Поклонение мамоне и покаяние

Впервые -- ОЗ, 1870, No 4, стр. 553-582 (вып. в свет 9 апреля).

Глава "Поклонение мамоне и покаяние", начинающаяся с очень важных для понимания "Истории одного города" прямых авторских суждений о трагических "провалах" истории и неизбежно вызываемых ими "отсрочках" общественного развития, построена в основном на сатирическом переосмыслении Салтыковым некоторых исторических материалов о царствовании Александра I (встреча Александра с Крюднер, деятельность секты Татариновой, ссылка академика Лабзина и т. д.). Вместе с тем большое внимание в этой главе, написанной в самый разгар острейшей политической кампании по насильственному упрочению в стране -- особенно среди учащейся молодежи -- устойчивых религиозно-догматических представлений о некогда предопределенном свыше характере всего бытия, писатель сознательно уделяет исконному "глуповскому миросозерцанию", активно поддерживаемому "начальством" и служащему целям закабаления и без того "ошеломленного" обывателя. Тесно переплетаясь друг с другом, рассказ о градоначальнике Грустилове и рассказ о борьбе "убогих" с крамольным "духом исследования" показывают, что порабощение глуповцев основывается не только на "силе", но и на "оглуплении " "массы", последовательном подавлении в ней всех проблесков мысли, так или иначе угрожающих "цельности" глуповской жизни. Поэтому эпизод с Линкиным, завершающий рассказ о Грустилове, подготавливает в какой-то мере и появление в Глупове "прохвоста" Угрюм-Бурчеева, прямо объявившего "разум" своим злейшим врагом, и финальную сцену начавшегося долгожданного пробуждения глуповцев, понявших наконец связь между собственной неизменной покорностью и различными "капризами" нелепой глуповской "истории".

...на поверхность же выступили какие-то злостные эманации (лат. emanatio) -- в религиозной философии термин, обозначающий истечение, излучение из божественного начала всего многообразия мира.

Не забудем, что летописец преимущественно ведет речь о так называемой черни, которая и доселе считается стоящею как бы вне пределов истории. -- По мнению некоторых русских историков (Б. Н. Чичерин, К. Д. Кавелин, М. П. Погодин и др. -- целая историческая или государственная школа в "Истории одного города"), "чернь" -- черный, простой народ -- была лишь исходным материалом в руках князей и царей, создавших "своим трудом" централизованное русское государство. (Подробнее см. в книге Е. И. Покусаева "Революционная сатира Салтыкова-Щедрина", M 1963, стр. 25-33.)

Враг человечества -- Наполеон I, вторично отрекшийся в 1815 году от престола и сосланный на остров Святой Елены.

...вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. -- Такую же башню, согласно библейскому сказанию, пытались построить в Вавилоне, пока разгневанный бог не смешал языки строителей (Бытие, XI, 1-9).

Перун -- бог земледелия, Волос (или Велес) -- покровитель скота, богатства и торговли у восточных славян дохристианского периода.

...начал выкрикивать что-то непонятное стихами Аверкиева из оперы "Рогнеда ". -- Опера "Рогнеда" была написана А. Н. Серовым на либретто Д. В. Аверкиева, которого Салтыков относил к тем русским писателям, "под бременем трудов рук" которых ломятся полки в книжных магазинах, публика же "положительно убеждена, что они совсем-таки ничего не пишут" ("Гг. "Семейству M. M. Достоевского", издающему журнал "Эпоха"), Некоторое представление о стихах "Рогнеды" дают первые же ее строки:

Беды и зла

Пора настала;

Густая мгла

Затрепетала.

Заря горит

И засияет;

Змея шипит

И издыхает.

И стон, и вой!

Ох, не минется!

Над силой злой

Беда стрясется.

(Рогнеда. Опера в пяти действиях А. Н. Серова. Стихи Д. В. Аверкиева. СПб. 1865, стр. 9-10).

Наталья Кирилловна де Помпадур -- намек на любовницу Александра I Марию Антоновну Нарышкину, которой дано имя и отчество второй жены царя Алексея Михайловича, матери Петра I, урожденной Нарышкиной.

...одевшись лебедем, он подплыл к одной купающейся девице... -- Согласно древнему мифу, приняв образ лебедя, Зевс соблазнил Леду -- жену спартанского царя Тиндарея.

"Жертва вечерняя " -- роман П. Д. Боборыкина (1868), развивающий, по словам Салтыкова в статье "Новаторы особого рода", традиции "плотского цинизма".

...вместо гигантов... явились люди женоподобные. -- Ср. с характеристикой России до и после войны 1812 года в стихотворении Д. Давыдова "Современная песня":

Был век бурный, дивный век,

Громкий, величавый,

Был огромный человек.

Расточитель славы.

То был век богатырей.

Но смешались шашки.

И полезли из щелей

Мошки да букашки.

..

И мурашка филантроп,

И червяк голодный,

И Филипп Филиппыч-клоп,

Муж... женоподобный...

"Жеманство, которое тогда встречалось в литературе, -- пишет о царствовании Александра I, правда, несколько более раннего периода, Ф. Ф. Вигель, -- можно было также найти в манерах и обращении некоторых молодых людей. Женоподобие не совсем почиталось стыдом, и ужимки, которые противно было бы видеть в женщинах, казались утонченностями светского образования" (Ф. Ф. Вигель. Записки, т. 1, М. 1928, стр. 110).

Любовное свидание мужчин с женщиной именовалось "ездою на остров любви ". -- "Ездой на остров любви" ("Voyage de l'île d'amour") назвал свой роман французский писатель П. Тальман. Роман Тальмана был широко известен в России в переводе В. К. Тредьяковского (1730).

Им неизвестна еще была истина, что человек не одной кашей живет. -- Иронически измененные писателем слова Иисуса Христа, сказавшего, согласно евангельской притче, искушавшему его дьяволу: "Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст божиих" (Матф., IV, 4).

Потом завел речь о прелестях уединенной жизни и вскользь заявил, что он и сам надеется когда-нибудь найти отдохновение в стенах монастыря. -- "У Лагарпа, -- пишет об Александре I М. А. Корф, -- видели письма, относящиеся к самым первым годам царственного пути бывшего его питомца. "Когда провидение, -- писал он своему воспитателю, -- благословит меня возвести Россию на степень желаемого мною благоденствия, первым моим делом будет сложить с себя бремя правления и удалиться в какой-нибудь уголок Европы, где я стану безмятежно наслаждаться добром, утвержденным в отечестве" (М. А. Корф. Восшествие на престол императора Николая I, СПб. 1857, стр. 2).

С этими словами она сняла с лица своего маску. Грустилов был поражен. -- Эпизод встречи Грустилова с Пфейфершей явно подсказан писателю рассказом А. Н. Пыпина о встрече Александра I с увлеченной идеями мистицизма баронессой Варварой-Юлией Крюднер (в статье А. Н. Пыпина "Г-жа Крюднер"). Утомленный тяжелой дорогой, пишет об Александре Пыпин, он "удалился в свою комнату, когда ему доложили, что его настоятельно желает видеть г-жа Крюднер. Он был поражен... В этом первом свидании, -- рассказывает близкий свидетель событий, -- г-жа Крюднер старалась побудить Александра углубиться в самого себя, показывая ему его греховное состояние, заблуждения его прежней жизни и гордость, которая руководила им в его планах возрождения. Нет, государь, -- резко сказала она ему, -- вы еще не приближались к богочеловеку... Послушайте слов женщины, которая также была великой грешницей, но нашла прощение всех своих грехов у подножия креста Христова" (ВЕ, 1869, No 8, стр. 631).

Случилось ему, правда, встретить нечто подобное в вольном городе Гамбурге... -- "Вольный город Гамбург" часто упоминается писателем в качестве поставщика женщин ("принцесс вольного города Гамбурга") в разного рода увеселительные "дома" и "заведения".

Я послана объявить тебе свет Фавора, которого ты ищешь, сам того не зная. -- По представлениям мистиков, "объявить свет Фавора" -- раскрыть "истинное" учение Христа и указать скрытый от маловеров путь приобщения к нему.

Она была привлекательна на вид, -- писалось в этом романе о героине, -- но хотя многие мужчины желали ее ласк, она оставалась холодною и как бы загадочною и т. д. -- Ср. "Скиталицу Доротею" с романом г-жи Крюднер "Валерия" в изложении Пыпина: "Героиня романа должна, конечно, представлять самого автора... "Валерия" -- поразительная, небесная женщина, чистая до того, что, будучи замужем и приготовляясь иметь ребенка, она совершенно не понимает бурной страсти молодого Гюстава, который изнывает у нее на глазах неизвестно сколько времени, но, по-видимому, года два. Развитие этой страсти и составляет, в сущности, содержание романа" (ВЕ, 1869, No 8, стр. 601-602).

"Без працы не бенды кололацы " -- искаженная польская пословица "Bez pracy nie będe kołaczy" ("Хочешь есть калачи, не сиди на печи"), ставшая широко известной в Москве благодаря юродивому "ясновидцу" И Я. Корейше, разрешившему этой фразой очередные сомнения одной из своих постоянных корреспонденток: жениться или не жениться X.? (см. "26 московских лжепророков, лжеюродивых, дур и дураков", М. 1865, стр. 17).

Сначала они вздрагивали и приседали, потом постепенно начали кружиться и вдруг завихрились и захохотали. -- Речь идет о "радениях" в секте Е. К. Татариновой, которой одно время покровительствовал сам Александр I. "Один очевидец, -- пишет об этих "радениях" Ф. Ф. Вигель, -- рассказывал мне потом следующее. Верховная жрица, некая г-жа Татаринова, урожденная Буксгеведен, посреди залы садилась в кресла; мужчины садились вдоль по стене, женщины становились перед нею, ожидая от нее знака. Когда она подавала его, женщины начинали вертеться, а мужчины петь, под такт ударяя себя в колена, сперва тихо и плавно, а потом все громче и быстрее; по мере того и вращающиеся превращались в юлы. В изнеможении, в исступлении тем и другим начинало что-то чудиться. Тогда из среды их выступали вдохновенные, иногда мужик, иногда простая девка, и начинали импровизировать нечто ни на что не похожее. Наконец, едва передвигая ноги, все спешили к трапезе, от которой нередко вкушал сам министр духовных дел, умевший подчинять себе святейший синод" (Ф. Ф. Вигель. Записки, т. 2, М. 1928, стр. 171).

В одном письме она видит его "ходящим по облаку "... -- Подобного рода письма писала и г-жа Крюднер Александру I.

...покровитель нечестивых и агарян... -- то есть магометан.

Развращение нравов дошло до того, что глуповцы посягнули проникнуть в тайну построения миров... -- Борьба с проникновением в "тайну построения миров", по мнению царского правительства, была надежной защитой слепой, устойчивой веры. Вера же в русском народе, как заявил об этом в 1869 году московский генерал-губернатор кн. В. А. Долгоруков, "есть основа всего его быта" ("Московские ведомости", 1869, No 5, от 6 января). Не удивительно, что попытка проникнуть в "тайну построения миров" привела в 60-е годы к борьбе с естественными науками, которые в русских гимназиях были вскоре заменены "мертвыми" древними языками

Они ворвались в квартиру учителя каллиграфии Линкина... -- По мнению некоторых исследователей (Р. В. Иванов-Разумник, Б М. Эйхенбаум и др.), своего рода "прототипом" учителя Линкина послужил академик А. Ф. Лабзин, после преследований архимандрита Фотия сосланный в 1821 году в Симбирск.

...под Очаковом ногу унесло... -- Очаков был взят русскими войсками у турок после длительной осады в декабре 1788 года.

И, взяв лягушку, исследовал. -- Об интересе русской демократической молодежи к "лягушкам" -- то есть к естественным наукам -- говорится во многих произведениях 60-х годов.

...летописец не рассказывает дальнейших подробностей этой истории. -- После этих слов в тексте "Отеч. записок" и издания 1870 года следовало:

так что нельзя утверждать, был ли Линкин повешен или просто умерщвлен каким-нибудь другим образом.

Между тем Парамоша с Яшенькой делали свое дело в школах. -- "...Критик должен быть прозорлив, -- пояснял сам Салтыков А. Н. Пыпину, -- и не только сам угадать, но и другим внушить, что Парамоша совсем не Магницкий только, но вместе с тем и граф Д. А. Толстой. И даже не граф Д. А. Толстой, а все вообще люди известной партии, и ныне не утратившей своей силы".

Парамоша указывал даже, как нужно созерцать. "Для сего, -- говорил он, -- уединись в самый удаленный угол комнаты, сядь, скрести руки под грудью и устреми взоры на пупок ". -- Ср. со следующим отрывком из письма Сперанского к Цейеру: "Не только по сущности, но и по форме полезно, достойно истинного смирения следовать доброй практике и здравому преданию истинных наших отцов духовных... Напомню Вам тут эту форму в немногих словах: 1) Для того чтобы вступить в созерцание, они ищут одиночества, то есть самого удаленного угла своей комнаты. 2) Там они принимают положение наиболее удобное, то есть просто садятся, скрещивают руки над грудью и устремляют взоры на какую-либо часть своего тела, а именно на пупок... Опыт доказал им все выгоды этого положения, охраняющего их в одно время и от сна, и от развлечения наружным светом, но они остерегаются закрывать глаза -- они остаются неподвижны", и т. д. (РА, 1870, No 1, стр. 194).

...читали критические статьи г. Н. Страхова, но так как они глупы... -- До издания 1883 года печаталось "...так как они скучны". Суровая оценка критических работ H. H. Страхова -- современного сатирику философа-идеалиста, публициста и критика -- вызвана, очевидно, как их общей антидемократической направленностью, так и некоторой мистической неопределенностью и неясностью их главных исходных положений. Постоянные же упоминания о "духе" и "избранных душах" (см., например, "Бедность нашей литературы", 1868, "Материалы для характеристики современной русской литературы", 1869, и др.) позволили писателю "заинтересовать" работами Страхова ищущих "восхищений" глуповцев. О реакции Страхова на выпад Салтыкова см. в книге Е. И. Покусаева "Революционная сатира Салтыкова-Щедрина", Гослитиздат, М. 1963, стр. 104-105.

Подтверждение покаяния. Заключение

Впервые -- ОЗ, 1870, No 9, стр. 99-130 (вып. в свет 4 сентября).

Рукопись не сохранилась. В журнальном тексте "Истории одного города" название главы сопровождалось авторским примечанием:

по "краткой описи градоначальникам" местами встречается путаница, которая ввела в заблуждение и издателя "Летописи". Так, например, последний очерк наш ("Отеч. зап.", No 4) был закончен появлением Перехват-Залихватского, между тем, по более точным исследованиям, оказывается, что за Грустиловым следовал не Перехват-Залихватский, а Угрюм-Бурчеев, "бывый прохвост", который, по "краткой описи", совсем пропущен. Что касается до Перехват-Залихватского, то существование его хотя и не подлежит спору, но он явился позднее, то есть в то время, когда история Глупова уже кончилась, и летописец даже не описывает его действий, а только дает почувствовать, что произошло нечто более, нежели то обыкновенное, которое совершалось Бородавкиными, Негодяевыми и пр. Все эти ошибки ныне исправляются. -- Издатель.

Глава "Подтверждение покаяния. Заключение" подводит общий итог развитию глуповско-российской "истории", а следовательно, и тому "трогательному соответствию" всесильных глуповских градоначальников и "кроткой" глуповской "черни", о котором говорит летописец в своем "Обращении к читателю от последнего архивариуса-летописца". Если, с одной стороны, течение глуповской "истории" последовательно приводит Угрюм-Бурчеева к стремлению "упразднить естество" и без того достаточно ошеломленного безликого глуповского "обывателя", то, с другой стороны, посягательство на самое "естество" не менее последовательно и закономерно приводит пробудившихся глуповцев к стихийной защите жизни, к борьбе против попыток "прохвоста" втиснуть живую жизнь в рамки тюремного устава. Не удивительно, что борьба за жизнь оказывается последней страницей трагического "глуповского мартиролога", свидетельствующей о глубокой вере писателя в историческую неизбежность гибели Глупова.

Шпицрутены -- длинные, гибкие прутья для наказания прогоняемых "сквозь строй" осужденных.

...название "сатаны ", которое народная молва присвоила Угрюм-Бурчееву. -- "Что такое сатана? -- пишет сатирик в "Современной идиллии", -- это грандиознейший, презреннейший и ограниченнейший негодяй, который не может различить ни добра, ни зла, ни правды, ни лжи, ни общего, ни частного и которому ясны только чисто личные и притом ближайшие интересы. Поэтому его называют врагом человеческого рода, пакостником, клеветником".

В городском архиве до сих пор сохранился портрет Угрюм-Бурчеева. -- Сделав фамилию Угрюм-Бурчеева созвучной фамилии Аракчеева, а его образ жизни похожим на образ жизни князя Святослава Игоревича (см. ниже), Салтыков вместе с тем наделил Угрюм-Бурчеева внешним, "портретным" сходством с императором Николаем I, что лишний раз свидетельствует о самом широком, обобщающем характере его сатиры. "Он был красив, -- пишет о Николае Герцен, -- но красота его обдавала холодом; нет лица, которое бы так беспощадно обличало характер человека, как его лицо. Лоб, быстро бегущий назад, нижняя челюсть, развитая за счет черепа, выражали непреклонную волю и слабую мысль, больше жестокости, нежели чувственности. Но главное -- глаза, без всякой теплоты, без всякого милосердия, зимние глаза" (А. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах, т. VIII, изд. АН СССР, М. 1956, стр. 62).

Он спал на голой земле...вместо подушки клал под голову камень...вставал с зарею...ел лошадиное мясо и свободно пережевывал воловьи жилы. -- Ср. с характеристикой князя Святослава Игоревича у Карамзина: "...суровою жизнию он укрепил себя для трудов воинских, не имел ни станов, ни обоза; питался кониною, мясом диких зверей и сам жарил его на углях; презирал хлад и ненастье северного климата; не знал шатра и спал под сводом неба; войлок подседельный служил ему вместо мягкого ложа, седло -- изголовьем" (H. M. Карамзин. История Государства Российского, т. I, СПб. 1851, стр. 172). Отсюда становится понятным, почему по желанию Угрюм-Бурчеева Глупов неожиданно переименовывается в "вечно достойныя памяти великого князя Святослава Игоревича" город Непреклонск.

...во весь рот зевали: "Рады стараться, ваше-е-е-ество-о! " -- Обращение "ваше-е-е-ество-о!" в данном контексте означает, по-видимому, "ваше величество" или "ваше высочество". В журнальном тексте произведения "рады стараться, ваше-е-ство!" толпа кричит "обеспамятевшему от страха предводителю глуповской интеллигенции" (ОЗ, 1870, No 9, стр. 116). Однако, поскольку предводитель дворянства именовался "вашим превосходительством", писатель окончил это обращение сочетанием "ство", а не "ество".

Нивеллятор (франц. niveau -- уровень) -- сторонник нивелирования, приведения к одному общему уровню.

Угрюм-Бурчеев принадлежал к числу самых фанатическихнивелляторов этой школы. -- Как разъяснял сам писатель, понятие Угрюм-Бурчеева о "долге" не шло далее всеобщего равенства перед шпицрутеном. Поэтому "коммунизм" глуповского градоначальника, или его мертвящее нивелляторство, и есть, в сущности, попытка установить в Глупове такой общий (лат. communis) порядок, при котором никому нельзя было бы "повернуться ни взад, ни вперед, ни направо, ни налево". О "нивелляторски-коммунистических" устремлениях различных глуповских "начальников" см. также примечания к иронически использованному писателем слову "фаланстер" (стр. 250 и 318).

Угрюм-Бурчеев был прохвост в полном смысле этого слова. -- "Прохвост" -- негодяй, мерзавец. Однако при характеристике Угрюм-Бурчеева писатель использует и старинное значение этого слова: профос (от нем. Profoss) -- тюремный смотритель, палач или солдат, отвечающий за своевременный вынос из камеры параши с нечистотами.

Околоточный надзиратель -- полицейский чиновник, ведающий делами в околотке (части или районе города).

В каждой поселенной единице время распределяется самым строгим образом. -- "Несколько тысяч душ крестьян превращены были в военные поселяне, -- писал о "военных поселениях" при Александре I Н. И. Греч. -- Старики названы инвалидами, дети кантонистами, взрослые рядовыми. Вся жизнь их, все занятия, все обычаи поставлены были на военную ногу. Женили их по жребью, как кому выпадет, учили ружью, одевали, кормили, клали спать по форме. Вместо привольных, хотя и невзрачных, крестьянских изб, возникли красивенькие домики, вовсе неудобные, холодные, в которых жильцы должны были ходить, сидеть, лежать по установленной форме. Например: "На окошке No 4 полагается занавесь, задергиваемая на то время, когда дети женского пола будут одеваться" и т. д. (Н. И. Греч. Записки о моей жизни, М. -- Л. 1930, стр. 555-556). По наблюдению И. Т. Ищенко ("Науковi записки", т. XVI, Серiя фiлологiчна. Львiвський Держ. Пед. iнститут, 1960), отдельные стороны "бреда" Угрюм-Бурчеева отчетливо напоминают собою и одну из полицейских инструкций о распорядке дня арестантов: "арестанты в тюремном замке встают поутру в шесть часов. Каждый из арестантов, вставши, должен умыться, расчесать волосы, бороду, одеться... Как скоро камеры будут выметены и убраны, арестантам читается утренняя молитва... По совершении молитвы дается завтрак" (5 раздел XIV тома "Свода законов Российской империи").

...господствовавший в то время фотиевско-аракчеевский тон... -- тон воинствующего мракобесия близких к Александру I А. А. Аракчеева и архимандрита Фотия Спасского.

Как ни старательно утаптывали глуповцы... плотину, как ни охраняли они ее неприкосновенность...измена уже успела проникнуть в ряды их. -- "В Глуповице, как в неподкупном зеркале, отражается вся жизнь Глупова, -- писал Салтыков в "Сатирах в прозе". -- Вместо того чтобы рыться в пыли архивов, вместо того чтоб утомлять свой ум наблюдениями над живыми проявлениями жизни, историку и этнографу стоит только взглянуть на гладкую поверхность славной нашей реки -- и всякая завеса, будь это самая плотная, мгновенно спадет с его глаз. Глупов и река его -- это два близнеца, во взаимной нераздельности, которых есть нечто трогательное, умиляющее" (наст. изд., т. 3, стр. 482). Нераздельность "измены" глуповцев и "бунта" глуповской реки и показывает писатель в "Истории одного города".

...оно уже имело свою историю... -- После этих слов в тексте "Отеч. записок" и в издании 1870 года следовало:

и бдительное начальство не раз обращало свое внимание на это явление, но только не умело назвать его настоящим именем. Везде существуют "корни и нити"; они существовали и здесь точно так же, как существовали и охотники до расследования этих корней и нитей. И хотя "Московские ведомости" того времени язвительно укоряли начальство за то, что оно допускало свободное накопление и развитие яда, но, как мы увидим далее, яд распространял свое жало далеко не так привольно, как это можно было бы предполагать, судя по этим отзывам.

Отец Ионки, Семен Козырь... -- "Козырь", по толкованию Даля, "человек бойкий, расторопный, смелый; молодец, хват" (В. И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка, т. 2, М. 1955, стр. 133).

Справочные цены -- цены рынка.

Козырь не только не забывал ни Симеона-богоприимца, ни Гликерии-девы (дней тезоименитства градоначальника и супруги его), но даже праздновал их дважды в год. -- Тезоименитство -- именины какого-нибудь важного лица. "Поминовение" Гликерии-девы приходилось на 13 мая и 22 октября, "поминовение" Симеона-богоприимца -- на 3 февраля.

...на лоне Авраамлем -- то есть в раю.

...трудящийся да яст; нетрудящийся же да вкусит от плодов безделия своего. -- Положение, широко пропагандировавшееся сторонниками "утопического социализма" и, в частности, Ш. Фурье. Восходит в своей основе ко "Второму посланию к Фессалоникийцам" апостола Павла: "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь".

Мартиролог -- перечень страданий (от греч. martyr -- мученик).

Фунич и Мерзицкий -- намек на Рунича и Магницкого -- крупных чиновников в системе "народного просвещения" при Александре I, стремившихся полностью подчинить науку религии.

...либерализм в Глупове прекратился вовсе... -- Рассказывая в "Истории одного города" историю глуповского "либерализма", писатель подчеркивает как его трагическую беспомощность, замкнутость в мире отвлеченных идей и абстрактно-гуманистических понятий, что наглядно показано на примере книги Ионы Козыря "О водворении на земле добродетели", так и откровенный страх перед ним со стороны глуповских администраторов, понимающих политическую опасность самой постановки вопроса об установлении на земле некоего всеобщего "рая"; недаром позже в сказке "Карась идеалист" на вопрос щуки, "как по нынешнему такие речи называются?" головель, не задумываясь, ответил: "сицилизмом, ваше высокостепенство!" Вместе с тем в повествовании писателя об истории глуповского либерализма содержатся скрытые намеки на деятельность русских просветителей конца XVIII века, петрашевцев ("тридцать три философа"), а в тексте ОЗ и первого отдельного издания -- и на декабристов ("молодые глуповцы" -- см. ниже).

...из-под пепла возникало и пламя измены. -- После этих слов в тексте "Отеч. записок" и издания 1870 года следовало:

Долго сдерживаемые "неблагонадежные элементы" прорвались, и чем больше употреблено было насилия для стеснения их в прошедшем, чем более таинственности требовалось для их проявления в настоящем, тем пагубнее был тот новый путь, который они для себя выбрали. Это очень резонно поняли "Московские ведомости" того времени, но поняли, однако, лишь тогда, когда факт измены уже совершился. "Представьте себе, -- писали они, -- что измена действует с открытым лицом: мы, конечно, имели бы полную возможность без труда ее обличить. Но вот, благодаря услужливым людям, накинувшим на это мрачное дело покровы таинственности, оно успело так ловко устроиться и так далеко пустить свои мерзкие корни и нити, что даже мы, несмотря на нашу чуткость, ничего не видали, а следовательно, и обличить никого не могли". На что "Петербургские куранты" (того же времени), в свою очередь, весьма резонно отвечали: "Мы надеемся, что никто не обвинит нас в сочувствии к постыдному делу, подробности которого раскрываются перед нами во всей их гнусной наготе; но, с другой стороны, мы далеки и от тех наивных удивлений, которые заявляются по этому поводу "Московскими ведомостями". Странно было бы требовать, чтобы измена ходила "с открытым лицом"; на то она и "измена", чтобы содержать свое лицо в тайне и во тьме сеять свое пагубное семя. Итак, вместо того, чтобы домогаться невозможного, не лучше ли всем благонамеренным гражданам" и т. д. и т. д.

...не что иное, как идиотство, не нашедшее себе границ. -- После этих слов в тексте "Отеч. записок" и издания 1870 года следовало:

Несмотря, однако ж, на это откровение, страх исчезал лишь мало-помалу. Наслоенный веками, он опутал узами все умы, наполнил безнадежностью и колебаниями все сердца. Казалось, что и идиотству принадлежит какая-то роль в истории, что и за сквернословием стоит вековая сила, которую невозможно сразу устранить, не нанося ущерба сложившемуся строю жизни. Тем не менее сознание, что устранение необходимо, чувствовалось всеми, жило во всех сердцах... С первого взгляда, такое внезапное наитие сознания может показаться необъяснимым. Однако же, если мы пристальнее вглядимся даже в обыденную жизнь, то увидим, что и там факты подобного рода небеспримерны. Бывают случаи, что человек очень долго и терпеливо выслушивает всевозможные сквернословия, и вдруг, в один момент ему делается тошно и невыносимо тоскливо. По внешности, кажется, что перелом произошел внезапно, но нет сомнения, что и ему предшествовала своего рода подготовительная работа, которая где-то незнаемо зрела, покуда, наконец, одно лишнее оглушение не распутало нитей ее. Дело умного оглушителя именно в том и состоит, чтобы угадать, в каком положении находится эта подготовительная работа, и оглушать лишь в той мере, в какой оглушаемый субъект представляется готовым к принятию оглушений. Но Угрюм-Бурчеев, как идиот и прохвост, конечно, ничего подобного не мог ни сообразить, ни соблюсти. Он глушил без всякого соображения с суммою прошедших оглушений и без всякого отношения к оглушениям будущим. Словом сказать, не соблюдал того, что на административном языке называется благоразумною экономией. Стало быть, очень возможно, что его оглушение было тем самым оглушением, которое проливало свет и на все предыдущие, и делало устранение их в будущем настоятельнейшею потребностью человеческого существа. Но, сверх того, у летописца встречается намек и на другое объяснение этой кажущейся внезапности: "Было, -- говорит он, -- множество молодых глуповцев, которые, незадолго перед тем, для учения, а также ради ратного дела, долгое время странствовали по чужим землям, а к тому времени возвратились в домы свои. И видевши иные порядки, невзлюбили порядков глуповских. И сделалось им жить в своем городе досадно "даже гнусно". Вот эти-то молодые глуповцы, по-видимому, и ускорили пробуждение общественного сознания...

"тетрадки... неизвестно куда утратились ". -- После этих слов в тексте "Отеч. записок" и издания 1870 года следовало:

Быть может, со временем они отыщутся, и тогда я, конечно, воспользуюсь ими, чтобы рассказать читателям во всей подробности историю этого замечательного проявления дурных страстей и неблагонадежных элементов; но теперь нахожусь...