О СВЯТОМ ПРИЧАЩЕНИИ

Надо причащаться с большой осторожностью, вычи­щая свою совесть по-настоящему, без всяких послаблений.

-Да по-настоящему никогда не вычистишь!

-Нет! Степень духа сокрушенна и смиренна - это единственные весы. А нужен дух сокрушенный и смиренный, непременно с проклятием того, в чем приносим покаяние. Не оправдывая, не извиняя себя никак. Когда у нас есть какая-то ниточка самооправдания, самоизвинения, то это может послужить причиной не оправдаться перед Богом. А потом, наша небрежность по отношению к святыне - тоже очень ведь беда страшная, да? Мы готовимся причащаться очень ведь легкомысленно. Вот этот именно настоящий, проникновенный страх и выдавливание из себя покаяния у нас ведь все-таки очень ограничены! Поэтому нам ясно, понятно, что в древние времена допускалось исповедываться и говеть только в дни поста, только! Протопресвитер Виталий в исповеди говорил: "Мы каемся, но никогда не раскаиваемся!

-Батюшка, в древности люди причащались каждый день.

-Это в первые века христианства. Да. Это в катакомбах.

-И даже человек, не посетивший семь дней церковь, исключался из числа верующих.

-Да. А преподобный Макарий, кажется, говорил, что тот, кто восемь месяцев не причащался, он лишался христианского погребения. Восемь месяцев - это ужасно! Мы очень стали легкомысленны к святыне, да? И находим бесконечные причины не причащаться.

Иногда поражаешься, как люди дерзновенно подходят к чаше и без содрогания причащаются! А мне казалось, что только на коленях можно причащаться, как принято у католи­ков и у англичан. Я, будучи англичанином, причащался на ко­ленях, у престола. И католики тоже, они не посмеют стоя причащаться. Тем более, что мы исповедуем совершенно ясно, что это физическое мясо, человеческое, в крови. Только, по милости Божией, оно в виде Хлеба и Вина. А многие из нас видят мясо, человеческое мясо в крови.

И вот почему очень странно кажется, как мы легкомыслен­но готовимся к причастию и как мы легкомысленно себя ведем после причастия, как мы легкомысленно прослушиваем чтение благодарственных молитв, кощунственно и небрежно. Когда мы знаем, что многие запираются после причастия, чтобы оставаться с самими собой и ни к кому, никуда не подходить; и не есть, и не пить до шести часов вечера, будучи как бы ошеломленными тем, что они удостоились причаститься. И вот почему частое причащение, оно не советуется, а только в установленное Церковью время, четыре раза в год, ну, макси­мум, шесть раз в год. Но с приготовлением пять дней перед причастием, и обязательно беречь себя сутки-двое после при­частия.

Вы помните, как однажды в Греции священник не мог по­требить Святые Дары, так их было много. Он созвал детей и всем им дал то, что было в чаше. И среди детей был еврей, он тоже подошел и причастился. Отец его занимался плавкой стекла. Отец спросил: где сын? А мать сказала, что он ушел куда-то. Отец узнал от сына, где он был. Он его бросил в раскаленную печь, где плавится стекло, и запер. Это вид смер­тной казни. Ребенок открыто рассказывал. Мать к вечеру спра­шивает: где же сын? И вдруг слышит плач в печи и узнает голос ребенка. И отец открывает печь, раскаленную для стек­ла, выходит ребенок: "Папа, зачем ты меня запер?"

Вот вам лучшее доказательство того, как мы причащаемся и Чего мы причащаемся; до какой небрежности мы дошли, что причащаемся кое-как, ради праздника, потому что празд­ник, потому что у меня день рождения, день Ангела. Нет! Это нам не дает права причащаться! Мы дошли до такого неблагоговеинства! Вот почему так быстро проявился атеизм в нашей стране, что постепенно обрядоверство вытолкнуло это неблагоговеинство, эту веру. Это ужас, что мы удостаиваемся чести есть Мясо в Крови. А о том, что это Мясо и Кровь, я об этом рассказывал. Я сам был свидетелем этого. Это ужас!