас теперь двое. Вы больше не одиноки, мы уже не сидимкаждый порознь в своей гостиной, разделенные глухой стеной. Если вам будетнужна помощь, когда Битти станет наседать на вас, я буду рядом, в вашейбарабанной перепонке, я тоже буду слушать и все примечать! Монтэг почувствовал, что его ноги - сначала правая, потом левая - сноваобрели способность двигаться. - Не покидайте меня, мой старый друг, - промолвил он. Механического пса в конуре не было. Она была пуста, и белоеоштукатуренное здание пожарной станции было погружено в тишину. ОранжеваяСаламандра дремала, наполнив брюхо керосином, на ее боках, закрепленныекрест-накрест, отдыхали огнеметы. Монтэг прошел сквозь эту тишину и,ухватившись рукой за бронзовый шест, взлетел вверх, в темноту, не сводя глазс опустевшего логова механического зверя. Сердце его то замирало, то снованачинало бешено колотиться. Фабер на время затих в его ухе, словно сераяночная бабочка. На верхней площадке стоял Битти. Он стоял спиной к люку, будто и неждал никого. - Вот,- сказал он, обращаясь к пожарным, игравшим в карты,- вот идетлюбопытнейший экземпляр, на всех языках мира именуемый дураком. Не оборачиваясь, он протянул руку ладонью кверху, молчаливо требуядани. Монтэг вложил в нее книгу. Даже не взглянув на обложку, Битти швырнулкнигу в мусорную корзинку и закурил сигарету. - "Самый большой дурак тот, в ком есть хоть капля ума". Добропожаловать, Монтэг. Надеюсь, вы теперь останетесь подежурить с нами, разлихорадка у вас прошла и вы опять здоровы? В покер сыграем? Они сели к столу. Раздали карты. В присутствии Битти Монтэг остроощущал виновность своих рук. Его пальцы шныряли, как напроказившие хорьки,ни минуты не оставаясь в покое. Они то нервно шевелились, то теребиличто-то, то прятались в карманы от бледного, как спиртовое пламя, взглядаБитти. Монтэгу казалось, что стоит брандмейстеру дохнуть на них - и рукиусохнут, скорчатся и больше уж никогда не удастся вернуть их к жизни, онинавсегда будут похоронены в глубине рукавов его куртки. Ибо эти рукивздумали жить и действовать по своей воле, независимо от Монтэга, в нихвпервые проявило себя его сознание, реализовалась его тайная жажда схватитькнигу и убежать, унося с собой Иова, Руфь или Шекспира. Здесь, на пожарнойстанции, они казались руками преступника, обагренными кровью. Дважды в течение получаса Монтэг вставал и выходил в уборную мыть руки.Вернувшись, он прятал их под столом. Битти рассмеялся: - А ну-ка держите ваши руки на виду, Монтэг. Не то, чтобы мы вам недоверяли, но знаете ли, все-таки... Все захохотали. - Ладно уж,- сказал Битти.- Кризис миновал, и все опять хорошо.Заблудшая овца вернулась в стадо. Всем нам случалось в свое времязаблуждаться. Правда всегда будет правдой, кричали мы. Не одиноки те, ктоносит в себе благородные мысли, убеждали мы себя. "О мудрость, скрытая вживых созвучьях",- как сказал сэр Филип Сидней. Но, с другой стороны: "Словалистве подобны, и где она густа, так вряд ли плод таится под сению листа",-сказал Александр Поп. Что вы об этом думаете, Монтэг? - Не знаю. - Осторожно,- шептал Фабер из другого далекого мира. - Или вот еще: "Опасно мало знать, о том не забывая, кастальскою струейналей бокал до края. От одного глотка ты опьянеешь разом, но пей до дна ивновь обрящешь светлый разум". Поп, те же "Опыты". Это, пожалуй, и к вамприложимо, Монтэг, а? Как вам кажется? Монтэг прикусил губу. - Сейчас объясню,- сказал Битти, улыбаясь и глядя в карты.- Вы ведь какраз и опьянели от одного глотка. Прочитали несколько строчек, и голова пошлакругом. Трах-тарарах! Вы уже готовы взорвать вселенную, рубить головы,топтать ногами женщин и детей, ниспровергать авторитеты. Я знаю, я сампрошел через это. - Нет, я ничего, - ответил Монтэг в смятении. - Не краснейте, Монтэг. Право же, я не смеюсь над вами. Знаете, часназад я видел сон. Я прилег отдохнуть, и мне приснилось, что мы с вами,Монтэг, вступили в яростный спор о книгах. Вы метали громы и молнии и сыпалицитатами, а я спокойно отражал каждый ваш выпад. "Власть", - говорил я. Авы, цитируя доктора Джонсона, отвечали: "Знания сильнее власти". А я вам:тот же Джонсон, дорогой мой мальчик, сказал: "Безумец тот, кто хочетпоменять определенность на неопределенность". Держитесь пожарников, Монтэг.Все остальное - мрачный хаос! - Не слушайте его,- шептал Фабер.- Он хочет сбить вас с толку. Онскользкий, как угорь. Будьте осторожны! Битти засмеялся довольным смешком. - Вы же мне ответили на это: "Правда, рано или поздно, выйдет на светбожий. Убийство не может долго оставаться сокрытым". А я воскликнулдобродушно: "О господи, он все про своего коня!" А еще я сказал: "И черт умеет инойраз сослаться на священное писание". А вы кричали мне в ответ: "Выше чтят унас дурака в атласе, чем мудрого в бедном платье!" Тогда я тихонько шепнулвам: "Нужна ли истине столь ярая защита?" А вы снова кричали: "Убийца здесь- и раны мертвецов раскрылись вновь и льют потоки крови!" Я отвечал,похлопав вас по руке: "Ужель такую жадность пробудил я в вас?" А вы вопили:"Знание- сила! И карлик, взобравшись на плечи великана, видит дальше его!" Яже с величайшим спокойствием закончил наш спор словами: "Считать метафорудоказательством, поток праздных слов источником истины, а себя оракулом -это заблуждение, свойственное всем нам",- как сказал однажды мистер ПольВалери. У Монтэга голова шла кругом. Ему казалось, что его нещадно избивают поголове, глазам, лицу, плечам, по беспомощно поднятым рукам. Ему хотелоськрикнуть: "Нет! Замолчите! Вы стараетесь все запутать. Довольно!" Тонкие нервные пальцы Битти схватили Монтэга за руку. - Боже, какой пульс! Здорово я вас взвинтил, Монтэг, а? Черт, пульс увас скачет, словно на другой день после войны. Не хватает только труб извона колоколов. Поговорим еще? Мне нравится ваш взволнованный вид. На какомязыке мне держать речь? Суахили, хинди, английский литературный - я говорюна всех. Но это похоже на беседу с немым, не так ли, мистер Вилли Шекспир? - Держитесь, Монтэг! - прошелестела ему на ухо мошка. - Он мутит воду! - Ох, как вы испугались,- продолжал Битти.- Я и правда поступил жестоко- использовал против вас те самые книги, за которые вы так цеплялись,использовал для того, чтобы опровергать вас на каждом шагу, на каждом слове.Ах, книги - это такие предатели! Вы думаете, они вас поддержат, а ониоборачиваются против вас же. Не только вы, другой тоже может пустить в ходкнигу, и вот вы уже увязли в трясине, в чудовищной путанице именсуществительных, глаголов, прилагательных. А кончился мой сон тем, что яподъехал к вам на Саламандре и спросил: "Нам не по пути?" Вы вошли в машину,и мы помчались обратно на пожарную станцию, храня блаженное молчание,страсти улеглись, и между нами снова был мир. Битти отпустил руку Монтэга, и она безжизненно упала на стол. - Все хорошо, что хорошо кончается. Тишина. Монтэг сидел, словно белое каменное изваяние. Отголоскипоследних нанесенных ему ударов медленно затихали где-то в темных пещерахмозга. Фабер ждал, пока они затихнут совсем. И когда осели наконец вих
Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 60; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |