КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
ОТ ИЛЬИ ПЕТРИКЕИЧА
Чем вокзал ожиданий шибает бестактно в нос? Не сочтите за жалобу,псиной мокрой и беспризорной преет публика в массе своей. Разболелись отгололеда у нас подмышки, замутила взоры мигрень. Навещаем с устатку путейнуютут питейную -- лечимся. Ты куда теперь, Алфеева я спросил. Рассуждает:Россия-матерь огромна, игрива и лает, будто волчица во мгле, а мы ровноблохи скачем по ней, а она по очереди выкусывает нас на ходу, и куда лучшепрыгнуть, не разберешь, ау, никогда. Верно, Яша, ау, все мы у нашей краинысветлой -- как поперек горла кость, все задолжники, во всем кругомвиноватые. А обычная мать, он сказал, у меня умерла, может быть, и отцапостоянного я лишен в результате алкоголизма, слышал только, величали Ильей.Яша, милый, да может, я он и есть, небось, случались ребятишки какие-нибудьвпопыхах, жизнь же тоже огромна. Допускаю, Ильич отвечал, но зачем ты вподобном случае мать забросил с концами, сына женщине поставить на ноги непомог, образования ремесленного ему не дал, подлец ты мне после этого, а неотец. И обиделся. Яков Ильич, я утешил, да ты не серчай, я еще, может, и неотец тебе никакой, охолони чуток, шибко не кипятись, шибко-то. Извиняй,говорит, погорячился, может, и не отец. А возможно, обратно примазываюсь,возможно, что как раз и отец, не известно еще. И поэтому пусть я буду тебене просто отец, а отец-может-быть, может-быть-отцом стану приходиться тебе.Приходись, Алфеев изрек, мне-то что. Если так, на слове парня ловлю, то неодолжишь ли мне как папаше такому неточному на билет неплацкартный: займи,мне на станцию Терем, к Отраде одной Имярековой. Просьба в денежке неотказать, выручай старика, или ты не плоть от плоти его, может быть. ЯковИльич при вокзале белугой ревет: батя, Илюша, блудущий мой, ты ж к маманенашей нагладился, пусть она у нас и не в живых, может быть. Я смешался:зачем это непременно к ней? Потому, говорит, что на станции тоже работала. Афамилия, имя, инициалы вообще? А плевать я хотел на инициалы, вскричал,какие бы ни были, что ты, как маловер неродной. И купил мне билет до Терема.Облокотились взаимно мы на прощанье, облобызались -- прощай-ка, не свидимся,преогромна волчица -- раскинулась. Дал купюр еще он значительных, я ихпринял, пожамкал, затырил в валенок -- и адью. Еду и маюсь: бедолага ты,Яков Ильич, сирота, жук отец твой, пройдоха, он помощь мамашке неосуществлял ни хрена, та же -- поведения облегченного, и пробы на нейставить -- вряд ли, пожалуй, где есть, даже если и не та она Имярекова.Теремские -- они ведь все оторвы приличные -- что та, что двенадцатая, новсе-таки еду к той, потому что двенадцатая ни на болт сдалась. Так я мыслило родственниках своих, в бесплацкартном заплаканном томясь вместе с прочими,одержимыми, как и я, нищетой. И мотало на стрелках. На манер, как бы,брючины подворачивай вежды себе, заголяй и культю -- чтоб чудней, изадвигайся в купейный: с тобой инструмент. Заводи моментально мелодию изаявляй поверх пересудов и переплясов колес, что не ведаешь мира, нет иотрады -- постигло несчастие. И далее поясни, в чем суть. Однако опропитании не заботься, не христарадничай, не канючь и не клянчь, ибовысокое звание народного индивида неси высоко, ведь и самый из насстрашнеющий лучше птах. А кого проймет -- сам раскошелится. И начинаешьконцерт. Протяну катушку ниток по зеленому лужку, отобью ли телеграмму моемумилу-дружку. Вот она, разлюбимая русская песнь, льется и плещется по всемупомещению -- а путь далек. А откуда, заинтересуетесь, гармония у тебя, Илия,что ли навоз Вы продали, Ваше Калечество? Нет, не продавал я навоз, и бабокстоль исключительных, чтоб музыку приобресть, в руках не держал из принципа.Но не вершится свет настоящий без таких щедрых духом, как наш санитар.Завезли к дяде Ване в театр артиста окраин, жертву опасных бритв, парня вкепке и зуб золотой. И до того музыкант, вероятно, заядлый был, что сапоги унего -- и те гармошкой, кирза. Заодно и трехрядка его с ним сам-другдоставлена. Заприходовал ее медбрат в пользу бедных, только, сказывал,предстает бандура вне надобности: как играть я попробую -- так сразу ивыясняется, что не умею: то руки дрожат, то голос срывается. А я, я сулил, яумею, лишь дайте. Вручают. Как дернул меха, как выработал перебор попупырышкам! Сбацай наше чего-нибудь, санитар умоляет, рвани. Раз пошлатаковская пьянка, запузырил я частухи на полный размах. Крематорийпроверяли, беспризорника сжигали (дирекция какая-нибудь хитрая), дверьоткрыли -- он танцует и кричит: закройте, ведь дует. Пляска бешеная их всех,кто там случился в подвале, взяла, инда Яков Ильич на одной, поглядите,уродуется. Дядя Ваня -- тоже коленца откалывает, и слышу, как в райскомобмороке: вижу, вижу, могешь, получай ты шарманку эту с белого моего плеча. А в поездах меня прямо захваливали. Один разъездной даже в купе зазвал-- дай налью. А не гнушаетесь якшаться со мной? Тю, смеется, еще не с такимидоводилось из одного корыта хлебать. Наполняет. Что вы меня искушаете,гражданин, а ну как не вытерплю? Сделай милость, валяй. Сам весь гунявый,как канталупа. Я опрокинул. Он выдает: на станции сидел один военный,обыкновенный гуляка-франт, по чину своему он был поручик, но дамских ручекбыл генерал. Я -- баянист головитейший, мелодию ему подобрал на ходу, в двасчета. На станцию вошла весьма серьезно и грациозно одна мадам, поручикрасстегнул свои шкарята и бросил прямо к ее ногам. И припев. Вот и я, будтов песне, попутчик сказал, был поручиком. Носил и газыри, и усы, но позамашкам и по ранжиру числился в попечителях. Но не то, что там ручеккаких-нибудь станционных, нет, числился у себя в мандатепопечитель-инспектором всех чугунных путей. И наливает, вообразите,армянского. Да вы трекнулись, три звездочки на беспаспортного переводить.Только пуговицами бликует. И поэтому, признается, мила мне планидажелезнодорожная, прикипел, грешным делом, люблю, извини, яичницу ипромчаться в быстромелькающем скором. И куда же, ты думаешь, я направляюсьтеперь? Не серчайте, я отвечал, я маршрутов ваших не в курсе, билетов вам непокупаю пока, Илие билеты самому пока покупают. Думаешь, я у брата, что ли,в Казани вознамерился погостить? -- поручик допытывался. Кто вас знает, я кбрату бы и сам с пристрастием снегом на голову, там дури сколько влезет,ешь-пей-ночуй, Мусю соседскую, если соскучился, можно на посиделки зазвать,с бредешком побродить можно бы. Бредешь так, знаете, по пояс в воде, а глинаилистая -- так и лезет пиявками между пальцами, аж завивается. Не говори,инспектор поддакивает, у самого, признаться, брат -- пьяница. Что говорить,попечитель, брат -- брат и есть, только не шлет он в последние срокиприглашений мне никаких, и что у него там стряслось -- не пойму: женился ли,болен, кандалами ли где звенит? Зря сомневаешься, отвечал, ясно, ими. Но, поправде сказать, поручик, не припомню, чтоб он и прежде особенно частострочил; нет, не часто он мне строчил, даже лучше выразиться -- совсемникогда не писал. В кандалах не попишешь, поручик кивал, в Кандалакше-то.Да, и голову на плаху, я вряд ли бы вам, пожалуй, свою положил за то, чтоимеется где бы то ни было этот братец вообще; подозреваю, что и в заводе егоу меня нет, как ни жаль, -- ни в Казани с Рязанью, ни в Сызрани. А ну,говорит, разреши я тебе за это плесну сызнова. И мы куликнули оба. А составнаяривает себе ни в едином глазу, режет ночь молодую, как острый норвежскийнож, катит неблизко где-нибудь вязкой манульих глаз. В околотке той же самойночи дремлет, кемарит по-тихому, прикорнул швейной иглою в ометеоперированный транзитный, вроде меня, и ему поезд чудится нездешнегоназначения совершенно. Ахти мне, батенька, инспектор вздохнул, в Сызраниродственников не проживает сейчас, вот в Миллерове -- пожалуйста, вМиллерове -- полное ассорти, крестная сестрина там недавно как разпреставилась. И представляется: Емельян Жижирэлла. Едрена палка, явыразился. И сразу обнял его, жирнягу, а он меня, худобу покорного. Ивысушили на брудершафт. Ну, зачем же ты не писал-то мне, я укорял, хоть быоткрытку бросил, одноутроб еще называется. Ты с налету не гневайся, онобъяснял, недосуг в Кандалакше письма было писать, в каталажке-то, лучшескажи, отчего сам родню забываешь: я, например, на поминках в Миллерове неприпомню тебя совсем, или известия не получил? Получить получил, свручением. Сей же час хватаю картуз, пролетку -- и на вокзал. Подлетаю ксолидному с саблей: где тут чего? Показывает. А у сабли внизу колесико,чтобы плавней волочить. Барышня, благоволите купейный до Миллерова. Сабляподобная пули сильней, ибо свинец нет-нет да и сплющится, но от стали уж неотвертишься ни за что, отстали-то. На перроне -- культура: плевательницы,киоск. Восемнадцать минут. И нерешительность обуяла. Заявлюсь -- пересудовне оберешься, вообразят, вероятно, не весть чего. Невдомек им, сквалыгамкровным, что не каждый обязательно жлоб. Илие чужого не надо, у негосвоего-то нет, но кому ты докажешь. Подавитесь поминками вашими, не поеду.Стою. Тут кондуктор трубит посадку, там проводник грубит, там бабкамятлушкой забилась в стекло: Димка-внук у нее, извольте видеть, до дядьки вУглич отчаливает погостить. Гляди, сиротка, без варежек в жару не гуляй.Сама ты, глиста худощавая, в оба поберегись, пыльцу бы тебе до срока необтрясли. Что, папаша, к начальнику обращаюсь, отправку будем давать? А тебепочему интересно? -- фуражку надвинул на лоб. Отвечаю, что особенно ни кчему, что я про другое желал бы спросить, а отправка сама по себе нетревожит ни с какой стороны, что -- отправка, подумаешь, отправляйте. Прочто другое? -- надменничает. Вы на рысистых испытаниях присутствовали хотьраз? Не то слово -- присутствовал, околачивался я на них, большие средствана тотошке просаживал. Помните, значит, как ипподром-то горел, искры так илетели, не так ли? Как не помнить, так и летели, даже заезд собиралисьсперва отменить. Собирались, только не выгорело это дело у них -- понесликоники траверсом. Со старта, помнится, вырвался Поликлет, трехлетка каурыйот Политехника с Клептоманией, но на второй кобылка Сметана первой зашла, аПоликлетка на третье переложился, но вот кто ехал тогда на нем -- уронилапамять петлю. Уронила так уронила, путеец сказал, но на этом про лошадей,пожалуйста, завершим, а то отправку, будучи из пожилых, срывать не к лицувам. Задаетесь вы шибко, папаша, нет бы, чем в колокол колотить, пулечку сомной записать по-быстрому. Тут сабля подкатывает: ну, что? Да что ж, пулькуотъезжающий записать предлагает. Что же, это не заржавеет у нас, неколесико, лишь карты бы добыть некрапленые. Погодите вы с картами, он жепросто отправку хочет сорвать. Помилуйте, дежурный вспылил, прямо шпионствокакое-то. Не казните, не повторится, мне, понимаете, колокол ваш думы былыена ум привел, на бегах до пожара висел -- ну вылитый. Брякнуло, звякнуло --поехало неудержимо. Крокодиловой кожи заслуженный чемодан в те хитрые годы,пусть сам я не верю теперь, я имел. Почему, впрочем, хитрые -- годы какгоды, не хитрее других. Чемодан крокодиловой кожи, я повторяю, с замками, вте годы как годы, я, Дзындзырэлла, смею утверждать, имел. Я хватаю его -- идай бог ноги. Хлещет же -- не передать. Шли, как известно, и дождь, и поезд,один на Миллерово, второй весь день. Милый брат, Емельян признается, какздорово шпарить нам к тебе в гости в Казань, ведь сколько не виделись.Погоди-ка, тревожусь, а почтограмму ты мне направил? Спрашиваешь, прямо сдороги. Да, бегу, стало быть, дебаркадером, догоняю вагон, а. вскочить заотсутствием убеждений боязно. Полотеря в те годы как годы во всевозможныхместах, я возил в чемодане мастику, тряпки, потертый фетр и швабрыпоросячьих щетин. Проводник мой с флажками в чехлах зыком благим из тамбуразаорал: отцепись, вдруг сорвешься в просак ты, как многие. Не глумись,кастелянша, над пассажирской бедой, чтоб тебе самому сорваться. А Емельяну ясказал, что ау -- не застигнет меня его отправление, и что зря, вероятно,спешит он в Казань -- я не выбегу. Вам же, Сидор Фомич, пишу приблизительноследующее. Раз приходят некоторые к перевозчику, а тот спит беззаветно. Вотэто, я понимаю -- загадка, ибо это загадка, а не просто крестьянская быль.Не понимаю только, к которому перевозчику: два у нас перевозчика на Итиле.Тот -- на той стороне зашибает, этот -- напротив -- на этой. Первый -- Еремапо прозвищу Жох, второй наоборот -- Фома, и без всякого прозвища. Кличутчеловека уважительно, по фамилии, и нечего огород городить, правда же?Погибель -- лодочника фамилья у нас. И положим, к нему и приходят: работаесть. Он проснулся -- а что за труд? Зачем тщеславишься понапрасну, ониговорят, будто перевоза помимо еще в некотором ремесле маракуешь. Учить себяникому не позволю, Фома заявил, выкладывайте лучше факт. А попечительразбушевался, ногами топает, словно я виноват; я и сам-то себя, сироту, вКазани никогда не встречал, если искренно. А куда же я шпарю тогда,инспектор кричит, отвечай. Попечитель, мудрящих я ваших маршрутов не вкурсе, но если проездной документ у вас на руках, то не сочтите за дерзостьв него заглянуть -- там указано. Быть безысходно в просаках -- ИльиДжынжирелы удел. Чтоб тебе самому сорваться, проводник мой услышал моислова. Так сказал ему сгоряча -- а сам и сорвался. Что за комиссия, мол,приятель, оборвался, упал кулем под колеса и оттяпало босую ноженьку, будтосерпом. Вижу -- кто-то знакомый с клинком с поднебесных стропил слетаетпомочь. Серафим шестикрылый, дежурный, махни ятаганом раза, отруби-ка всегоуж от настоящих мест: зельно болезен, озорный. И начальник подоспелпожурить. Вам-то что, позавидовал, санаторию себе обеспечили, а людямвыговора по вашей линии получай. Не браните, мокропогодица ж, оскользаешься.Мысль: сорвалась, плакала, невидимому, экспедиция, улыбнулось Илье последнеецелование. И опять я в просаке, когда, гордясь, поручику советую в билетзаглянуть. Дуралей ты, он оборвал, попечитель билетов по званию брать необязан, а когда и возьмет другой раз, то литерный и в любой конец, и глядиты в этот билет, не гляди -- все туман, и туда сего предъявитель отправился,сюда ли -- ничего не понять, лишь плацкарта бьется купейная на ветру даталон на получение белья шелестит. Нет, не пыльно вы прилепились, земляк,но, видать, не всегда и везде попечителям выгода. Получается, непопечителяминогда очевиднее, куда им путь лег. Взять того же меня, мне -- к Орине, еемне вынь да положь, направление к ней мне держится.
Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 70; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |