О ДУХОВНИЧЕСТВЕ

Батюшка, одиночка-монах, и тот, кто имеет духовных чад, - у них совсем разные состояния? Чада мешают молиться?

- Нет. Они не мешают. Они еще больше помогают плакать. Они еще больше научают Иисусовой, потому что ведь имеешь дело с ними не от ума, а от сердца. А раз от сердца, то основа всему молитва, богопредстояние, да? Хотя и чай пьем, а Богу предстоим. Поэтому это послушание, обработка, как обычно мы называем, духовничеством, оно, обычно, не утомительно. После этого спать не ложишься. Нет, наоборот! Так настраи­ваешься сильно, что надо себя сдерживать, как бы не впасть в противоположное состояние: или прелести, или самоцена, самолюбования; это может проникнуть в нас незаметно. Вот поэтому мы всегда балансируем между воплями и самоосуж­дением - бесконечное самоосуждение и самоукорение на од­ной чаше, а на другой чаше вопли: "Спасе мой и Боже мой, Судие мой и Создателю мой, пощади, помилуй меня!"

Ведь тут же имеешь дело с людьми, люди не мешают, толь­ко смущаешься, конечно, когда он не хочет верить, не хочет! Не потому, что он не может, а не хочет! От зла, от зла, которое сидит в нем. Такому человеку предлагаешь поскорее поисповедываться. И после исповеди можно тогда иметь с ним дело, иметь с ним разговор. Потому что около него бесы вертятся и не позволяют ему смириться, он у них на поводу. Раз смирить­ся ему не позволяют, он верить не хочет, понимаешь?

-А как их отсечь?

-Такому человеку очень трудно их отсечь, потому что он молитвенного делания никакого не знает, он не знает, как молиться!

Кто молиться не может, тот хотя бы помнил оружие, хлыст, который называется самоосуждение, самоукорение, выдразнивание себя. Это может заменить молитву. Если оно искрен­но, то это уже есть молитва. Но надо очень искренно укорять и осуждать себя. Тогда сердце смягчается, и он понимает, что это, внушаемое ему зло, оно бывает от демонов. А злое сердце это внушение принимает, не отталкивает его от себя, человек не чувствует, что это зло, думает, что здесь якобы какая-то правда. И когда мы что-то доказываем, когда мы капризнича­ем, когда мы в состоянии капризности, - мы первые друзья демонов. И они радуются, ликуют, что мы содруги им. Это состояние несмирения, эта немирность, эти, как я сказал, кап­ризы - противление добру.

Ну, а как же быть? Помнить надо другое оружие - кро­тость. Хотя этого тебе и не хочется, а будь кротким, и побьешь демона, который тебя наталкивает и натаскивает на зло, такое как капризность; противься этому.

Вот это пастырствование, оно сейчас изъято. Советская власть боится, когда люди привыкают к священнику, его спе­циально меняют. Боятся, что он будет вождь, а вождь чего? Неужели гражданских дел? Конечно, нет! Пастырь - это вос­питатель и предстатель, и разрешитель. Три миссии на его плечах. А сейчас они никакой миссии не несут. Они требоисполнители и больше ничего. И мы для них не родные. А пас­тырь имеет своих родных, как вы для меня.

-И мы все родные?

-Все!

-А то вы иногда говорите - все чужие?

-Нет. Чужие, в смысле - Богу: Богу приближенные или Богу отдаленные. Это две разницы.

-Как это: Богу приближенные?

-В рабстве. Которые постоянно нудят себя к рабству, к рабству Богу, да? А есть люди, которые числятся в этой группе, а выходят за стены - и опять принадлежат миру, а не Богу. Батюшка, а вы точно знаете или можете ошибаться, кто каков?

-Я не по содержанию грехов, а сердце человека знаю.

-Иногда человек бывает в очень хорошем состоянии, а вы на него говорите: "что он там болтает, что он там говорит!" А он даже ничего не болтает.

-Ну, это не на исповеди, потому что, смотря как, с каким усердием он рассказывает свое - чтобы сдать или у него это болит. Если у него это болит - это мой человек. А если, чтобы только сдать - пойдите к отцу Владимиру и сдайте, понимаешь? Его тогда не интересует тяжесть греха. Он не собирается от него отстать. Это уже не раб, а раб из-под кнута. Бывают разные рабы: раб, чтобы угодить, или раб из-под кнута. Такой боится кнута, боится, что его побьют.

-А если он боится, все равно ведь он блажен?

-Формально. Веры нет!

-Ну, а конечный итог?

-Это во власти Судии. Как Он зачтет. Конец жизнь венчает.

-Батюшка, а как милость у вас снискать? Вы бываете милостивый, а бываете отвращенный!

-Да, когда я вижу лукавство или деланность, или панцирь, через который сердце не слышит.

-А бывает от боли панцирь?

-Да, но это боль человеческая или от самолюбия, которая бывает сильнее беспокойства о Бозе.

-Человеческая, но все равно - боль же? Конечно, мы же человеки!

-Да. Вот это человеческое настолько отвратительно, что в этом часто заключается все "божество" этого человека, т.е. его самолюбие, эгоизм. Проявление эгоизма - это страшно тяжкое состояние сердца, которое совершенно его отделяет от Господа Бога и вообще от области веры, и тогда хочется спросить: "Како веруеши?" - "В самого себя только!", - такой скажет.